ОПИСАНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ ЦЕРКОВНО- СЛАВЯНСКОЙ ВЕРСИИ1255
По всей видимости, первым1256 издателем греческого Нового Завета, делавшим ссылки на славянскую версию, был Христиан Фридрих Маттеи, ученый из Тюрингии, который в разное время преподавал в Москве классическую античную литературу — сначала в гимназии, затем в университете.
Работая в России, Маттеи привнес значительный вклад в текстологию Нового Завета: он использовал много греческих рукописей, дотоле неизвестных западной науке1257. В своем громоздком двенадцатитомном издании греческого Нового Завета он указывал, что иногда цитирует также свидетельства славянской версии. (Кроме нее, из версий в этом издании представлена только латинская Вульгата, по одной московской рукописи, ныне утерянной, — Демидовскому кодексу; см. выше, стр. 325.) В приложении к своему изданию Откровения Маттеи перечисляет 10 славянских рукописей, которые видел в России. Однако он удовольствовался лишь сравнениями с текстом Откровения в издании ин-фолио славянской Библии (Москва, 1826). Свидетельство приводится на латыни и сопоставляется с Вульгатой по упомянутой выше рукописи1258. Франц Карл Альтер, иезуит из Силезии, профессор греческого языка в Вене, был первым издателем греческого Нового Завета, включившим в издание свидетельства непосредственно из славянских рукописей. Для своего громоздкого и неудобного издания греческого Нового Завета он выбрал греческую рукопись XIII в. из Королевской библиотеки в Вене (Greg. 218; von Soden, 5 300), которую исправил по тексту первого издания Стефануса (1546 г.). Усовершенствованный список чтений приводится в конце каждого тома. Этот неуклюже построенный основной текст Альтер дополнил отдельными приложениями со свидетельствами из 24 рукописей той же библиотеки, включая три славянских кодекса, над которыми для Альтера работал Фортунатус Дурих1259. К сожалению, большинством его славянских свидетельств может пользоваться только тот, кто знаком с этим языком: разночтения транслитерированы латинскими буквами, но на славянском языке. Первым текстологом, который действительно серьезно работал со славянской версией, был Иоганн Якоб Грисбах. По его просьбе родоначальник славянской филологии Йозеф Добровский (1753—1829) собрал важные чтения приблизительно двадцати церковнославянских рукописей1260. Грисбах включил эти свидетельства в свое второе издание греческого Нового Завета1261, которое и оставалось для нескольких поколений по существу единственным источником сведений о славянских чтениях. В 1869—1872 гг. Тишендорф воспользовался плодами трудов Добровского в издании Грисбаха; также и Грегори в своих книгах приводит каталог новозаветных славянских рукописей Добровского1262. В конце XIX века Г. А. Воскресенский начал предварительную работу по классификации славянских рукописей Нового Завета1263. Он разделил их на четыре семьи, которые, на его взгляд, представляют четыре различных редакции. Древнейшая редакция сохранилась в южнославянских рукописях; именно к этой группе относится большинство самых знаменитых кодексов. Вторая редакция представлена древнейшими русскими рукописями, датируемыми XI-XII вв. Остальные две редакции относятся к XIV и XV в. Как считал Воскресенский, ему удалось показать, что Евангелия церковнославянских рукописей соответствуют тому типу греческого текста, которым пользовался Фотий, патриарх Константинопольский. Только с начала XX века текстология церковнославянской версии стала привлекать более пристальный интерес. Тщательно исследуя устойчивые особенности переводческой техники церковнославянской версии Евангелий, Грюненталь уделил внимание и текстологическому родству важнейших рукописей этой версии1264. Он обнаружил, что текст Мариинского Евангелия часто согласуется с константинопольским (или Лукиановым) типом, представленным в греческих рукописях Е, F, G, Н, К, М, S, U, V, тогда как Зографское Евангелие дает гораздо больше западных чтений и согласуется с D, старолатинской версией и Вульгатой. Грюненталь также заметил следующее: в церковнославянских лекционариях, Ac- семаниевом Евангелии и Саввиной книге одна и та же евангельская перикопа может встречаться дважды в одной рукописи; но иногда в Ассеманиевом Евангелии, а еще чаще в Саввиной книге можно различить разные типы текста1265 и разные техники перевода. Несколько лет спустя ветеран славянской филологии Ba- трослав Ягич опубликовал подробный анализ кодекса XIV в. Matica-Apostolus, содержащего Деяния, Соборные послания и послания Павла1266. По наблюдениям Ягича, во всех частях этой рукописи обнаруживается близкое родство с древнейшими формами византийского текста и даже отдельные соответствия с предвизантийскими текстами. В 1922 г. Андрей Сной, профессор Священного Писания в Любляне, внес поправки в предварительный анализ Воскресенского1267. В ходе своего более подробного исследования Сной обнаружил немало чтений, ранее не замеченных, где церковнославянская версия согласуется с египетским (так называемым Гезихиевым) типом и расходится с Фотиевым. Основным предметом его краткого доклада стало утверждение, что церковнославянские рукописи содержат древние чтения и текстология не должна ими пренебрегать. Из ученых XX века больше всех занимался церковнославянской версией профессор Йозеф Вайс в Праге1268. Если вспоминать самое важное из его обширного вклада в науку, надо начать с тома I его «Критических исследований старославянского библейского текста». Это издание славянского текста Евангелия от Марка параллельно с греческим Textus Receptus1269. Вот как Вайс определяет итог своих исследований сложной текстологии церковнославянской версии: «Внимательное изучение Евангелия от Марка показало, что славянская версия в основном принадлежит к сирийской (или константинопольской) редакции, с множеством досирийских чтений двух типов - западного и александрийского. Таким образом, греческая рукопись, с которой делался перевод, была смешанного типа; славянская версия с ее многочисленными досирийскими элементами заслуживает не меньшего внимания, чем другие рукописи или группы, такие, как феррарская группа, семья рукописей Лейка I или рукопись 565... Среди досирийских вариантов западных чтений больше, чем александрийских; но большинство досирийских чтений — общие для обеих групп, западной и александрийской, поэтому их происхождение определить трудно»1270. Два года спустя Вайс сообщил в своей статье1271, что из приблизительно 2500 разночтений, найденных им в церковнославянских Четвероевангелиях, около половины принадлежат византийской или антиохийской редакции, примерно одна пятая — западной и еще меньше — александрийской1272. Продолжая свое исследование преобладающего византийского элемента в церковнославянской версии, Вайс обнаружил, что наиболее близки к ней семьи Ю и Ka (по фон Зоде- ну), особенно последняя1273. (По словам фон Зодена, семью Ka возглавляют рукописи А, К и Я, за ними идут около сотни других, более или менее близких; рукопись А — старшая, а Tl — самая представительная). По словам Вайса, церковно- славянская версия, «как семья Kay (а) во многих местах сохраняет порядок слов западного текста и (б) еще чаще обнаруживает западные вставки или опущения»1274. Следующие работы Вайса преследовали цель, поставленную на Первом съезде филологов-славистов в Праге в 1929 г.: реконструировать церковнославянский текст Евангелий. В качестве первого шага к изданию такого текста Вайс опубликовал исследование по некоторым важным особенностям древнейших рукописей церковнославянской версии1275. Классифицировав рукописи и определив их относительную ценность, Вайс делает вывод: «поскольку церковнославянский лекционарий был, конечно, первым литературным трудом св. Константина-Кирилла, при реконструкции текста Еванге- ли я следует исходить из древнейшего лекционария (Ассема- ниева Евангелия)»1276. Кроме того, Вайс обнаружил, что в одной сравнительно поздней рукописи богомильского происхождения, Никольском Четвероевангелии (N2 10 в приведенном перечне) начала XV в., «александрийские и так называемые западные варианты представлены в гораздо большем количестве, чем в других рукописях. Это обстоятельство приводит нас к убеждению, что кодекс следует считать очень тщательной копией с глаголического оригинала, особенно в отношении текстологии»1277. Результаты исследований Вайса по церковнославянской версии изданы в 1935—1936 гг. в четырех томах1278. Каждый том содержит реконструкцию текста церковнославянской версии и параллельно греческий текст, к которому она должна была восходить. Во введении к тому Евангелия от Марка Вайс приводит статистику частотности константинопольских (койне) и западных чтений в реконструированном церковнославянском тексте1279. Выглядит это следующим образом. Матфей Марк Лука Иоанн Константинопольские 306 291 319 169 Западные 292 200 289 210 Как можно заметить, во всех Евангелиях, кроме Иоанна, константинопольских чтений больше, чем западных. В процентном соотношении это выглядит следующим образом. Евангелие от Матфея: константинопольских чтений 51,25%, западных 48,8%. Евангелие от Марка: константинопольских чтений 57,3%, западных 42,7%. Евангелие от Луки: константинопольских чтений 54,4%, западных 47,6%. Евангелие от Иоанна: константинопольских чтений 44,6%, западных 55,4%. Что может означать подобное обстоятельство — самый высокий процент досирийских чтений в Евангелии от Иоанна и византийских чтений в Евангелии от Марка? Ответ на этот вопрос другой ученый-славист, Йозеф Курц, предлагает искать в исторических условиях создания церковнославянской версии из лекционария1280. В стандартном восточноправославном лекционарии представлен почти весь текст Евангелия от Иоанна (90,6%) и только четверть Евангелия от Марка (27%). Очевидно, текст греческого лекционария, к которому восходит церковнославянская версия, включал больший процент западных чтений, чем греческое Четвероевангелие, вероятно, более позднее, по которому восполнялся текст славянских Евангелий (в основном Марка). Из рецензий на реконструкцию Вайса заслуживает упоминания критика, которую высказали Р. П. Кейси и С. Лейк1281. Они ограничились текстом Евангелия от Марка и пришли к выводу, что Вайс, следуя не совсем верной классификации новозаветных рукописей фон Зодена, ошибочно относил церковнославянский текст к семье Ka.
На основе более тщательного анализа родства рукописей (по главам б и 7 Евангелия от Марка) Кейси и Лейк сделали «предположение, что изначальная славянская версия восходит к тексту In по фон Зодену. Именно этим типом, считает фон Зоден, пользовались каппадокийские отцы Церкви — Василий, Григорий Нисский и Григорий Назианзин; он сохранился в рукописях N, I, Ф и П. Однако это всего лишь первое пробное предположение...»1282 Кейси и Лейк прокомментировали также метод реконструкции церковнославянской версии у Вайса. Судя по всему, он, как правило, отдавал предпочтение чтениям, происходя- щим из позднего византийского типа. Кейси и Лейк признают, что «в очень узких пределах этот метод, несомненно, оправдывает себя»1283, но в то же время совершенно справедливо отмечают, что при некритическом применении такого правила «изначальный» текст получается совершенно искаженным. В заключение они высказывают высокую оценку предварительного труда Вайса, при этом признавая, что «славянская версия еще остается одной из самых темных проблем в истории текста Нового Завета»1284. После публикации своей реконструкции Вайс обратился к различным проблемам вариантов версии, не решенным в ходе предыдущих исследований. Например, продолжая предварительный анализ Грюненталя, Вайс справедливо предположил: несмотря на превосходство Мариинского кодекса в морфологии и лексике, он изобилует позднейшими (константинопольскими) чтениями и вряд ли может считаться изначальной формой церковнославянской версии1285. С другой стороны (как Вайс отмечал в одном прежнем исследовании), более поздняя богомильская Никольская рукопись содержит больший процент ранних западных чтений. В следующей краткой работе Вайс отрицает предположение Сноя, что александрийский тип текста повлиял на церковнославянскую версию, и повторяет, в еще более категорической форме, свое собственное мнение: Кирилл и Мефодий пользовались современной им византийской рукописью с необычно большим содержанием невизантийских чтений, преимущественно палестинских по происхождению1286. Как пример такого смешанного текста Вайс приводит группу I71. К этой подгруппе I-текста фон Зоден относил рукописи U, 213, 443, 1071 (кроме Мф), 1321 (только Ин), 1574, 2145. Следующий этап исследований1287 отмечен регрессом с точки зрения достоверности выводов. Йозеф Швайгль издал исследование славянского Textus Receptus литургической формы Евангелий, на первый взгляд, тщательное и добросовестное1288. Он приходит к выводу, что текст лекционария, общеупотребительного ныне в славянских странах — литургических Евангелий, изданных в 1905 г. в Москве, — «близок тексту типа H (египетско-александрийского) и поэтому намного превосходит старославянскую (глаголическую) версию IX века, где часто обнаруживается зависимость от палестино-кесарийской редакции»1289. Однако к подобному выводу Швайг- ля могла привести только совершенно неверная и некритичная оценка значения приведенных свидетельств. В длинный перечень чтений, которые он отнес к александрийским1290, входят примеры следующего рода. Мф 11:19 — славянский лекционарий подтверждает греческое T8KVC0V, как в С, L, xF, 33, 892 и др., а чтение spycov встречается в В*, К, W, 788, 2145 и др. Мк 10:29 — в славянском лекционарии добавлено ка! YDvaiKa, как в С, xF, 28, 33, 597, 892 и др.; это добавление отсутствует в В, F, D и др. Лк 22:64 — славянский лекционарий поддерживает греческое ET1DTtTov amoD то Kpooconov, как в xF, 33, 579, 892 и др.; это добавление отсутствует в В, К, К, L, М, Т, Я, 209 и др. Считать эти чтения лекционария александрийскими можно только при отсутствии самых элементарных знаний по новозаветной текстологии. Такое необычайное множество будто бы александрийских чтений в славянском лекциона- рии Швайгль сумел «обнаружить» благодаря тому, что объявлял александрийским любой вариант, засвидетельствованный хотя бы в одшй александрийской рукописи, независимо от характера документа и от свидетельств других чтений. Следует упомянуть и споры о возможном влиянии латинской и готской версий на церковнославянскую. Уже в 1853 г. филолог Шафарик высказал мнение, что в старославянском тексте Евангелий заметно некоторое влияние Вульгаты1291. В 1925 г. Погорелов заново обратился к этой проблеме и обнаружил, как ему казалось, дополнительные доказательства латинского влияния на церковнославянскую версию1292. Однако Вайс изучил примеры Погорелова и пришел к выводу, что они недостаточно подтверждают этот тезис1293. Известный лингвист Мейе, обдумывая гипотезу Погорелова, пришел к выводу, что эти примеры лишь доказывают проникновение в старославянскую лексику времен Кирилла и Me- фодия некоторых латинизмов, но этого недостаточно, чтобы говорить собственно о влиянии Вульгаты на церковнославянскую версию1294. В последующие годы польский ученый Слоньски гораздо более обстоятельно показал, что предположительные соответствия с Вульгатой против греческого оригинала, если они не восходят к какому-то доселе неизвестному греческому варианту, легче всего объяснить определенной критичностью и независимостью славянского переводчика при создании версии1295. Позднее Вайс в одной из своих статей1296 признал некоторые тезисы Погорелова и допустил, что есть несколько мест, которые вряд ли можно объяснить без указания на связь с Вульгатой. Таковы чтения в Мф 23:4, с путаницей слов colligunt и alligant; в Ин 6:23, основанное на неверном толковании, gratias agentes (вместо agente) Deo (вместо Domino): E-OxapiaTfiaavTEq тог) кирши; и в Мф 6:11 нлс^фны — буквальный перевод Иеронимова supersubstantialem (с греческого Erciovaiov). Однако, по критическому замечанию Розова, каждый из этих примеров можно объяснить и по-другому, без предположений о влиянии Вульгаты1297. Н. ван Вейк внес еще одно дополнение: он предположил, что церковнославянский перевод греческого aDVE^aV в Мф 13:48 изкърлшА, «собрали», указывает на связь с Диатессароном Татиана (через elegerunt Вульгаты)1298. В 1942 г. хорватский ученый И. Хамм выдвинул теорию о том, что на церковнославянскую версию повлияла готская1299. Судя по тому, что известно о готах и их литературе, признает он, влияние готской Библии на Кирилла и Мефодия во второй половине IX в. просто немыслимо. Ho предполагаемые параллели между двумя версиями заводят Хамма так далеко, что он переносит начало церковнославянской версии назад, в VI или VII в. Такая теория, если ее вообще выдвигать, должна подкрепляться сильнейшими аргументами. Ho вместо этого Хамм приводит самые тривиальные примеры; если и они имеют вес, то mutatis mutandis можно доказывать зависимость английской Библии короля Иакова от церковнославянской версии! Вайс1300 и Янко1301 опровергли мнение Хамма. Вайс показал, что оригинал готской версии по типу разительно отличался от оригинала церковнославянской, а Янко рассмотрел этот вопрос с точки зрения лингвистики. Десятилетие спустя после выхода несуразной статьи Хамма Ф. Ливер в небольшой работе, обнаруживающей недостаточное знакомство с предыдущей литературой по этому вопросу, попытался доказать, что Кирилл в Херсонесе познакомился с переводом Ульфилы1302. Ливер ограничился разбором фразы «русскими буквами» в Vita Constantini1303, которую толкует как «готскими буквами». Д. Герхардт ответил Ливеру статьей с богатой подборкой материалов1304, где без труда показал невозможность контакта Кирилла с готским языком1305. С другой стороны окончательный удар теории Хамма нанес германист Л. Заточиль: на основе подробного анализа первых пяти глав Евангелия от Марка он доказал, что между готской и славянской версиями нет ничего общего1306. Фр. Печушка в статье, которую после его смерти издал Курц, разбирает древнеславянский текст Деяний Апостолов в рукописях XII-XIII вв. По словам автора, греческий оригинал этого перевода был смешанного характера: основная константинопольская редакция и досирийские элементы двух типов — александрийского и западного, с преобладанием западных чтений1307. Следует обратить внимание на ряд исследований чешского ученого Карела Хоралека. Он утверждает, что старославянский текст Евангелий по мере передачи все более деградировал стилистически. Первоначальный изысканный стиль перевода, по его мнению, сильно пострадал от механической работы писцов, заменявших многие вольные, но очень удачные обороты рабским подражанием греческому оригиналу, вплоть до порядка слов1308. Хоралек также выделяет несколько типов церковнославянского текста. На Балканах славянский перевод был гармонизирован по греческому тексту Византийской церкви. Богомильские евангельские тексты носят довольно выраженный архаический характер; лексика относительно хорошо сохранилась, но синтаксис сильно эллинизирован. Хорватские глаголические рукописи носят следы редакции по латинской Вульгате1309. В объемистом томе, озаглавленном «Евангелиарии и Четвероевангелия. Дополнения к текстуальной критике и истории старославянской версии Евангелия»1310, Хоралек исходит из общепринятого мнения, что Кирилл перевел сокращенный вариант греческого лекционария. Впоследствии перевод был дополнен по Четвероевангелию. При создании и передаче в этот текст вносились изменения двух типов: одни отражали разночтения греческих рукописей, другие были чисто стилистические, по инициативе переводчика (переводчиков). Возможность точно определить архетип церковнославянского текста Хоралек оценивает пессимистически — в частности потому, что в процессе передачи текста появились славянские чтения, не имеющие параллелей в ранее изученных греческих рукописях. В статье под заглавием «La traduction vieux-slave de TEvangi- Ie — sa version originale et son developpement ulterieur»1311 Хоралек разбирает избранные переводы в нескольких церковнославянских рукописях и приходит к тому же выводу: писцы вносили в версию изменения, и постепенно она теряла свой чисто славянский характер, все более и более подражая языку и оборотам греческого Vorlage. Он также усматривает ярко выраженную разницу между славянским текстом, переведенным непосредственно с греческого лекционария, и позднейшими дополнениями по греческим рукописям Четвероевангелия. II.