ВЕНГРИЯ, ПОЛЬША, РУМЫНИЯ, ЧЕХОСЛОВАКИЯ: СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ОБЛИК РАБОЧИХ ПАРТИЙ Венгрия

Особенности процесса индустриализации и в первую очередь ее незавершенность обусловили наличие на экономической карте страны единственного крупного промышленного центра — Большого Будапешта, на предприятиях которого работала почти половина промышленных рабочих. Вместе с тем в структуре промышленности сравнительно велика была доля кустарного и полукустарного производства (25%); с ним, по данным 1946 г., была связана деятельность 44% всех занятых в промышленности рабочих. Имеющиеся данные позволяют констатировать сравнительно высокий уровень профессиональной подготовки и квалификации рабочих: в 1949 г. из 28,5% рабочего класса в общем составе экономически активного населения 11,2% составляли квалифицированные рабочие, 12,1% — разнорабочие. На долю малоквалифицированных рабочих приходилось 5,2%6.

Важным показателем экономического развития была и достаточно высокая степень урбанизации: в 1941 г. в городах проживало 38,3% населения. О состоянии цивилизованности общества красноречиво свидетельствовали распространение грамотности и структура образования. К 1941 г. около 94% населения страны были грамотными. Из них 15% имели восьмилетнее образование, 4,2% — среднее и 1,6% — высшее7. С 1940 г. в Венгрии действовал закон о всеобщем восьмилетием школьном обучении. Вместе с тем основные звенья народного образования, причем на всех уровнях, контролировались католической церковью. Действовавшие в стране различные клерикальные группировки активно влияли как на процесс, политизации общества в целом, имевший в Венгрии благоприятные предпосылки, так и на политическую ориентацию рабочего класса. Прямым следствием этого явилась имевшая место в межвоенный период ограниченность воздействия левых сил, в первую очередь коммунистов8.

Возникшая в 1918 г. ВКП после поражения венгерской социалистической революции в августе 1919 г. в течение четверти века действовала в условиях подполья. В нелегальный период ее численность не превышала 3 тыс. человек9. После освобождения страны начался бурный рост партийных рядов, вследствие чего партия приобрела массовый характер.

К лету 1945 г. в стране оформилась сеть первичных организаций и партийный аппарат. ЦК партии состоял из 25 человек; оперативную работу проводили Политбюро (11 человек) и Секретариат (5 членов). В Секретариат вошли М.Ракоши, Л.Райк, М.Фар- каш, Я.Кадар, Й.Реваи. В руководящих органах партии были представлены как «московские» кадры, так и работавшие в стране в нелегальных условиях коммунисты.

Вопрос о социальном составе длительное время находился как бы в тени: ставя задачу «завоевания» парламента, руководство ВКП заботилось прежде всего о численности партии. По результатам первых выборов в Национальное собрание, состоявшихся 5

ноября 1945 г., компартия, за которую было подано 796 тыс. голосов (17,4%)' получила 70 депутатских мандатов и 4 поста в правительстве, в том числе (под давлением СКК) пост министра внутренних дел.

Итоги выборов, на которых победу одержала партия мелких сельских хозяев (ПМСХ), отразили объективную расстановку сил в стране и свидетельствовали о том, что либерально-демократическая ориентация превалировала в обществе. Венгерские коммунисты, попытавшиеся осенью 1945 г. реализовать в своем политическом курсе классовые подходы и на их основе возглавить решение общенациональных экономических задач, не получили поддержку общества. Отказ ВКП от политического взаимодействия с ПМСХ, ставка на блок единственно с социал-демократами при опоре на наиболее радикально настроенные слои рабочего класса дали негативный резонанс, отразившийся на результатах голосования10.

Извлекая политические уроки, ВКП весной 1946 г. пошла на создание левого блока с социал-демократами, народно-крестьянской партией и профсоюзами, предложив обществу народно-демократическую альтернативу развития страны11. Наличие этой альтернативы, постепенное, хотя и все более явное проявление ее нацеленности на социалистическую перспективу, противостояние предложеннной центристскими силами ПМСХ аграристской концепции развития — вот основные внутриполитические параметры, в которых развертывалась деятельность ВКП в 1946—1947 гг.

К осени 1947 г. в ВКП насчитывалось уже свыше 750 тыс. членов, причем только за один месяц август в ее ряды вступили 100

тыс. человек, что свидетельствовало о нарастании в обществе леворадикальных настроений, стимулировавшихся, в свою очередь, резким изменением международной обстановки и поворотом к «холодной войне». Следует также учесть, что в это время массовый характер приобрел начавшийся еще летом 1947 г. процесс перехода в компартию рядовых социал-демократов12.

В массе своей члены ВКП были молодыми по партстажу коммунистами. Прослойка «старой гвардии», то есть кадровых коммунистов с нелегальным стажем, была крайне тонкой: менее 10 тыс. человек. Они во многом еще жили воспоминаниями о 1919 г., пройдя «школу Коминтерна», видели в ВКП партию пролетарской диктатуры, считали возможным использовать вступление в страну частей Красной Армии для продолжения революции 1919 г. На практике подобные настроения вели к извращению политики сотрудничества в рамках демократического блока и другим проявлениям левого сектантства, воцарению мелких коммунистических «диктаторов» на местах.

Нельзя сказать, что все эти явления были тайной для руководства ВКП. Выступая на совещании Коминформа в сентябре 1947

г. Й.Реваи подчеркнул: «В сознании широких масс наша партия жила как партия 1919 года, как партия диктатуры пролетариата. Было много так называемых старых коммунистов, которые думали, что Красная Армия освободила Венгрию с целью создать советскую власть... Эти люди не понимали политики сотрудничества с другими демократическими партиями... и причинили партии много вреда»13.

Что касается молодых кадров, то в значительной мере именно при опоре на них ВКП решала в «ударном порядке» такие сложные задачи, как раздел помещичьей земли, восстановление транспорта и промышленности, наступление на политических противников14. Вместе с тем среди «молодых» также имела место тяга к митинговщине и демонстрациям, не исключали они и прямые «революционные» действия. ?

Иными словами, массовый прирост ВКП составили люди, не имевшие практического опыта и необходимой идеологической подготовки, но «рвавшиеся в бой». Члены ВКП были объединены в первичные организации по территориальному и производственному признакам (в городах, деревнях и на заводах). Социальный состав подтверждал преобладание в партии рабочих (420 тыс.). Численность крестьянства составляла 280 тыс. Более детальную картину состояния компартии рисовали материалы о местных организациях ВКП.

Так, в отчете советского консульства в Дебрецене за 1947 г. подчеркивалось, что на территории консульского округа ВКП была второй по численности политической силой после ПМСХ и насчитывала 165170 чел. Ей незначительно уступала СДПВ (160750 чел.). Именно между коммунистами и социал-демократами развивалось острое соперничество за привлечение рабочих в свои ряды.

Советские наблюдатели отмечали, что к коммунистам тяготели рабочие крупных промышленных предприятий и в первую очередь те, кто был занят на тяжелых работах, в то время как рабочие, занятые на более легких работах или на мелких предприятиях, как правило, были членами СДПВ. Такой вывод вполне укладывался в прокрустово ложе схематических представлений о партийно-политических пристрастиях «пролетариата», закрепленных в марксистско-ленинской теории. Авторы отчета в качестве недостатка констатировали слабое влияние компартии среди интеллигенции (среди врачей членов партии только 23%, среди педагогов — 7%).

Значительно большую активность проявляло чиновничество: 30— 35% служащих государственных учреждений были коммунистами, а остальные в основном социал-демократами15.

Соперничество двух партий проявилось в активном привлечении новых членов, что, как следствие, вело к снижению критериев приема.

Заметим, что упомянутый выше переход в ВКП социал-демократов приобрел в начале 1948 г. лавинообразный характер, особенно в промышленных районах. За три недели февраля на заводе «Манфред Вейс» в компартию перешли 2200 рабочих, на электроламповом заводе — 1067, на судостроительном заводе «Ганц» — 600 и пр. Всего за первую неделю февраля в ВКП вступили в 3,5 раза больше социал-демократов, чем за первую неделю января 1948

г. Анализ заявлений, поданных при приеме в ВКП, говорит о неудовлетворенности рядовых социал-демократов борьбой в руководстве СДПВ, неверии в способность «верхушки» партии осуществить революционные чаяния трудящихся, желании «продолжать борьбу» в той партии — ВКП, которая способна отстоять интересы народа. Но, на наш взгляд, не следует оставлять «за кадром» и сугубо прагматический момент: стремление людей обрести более надежную точку опоры, обеспечить собственное будущее. Решение этих вопросов многие связывали с пребыванием в правящей партии.

В одной из справок ЦК ВКП, направленной в Москву в ЦК ВКП(б), указывалось, что к весне 1948 г. после массового приема численность партии приблизилась к 1 млн чел.16 Но на этом этапе такое разбухание партийных рядов руководством оценивалось критически. Как подчеркивал лидер партии М.Ракоши, «наша партия по своему составу уже давно перестала быть передовым отрядом рабочего класса и вместо этого она заключает в себе абсолютное большинство промышленных рабочих»17. Для приведения ВКП в соответствие с требованиями, предъявляемыми к компартии марксистско-ленинской теорией, предстояло покончить с «практикой либерализма» при приеме новых членов, скорректировать социальный состав, положить конец засоренности рядов. Конкретные задачи в этом плане сформулировал в июне 1948 г. так называемый объединительный съезд, на котором была создана Венгерская партия трудящихся (ВПТ). В частности, в новом уставе партии устанавливался 6-месячный кандидатский стаж.

Фактически с этого времени можно фиксировать постоянное и пристальное внимание руководства к социальному составу партии. Причины этого понятны: сознательно и целенаправленно осуществлявшаяся прежде «массовизация» партии рассматривалась как важнейшее условие завоевания коммунистами властной монополии. Объединение рабочих партий — коммунистической и социал- демократической, означавшее победу леворадикальной альтернативы18, зажгло коммунистам «зеленый свет» на этом пути. В новых условиях с учетом предстоящих задач были необходимы принципиальные изменения в подходе к «качеству» партийных рядов.

При этом утверждение, что улучшение «качества» напрямую зависело от изменения социального состава в пользу рабочего элемента, приобрело аксиоматический характер.

После создания ВПТ во всех ее руководящих структурах (ЦК, Политбюро, Секретариате) обозначилось преобладание' коммунистов. Председателем партии был избран социал-демократ А.Сака- шич, а генсеком — М.Ракоши. Среди трех его заместителей двое (М.Фаркаш и Я.Кадар) были коммунистами, и один (Д.Марошан) социал-демократом. Примечательно, что поначалу двери ВПТ оставались широко открытыми для всех желающих. Однако уже в июле—августе 1948 г. Политбюро произвело проверку выполнения решений объединительного съезда по вопросам партстроительства. Особое внимание уделено было изучению социального состава ВПТ.

Констатировалось его сильное ухудшение в городских парторганизациях, осуществивших массовый прием государственных служащих. Например, из 1500 госслужащих, зарегистрированных в г. Пече, в ВПТ состояли 724, в Капошваре 539 из 750, в Сексарде 240 из 250. Такое положение непосредственно отразилось на социальном составе руководства парторганизаций. В партком электрозавода в Будафоке, например, входили 6 человек: 1 рабочий и 5

служащих, причем рабочего, как указывалось в одном из партийных документов, во время заседания всегда отсылали с каким- либо спешным поручением. Из ЦК ВПТ в Москву сообщили, что на отдельных заводах служащим удается вытеснить рабочих из руководства парторганизаций и «фактически прибрать последние к своим рукам»19. Руководство ВПТ констатировало, что в партию проникли не только мелкобуржуазные, но «в отдельных местах... и буржуазные элементы»20.

В силу этого становится понятным, почему осенью 1948 г. прием в ВПТ был прекращен. Решением Политбюро от 2 сентября 1948

г. в течение 6 месяцев предстояло провести обмен партбилетов и проверку членов партии. Фактически это означало чистку. Смысл принятого Политбюро решения разъяснил Й.Реваи, выступая перед делегатами 1-ой Общегосударственной конференции по вопросам партийной учебы: «безмерное раздувание числа членов партии» он определил как одну из «правых оппортунистических опасностей (так в тексте. — Авт.)», подкарауливавших ВПТ21.

Заметим, что необходимость чистки констатировала и советская сторона. В политотчете посольства СССР в Венгрии за 1948 г. отмечалось, что хотя создание ВПТ и положило конец «нездоровому росту» обеих рабочих партий, в особенности ВКП, членская масса новой партии оказалась зараженной мелкобуржуазной идеологией, распространявшейся бывшими членами СДПВ. В этой массе «растворились» немногочисленные коммунисты, имевшие марксистско-ленинское воспитание, поскольку ВКП до объединительного съезда не стала «подлинно большевистской партией», а лишь «медленно развивалась в этом направлении»22. Критическое отношение советской стороны вызвало и намерение венгерского руководства организационно оформить внутри ВПТ группу «активистов» в 300—350 тыс.(!) человек, выдав им специальные удостоверения, проводя особые закрытые собрания и т.п. Эта «партийная гвардия» должна была стать своего рода кастой, а, по советским оценкам, «привилегированной, полулегальной группой»23.

Представляется, что речь шла о создании своего рода партийного «спецназа» — опоры руководства и возможного орудия различных мунипуляций стоящих у власти лиц.

Реализация подобного плана означала бы, помимо прочего, и введение в практику принципа «сортности» партийцев. И это не ускользнуло от внимания советских наблюдателей, подметивших, что «искусственное разделение членов партии на более преданных и менее преданных» было заложено уже в Уставе ВПТ, официально закрепившем наличие в партии особой категории «партийных работников». К этой категории были отнесены «наиболее преданные члены партии, работающие на любом участке партийной работы, которых на основании проводимой ими партийной работы, по предложению руководства местной партийной организации, совещание партийных работников квалифицирует как партийных работников»24.

К сожалению, мы не располагаем данными о том, какова была численность «партийных работников» и оказалась ли, в действительности, реализованной и в какой мере, идея создания особой касты партийцев.

Проверка членов ВПТ развернулась весьма интенсивно. Было сформировано 7 тыс. проверочных комиссий, в которых работали 30

тыс. чел.

Предварительные итоги проверки были оглашены на пленуме ЦК 5 марта 1949 г. По официальным данным, комиссии проверили 989 862 члена партии и рекомендовали исключить 178 509 чел. (18%), перевести в кандидаты 120 158 чел. (12,1 %)25.

Кроме обычных комиссий, работало еще несколько сотен специальных: они проверяли членов партии в министерствах, государственных учреждениях, армии, полиции. Общий итог их деятельности: проверено 42 138 партийцев, предложено исключить 8 615 чел. (20,1%), перевести в кандидаты 7 549 чел. (17,8%). Из этого числа на долю министерств пришлось 6 162 члена партии, прошедшего процедуру проверки. Исключены 1 591 чел. (25,8%), переведены в кандидаты 1 161 чел. (18,8%). Нет сомнения, что особое пристрастие проявилось по отношению к министерствам, руководимым в прошлом политическими оппонентами компартии. Например, в министерстве финансов, которое четыре года возглавлял член ПМСХ, было исключено 46% членов ВПТ. Значительное число исключенных пришлось на министерства торговли (34,5%) и юстиции (32%)26, руководимые в прошлом социал-демократами.

Анализ материалов пленума ясно свидетельствует, что основной удар комиссии нанесли по таким категориям членов ВПТ, как ремесленники и торговцы (исключено 35%), государственные служащие (27%), интеллигенция (26%). Все они подпадали под разряд мелкобуржуазных и даже буржуазных элементов, чье присутствие в рабочей партии становилось все более недопустимым. Для сравнения: из числа рабочих — членов ВПТ исключено было около 10%, крестьян — около 13%. «Эти цифры показывают, — отмечалось на пленуме, — какие большие изменения произошли в партии, подтверждают, что в партии в большом количестве скрывались классово чуждые элементы». Именно от них удалось «очистить партию» и улучшить ее социальный состав: удельный вес рабочих возрос в среднем на 4—5%27.

Конкретно, в частности, на заводе МАВАГ рабочая прослойка в парторганизациях увеличилась с 79,6 до 82%, на заводе «Манфред Вейс» — с 84,7% до 88,1%. Несомненно, участников пленума не могли не вдохновить эти цифры. В представлениях высшего руководства подобные изменения социального состава приближали ВПТ к «идеалу» руководящей силы в обществе. Венгерские промышленные рабочие и бедное крестьянство, подчеркивал Ракоши, все более отчетливо понимают, что их будущее будет обеспечено лишь в том случае, если все важные позиции в стране займут трудящиеся, которые будут выполнять свои обязанности с «социалистической сознательностью»28.

По итогам проверки мартовский пленум определил задачу и далее развивать в партии «характер передового отряда». Возобновление приема в ВПТ было отсрочено еще на 3 месяца — до 1

июня 1949 г. 31 мая 1949 г. на пленуме ЦК было принято специальное постановление по привлечению в партию новых членов. Пленум подтвердил основной принципиальный подход — принимать самых достойных, улучшать социальный состав, т.е. постоянно увеличивать удельный вес рабочих и, во вторую очередь, трудящихся крестьян. Было решено «до особого распоряжения» отложить рассмотрение дел исключенных в ходе проверки лиц, если они выражали желание вновь вступить в ВПТ. Формулировался также категорический запрет не принимать в партию кулаков и прочих «эксплуататоров»29.

Интересно, что задача чистки партийных рядов не снималась с повестки дня. Более того, она вступала в новую фазу. В связи с эскалацией «дела» члена Политбюро ЦК ВПТ Л.Райка, арестованного в мае 1949 г., был взят курс на резкое повышение бдительности в партийных рядах. В одном из документов ЦК ВПТ, переданных в Москву, указывалось: по примеру ВКП(б) известно, что «самая большая работа по очищению партии предстоит после массовой проверки. ЦК ВПТ необходимо учесть богатый опыт большевистской партии, нужно повысить классовую бдительность, чтобы найти в партии еще сохранившихся в ней врагов и удалить их из своих рядов»30.

Первый удар приняли на себя работники центрального аппарата ВПТ, серьезные перемены в котором обозначились уже летом 1949

г. Непосредственно после ареста Райка из него были удалены 47

сотрудников, в том числе 22 технических. Мотивировка их удаления — «несоответствие должности с политической точкой зрения», мелкобуржуазные взгляды и др. Были сняты с работы 13 активистов партаппарата Будапешта, 10 человек переведены на другую работу, чтобы разорвать их «нездоровое» окружение и связи. Большую роль во всех этих перемещениях играл центральный отдел кадров ЦК. На него ложилась проверка всех кандидатов на ту или иную должность, изучение характеристик, отзывов с предыдущих мест работы и пр., с целью привлечения в аппарат «здоровых элементов». Данная деятельность высоко оценивалась руководством ВПТ, отмечавшим, что социальный состав центрального аппарата «беспрерывно улучшается». Подтверждением этому служили данные о росте в нем удельного веса рабочих (в январе 1949

г. — 46%, а в январе 1950 уже 56%) и крестьян (соответственно 6 и 11%). Вместе с тем была поставлена задача увеличивать прослойку трудящихся, прежде всего «за счет кадров мелкобуржуазного происхождения». По всей вероятности, таким способом руководство ВПТ намеревалось «перекрыть» представительство интеллигенции (12%) в аппарате, превышавшее удельный вес крестьян.

Пристальное внимание высшего руководства к состоянию центрального аппарата сохранялось и позднее. Заместитель генерального секретаря ЦК ВПТ М.Фар каш в беседе с сотрудником канцелярии Коминформа С.Г.Заволжским 11 июля 1949 г. сообщил, что по итогам проверки аппарата ЦК освобождены от работы 75

человек и еще 20 намечено освободить. Кроме того, «в ближайшее время ЦК напишет закрытое письмо ко всем партийным организациям об усилении бдительности»31.

Понятно, что интенсификация процесса чисток и проверок не способствовала стабилизации состава сотрудников. Проверка центрального аппарата выявила довольно высокий уровень текучести его кадров: только 13% политических сотрудников работали более двух лет. Преобладали кадры, пришедшие в 1948—1949 гг.

В сентябре 1949 г. закрытый пленум ЦК ВПТ провел серьезные изменения в составе высшего партийного руководства. Как отмечал С.Г.Заволжский в справке «Руководство Венгерской партии трудящихся» от 30 января 1950 г., сообщение об этих изменениях «в печати не публиковалось и до сведения партийных организаций пока не доводилось»32. А изменения эти были весьма существенными. Как «враги венгерского народа» из ЦК и Политбюро были выведены Л.Райк, Д.Палфи, Т.Сеньи, П.Юстус и З.Хор- ват. Из Политбюро был также удален И.Надь, которому инкриминировался «ряд крупных ошибок» в вопросе о кулачестве. На место выбывших, указывал Заволжский, были кооптированы М.Хорват и И.Ковач (в состав Политбюро), ГЛошонци, Л.Пирош, К.Понграц, П.Виг, Ш.Зэлд (в состав ЦК). Изменения затронули также состав Секретариата и Оргбюро. Закрытость информации вызвала вопросы даже в Москве. 29 марта 1950 г. на имя Заволжского пришел запрос, в котором содержалась просьба уточнить состав руководящих органов партии. Москву, в частности, интересовало: «а) Почему нет Марошана в составе Оргбюро? б) [Почему нет] Реваи в составе Секретариата?» Выведены ли из Оргбюро И.Сирмаи и М.Эрдеи или они случайно не включены в список? Выведены ли из состава ЦКК Хайду, Панди и Пиклер? Остался ли И.Кошша членом Политбюро? Кроме того, Заволжского просили сообщить точное число членов и кандидатов в члены ВПТ, структуру ЦК партии (отделы и их руководство), а также, по возможности, дать краткие данные или хотя бы списочный состав секретарей комитатских комитетов ВПТ33. 13

апреля 1950 г. за подписью заведующего отделом связи канцелярии секретариата Коминформа Н.Н.Пухлова в Москву во Внешнеполитическую комиссию ЦК ВКП(б) ушло сообщение о том, что «заместитель генерального секретаря ЦК ВПТ Марошан Дьердь является членом Оргбюро ЦК ВПТ», а «Кошша Иштван решением Политбюро ЦК ВПТ выведен из состава членов Политбюро»34. Дать оперативный ответ на другие поставленные Москвой вопросы в аппарате Коминформа, по всей вероятности, не смогли.

Прямым следствием «дела» Райка явился также перевод значительного числа партийных работников в силовые структуры и ведущие звенья государственного аппарата. Но, как и в случае с «тришкиным кафтаном», это вскоре вызвало, по оценке венгерского руководства, отставание в партийной работе от конкретных задач дня35. На пленуме ЦК в феврале 1950 г. М.Ракоши даже поставил вопрос о «серьезной опасности» этого процесса, принявшего, по его словам, нежелательные размеры.

Накрывшая страну после завершения «дела» Райка волна шпиономании была высока. Частые призывы к усилению революционной бдительности отражали и откровенный страх первых лиц партии и государства за собственную жизнь. Достаточно сказать, что еще до ареста Райка Секретариат ЦК принял специальное постановление о бдительности, определившее в качестве главной задачи обеспечение безопасности центрального здания ЦК(!), «чтобы не дать возможности врагам проникнуть в него»36. Повысить бдительность предлагалось также путем «лучшего охвата членов партии», означавшего прежде всего детальное изучение настроений активистов и рядовых членов ВПТ.

Решению этой задачи был призван способствовать начавшийся в 1949 г. процесс, получивший в ВПТ название децентрализации. На самом деле речь шла о фактическом разукрупнении партийных организаций при одновременном переносе акцента с территориального принципа построения партии на производственный. Этот процесс имел следующую динамику: если в июне 1948 г. в стране насчитывалось 6242 первичные организации, то осенью 1950 г. — около 11 тыс.; если в 1948 г. 76,6% всех «первичек» строились по территориальному принципу, то в 1950 г. — 42%37. Данные изменения рассматривались коммунистами как принципиальные по своему характеру, означавшие преодоление «социал-демократического наследства» и реализацию «основного условия большевиза ции компартий»38. (Заметим, что такой подход разделяли и в других компартиях региона.) Основное же значение «децентрализации» заключалось в том, что разукрупнение парторганизаций давало возможность усиления контроля за членской массой.

Итогом «децентрализации» явилось серьезное изменение структуры первичных организаций. Наиболее крупные из них с числом членов 300—500 чел. и более (их удельный вес среди других категорий «первичек» составлял соответственно 3,8 и 1,5%), как указывалось в одной из справок о состоянии ВПТ на 1 января 1950

г., «почти не существуют»39.

По оценкам венгерского руководства, контролировать «чистоту» партийных рядов существенно помогала имевшаяся учетная система аппарата ВПТ. В частности, активно использовалась составленная в подотделе учета алфавитная картотека с информацией обо всех лицах, связанных с партией с 1948 г., когда проводился обмен партбилетов, об исключенных, а также о тех, кто не может быть принят в партию. В ЦК ВПТ существовало убеждение, что именно благодаря строгой системе учета удалось осенью 1949

г. добиться, чтобы 1668 исключенных при проверке и обмене партбилетов «вновь не проникли в партию»40. Видимо, не будет преувеличением считать эту картотеку первым камешком в основании возведенной впоследствии мощной «постройки» — номенклатурного принципа учета и распределения партийно-государственных кадров.

Мы не располагаем подробными сведениями о чистках партаппарата на местах. Но то что он, как и центральный аппарат, стал объектом проверки, сомнений не вызвает. Судя по доступным документам, число непосредственно пострадавших за связи «со шпионской группой» Райка на уездном и комитатском уровнях было невелико: по некоторым данным, были сняты 1 уездный секретарь и 1 зав. отделом. «По политическим мотивам» (без уточнений), а также за аморальное поведение партийных постов лишились несколько членов уездных бюро ВПТ41. Иными словами, непосредственно после «разоблачения» Райка чистки сосредоточились в верхнем эшелоне партийного руководства, что отразило шедшую там острую борьбу за власть*.

В дальнейшем задача очищения руководства решалась в ходе отчетно-выборной кампании в партии в июне 1950 г., обновившей руководство парторганизаций на 50% и изменившей социальный состав партбюро. Основное направление работы здесь заключалось в привлечении к активной деятельности не просто рабочих, но особенно стахановцев и других передовиков производства. Что касается членской массы, то вопрос об улучшении ее социального состава предполагалось решать, с одной стороны, освобождаясь от «торгашей, попов и других мелкобуржуазных элементов», а с другой — не допуская в ВПТ «нетрудовых элементов» и служащих4^.

Усилия, направленные на изменения социального состава партии, обусловили довольно серьезную динамику. К середине 1950 г. в ВПТ, насчитывавшей более 850 тыс. членов (9,2% населения страны), состояли: —

рабочие — 49,9%, из них промышленные — 38,6%; —

служащие (включая т.н. кадровых служащих, т.е. милицию и госбезопасность) — 24,6%; —

крестьяне — 13,3%; —

ремесленники, мелкие торговцы, лица без определенных занятий — 9,7%; —

интеллигенция — 3,9%43.

По возрастному составу преобладали члены партии от 36 до 50 лет (38,7%), затем следовала группа 25—35-летних (27,2%). Чуть больше 1/5 состава (21,5%) — лица старше 51 года. И самой малочисленной была группа молодежи — от 16 до 24 лет (12,6%)44.

Сопоставляя эти данные с дополнительной информацией о составе партийных кадров, нам удалось установить, что представители самой многочисленной группы (36—50 лет) преобладали в руководстве низовых организаций в провинции (42,9%), низовых организаций Большого Будапешта (48,1%) и среди освобожденных членов районных, городских и заводских парткомов города (44,0%). Группа 25—35-летних занимала почти равные позиции среди освобожденных членов парткомов разного уровня Большого Будапешта (45,5%), но явно преобладала среди освобожденных членов уездных парткомов (57%) и освобожденных членов коми- татских парткомов (60%).

«Старики» (старше 51 года) не были представлены вообще в парткомах комитатского уровня и среди освобожденных членов столичных парткомов. Крайне незначительным было их участие в уездных парткомах (1,0%). Чуть активнее их привлекали к руководству низовых организаций Большого Будапешта (9,7%) и особенно низовых провинциальных организаций (13,8%). Что касается молодежи, то наиболее полно она была представлена на уездном уровне (18,01%), а слабее всего — на комитатском (9,5%).

Такой расклад свидетельствовал о том, что процесс вытеснения «стариков» с верхних «этажей» партийной власти фактически завершился.

По партийному стажу доминировавшие на комитатском «срезе» кадры (25—35 лет) были молодыми партийцами: 71,9% от их числа вступили в ВКП в 1945 г. То же относилось к уездному уровню (60%) и к освобожденным членам парткомов Большого Будапешта (46,4%). Их доминация имела как бы «двойной» характер: молодой возраст сочетался с малым партийным стажем.

Крайне узким был слой ветеранов — членов партии, вступивших в ее ряды до освобождения, представленных на руководящей партийной работе. Наибольший удельный вес их приходился на группу освобожденных членов парткомов Большого Будапешта (39,2%). Хуже всего они были представлены на уездном уровне (4,4%).

По роду занятий во всех категориях партийных должностей превалировали промышленные рабочие. Наивысшим их представительство было на комитатском уровне (65,2%). Уступили они сельскохозяйственным рабочим и крестьянам лишь в руководствах провинциальных низовых организаций (34,6% против 43,7%). Примерно одинаковым было участие промышленных рабочих, с одной стороны, и сельскохозяйственных рабочих и крестьян с другой в уездных парткомах (46,7 против 46,4%)45.

Не случайно секретарь ЦК ВПТ Й.Ковач констатировал на страницах «Сабад нэп», что в состав парткомов удалось влить «свежую кровь», имея в виду новые кадры, прежде всего из рабочих. Вместе с тем Ковач подчеркнул, что в парткомах много стариков и мало молодежи, что средний возраст членов парткомов — 42

года46.

Проделанный нами анализ доступной статистики не позволяет безоговорочно согласиться с выводами Ковача, в частности, с тезисом о преобладании в парткомах «стариков».

Наполнение рядов партии и ее руководящих структур «рабочим элементом» порождало важнейшую проблему его обучения. Так же, как и в других странах, решалась она путем организации школ и курсов. Система партучебы состояла из нескольких звеньев: в каждом комитате действовали 3-х недельные курсы, в стране имелись три школы с 3-х месячным и центральная школа с 6-месячным обучением. Через эту систему уже к сентябрю 1947 г. прошли около 100 тыс. членов партии. Кроме того, практиковалась ускоренная подготовка агитаторов при проведении тех или иных кампаний национального масштаба. Так, перед выборами 1947 г. на недельных курсах было подготовлено несколько тысяч агитаторов.

По данным на конец 1949 — начало 1950 г., руководство коми- татских парткомов на 60% состояло из лиц, прошедших 2—3-х месячную подготовку в системе партучебы. Абсолютное большинство членов руководства провинциальных низовых организаций (92%) закончили 4—6-и недельные курсы. Такой же уровень подготовки преобладал, но в меньшей степени (39%) у членов уездных парткомов, а также в районных, городских и заводских парткомах Большого Будапешта (26%). Примечательно, что довольно высок был процент партийных руководителей, вообще не прошедших партучебу: в провинциальных низовых организациях — 81%, в низовых столичных организациях — 83,6%, в крупных организациях Будапешта — 30,1%. На уездном уровне число таких руководителей не превышало 15%, а на комитатском — 5,0%47.

Перестройка организационной структуры вызвала усиление идейно-теоретической и воспитательной работы в ВПТ. 20 октября 1949

г. Политбюро приняло резолюцию «О поднятии идеологического уровня». Во исполнение ее был резко увеличен выпуск популярной марксистско-ленинской литературы (8 млн экз. в 1949 г.), значительно расширена внутрипартийная образовательная сеть. Особое внимание было обращено на обучение вновь избранных секретарей первичных организаций и налаживание индивидуального изучения партийцами работ классиков марксизма-ленинизма. Эта работа велась на всех уровнях. Под руководством агитпропа ЦК ВПТ в 1950 г. из 494 руководящих партработников 127 самостоятельно изучали материал по программе двухгодичной партшколы, 234 — по одногодичной программе и 133 — по программе 5-и месячных курсов. Индивидуальной подготовкой было охвачено большинство партработников среднего звена. В целом, судя по партийной отчетности, около 30% членов партии было включено в систематическую партучебу. Была введена также практика организации «партийных дней», задача которых заключалась в коллективном обсуждении теоретических и политических вопросов. Характерна оценка, данная в ЦК ВПТ эффективности этой работы осенью 1950 г.: «...Среди членов партии возросло уважение, любовь и дружба к Советскому Союзу и лично к товарищу Сталину. Все больше увеличивается количество членов партии, которые лучше понимают освободительную роль Советского Союза и большевистской партии, а также и руководящую их роль в международном лагере мира. Возрос интерес к рабочему движению в борьбе за мир, проходящей под руководством компартий в капиталистических странах. Усилился среди членов партии пролетарский интернационализм, а также ненависть их и вообще трудящихся к империалистическим поджигателям войны»48. Барабанная дробь формулировок мало что могла дать с точки зрения объективных оценок результативности проводившейся идеологической и воспитательной работы среди партийцев, но в аппарате Коминформа, куда поступил соответствующий документ, вопросов не возникло.

Несколько скорректировать приведенную оценку ЦК ВПТ позволяют материалы о встречах сотрудников печатного органа Коминформа газеты «За прочный мир, за народную демократию!» с читателями — рабочими будапештских предприятий в июне 1950

г. На одном из заводов аудитории был задан вопрос: «Понимают ли рабочие статьи?» Ответ был обескураживающим: «...[Нам] трудно еще понимать самые значительные и самые серьезные статьи. Надо разъяснять непонятные вопросы». В ходе встреч выяснилось также, что регулярно газету не читают даже партийные функционеры49.

По всей видимости, все же руководство ВПТ владело информацией об истинном положении дел, определяя конкретные перспективы дальнейшей партийно-просветительской работы. По данным секретариата Коминформа, полученным из ЦК партии, все освобожденные партработники, в том числе и освобожденные члены уездных партийных комитетов, в течение двух лет должны были окончить 5 или 3-х месячную партшколу или соответствовавшие ей курсы. Руководящим сотрудникам государственного аппарата и руководящим хозяйственным работникам предстояло окончить 3-х месячную партшколу или получить соответствовавшую этому уровню подготовку. Кроме того, до конца 1951 г. 500 руководящих функционеров партии, массовых организаций и госаппарата, не имевших необходимой теоретической подготовки, были обязаны закончить, очно или заочно, годичную партшколу. Примечательно, что перед руководящими партийными кадрами была также поставлена задача овладеть русским языком. На 1 января 1950

г. его изучали более 300 тыс. человек50.

Несмотря на размах задуманных мероприятий, итоги 1950— 1951

учебного года в сети партпросвещения, подведенные в решении Политбюро от 17 мая 1951 г., были малоутешительными. Политбюро признало, что партийцы не осознали важности изучения теории, а ЦК не удалось обеспечить необходимого укрепления дисциплины ни в одном из слоев партработников. Даже в Будапеште 40% секретарей парторганизаций не учились систематически, а в руководствах сельских ячеек этот процент был еще выше. Плохо обстояло дело и в комитатах, где также не удалось охватить всю партийную массу различными формами партучебы. Назывались и цифры. Так, например, в комитате Боршод-Земплен лишь 32% состава парторганизации занималось политучебой, в комитате Сольнок — около 35%, в комитате Саболь-Сатмар — менее 30% и т.п. Из советского консульства в г. Дебрецене сообщили, что в городке Надудвор, например, из 772 членов и кандидатов в члены ВПТ марксистско-ленинскую теорию изучали всего 160 человек51. Усилия руководства ВТП по организации партучебы явно отставали не только от задач дня, но и от имевшего место роста партийных рядов.

По материалам секретариата Коминформа, получавшего сведения непосредственно из ЦК «братских» партий, в 1951 г. динамика роста ВПТ была позитивной: кандидатами в члены ВПТ было принято 99 379 человек, переведено в члены партии 77 232 чел., исключено 11 355 чел. Общее число партийцев на январь 1952 г. составило 945 606 человек52.

Некоторые изменения претерпел социальный состав ВПТ. К категории рабочих относились 45,1% ее состава, причем превалировали промышленные рабочие (38,7%). Здесь изменений, по сравнению с 1950 г., не было. Второе место принадлежало служащим (27,3%), чей удельный вес несколько возрос; трудящиеся крестьяне составляли 15,3%, в том числе 8,1% — единоличники; 5,5% приходилось на долю интеллигенции. Удельный вес неработавших членов партии — домохозяек, пенсионеров и пр. — 4,7% — превышал численность ремесленников и мелких торговцев (2,1%).

По возрастному составу 54,4% составляли в рядах ВПТ лица, достигшие 36 лет и старше, 28,6% приходилось на возраст 25—35 лет и 17% — 18—24 года53.

Анализ социального состава руководящих партийных работников, включая членов ЦК, свидетельствует о том, что среди них также преобладали рабочие: 57,5% из них по социальному происхождению и 51,2% — по социальному положению. Вторую ступень прочно занимали здесь трудящиеся крестьяне. Однако здесь разрыв между социальным происхождением и социальным положением был более значительным — соответственно 31,9% и 23,7%. Это говорит о «крестьянских» корнях почти 1/3 руководящего состава партии. Наиболее интересна следующая группа — служащих: 4,2% по социальному происхождению и 18,7% — по социальному положению. Такой расклад свидетельствовал о том, что ряды служащих (чиновников) пополнялись в первую очередь за счет выходцев из других классов и социальных слоев. И эти выходцы, как правило, порывали со своими «корнями». Нехитрые подсчеты свидетельствуют, что именно рабочие и крестьяне (по социальному происхождению) влились в сословие служащих. Вслед за М.Восленским рискнем допустить, что новыми чиновниками стали, как и в свое время в СССР, в подавляющем большинстве случаев «сознательные ренегаты класса, из которого происходят»54.

Аналогичный процесс, хотя и в гораздо более скромных размерах, наблюдался и среди интеллигенции: на новом этапе 1,3% ее являлась интеллигенцией по социальному происхождению и 4,6% — по социальному положению55.

В целом среди штатных партийных работников преобладали рабочие по социальному происхождению (64,1%); на долю трудящихся крестьян приходилось 25,6%, служащих — 4,2%, интеллигенции — 1,0%56.

Политическая подготовка руководящих партийных работников свидетельствовала скорее о невысоком уровне: 57,6% прошли обучение на низкой ступени — от 2-х недельных политкурсов до 3-х месячной партшколы. Более высокую ступень — от 6-и месячной партшколы до ВПШ — одолели лишь 4,5% функционеров. Основная, неруководящая, масса партийных работников в подавляющем большинстве (77,4%) закончила партшколу со сроком обучения от 1 до 6 месяцев и более, но 10,7% ограничили свою подготовку курсами, где обучение длилось менее 1 месяца57.

Логично предположить, что такие кадры не могли обеспечить необходимого уровня руководства партийными организациями, и это потребовало от ЦК ВПТ поиска более адекватных мер. Как отмечал член Политбюро Й.Ковач в беседе 16 июля 1951 г. с послом СССР Е.Д.Киселевым, ЦК ВПТ «проводит большую работу по возвращению бывших партийных работников на партийную работу». Ковач пояснил: «После разгрома банды Райка и других нужда в укреплении армии, управления госбезопасности, ведущих звеньев государственного аппарата заставляла руководство партии черпать кадры из состава партийных работников. Все это привело к тому, что качество и уровень партийной работы стали отставать от все возрастающих задач, выдвигаемых жизнью».

Одновременно в распоряжение ЦК поступили 350 выпускников хозяйственно-технической академии (аналог советской Пром- академии, но с более коротким сроком обучения — 1,5—2 года), а также 650 выпускников 5-и месячной партшколы и 171 выпускник годичной и двухгодичной партшкол. Основная масса их была направлена на партийную работу в комитатские и районные комитеты ВПТ или в парторганизации крупных предприятий и учреждений на посты секретарей. Ковач высоко оценил это пополнение — «молодые, проверенные в политическом отношении, теоретически подкованные люди»58. Потверждением ставки на молодежь явилась и проведенная осенью 1951 г. фактическая чистка в низовых парторганизациях, в ходе которой из ВПТ были исключены коммунисты с довоенным стажем. На «оперативный простор» выходила молодая, амбициозная, рвущаяся к власти партийная бюрократия. Но чисткой и устранением «стариков» радикальным образом улучшить дело не удалось.

В поисках выхода венгерские руководители (по некоторым сведениям, среди них был председатель Госплана З.Ваш) предложили штрафовать работников партаппарата «за различные упущения». Это предложение начало реализовываться. В мае 1952 г. о подобной инициативе стало известно в советском посольстве. Е.Д.Киселев немедленно сообщил об этом в Москву. Непосредственная реакция ЦК ВКП(б) неизвестна, но кое-какие сведения все же имеются. Например, сравнительно широко внедренная в Венгрии система штрафов на предприятиях за различные нарушения трудовой дисциплины весьма обеспокоила советскую сторону, оценившую такие меры как «пережиток капиталистических порядков», противоречивший духу государственного и общественного устройства народной демократии59. Советская позиция по этому вопросу усугублялась утверждениями венгров о том, что система штрафов якобы устанавливалась «по примеру Советского Союза». Е.Д.Киселев, в частности, назвал это «антисоветской клеветой». Понятно, что распространение данной системы на такую сферу, как партийная работа, должна была вызвать резко негативную оценку советской стороны.

Москва получила также своевременную информацию о «некоторых деталях» кадровой работы венгерских коммунистов. Киселев отметил в своем дневнике после упомянутой выше беседы с Й.Ко- вачем: «В настоящее время каждый ответственный работник из числа членов ЦК, а также министры и их замы получили от руководства ЦК задания в течение ближайшего времени досконально изучить по 60—80—100 чел. на каждого. Изучение должно охватывать не только анкетные данные, деловые и политические качества, но также изучение среды, знакомств, характера и круга интересов, взятых в самом широком смысле этого слова. Такой метод, считает Ковач, значительно поможет более конкретному изучению людей и снизит ошибки в расстановке их»60.

Очевидно, что объем и характер полученных «заданий» свидетельствовали о том, что на партийных и государственных руководителей возлагались фактически функции специальных подразделений партаппарата (в ВКП(б) таковым был учетно-распределительный отдел, изучавший и контролировавший кадры, ведавший списками номенклатуры) и даже, в какой-то мере, функции политической полиции. Такой подход к делу изучения и расстановки кадров вряд ли был в перспективе продуктивным. Однако он, несомненно, отразил утвердившийся в стране новый стиль конкретного руководства партийно-государственного аппарата кадровой политикой.

Польша

Польша, как и Венгрия, накануне Второй мировой войны была аграрно-индустриальной страной, отягощенной острыми национальными противоречиями и характеризовавшейся сравнительно многообразной палитрой политических и конфессиональных ориентаций населения. На уровень политической культуры последнего важное влияние оказало участие многих поколений поляков в длительной борьбе за восстановление национальной независимости. Политически организованный рабочий класс составлял (вместе с членами семей) до 1/3 населения страны. Однако, несмотря на наличие достаточно четко оформленного промышленного ядра, в составе пролетариата преобладали рабочие первого поколения, связанные с неиндустриальными формами производства61. В структуре промышленности ведущие позиции принадлежали горнодобыче, металлургии, химической, текстильной, пищевой и некоторым другим отраслям. Но с ними был связан лишь каждый пятый наемный работник, в то время как сельскохозяйственным рабочим являлся каждый третий.

В период немецкой оккупации численность и структура рабочего класса претерпели серьезные изменения, обусловленные в первую очередь процессами деклассирования и расширения маргинальной прослойки внутри промышленного рабочего класса62.

Отсюда проистекала множественность его политических ориентаций, что, вкупе с особой обостренностью национального самосознания населения, в том числе и рабочих, и конфессиональной принадлежностью абсолютного большинства последних (около 65% к концу войны) к политизированному польскому костелу63, серьезно влияло на облик рабочего класса, его политические пристрастия, симпатии и антипатии.

Рабочие входили практически во все многочисленные партии и национальные движения, действовавшие в межвоенной Польше, но прежде всего в социалистическое, коммунистическое и основанное на принципах классовой солидарности христианско-демократическое. Христианские демократы, конституировавшиеся в 1937 г. в партию труда (Стронництво працы), распространяли свое влияние прежде всего на клерикально настроенных рабочих64.

В качестве главных претендентов на право выражать интересы и формулировать стратегические цели рабочею класса выступали социалисты и коммунисты, идейно-политический водораздел между которыми был в межвоенный период достаточно глубок.

Польская социалистическая партия (ППС) располагала значительным влиянием в рабочем движении. Ее массовую базу составляли рабочие высокой квалификации, государственные служащие. К ним относились железнодорожники, печатники, работники связи и пр. ППС ориентировалась также на сельскохозяйственных рабочих, на средние городские слои, мелких служащих и чиновников. На протяжении всего межвоенного периода ППС действовала легально, обладала работоспособным политическим активом, чем выгодно отличалась от компартии. Социалисты к тому же не были в глазах общества отягощены просоветскими настроениями и контактами, что в условиях Польши было весьма немаловажно.

Бурный рост рядов ППС пришелся на 1944—1945 гг. В апреле 1945 г. она насчитывала 125 тыс. членов. Из них только 17% имели довоенный стаж или вступили в социалистическое движение в период оккупации. Основная масса партийцев (более 50%) пришли в возрождавшуюся ППС из левых профсоюзов, спортивных, кооперативных и прочих организаций. Более 30% состава партии были политическими новобранцами65.

Компартия Польши (КПП), тесно связанная с Коминтерном и распущенная им в 1938 г., в массовом сознании воспринималась как инонациональная сила. В 1942 г. был восстановлен организационный центр польских коммунистов, объединивший не только бывших членов КПП, но и часть леворадикально настроенных социалистов и людовцев (деятелей крестьянского движения). В годы оккупации партия, получившая новое название — ППР, насчитывала немногим более 12 тыс. членов. Также относительно немногочисленной кадровой организацией (примерно 18 тыс. чел.) вышла ППР из подполья в июле 1944 г. К моменту завершения освобождения страны от гитлеровской Германии в рядах партии состояли около 30 тыс. членов, но уже в апреле 1945 г. число партийцев возросло десятикратно, достигнув 302 тыс. человек. Такой взрывообразный рост польские исследователи объясняют вступлением в ППР тех, кто ожидал от новой власти быстрых и решительных перемен, причем любой ценой.

Ряды ППР на этом этапе пополнили малоквалифицированные рабочие, бывшие безработные, крестьянская малоземельная беднота, сельскохозяйственный пролетариат, репатрианты из других стран66. Настроения этой массы накладывались на коминтернов- ский менталитет части партийного аппарата и актива. «Партийные низы, исповедовавшие лозунги КПП» оказывали серьезное давление на центральное и воеводское руководство ППР, в котором велика была доля бывших членов КПП, молодежного коммунистического союза (более 50%) и новобранцев, вступивших в партию в 1944—1945 гг. (25%), — вспоминал позднее о ситуации 40-х годов один из лидеров ППР Я.Берман67. Взятые вместе эти факты объясняют массовый характер ультралевых «выбросов», наблюдавшихся в рядах ППР.

«Качество» партийной массы проливает свет на такое явление, которое выделило ППР, хотя и на весьма короткое время, из числа других компартий стран региона: уже с конца апреля 1945 г. началось падение численности партии. В июле в ее рядах насчитывалось 160 тыс. человек. В руководстве ППР считали, что причиной такого спада явился выход из партии «неустойчивых и классово-чуждых элементов», которые убедились, что быть членом партии — «значит очень часто подвергать свою жизнь опасности...», «нести серьезную партийную нагрузку...» Поскольку именно на начало 1945 г. пришелся наибольший размах действий Армии

Крайовой в стране68, такую оценку, видимо, можно считать объективной. Однако она была, безусловно, неполной. Весной 1945 г. в стране наблюдался активный рост негативных для коммунистов настроений, имевших общеполитическую, экономическую и социально-психологическую подоплеку. Падение доверия к ППР на фоне нарастания стремлений к политической суверенизации в ППС и CJI69, несомненно, сказалось на численности ППР, вызвав отток определенной части партийцев. Следует также учитывать, что на этот процесс повлияло и вхождение в состав правительства авторитетного лидера крестьянской партии ПСЛ Ст.Миколайчика, осуществленное по решению Ялтинской конференции глав великих держав в феврале 1945 г. Участие Миколайчика в работе кабинета означало перегруппировку политических сил в стране и вызвало у части общества сомнения в прочности позиций ППР.

Летом 1945 г. руководство ПСЛ сформулировало программу политической конфронтации с коммунистами, а уже осенью открытое противостояние ППР и ПСЛ превратилось в осевую линию развития страны70. ПСЛ обозначилась как легальная оппозиция в рамках правящей коалиции. В этих условиях ППР заявила

о намерении укреплять свои позиции чисто политическими методами, обеспечивая выгодную для себя «парламентскую конфигурацию» в ходе подготовки к будущим выборам в Законодательный сейм. Это несколько успокоило некоторую часть общества, резко негативно настроенного против репрессивных мер коммунистов как средства воздействия на общественно-политические позиции населения. Настроения общества существенно изменялись и по мере решения важнейших политических задач, прежде всего присоединения при решающей поддержке советской стороны западных земель. К тому же осенью 1945 г. в пользу ППР была решена и проблема АК71. Все это способствовало определенному укреплению позиций ППР, что выразилось и в росте ее численности. В августе в стране насчитывалось 10 528 партийных ячеек, в том числе 1880 фабричных и 5202 сельских. В октябре количество ячеек составило 11 53172.

По сообщению польской стороны, почти весь прирост ППР в это время пришелся на рабочих, что отразило усиление активности рабочего класса в целом. Рабочие брали под свое управление и охраняли от дальнейшего разрушения заводы и фабрики, помогали проведению аграрной реформы в деревне. Рабочими были в значительной мере укомплектованы аппарат госбезопасности, милиция, армия, госаппарат. Рост крестьянской прослойки был сравнительно невелик и несколько усилился в связи с земельной реформой.

1 съезд ППР (декабрь 1945 г.) определил задачу создания миллионной партии и в связи с этим выдвинул лозунг «Ни одной фабрики без ячейки ППР». Однако в резолюции съезда указывалось также и на необходимость расширения сети парторганизаций в деревне — «каждая сельская партячейка должна организовать новые партячейки в соседних селах».

Фактически была определена линия на превращение ППР в «массовую партию народа». На съезде неожиданно выяснилось, что правильному проведению этого нового курса в жизнь якобы мешал старый актив, являвшийся «основным носителем сектантства». Такая постановка вопроса встретила недовольство «стариков». Их настроения отчасти иллюстрирует переданный в начале 1946 г. в ЦК ВКП(б) информационный материал заместителя директора Центральной партийной школы ЦК ППР Р.Каплан-Кобринской, поднявшей, среди прочих, вопрос о необходимости «дружной совместной работы старого и нового актива». «До съезда, — писала Каплан-Кобринская, — трудностей в совместной работе старого и нового актива не замечалось. Но на съезде как-то неудачно этот вопрос был поставлен, что, вернее, испортил дело. [...] Ведь именно этот старый актив составляет костяк партии (61% делегатов съезда) и эту именно новую линию в сочетании с глубоким классовым сознанием и преданностью реализует в жизнь партии. Одним словом, вышло это очень неудачно, и остался неприятный осадок, и, конечно, после съезда некоторые новые элементы в партии, как раз не те лучшие новые кадры, а именно наименее ценные, будут пытаться это использовать, заявляя, что старый актив не способен проводить новую линию партии. Надо это уладить, потому что воз-то тяжелый, и его надо разом и дружно тянуть»73.

Каплан-Кобринская не преминула отметить среди негативов в работе партийного руководства и неприятие им критики. «На съезде, — сообщила она, — пара критических выступлений или выступлений с новыми мыслями встретилась с таким резким отпором со стороны руководства, что люди начали бояться говорить, что думают, и это дает почву для выступлений на ура и для очковтирательства»74.

Материал Каплан-Кобринской раскрывает и «нелюбовь» некоторых высокого ранга руководителей к «образованным марксистам», «теоретикам». «Багаж теории» якобы расценивался ими как серьезная помеха в новых условиях, а призывы к утверждению «творческого марксизма» фактически подменялись лозунгом «Долой грамотных!»75

Подобные факты даже с учетом определенной, возможно немалой, доли субъективизма в оценках Каплан-Кобринской тем не менее важны, поскольку свидетельствуют о достаточно сложной ситуации в руководстве и активе ППР.

В первой половине 1947 г. серьезно ухудшилась экономическая ситуация в стране, что вызвало значительный рост дороговизны и, как следствие, усиление недовольства в польском обществе, в том числе и в рабочем классе, страдавшем от разгула спекуляции и черного рынка. В этих условиях рабочие партии предложили различные пути выхода из кризиса. ППС считала необходимым опереться на активность и мобильность частного сектора, установить приоритет производства средств потребления. Это давало возможность приступить к строительству «основания дома», который, как подчеркивали социалисты, лишь в далеком будущем «примет социалистический облик». ППР со своей стороны обосновала курс на ограничение частного и регулирование кооперативного секторов, на обеспечение «все возрастающего перевеса государственного хозяйства». Ограничение позиций капитализма означало ориентацию на приближение перехода к социалистическому строительству. Под нажимом тех партийцев, которые испытывали «голод борьбы», тоску по «настоящим» революционным делам, в руководстве ППР к середине 1947 г. более благоприятная перспектива начала вырисовываться для сторонников крайних форм действия76,

В глазах значительной части польского общества выход страны из тяжелой экономической ситуации путем «рывка», принятия серии чрезвычайных мер для решения таких острых вопросов, как, например, безработица, выглядел предпочтительнее, нежели путем постепенного улучшения положения. Понятно, что в силу этого возрастал приток новых членов в ППР. Кроме того, в январе 1948 г. в ряде районов страны начался активный переход пэпэ- эсовцев в компартию. Особенно большие масштабы он приобрел в Силезии, Поморье (в Быдгощи), Кракове. Руководство ППР, хотя и склонно было оценивать этот процесс как «в основном здоровый», все же отдавало себе отчет в том, что определенную роль играли и «конъюнктурные соображения» части пэпээсовцев77. Важно учитывать также, что далеко не всегда речь шла о добровольных действиях членов ППС. 8 марта 1948 г., например, лидер ППС Ю.Циранкевич сообщил советнику посольства СССР В.Г.Яковлеву

о многочисленных фактах принудительной записи целых организаций ППС в ППР в Катовицах78.

В конечном счете, разными путями задачу роста партийных рядов, поставленную I съездом ППР, удалось решить к середине 1948

г., когда численность партии достигла 997 тыс. чел. По сравнению с декабрем 1945 г. индекс процентного роста ППР составил 423,779. Быстрый рост достигался прежде всего за счет основных промышленных центров. В декабре 1948 г. в ППР состояло около 21% рабочих всей национализированной промышленности (в металлургии — 22,5%, в текстильной — 18,5%, в угольной — 15%, в металлообрабатывающей — 26%, в электротехнической — 28% и пр.). При этом на крупных предприятиях характерным для состава парторганизаций являлась, как правило, «здоровая», по оценкам руководства ППР, пропорция квалифицированных кадров рабочих. Это явление наблюдалось и позднее: в 1951 г. число последних составило 40 %80.

Следует подчеркнуть, что руководство ППР, реализуя собственную установку на массовизацию партии, исходило из насущных задач политической борьбы. «Мы сознательно развертывали строительство массовой партии, — подчеркнул на заседании Коминформа в сентябре 1947 г. В. Гомулка. — Кадровая партия не заменит у нас массовой партии, тем более, что у нас немного опытных партийных активистов. Часто мы должны направлять десятки тысяч членов партии для проведения различных общественных кампаний»81. Однако в «верхах» ППР хорошо понимали издержки процесса массовизации. Уже осенью 1947 г. кампания по выдаче постоянных партийных билетов была использована для устранения из ППР «чуждых и ненужных» лиц. Расчет был на удаление примерно 5% ее членской массы82, что должно было составить около 40 тыс. человек.

Задача чистки партийных рядов еще более актуализировалась под влиянием советско-югославского конфликта, начавшегося весной 1948 г. Четко определенный к тому времени курс на объединение ППР и ППС делал необходимым, с точки зрения коммунистического руководства, не только «отсев националистических элементов» из ППС, но и «очищение ППР от проникших в ее ряды чуждых элементов». На этом этапе лидеры ППР впервые сформулировали задачу «укрепления пролетарского костяка... и регулирования социального состава партии в духе организационных принципов марксизма-ленинизма»83.

Подготовка к объединению развернулась в качественно новой внутриполитической обстановке. Атмосфера польского общества, активная часть которого принимала социалистическую перспективу, уже была насыщена идеями усиления классовой борьбы, ликвидации правонационалистического уклона, остатков «ВРН-овско- го реакционного подполья»17.

С 1 октября 1948 г. был приостановлен прием в ППР, ограничены возможности открытых дискуссий. 15 октября началась чистка в воеводских организациях. Главными мотивами исключения из партии становились принадлежность к «классово-чуждым элементам», неработоспособность, моральное разложение. Однако первые итоги разочаровали: выявился якобы слишком мягкий «либеральный» подход. Так, в Сопоте, парторганизация которого насчитывала 1 300 членов, по предварительным наметкам следовало исключить не менее 300 человек. В основном это были торговцы, спекулянты, случайные в партии лица. Однако к 30 октября 1948 г., когда было проверено 75% состава организации, исключенными оказались «только» 19 человек, причем 11 из них — рабочие, вина которых заключалась в неаккуратной уплате членских взносов, 7

— торговцы и 1 служащая, как не состоявшая в обществе советско-польской дружбы. Всего по Гданьскому воеводству было исключено 157 человек, в том числе 55 рабочих, 30 крестьян. А в целом из ППР оказались «вычищенными» (вместе с «мертвыми душами», т.е. состоявшими на учете, но фактически выбывшими из партии) около 50 тыс. человек84. Что касается ППС, то общий итог чистки в этой партии был равносилен ее разгрому. По мнению польского исследователя А.Гарлицкого, из ППС была удалена почти четверть ее состава, а остальная часть фактически парализована85.

Характерной чертой чисток рабочих партий являлось и одновременное «очищение» административного и управленческого аппарата. В основном этот процесс развивался под лозунгом удаления «классово-чуждых элементов». Так, в Гданьском воеводстве были освобождены 3 старосты из 11; 47 войтов из 111. В Поморском воеводстве из 18 старост лишились своих должностей 4, из 56 бургомистров — 18, из 118 войтов — 52. В Ольштынском воеводстве удалены 6 старост из 1786. По результатам партийных чисток лишились также руководящих постов многие директора предприятий, кооперативных организаций, начальники цехов и пр. На их место начали выдвигать рабочих. Но, как указывалось в отчете генконсульства СССР в Гданьске за 1948 г. «выдвижение рабочих на ответственную хозяйственную работу проходит робко и не только из-за нерешительности парторганизаций, но потому еще, что сами рабочие не соглашаются идти на эту работу». По данным генконсульства, в конце 1948 г. число «выдвиженцев» в консокруге достигло примерно 100 человек87.

Чистки имели продолжение и после объединительного съезда ППР и ППС в декабре 1948 г. Руководство ПОРП поставило в это время вопрос об усилении борьбы с «пережитками пэпээсовского национализма и реформизма», в том числе и с их «просачиванием» в новую партию. В силу этого момент выдачи партийных документов был использован для «нового учета» членов партии. По сообщению в Москву из советского посольства в Варшаве, на этом этапе «дальнейшего очищения» как «чуждые элементы» из ПОРП были исключены еще около 150 тыс. человек88.

Руководство ПОРП, в котором преобладали коммунисты, направило усилия на проведение постоянной чистки партийных рядов. «Борьба за очищение рядов партии ведется... неустанно под контролем Центральной контрольной комиссии партии, — подчеркивал на будапештском совещании Коминформа в ноябре 1949

г. член Политбюро ЦК ПОРП А.3авадский. — При этом ни на минуту не забывается, что эмигрантская шайка правых социалистов, завербованных давно уже англо-американской разведкой, не прекращает своих происков и усилий вести подрывную работу среди бывших пэпээсовцев в партии»89.

В ноябре 1949 г. под влиянием «дела» Л.Райка прошел III пленум ЦК ПОРП, получивший название «пленума бдительности». В основном докладе лидер партии Б. Берут всячески раздувал опасность проникновения в страну «титовской агентуры». Вину за все имевшие место слабости и ошибки он возложил на В.Гомулку, заместителя министра обороны М.Спыхальского и кандидата в члены ЦК З.Клишко, отвечавшего до сентября 1948 г. за кадровую политику. В установившейся в стране атмосфере всеобщей подозрительности особую остроту приобрел вопрос о проверке кадров, доверии к ним. Советская сторона по каналам Коминформа «через т[оварища] Зеленец»18 регулярно получала сведения о положении в ПОРП, ее организационном развитии.

В июле 1949 г. в стране насчитывалось 3 355 местных партийных комитетов. Основание этой пирамиды составляли волостные комитеты (2 421), а вершину венчали воеводские (16). Пространство между ними заполняли городские (508), уездные (268) и районные (142) комитеты. С учетом численности парткомов на предприятиях и в учреждениях можно говорить о действовавшем в это время более чем 100-тысячном отряде партийных активистов90.

Как свидетельствуют архивные материалы, именно эта часть партийной массы оказалась на острие первых ударов после «пленума бдительности». «На фоне» его решений руководству вдруг стала видна особенно сильная засоренность партийного и административно-хозяйственного аппарата на местах. По информации первого секретаря воеводского комитета (ВК) ПОРП в Гданьске

В.Конопки, переданной в генконсульство СССР, до конца 1949 г. пришлось сменить оказавшихся «врагами» всех (!) начальников отделов комитета. С таким же размахом велась карательная работа и на более низких ступенях партийной лестницы. По инициативе ВК «в порядке проверки» членам партии были розданы специальные анкеты. После обработки примерно 8 тыс. заполненных анкет выяснилось, по словам Конопки, что из каждых 100 членов партии 8—10 человек подлежали исключению или, по меньшей мере, переводу в кандидаты91.

Решения «пленума бдительности», как выяснилось, «открыли глаза» многим, например, секретарю ВК ПОРП в Щецине Ю.Оль- шевскому. Констатируя в беседе с консулом СССР И.Борисовым 20 декабря 1949 г. сильную засоренность парторганизаций, он сообщил, что в некоторых «первичках» число исключенных и переведенных в кандидаты достигнет 40%92.

В целом на воеводском уровне за период с 1 декабря 1949 г. по 1 октября 1950 г. было исключено 13 080 членов и кандидатов ПОРП, что составило 30,2% всех исключенных. Особое внимание комиссии партийного контроля обратили на категорию служащих. Они преобладали среди исключенных — 72,8%. Затем с большим отрывом шли рабочие — 14,3% и крестьяне — 4,8%. Имеющиеся в нашем распоряжении материалы дают возможность раскрыть содержание категории служащих, а также мотивы, приведшие к решению об их исключении. Речь идет, в частности, о справке, подготовленной в секретариате Коминформа на основании материалов орготдела ЦК ПОРП и направленной в Москву председателю Внешнеполитической комиссии ЦК ВКП(б) В.Григорьяну. Согласно этому документу, в октябре 1949 г. из ПОРП были исключены 493 члена и 36 кандидатов по категории служащих. Основная часть их пришлась на долю работников государственного аппарата и органов самоуправления (355 членов и 28 кандидатов). Затем, по убывающей, шли: работники министерства обороны — 38 членов и 2 кандидата; директора предприятий — 24 члена и 1 кандидат; работники партаппарата — 11 членов; сотрудники госбезопасности — 10 членов и 2 кандидата; специалисты сельского хозяйства — 1 член; и, наконец, «прочие» — 54 члена партии и 3 кандидата93.

Причины исключения носили в основном политический характер. Здесь картина была следующей: идеологически враждебные элементы — 163; классово-чуждые лица — 55; сотрудничество с оккупантами — 55; участие в работе госаппарата периода «санации» — 39; «измена польскому народу» — 25; связь с реакционным подпольем — 16; враждебная пропаганда — 13; провокаторы и лазутчики — 10.

Помимо обвинений, касавшихся военного времени и политической борьбы первых послевоенных лет, фигурировали также обвинения в финансовых злоупотреблениях (36), экономическом вредительстве (22), злоупотреблении служебным положением (15), взяточничестве (7), воровстве (26), пьянстве при сборе налогов (!) (55). Карались также случаи нарушения дисциплины (29), моральное разложение (17) и пр.94

Задача очищения рядов ПОРП не снимала с повестки дня вопрос об увеличении численности партии в дальнейшем, но при этом центральное руководство стремилось не допустить «чрезмерного роста» прежде всего там, где, как подчеркивалось в одном из решений ЦК ПОРП, это «угрожает стиранием границ между партийной организацией и беспартийными массами». В связи с этим Оргбюро ЦК видело основной резерв партии среди «лучших и наиболее сознательных рабочих, трудящихся крестьян и трудовой интеллигенции», особенно в немногочисленных парторганизациях. Такой подход, и это любили подчеркивать польские коммунисты, соответствовал ленинскому учению о партии как передовом отряде, авангарде рабочего класса. Реализация его привела к тому, что только за период с 1 декабря 1949 по 1 октября 1950 г. более половины принятых кандидатов были выходцами из рабочих (54%), крестьяне составили 23,9%. На долю служащих приходилось 18,8% принятых кандидатов95.

Однако в общей членской массе ПОРП, насчитывавшей к середине 1951 г. 1 234 662 чел., социальная «иерархия» выглядела иначе. Доминировали рабочие, хотя их удельный вес в партии несколько снизился — 48,2% против 51,3% в 1949 г. Второе место занимали объединенные в одну группу «работники умственного труда» и государственные служащие — 32,5%. И лишь третьими шли крестьяне — 13,5%96. Такой социальный состав не удовлетворял руководство ПОРП. Ведь еще в ноябре 1949 г. на III пленуме ЦК ПОРП Б.Берут обратил внимание на нежелательность опережающего роста прослойки служащих, по сравнению с рабочими и крестьянами. Это, — говорил Берут, — «влечет [за собой] отрыв партии от рабочих и крестьянских масс и делает ее податливой мелкобуржуазным колебаниям». И позднее подобная оценка сохранялась. Заведующий орготделом ЦК ПОРП В.Двораковский писал на страницах журнала «Жиче партии» (№ 12, 1951), что в партийных организациях имеется еще большой процент служащих, «ослабляющий боеспособность партии и снижающий уровень ее активности...» Сформулированная им задача обеспечить вступление в партию «политически надежных товарищей.., людей, связанных с рабочим классом и трудящимся крестьянством...»97, по существу, дискриминировала такой необходимый источник пополнения партийных рядов, как «трудовая интеллигенция». Заметим, что подобный подход должен был импонировать многочисленным рядовым партийцам, считавшим польскую интеллигенцию в целом «реакционной массой»98.

Однако сложные экономические и культурные задачи, вставшие перед страной (в июле 1950 г. был принят 6-летний народнохозяйственный план) не просто актуализировали проблему кадров, в том числе и партийных, но и обозначили определенный поворот в подходе к проблеме интеллигенции, участию последней в социалистическом строительстве.

В декабре 1951 г. ЦК ПОРП принял специальное постановление «О росте и регулировании состава партии»99. Хотя этот документ и зафиксировал «нежелательные изменения» в социальном составе партии, выразившиеся в продолжавшемся уменьшении рабочей и крестьянской прослойки на фоне роста числа «работников умственного труда», в нем впервые была предпринята попытка дифференцировать состав этой последней категории. Были выделены две группы — к первой относились «весьма ценные для партии» рабочие — выдвиженцы, научные работники, творческая и техническая интеллигенция, учителя и студенты; вторую составили служащие и работники учреждений и торговых организаций. По логике вещей, они, надо полагать, были отнесены, как минимум, к менее ценной, а, может быть, и вообще к малоценной группе. Понятно, что, выдвигая на повестку дня задачу «дальнейшей большевизации» ПОРП и перехода в целях ее решения к продуманному и систематическому регулированию роста партийных рядов (об этом говорилось в упомянутом постановлении), руководство, естественно, полагало возможным сокращение прослойки служащих, в первую очередь, за счет группы малоценных кадров.

Несовершенный характер статистики не дает, к сожалению, возможности проследить, как на практике развивался этот процесс. Известно, например, по отрывочным данным, что в результате очередной проверки, завершившейся к концу декабря 1951 г., из партии были исключены 16 395 чел. Но, вопреки всем расчетам «центра», процент рабочих и служащих среди исключенных был одинаковым (соответственно 33,4 и 33,0%).

Характерно, что причинами исключения зачастую становились обвинения, обращенные, как и прежде, в прошлое: например, участие в подпольных реакционных организациях после освобождения Польши от оккупации. В то же время такая причина, как «отрыв от партийной организации», выражавшийся в неуплате членских взносов и непосещении партсобраний, считалась маловажной и нередко оценивалась вышестоящими партийными органами как «механический подход», нежелание местных руководителей вникнуть в суть дела100.

Все это было неслучайным: якобы вскрытые преступные связи прошлого, поиск и нахождение вражеской «руки» в ПОРП давали власти возможность «объяснить» экономические трудности в стране и реакцию населения на них.

Весной 1951 г. вспыхнула забастовка горняков в Домбровском угольном бассейне. В ответ на решение правительства увеличить на один час рабочий день на подземных работах, доведя его до 8,5 часов, шахтеры четырех шахт Бендзинского района Катовицкого воеводства отказались подняться наверх. В ходе забастовки, принявшей экономический характер, они выразили острое недовольство нехваткой жилья, низкой заработной платой, плохим снабжением, дороговизной101. «Для разряжения обстановки» власти задействовали войска внутренней охраны, с помощью которых забастовщиков удалось поднять на поверхность.

За событиями в Домбровском бассейне последовали так называемые грифицкие события — волнения крестьян в Грифицах (Щецинское воеводство), ставшие реакцией на проводившееся местными органами в ходе хлебозаготовок «самочинное раскулачивание», сопровождавшееся насилием и разграблением имущества репрессированных. ЦК партии принял специальное постановление, в котором вся вина за творимые в деревне беззакония была возложена на районный партийный комитет и руководство органов госбезопасности. Виновные были арестованы и в конце мая 1951

г. осуждены.

По решению ЦК уездный комитет ПОРП в Грифицах, а также первичные организации шахты «Красная гвардия» и трех участков шахты «Ювиш» были распущены. ЦК обратился с закрытым письмом к членам партии Бендзинского района, подвергнув резкой критике местные комитеты партии за оторванность от масс, «бюрократический оптимизм», «бездушный бюрократизм»102.

После грифицких событий, которые в общественном мнении напрямую ассоциировались с историей создания колхозов в СССР, в отдельных районах страны, в частности в Щецинском воеводстве, усилилась антисоветская пропаганда. По сообщению в Москву вице-консула СССР МЛ.Джибладзе, значительное распространение среди населения получили слухи о том, что грубые методы работы администрации «были заимствованы у русских большевиков», что именно «их ставленники на местах проводили политику принуждения». Варшава-де, где «сидят добрые польские коммунисты», попросту не знала о том, что происходит на местах103. Антикооперативные настроения в деревне также имели конкретного адресата. В Познанском воеводстве, например, крестьяне открыто говорили о том, что «спулдзельни» (кооперативы) привезли к нам русские», что «кончится господство русских и [наступит] конец спулдзельням»104. Среди крестьян — членов ПОРП возродились надежды на отказ от кооперирования как магистрального пути к социализму в деревне, на то, что «найдется какой-то иной, польский, путь»105.

Настроения населения, частично выразившиеся в вышеописанных событиях, серьезно озаботили польское руководство. Положение в стране, меры по улучшению экономической и политической обстановки обсуждались на Всепольском совещании партийного, государственного и хозяйственного актива (октябрь 1951 г.). С докладом «О положении в стране» выступил Г.Минц. Фактически им был сформулирован новый жесткий курс, означавший «завинчивание гаек». Основным исполнителем становились органы государственной безопасности, перед которыми была поставлена конкретная задача: «За злостную несдачу хлеба, антиправительственные разговоры, саботаж на заводах производить аресты...» Более того, были определены контрольные цифры: например, в каждой гмине Краковского воеводства «безпека» могла арестовывать по 3—4 человека, а в Катовицком воеводстве предполагалось арестовать 1

тыс. человек106.

Естественно, что такой поворот во внутренней политике сопровождался требованием навести порядок в партийных организациях. Укрепление партийной дисциплины, разоблачение и искоренение пробравшихся в ряды ПОРП «врагов» обозначились как неотложная задача. Методы ее «решения» сильно осложнили кадровую проблему в стране. В отчете генконсульства СССР в Щецине за 1951 г., в частности, указывалось на постоянную «перетасовку» кадров, администрирование, «увлечение снятием с работы и исключением из партии». Только в октябре—ноябре 1951 г. в воеводстве были освобождены 2 секретаря повятовых комитетов ПОРП, 4 — гминных, 36 секретарей первичных парторганизций. А за весь отчетный год были сменены составы всех 12 повятовых комитетов, причем некоторые — дважды. В упомянутом отчете генконсульства подчеркивалось: «При таком отношении к кадрам весьма трудно обеспечить различные звенья аппарата устойчивыми, знающими свое дело работниками. Такое избиение кадров приводит к тому, что некоторые работники отказываются от выдвижения, боятся»107. Подобная перетряска коснулась не только партийного, но и административного аппарата. В 1951 г. сменены были все председатели повятовых рад народовых в Познанском и Щецинском воеводствах и почти все — в других воеводствах. Были заменены 3

председателя воеводских рад народовых. «Председатели гминных рад народовых и солтысы менялись, как перчатки», — сообщали советские дипломаты в Москву108. Ситуация усугублялась начавшимися с середины октября массовыми арестами, свидетельствовавшими, что новый курс становится реальностью. В октябре 1951

г. «за саботаж» только в Щецинском воеводстве были арестованы 250 человек. В этом же месяце «в соответствии с указанием из Варшавы» (в отдельных воеводствах считали, что «с санкции Берута») органы «безпеки» произвели массовые аресты (до 30—50 в день) в Катовицком воеводстве.

Советские наблюдатели оценили происходившее как «новую тенденцию к левацким заскокам: партийно-политическая работа заменяется голым администрированием, тюрьмой»109.

По большому счету все это противоречило общей установке «центра» на бережное отношение к кадрам, необходимость которого вытекала из острой нехватки последних. «Мы ощущаем огромный недостаток в кадрах, недостаток, который временами переходит в настоящий голод кадров в нашем народном хозяйстве и часто мешает его развитию», — подчеркивал Берут на IV пленуме ЦК ПОРП в мае 1950 г.110 Нехватка квалифицированных, способных, «преданных и честных» людей была определена польским руководством как узловая политическая проблема. Конкретизируя сказанное Берутом, первый секретарь Щецинского ВК ПОРП Е.Прима в беседе с советским консулом после пленума отметил: «У нас и кадров мало, и выдвигать не из кого. Крупных предприятий мало, рабочий класс на них молодой и малоизвестный. Готовых кадров нет. Придется выдвигать, обучать, растить, ибо другого выхода нет»111.

Точных и полных данных о численности «выдвиженцев» у нас нет, но все же отдельные сведения дают представление о размахе этого явления. По некоторым данным, с 1945 г. по март 1951 г. на руководящую работу только из Домбровского угольного бассейна ушли более 18 тыс. горняков. Их места, особенно начиная с 1948 г., занимали новые рабочие, преимущественно сельская молодежь. Понятно, что замена эта была неадекватной. Есть основания полагать, что масштабы кампании выдвижения регулировались недостаточно. Во всяком случае, в январе 1951 г. Оргбюро ЦК ПОРП было вынуждено констатировать «рост излишних штатов» во многих ведомствах, управлениях, на предприятиях. «В то время, как количество производственных рабочих, занятых в промышленности, возросло в истекшем (т.е. в 1950. — Авт.) году только на 14%, рост служащих, в первую очередь административных, достиг в промышленности 28%»ш. Иными словами, обозначившаяся ранее тенденция к опережающему росту управленческого аппарата приобрела устойчивый характер. Руководящие посты в промышленности, сельском хозяйстве и органах народной власти занимали в основном члены ПОРП. Так, в 1950 г. по Краковскому воеводству число «выдвиженцев» — коммунистов составило 1170 человек, а беспартийных — всего 34. Заметим, что в среднем партийном звене существовало понимание неправильности такого подхода. «Боязнь беспартийных не только неосновательна, но и вредна из-за отрыва партии от масс», — говорилось в одном из выступлений на пленуме воеводского комитета ПОРП в Кракове в марте 1951 г.113

В условиях властной монополии коммунистов четко определился традиционный подход к кадровой политике в стране. По словам Берута, «...соответствующий уровень и рост партийных кадров, их политическое, воспитательное и организаторское влияние, по существу, лимитируют и определяют направление и темпы процесса воспитания, подбора и состояния кадров в нашем государственном аппарате, а также во всех областях нашего народного хозяйства и общественной жизни». В реализации кадровой политики первостепенную роль предстояло играть партаппарату, на который ложилась задача выявления, выдвижения и переподготовки кадров из партийного актива, насчитывавшего к весне 1950 г. примерно 200 тыс. человек114. Руководство ПОРП держало партаппаратчиков в поле зрения и, исходя из их политико-организационного опыта, марксистско-ленинской подготовки и общих знаний, определило три группы «политических работников».

В первую группу входили сотрудники ЦК, секретари воеводских комитетов и их заместители — работники, выполнявшие наиболее ответственные руководящие функции. По отношению к общему числу штатных работников ПОРП первая группа составляла около 9%. Партстаж членов этой группы был не менее трех лет.

Ко второй группе относились секретари повятовых и городских комитетов и инструкторы воеводских комитетов. Примечательно, что образовательный уровень инструкторов был в целом выше — 48% от их числа имели среднее и высшее образование, в то время как среди секретарей повятовых и городских комитетов такое образование имели только 26%. (Для сравнения: даже весной 1953 г. всего 16,9% членов и кандидатов ПОРП имели среднее и высшее образование115.)

Помимо общего образования, аппаратчики получали и специальное — в системе партучебы: 36% секретарей повятовых и городских комитетов и 23% инструкторов воеводских комитетов окончили Центральную партийную школу, а воеводские школы — 20% секретарей и 19% инструкторов. По численности вторая группа вдвое превышала первую, но взятые вместе они составляли около 25% общего числа работников партаппарата. Эти две группы образовывали актив ПОРП центрального и среднего звена.

Третья группа включала работников более низкого уровня: референтов повятовых и городских комитетов, штатных секретарей гминных комитетов, освобожденных секретарей парткомов крупных предприятий. Эта группа составила 57% общего числа сотрудников партаппарата, т.е. была преобладающей. Примерно половина ее состава прошла через паршколы, но 41% из них ограничился лишь краткосрочными школами. Иными словами, подавляющая часть сотрудников партаппарата не имела теоретической подготовки даже в объеме программы воеводских курсов116.

Для исправления этого положения и обучения партийных активистов потребовалось существенное расширение сети партийных школ, увеличения преподавательского состава, улучшения качества его работы. С этой целью к весне 1951 г. при ЦК ПОРП по советскому образцу был создан институт подготовки научных кадров. «Пропускная способность» центральной и воеводской партшкол в 1950—1951 учебном году составила 6 тыс. человек.

Польское руководство ориентировалось в кадровой политике на советский опыт и открыто говорило об этом: «...организовать и улучшить методы изучения людей в ходе их работы, следить за их ростом и жизнью, знать кто и как растет, помогать людям расти быстрее — вот весь секрет политики кадров, испытанной ленинско-сталинской политики кадров», — подчеркивал Б.Берут.

Судя по документам, советские представители в стране внимательно отслеживали состояние кадрового вопроса, анализировали действия в этой сфере польского руководства. По дипломатическим и партийным каналам информация на этот счет регулярно поступала во Внешнеполитическую комиссию ЦК ВКП(б), МИД СССР или напрямую в «инстанцию», т.е. в Политбюро ЦК ВКП(б). Речь шла при этом как о партийных кадрах, так и об управленцах.

Характерно, что в отдельных случаях оперативная информация польского происхождения становилась известной «верхам» в Москве раньше, чем в Варшаве. Так, 30 января 1951 г. посол Лебедев шифртелеграммой на имя Сталина передал полученные им «в доверительном порядке» сведения о падении численности ПОРП, уменьшении представительства в партии рабочих при одновременном росте числа интеллигенции. «Эти данные пока еще не доложены руководству партии и не утверждены им», — сообщал дипломат1 17.

Пример тщательного анализа кадровой ситуации советскими представителями — обширная, на 25 страниц, справка «Проблема кадров в Польской республике в свете решения задач шестилетнего плана экономического развития и построения основ социализма», подготовленная советником посольства СССР Д.И.Заикиным. Адресованный заместителю министра иностранных дел А.ИЛав- рентьеву, этот документ из МИДа 30 января 1951 г. был переслан в ВПК ЦК ВКП(б)118.

Основное заключение автора справки было, несомненно, позитивным. «Методы разрешения проблемы кадров в Польской Республике, — писал Заикин, — являются правильными, заимствованными у Советского Союза. Учитывается опыт нашей страны в области разрешения проблемы кадров, а также принимаются к руководству указания товарища Сталина, сделанные по этому вопросу. В подготовке кадров имеются большие успехи». Вместе с тем Заикин усмотрел «некоторый разрыв между теоретической постановкой и практическим разрешением проблемы кадров». В частности, постоянные заявления о «смелом выдвижении новых молодых кадров», подкреплявшиеся ссылками на установки советского лидера, на практике должным образом не реализовывались. «Некоторые польские руководящие товарищи, — говорилось в справке, — ...неоправданно цепляются за старые, часто скомпрометированные кадры, не проверяют должным образом лиц, прибывающих из-за границы, сразу же доверяют им ответственные посты в государственных и партийных органах, искусственно создавая им при этом авторитет».

Недовольство Заикина было вызвано «узкой постановкой», по его словам, проблемы кадров на последних партийных пленумах, где она обсуждалась «только с точки зрения потребности в кадрах в связи с развитием экономики страны и быстрыми темпами индустриализации, не касаясь вопроса чистки кадров в связи с социалистическим переустройством как в городе, так и в деревне...» А между тем, считал Заикин, вопрос чистки являлся не менее важным, чем численная потребность в кадрах, «поскольку польский государственный и партийный аппараты еще засорены чуждыми новой Польше лицами». В качестве примера Заикин привел факты, подтверждавшие, в частности, неблагополучное положение с дипкадрами: только в июне—августе 1950 г. в страну не вернулись 25 дипломатов, а 26 были срочно отозваны, поскольку подозревались как потенциальные «невозвращенцы». В справке подчеркивалось, что польские руководители в лице Бе- рута, Бермана и и.о. министра иностранных дел Скшешевского слабо реагировали на «сигналы» и не предпринимали необходимые меры11*

Не вызывает сомнения, что «сигналы» исходили от советской стороны. Отсутствие же ожидавшейся реакции поляков, по нашему мнению, можно объяснить их нежеланием жесткими «оргвыводами» бросить тень на авторитет режима, дать повод усомниться в его прочности. Санкции против дипкадров могли попросту увеличить число «невозвращенцев», вызвать нежелательный резонанс за рубежом. Кроме того, не исключено, что в условиях острой нехватки кадров польское руководство не спешило оголять новые участки работы.

Советская сторона принимала непосредственное участие в подготовке польских кадров. Но если в управленческой сфере эта задача во многом решалась с помощью советских советников, работавших в стране, то в отношении партийных кадров активно использовались поездки в СССР с целью изучения советского опыта. Подобные визиты стали регулярными. Их инициаторами являлась польская сторона.

Например, весной 1949 г. через посла СССР в Польше В.Лебе- дева руководство ПОРП обратилось с просьбой в Москву разрешить поездку в СССР группе слушателей ВПШ при ЦК партии в количестве 50—55 человек «для изучения опыта организационнопартийной работы руководящих органов ВКП(б) и ознакомления с жизнью СССР». 7 мая председатель ВПК ЦК ВКП(б) В.Григорьян в письме Сталину просил рассмотреть подготовленные проекты соответствующего постановления ЦК ВКП(б) и «ответа т. Берману» с согласием принять в июне 1949 г. группу выпускников ВПШ сроком на 3—4 недели120. Согласие Сталина было получено, и 1

июня 1949 г. Политбюро ЦК приняло позитивное решение. Сотрудникам аппарата ЦК ВКП(б) Суслову, Григорьяну, Шепилову и Дедову было поручено подготовить план работы с польской делегацией. Ответственность за прием и выполнение плана работы была возложена на В.Григорьяна и зав. отделом агитации и пропаганды ЦК Л.Ф.Ильичева, а за материально-бытовое обслуживание — на Управление делами ЦК ВКП(б). 75% расходов по пребыванию делегации в СССР несла советская сторона («за счет партийных сумм») и 25% — ЦК ПОРП121.

Подготовленный «ориентировочный план работы» с делегацией представлял собой внушительный документ на три с лишним машинописные страницы. Его составители учли, что после годичного обучения в ВПШ при ЦК ПОРП ее выпускники должны были быть направлены на руководящую работу в воеводские парторганизации, и предложили членам делегации ознакомиться с работой ряда отделов Московского комитета ВКП(б) (партийных, профсоюзных и комсомольских органов, пропаганды и агитации, легкой промышленности, сельского хозяйства), Ногинского горкома и Ухтомского райкома ВКП(б), первичных парторганизаций завода «Калибр» и двух колхозов Ухтомского района Московской области. В Ленинграде, куда планировался выезд делегации, ей предлагалось ознакомиться с работой парторганизаций одного—двух промышленных предприятий города. Особое внимание в плане уделялось таким вопросам, как структура партийных органов, подбор, расстановка и подготовка кадров, создание резерва на выдвижение, планирование работы, постановка партийной информации, отчеты и выборы партийных органов, учет коммунистов, организация и проведение массовых политических кампаний, обобщение опыта работы партийных организаций, связь с вышестоящими парторганизациями и «первичками», контроль за выполнением постановлений вышестоящих парторганов и собственных решений, инструкторские кадры и т.п. В ВПШ при ЦК ВКП(б) членам делегации предстояло также заслушать цикл из 11 лекций, в том числе и по вопросам организационной структуры ВКП(б), партийной пропаганды и марксистско-ленинского воспитания, идеологической работы партии и пр. На «злобу дня» были рассчитаны такие лекции, как «Критика империалистической философии правых социалистов», «Космополитизм — идеология англо-американского империализма», «Мичуринская агробиология на службе социалистического сельского хозяйства» и др. Завершалась программа пребывания заключительной беседой в ВПШ при ЦК ВКП(б), во время которой члены делегации должны были получить комплекты литературы, необходимой для будущей работы122.

По аналогичному отработанному сценарию строилась работа с другой делегацией — «группой руководящих работников ЦК ПОРП», которая прибыла в СССР в августе 1949 г. Цель поездки — «ознакомление с опытом организационно-партийной работы ВКП(б)». В состав группы входили руководители отделов ЦК ПОРП (кадров, орготдела, экономического, управления пропаганды, просвещения и культуры) и их заместители: 3.Новак, В.Клосе- вич, ААльбрехт, А.Старевич, Ю.Коле, Ф.Блиновский, Я.Изидор- чик, М.Оке.

По «ориентировочному плану» группе было предложено ознакомиться с работой отделов ЦК ВКП(б) (партийных, профсоюзных и комсомольских органов, агитации и пропаганды, легкой промышленности, транспортного), отделами МК ВКП(б), Дмитровского городского комитета партии, первичными парторганизациями Дмитровского района Московской области (промышленного и сельскохозяйственного профиля). При этом особое внимание уделялось вопросам организации партработы, учета, подбора и выдвижения кадров, контроля за выполнением решений и пр. Предусматривалось и проведение заключительной беседы в ВПК ЦК ВКП(б)123.

Таким образом, партаппарат в Польше формировался под сильным влиянием советского опыта. Численность его в 1950— 1953 гг. возросла более чем в 2 раза. В начале 50-х годов до 70— 80% аппаратчиков происходили из рабочих. Кадры крестьянского происхождения рекрутировались из числа малоимущих или неимущих, что напрямую отражалось на их профессиональной подготовке, в основном низкой. К середине 50-х годов проявилась новая тенденция — в парткомах снизу доверху наблюдалось определенное вытеснение представителей рабочих и крестьян «работниками умственного труда». В высших органах власти процент рабочих и крестьян был невелик, зато неуклонно возрастала доля профессиональных аппаратчиков. Даже на уровне воеводских комитетов ПОРП они в 1953 г. составляли более половины их общего состава124. По возрастному критерию в аппарате преобладали лица от 26 до 40 лет (45,2%). 50-летний рубеж превысили 17,6% аппаратчиков, молодежь до 25 лет составляла 6,8%125.

По образовательному уровню положение вряд ли можно было назвать благополучным: на 30 сентября 1953 г. 40,9% имели неполное среднее и 16,9% — среднее и высшее образование126.

Актуальная задача быстрого повышения квалификации партаппарата решалась через систему партучебы с отрывом от производства. Существовавшая в середине 50-х годов в стране развитая сеть подготовки кадров составляла важную часть партийной инфраструктуры и действовала под недремлющим оком руководства ПОРП. Это касалось программ обучения, отбора слушателей, а впоследствии и их трудоустройства. По отрывочным сведениям, только в 1953—1954 гг. через воеводские школы с 6-месячным сроком обучения прошли более 20 тыс. слушателей. Подавляющее большинство их укрепило партаппарат, а остальные — госаппарат и руководства различными политическими и общественными организациями.

Преобладающая часть партаппаратчиков вела свой партийный стаж с периода непосредственно после освобождения страны и пребывала ранее в основном в рядах ППР. По данным на 1954 г. (более ранними мы, к сожалению, не располагаем), в аппарате ЦК ПОРП не менее 27% были в свое время членами КСМП и КПП, 17% — членами ППР во время войны и оккупации, но при этом почти все вели свою партийную «родословную» от ППР. Аналогичным было положение в Политбюро и Секретариате ЦК: почти все их члены имели многолетний стаж партийно-политической деятельности, по меньшей мере, со времени войны и часто даже с межвоенного периода. Значительное число членов Политбюро выполняло свои руководящие функции с момента возникновения партии, что свидетельствовало о персональной стабильности этого органа партии. Так, на временном отрезке между I и II

съездами партии (1948—1954 гг.) 52 из 73 членов ЦК (т.е. более 70%) «вышли» из ППР, а 22 (30%) — из ППС. Из 11 членов Политбюро 10 были ранее членами ППР. То же было и в Секретариате ЦК127.

Номенклатурный принцип организации работы партийного и государственного аппарата начал реализовываться в Польше в 40-е годы. Процесс этот развивался по линии объединения элементов партийного и государственного аппарата, точнее сращивания соответствующих постов и должностей по мере перехода к системе партии-гегемона. В начале 1949 г. принцип номенклатуры, действовавший на практике, хотя и юридически необязательный, был закреплен введением конкретных списков должностей, находившихся в ведении ЦК, воеводских и повятовых комитетов ПОРП. Опубликованный в 1990 г. польским исследователем

А.Гарлицким архивный документ «Номенклатура кадров ЦК» остается на сегодняшний день единственным известным нам списком польской партийно-государственной номенклатуры. Гарлиц- кий полагает, что данный документ был подготовлен в секретариате ЦК ПОРП в начале 1949 г.

В двух неравных по объему разделах документа были перечислены должности, назначение на которые, снятие и разного рода перемещения производил ЦК партии. В разделе «Партийный аппарат» были зафиксированы 7 разрядов должностей — от руководителей отделов ЦК, их заместителей и всех политических сотрудников ЦК до первых секретарей повятовых и отдельных городских комитетов ПОРП. Вторая, большая часть, содержала перечень должностей государственного аппарата (16 министерств, 4 государственных комитета), органов самоуправления, радио, кино. Отдельно были «расписаны» органы польской кооперации, профсоюзы, массовые организации, пресса и пр.128 В отличие от советской политической практики, вне данного перечня остался польский костел, что объяснялось спецификой отношений костел—государство—партия в Польше. В СССР, как известно, глава Русской православной церкви входил в номенклатуру ЦК партии129.

Реализация номенклатурного принципа означала узаконенное установление жесткой системы контроля над всеми кадрами на центральном и периферийном уровне. Были заложены прочные основы той системы управления, которую в мае 1950 г. Б.Берут охарактеризовал следующим образом: «...Наша партия... должна иметь по важным кадровым и персональным вопросам право окончательного решения».