Инобытием идеи как царства духа, царства нематериального, является материальная природа, или вещество. Поэтому второй частью гегелевской всеобщей триады является «Философия природы», которая занимает второй том «Энциклопедии философских наук».
Абсолютная идея, являясь квинтэссенцией свободы, требует для себя перехода в свое инобытие. Это инобытие идеи и есть природа. «Философия природы», пожалуй, наимение интересная часть философии Гегеля. Но этому есть вполне объективное объяснение. Структура «Философии природы» также триадична и состоит из трех частей — механика, физика и органика. Классификация на тезис, антитезис и синтез происходит по принципу формы движения материи. В механике рассматривается движение тел в мегами- ре. Физический мир, куда входит и химия, предполагает движение корпускул. Органика есть движение масс и корпускул в их единстве. Рассматривая механику, Гегель замечает, что движение масс предполагает равнозначность этих масс, которые отличаются друг от друга только по количеству. Равнозначность движущихся масс предполагает количественное их объединение в пространстве и времени, а пространство и время, как известно, есть то, в чем осуществляется движение. Поэтому пространство и время в своем единстве дают материю. Движение, развиваясь, приводит к тому, что появляются тела, имеющие не только количественное, но и качественное развитие. Это планеты и светила. В дальнейшем от изучения небесных тел, деля их на четыре вида — Солнце, Луну, кометы и Землю, которые соответствуют воздуху, огню, воде и земле, он переходит к четырем фигурам силлогизма. Таким образом, Гегель приходит к структуре вещества, что позволяет ему перейти к движению корпускул; а объединение движения корпускул и масс позволяет ему перейти к органическому движению. Организм есть не просто движущееся животное, но животное, обладающее обменом веществ, т.е. внутри себя предполагающее также движение корпускул. Органика, по Гегелю, есть синтез первых двух положений — механики, как тезиса, и физики, как антитезиса. Органика начинается с геологической природы, далее следует растительный организм и, как их синтез, животный организм. В животном организме происходит самовозрастание материи до уровня ее самоотрицания. В животном организме происходит такой рост материи, который опять требует для себя перехода уже в свое инобытие, в область духа. Такова вкратце структура «Философии природы». Забегая вперед, прежде чем рассмотреть «Философию духа», позволю себе некоторые комментарии. Рассказывая о философии Гегеля, я изменяю своему методу, согласно которому, если мы хотим изучить философию, то надо не судить философов, не находить у них ошибки, а, наоборот, пытаться увидеть правоту каждого из них, к каким бы противоположным лагерям они ни принадлежали. Ведь философы всегда ищут истину, история философии есть путь разума к абсолютной, вечной истине — к Богу. Философы всех времен дают нам образец строгого мышления, именно у них нужно учиться философствовать, искать и думать. В отношении Гегеля необходимо сделать исключение, потому что философия Гегеля не учит думать. Диалектический метод — это метод ложный. Лишь две школы в истории философии отличаются такой сознательной установкой на ложь — это софистика (против Протагора яростно боролись Сократ и Платон) и гегелевская диалектика, которую взяли в дальнейшем на вооружение марксисты-ленинцы. Это та же самая софистика, тот же самый метод, который позволяет не открывать новые неизвестные истины, а создавать видимость объяснения того, что уже известно. У софистов это было откровенно и отчетливо. Протагор честно говорил, что объективной истины нет (или что всё истинно, что одно и то же), критерий истины — выгода, что кому полезно, то и истинно. Гегелевская философия в этом отношении гораздо более закамуфлирована, она не столь явна, не столь откровенна, как софистика. Гегель утверждает, что истина есть и познается диалектическим методом. Поэтому тот вред, который она нанесла через марксизм-ленинизм в XX в., во многом вызван ее подделкой под истину. Ложь всегда рядится под истину, потому что диавол всегда старается выглядеть добрым, светлым существом, старается, чтобы его спутали со Спасителем. Здесь частный случай этого всеобщего противостояния сил добра и зла, сатаны и Бога. Я произношу эти слова, полностью отдавая себе отчет, ибо диалектика Гегеля есть та бесплодная смоковница, которая засохла и никаких плодов никогда не сможет принести, кроме разрушения.
К гегелевской диалектике, соединяющей противоположности, можно вполне отнести и слова Христа: «Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет; а что сверх этого, то от лукавого» (Мф. 5, 37). Мы уже говорили о том, как Гегель понимал различие между формальной, диалектической и спекулятивной логикой, что якобы спекулятивная логика (в нашей терминологии — диалектическая) есть высшая ступень логики, которая включает в себя логику формальную. Предлагаю вам рассмотреть на примере двух философов, которых мы с вами изучали (Гегеля и Канта), отличие двух способов мышления. Канта интересовал механизм научного познания; он никогда не сомневался, что научное познание существует. Поэтому Кант исследует научный метод познания, т.е. метод, который дает новое знание. Любой ученый — физик, математик, химик и т. д., всегда открывает что-то новое. Это новое знание проходит проверку различными методами, теоретическими, практическими, коллективными и т.д., и в конце концов принимается как истина. Кант доверяет науке, исследует ее метод, ищет синтетические суждения априори, чтобы узнать, может ли и философия стать наукой. Гегель в своей философии исходит из совсем других предпосылок. Он не доверяет науке, считая ее метод неполным, частным случаем философского диалектического метода. Выводя из тезиса антитезис и потом объединяя их в синтез, Гегель делает некоторую видимость логичности и объяснения взаимосвязи в природе. Но в том-то и дело, что это всего лишь видимость. Гегель ни разу не сделал никакого открытия, он все время имеет дело лишь с известными ему данными. И если речь идет о понятиях, то скорее это некоторая игра. Он сортирует понятия, причем сортировка происходит не по объективному принципу, а по принципу выдуманному. Возьмем любые две гегелевские триады, скажем, «субстанция, причина, взаимодействие» и «явление, содержание, отношение», и поменяем в них понятия местами. Получим, допустим, триаду «субстанция, явление, содержание». Любой из вас, немного изучив гегелевскую диалектику, без труда докажет, что эта триада истинна, что субстанция есть тезис, явление — антитезис и содержание — их синтез. Допустим, логика такая: субстанция непознаваема, она не может быть явлена, ибо она «существует сама в себе и представляется сама через себя» (Спиноза). Поэтому она требует своего отрицания — явленности в мире. Явленная вещь имеет свою субстанциальную сущность, которую мы воспринимаем как ее содержание. Выдержана гегелевская логика, точнее, видимость логики. Это просто игра. И если в «Науке логики» это не совсем заметно, то в «Философии природы» это становится очевидным, потому что здесь Гегель вторгается в область науки, которая еще со времен Декарта, Лейбница, Спинозы, Канта всегда считалась эталоном истинного знания. Философия равнялась на науку, чтобы и самой прийти к такому же истинному познанию. Гегель считает, что, наоборот, философия есть эталон истинного знания и наука должна подчиняться ему. Что получилось? Получилась полная чушь — воскрешение античных представлений о четырех стихиях, соответствующих четырем фигурам силлогизма. Гегелевская философия природы похожа на натурфилософские построения Эмпедокла и Анаксагора. Но Эмпедокл и Анаксагор были людьми, жившими в своей эпохе, и сделали очень много для развития современной им науки. Они предлагали концепции возникновения жизни, строения космоса, возникновения человека, из чего потом возникали науки — геология, биология. Это был поиск, всегда сопряженный с ошибками. Гегель же в научном XIX в. говорит то, что «не лезет ни в какие ворота». Это не странность, не ошибка, не то, что можно стыдливо отодвинуть, а проверка диалектического метода на истинность. Диалектический метод продемонстрировал, что как только он встречается с настоящей наукой, он терпит сокрушительное фиаско. Диалектический метод оказался ошибочным. Поэтому можно согласиться со следующим высказыванием А. Шопенгауэра: «Как средство поглупеть гегелевская философия несравненна: эта абракадабра, эта болтовня, набор слов, предлагающий в своих чудовищных сочетаниях разуму мыслить невозможные мысли, вопиющие противоречия, совершенно калечить интеллект» (12, с. 113).