НАЧАЛЬНЫЙ ЭТАП «КАДРОВОЙ РЕВОЛЮЦИИ» В ПОСЛЕВОЕННОЙ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЕ: ОСНОВНЫЕ ВЕКТОРЫ И ПЕРВЫЕ ИТОГИ

Вторая мировая война открыла этап глубоких структурных перемен в общественно-политической жизни региона. Его основным содержанием явились недопущение к власти в конце войны прежних политических режимов и возрастание в регионе влияния СССР.

Проблема кадров актуализировалась после окончания войны по всей Европе. Общее направление ее решения зафиксировала «большая тройка», констатировав в Потсдаме применительно к Германии необходимость и обязательность «искоренения германского милитаризма и нацизма». Великие державы подтвердили свои намерения предать военных преступников «скорому и справедливому суду»2. Показательно, что, как свидетельствуют документы, термин «военные преступники» Москва предполагала толковать в будущем «в расширительном смысле». Такой подход предлагал, в частности, советский дипломат И.М.Майский. В упоминавшейся записке наркому В.М.Молотову от 10 января 1944 г. он обосновал необходимость включить в это понятие «не только тех лиц, которые совершили преступление на поле битвы или в районах оккупации, но также членов СС, СА, аппарат нацистской партии со всеми его разветвлениями, широкие круги армейской, воздушной, морской и административной верхушки»3. Хотя в период войны и в первые послевоенные годы в мировом сообществе понятия «военные преступники» или «преступники войны» относились к «главным военным преступникам», то есть прежде всего к Германии, уже первые программные документы всех новосфор- мированных правительств содержали специальные пункты о наказании фашистов и коллаборационистов. В странах Восточной Ев- ропы это решение было реализовано новой властью в своих политических интересах. Фактически параллельно развивались два процесса: наказание бывшей политической элиты сочеталось с широкой сменой государственной администрации. В первый процесс была включена судебная система в виде новых судебных органов и чрезвычайного законодательства. В регионе все это вобрало в себя понятие «народный суд». Официально в центре внимания «народных судов» была прежде всего старая политическая элита, запятнавшая себя сотрудничеством с фашизмом.

Применительно к странам-сателлитам деятельность «народных судов» получила международно-правовую мотивировку также в виде решений «большой тройки»: уже Соглашения о перемирии с бывшими союзницами Германии в войне — Болгарией, Венгрией и Румынией содержали схожие пункты о сотрудничестве властей этих стран в деле задержания военных преступников и их наказания4. Продублированные позднее, в феврале 1947 г., в Мирных договорах с этими странами5 соответствующие пункты фиксировали необходимость судебного наказания военных преступников в значительной мере как бы вдогонку. К примеру, в Венгрии на основе постановления правительства от 25 января 1945 г. о народном судопроизводстве6 уже за 6 месяцев в качестве военных преступников были арестованы 22 тыс. человек, из которых 9 тыс. интернированы, 2 тыс. преданы «народным судам». Последние функционировали в стране с 3 февраля 1945 г. Однако их «результативность», судя по некоторым фактам, вызывала неудовлетворение у руководства ВКП. На 15 марта 1945 г. было осуждено лишь двое, да и само число судов не достигло запланированной цифры: вместо 23 действовали 17 составов. Под впечатлением этой информации генеральный секретарь ЦК компартии М.Ракоши в середине марта сообщал в Москву: «Народные суды... действуют неправильно. Под нашим давлением в их деятельность было внесено некоторое оживление, однако эти учреждения построены так, что приведение смертных приговоров в исполнение производится очень медленно. Наша задача сейчас — принимать все необходимые меры и требовать как быстрого решения дел, так и привлечения к ответственности действительно больших политических преступников, а не только мелких жуликов»7. На встрече с сотрудниками Отдела международной информации (ОМИ) ЦК ВКП(б) 23 июня 1945 г. Ракоши пришлось выслушать резкую критику Г.Димитро- ва, упрекавшего венгерских коммунистов, в частности, в отсутствии «политических процессов» в стране. Ракоши попытался парировать: «Фашистские вожди бежали, — пояснял он. — У нас нет ни одного министра, ни одного статс-секретаря фашистского. Это очень плохо, плохо в том смысле, что мы до сих пор не смогли создать политический процесс. Были такие люди, как начальник концлагерей, как полковник или начальник тюрьмы, одним словом, мелкие исполнители, но настоящих вождей в наших руках нет... Когда я читал, что в Болгарии удалось взять всех министров, у меня слюнки текли. Я сказал — какая счастливая страна. У нас все бежали, а на нет и суда нет. Мы надеемся, что нам выдадут этих фашистских вождей, и тогда мы организуем процесс»8.

Народные суды действовали в Венгрии до 1 апреля 1950 г. Всего ими было рассмотрено 58953 дела, па которым осуждены 26286 человек, в том числе вынесено 476 смертных приговоров. В исполнение приведено 1899. Но крупного «политического процесса» на том этапе провести так и не удалось.

В Болгарии в конце сентября 1944 г. во исполнение программы первого правительства Отечественного фронта (ОФ) был принят закон о народном суде над виновниками вовлечения страны в войну на стороне фашистской Германии и связанных с ней злодеяний. Идея проведения народного суда была популярна среди всех участников ОФ, хотя для одних она была воплощением высшей справедливости, а для других прежде всего поводом к тому, чтобы «убрать массы с улиц», создать «спокойную, мирную обстановку». Например, члены политической группы, впоследствии партии «Звено», неоднократно напоминали о «сдержанности», необходимости действовать «в рамках справедливости», избегая максимализма и «правового нигилизма»11^. Практика, к сожалению, быстро доказала правомерность опасений «звенарей», о чем будет сказано ниже.

Проведение «наказательной» акции вызывало у руководства БРП(к) немало вопросов. 5 декабря 1944 г., в связи с предполагавшимся отъездом В.Коларова в Софию Г.Димитров попросил о встрече болгарских руководителей с И.В.Сталиным. Г.Димитров мотивировал эту просьбу тем, что им нужны советы по вопросам, при решении которых компартия «встречает затруднения и чувствует себя не вполне уверенно». Среди этих вопросов значилось и проведение народного суда над бывшими фашистскими министрами и военными преступниками11.

Из-за крайней занятости Сталина личная встреча в тот момент не состоялась, но, как показывают документы, его общие установки в связи с обострением внутриполитической ситуации в Болгарии и, в частности, высказанное Г.Димитрову в телефонном разговоре 13 декабря недовольство чрезмерной политической активностью коммунистов и нежеланием считаться с партнерами по ОФ12 возымели действие. По всей вероятности, это отразилось и на сроках проведения народного суда, позволив до некоторой степени ввести «наказательную» акцию в русло закона.

В декабре 1944 г. начались судебные процессы. По просьбе болгарского правительства и по согласованию с правительствами США и Великобритании советская сторона передала арестованных «главных виновников» (членов Регентского совета Б.Филова,

Н.Михова, князя Кирилла Габровского, премьер-министра Б.Бо- жилова, министра Василева и др.) болгарским властям для осуществления правосудия «непосредственно в стране». Это в определенной мере нарушало прежние договоренности, поскольку по решению Тегеранской конференции 1943 г. главные подсудимые, разрабатывавшие и осуществлявшие внутри- и внешнеполитический курс болгарского правительства, должны были предстать перед международным судом. Именно в силу этого они и были переданы после ареста в сентябре 1944 г. советским властям. 26

января 1945 г., выступая в ОМИ ЦК ВКП(б), секретарь ЦК БРП(к) Т,Костов подчеркивал: «Огромную роль в борьбе против фашизма сыграют наши народные суды, которые уже начали свою работу и скоро вынесут справедливый, а это означает — беспощадный приговор всем гитлеровским агентам в нашей стране. Болгария является первой страной, в которой фашисты уже сидят на скамье подсудимых перед народным судом, составленным из избранников комитетов Отечественного фронта. Народные судьи будут судить по совести и убеждению, не придерживаясь всевозможных процессуальных тонкостей буржуазных законов. Поэтому наш народный суд над фашистами будет иметь не только внутреннее, но и международное значение. После суда над регентами, дворцовыми советниками, министрами кабинетов, управлявших страной с 1941 по 9 сентября 1944 г., и депутатами Народного собрания, одобрившими прогитлеровскую политику правительства, последуют другие процессы... У нас есть все основания думать, что до конца марта будут закончены все эти процессы и что расправа с активными фашистскими агентами будет самой беспощадной»13. Костова, как видим, не смутило явное несоответствие понятий «суд» и «расправа», которые он фактически счел рядоположенными. Что касается названных им сроков, то ошибся Костов не намного: судебные процессы завершились в конце апреля 1945 г. Всего было проведено 135 процессов, в том числе 2 центральных, рассмотревших дела представителей высшего эшелона власти.

Точная статистика деятельности народных судов в Болгарии отсутствует. Наиболее часто фигурирующая цифра касается общего числа подсудимых — 11122. Оправданы были 1516 человек, прекращены или приостановлены дела 451 чел., 1305 чел. были приговорены к пожизненному заключению, 8 чел. — к 20 годам строгого режима, 981 чел. — к 15 годам строгого режима, 2730 чел. — . к смертной казни14.

В литературе уже отмечено это бросающееся в глаза несоответствие — сравнительно малое число осужденных и огромное, по сравнению с другими странами, число смертных приговоров, но болгарские авторы настаивают на факте несовершенной статистики, фиксируя случаи вынесения смертных приговоров по отношению к убитым, умершим, эмигрировавшим лицам, вынесения нескольких приговоров в отношении одного и того же лица, а также указывая на отсутствие точных сведений о приведении приговоров в исполнение15. Однако подобная мотивировка не кажется нам достаточно убедительной. Примечательно, что и некоторые современники процессов считали, что народный суд был призван решить некую сверхзадачу, не ограничиваясь прокламировавшейся дефашизацией. Так, будущий лидер «лояльной оппозиции» Н.Петков еще до суда предсказывал: «Будут судить регентов, министров, депутатов, военных и полицейских, объявленных фашистами. Это расправа с болгарской государственностью, а не с гитлеровскими агентами»16. В коммунистических «верхах» деятельность народного суда получила в целом положительную оценку, хотя Костов признавал наличие «значительных ошибок». Он констатировал: «Может быть, мы ошиблись при разработке закона, установив, что в каждый состав народного суда должно быть включено много юристов. Опыт показывает, что многие наши юристы проявляют большую любовь к формальностям и оказываются неподходящими для возложенной на них работы. ЦК не может согласиться с утверждением, что правосудие — это соблюдение норм. Особенно неправильно такое мнение в наше время»17. Иными словами, не закон, а пресловутая «революционная целесообразность» получала предпочтение у болгарских коммунистов. Чем чреват такой подход, хорошо известно по нашей, отечественной, истории.

Конкретные материалы позволяют констатировать, что, действительно, понятие «фашизм» и его производные толковались необоснованно расширительно. Такой подход нередко демонстрировали и советские представители в Болгарии. В сентябре 1945 г. сотрудник группы политсоветника СКК Х.Розов, возвращаясь к итогам работы народных судов, отметил, что они убрали лишь «верхушку болгарского фашизма», оставив основные его кадры почти нетронутыми18. И хотя пока не представилось возможным установить, была ли это личная оценка Розова или мнение советской части СКК, а, быть может, и более высоких инстанций, данная позиция симптоматична.

Документы дают возможность зафиксировать и такую особенность борьбы с «фашизмом» в Болгарии, как проведение масштабных репрессий на местах до суда и без суда. Болгарский либеральный демократ Ст.Мошанов в беседе с заместителем политсоветника СКК в Болгарии Д.Г.Яковлевым 6 декабря 1944 г. так охарактеризовал сложившееся в стране положение и, в частности, «массовые перегибы при арестах»: «Процесс бурной реакции освобожденного от фашистского гнета народа против своих угнетателей затянулся настолько, что перешел в хроническую форму, и эта форма стала повседневным явлением»1^. 15 декабря 1944 г. факты саморасправы болгарских коммунистов с арестованными подтвердил в беседе с членом группы политсоветника СКК Ф.Фечиным и кандидат в члены Политбюро ЦК БРП(к) В.Червенков20. О размахе репрессивных мероприятий позволяют судить и некоторые материалы о положении в провинции. 30 января 1945 г. на встрече заместителя политсоветника СКК К.Д.Левычкина с руководством народной милиции и госбезопасности в Бургасе советскому дипломату сообщили: с 9 сентября 1944 г. по 30 января 1945 г. в Бургасской области арестовано 1100 человек; после проверки 300 человек освобождены, примерно 300 человек расстреляны без суда, остальные будут судимы. 1 февраля 1945 г. на аналогичной встрече в Пловдиве прозвучали следующие цифры: арестовано 1400 человек, без суда расстреляны около 300 человек, 200 человек отправлены (опять-таки без суда) в лагерь, 1200 человек будут отданы под суд.

Всего в стране, по некоторым данным, за несколько недель после 9 сентября 1944 г. без суда и следствия были ликвидированы свыше 18 тыс. человек21. Размах репрессий не насторожил советских представителей в стране, хотя истинными их причинами нередко становились карьеристские побуждения и простое сведение личных счетов. (Это, в частности, отмечал и Т.Костов, на встрече в ОМИ ЦК ВКП(б).) Левычкин, например, советовал привлекать к проведению репрессивных мероприятий союзников по ОФ, которые, таким образом, пройдут «проверку на деле» и не смогут в дальнейшем возложить всю вину за репрессии на коммунистов22.

Фактически поощряя нарушения законности, советские представители в стране объективно нередко игнорировали официальную установку Москвы на невмешательство СКК в работу народных судов. Это не осталось незамеченным. 13 января 1945 г. заведующий IV европейским отделом НКИД СССР В.А.Зорин и его помощник А.Абрамов направили заместителям наркома иностранных дел СССР А.Я.Вышинскому и В.Г.Деканозову докладную записку о работе СКК в Болгарии, в которой резко осудили попытки советских сотрудников повлиять на определение сроков судебного заключения некоторых подсудимых23.

Не исключено, что настроения московского руководства стали известны сотрудникам СКК. 20 января 1945 г. тот же Левычкин, например, в беседе с народным судьей Шулевым отказался сформулировать позицию советской стороны в отношении готовившегося приговора обвиняемым, проходившим по одному из центральных политических процессов. Из записи беседы: «Шулев заявил, что он пришел для того, чтобы выяснить позицию русских в отношении предстоящего приговора по делу преступников войны... Шулев сообщил, что в судебном органе существуют разногласия между представителями политических партий по существу предстоящего приговора. Поэтому он хотел бы знать мнение советской делегации (так в тексте. — Авт.) и придерживаться этого мнения на суде. Я ответил Шулеву, что этот вопрос не входит в компетенцию Союзной Контрольной Комиссии. Судебные органы имеют все необходимое, чтобы принять справедливое решение... Судьи имеют конкретный материал о деятельности преступников, знают размеры их преступлений перед болгарским народом и Объединенными Нациями, знают настроение болгарского народа. Наконец, сами судебные органы являются народными. Этого вполне достаточно, чтобы избежать ошибки в решении суда. Шулев заявил, что настроение народа является стихийным. Он не в курсе всех тонкостей судебного процесса... Кроме того, говорит Шулев, Болгария не имеет самостоятельной политики. Ее политика определяется политикой СССР... Поэтому они не могут самостоятельно принять решения и хотели бы знать нашу точку зрения по существу приговора. Я еще раз подтвердил свое решение. Шулев ушел неудовлетворенным»24.

В Румынии практически одновременно, 20 и 21 января 1945 г. были приняты два закона — «О преследовании и наказании военных преступников», предусматривавший разные меры наказания влоть до смертной казни, и «О преследовании и наказании виновников катастрофы страны». По второму закону наказание «по максимуму» предполагало пожизненное заключение, а кроме того, именно в соответствии с этим документом учреждались в стране народные суды.

Реализация этих законов началась в апреле—мае 1945 г., то есть после того, как в результате визита в Бухарест уполномоченного СНК СССР по делам СКК в Румынии А.Я. Вышинского к власти было приведено правительство П.Грозы, и соотношение сил в кабинете министров изменилось в пользу Национально-демократического фронта (НДФ).

Подготавливая отставку правительства Н.Радеску, советская сторона делала упор на необходимость «обеспечить порядок и честное выполнение [Румынией] условий Соглашения о перемирии». В телефонограмме политического советника СКК в Румынии А.П.Павлова В.М.Молотову от 3 марта 1945 г. подчеркивалось, что «правительство Радеску из-за засоренности его реакционными элементами оказалось не только не способным обеспечить порядок и спокойствие в стране, являющейся тылом Красной Армии, но и прямо поощряло преступную деятельность железно- гвардейцев, приверженцев Антонеску и других фашистских элементов. Радеску препятствовал выявлению и наказанию военных преступников и саботировал чистку армии и государственного аппарата от легионерско-фашистских элементов. Характерно, что из армии, насчитывающей несколько сот тысяч солдат и несколько десятков тысяч офицеров, были исключены и преданы суду в качестве прогитлеровцев и военных преступников только 53 человека, из которых к тому же ни один не осужден». Выдвинув против Румынии также обвинение в «подготовке к установлению режима военной фашистской диктатуры», Павлов от имени советской части СКК фактически обозначил необходимость привлечения к судебной ответственности «провокатора и профашиста Радеску и его клику»25. 7 марта 1945 г. П.Гроза публично заявил о начале чистки от «фашистов» во всех сферах общественной жизни, а уже 2 апреля центральный орган компартии газета «Скынтейя» сообщила об арестах нескольких сотен полицейских и офицеров контрразведки, «виновных в постигших страну бедствиях»26. В начале мая 1945 г. в Москву пришло сообщение из Бухареста о решении Совета министров предать народному трибуналу 47 военных преступников во главе с генералом Мачичем. Последний обвинялся в зверских убийствах мирного населения Одессы в октябре 1941 г. В ответ на взрыв в штабе румынской оккупационной армии в городе по приказу маршала И.Антонеску были проведены массовые репрессии. Поскольку приказ Антонеску касался коммунистов, оккупационные власти объявили таковыми мирных граждан, в основном еврейской национальности. По неполным данным, жертвами расправы стали 20 тыс. евреев.

Накануне процесса министр юстиции коммунист Л.Патрашка- ну заявил в прессе, что «осуждение преступников будет основываться на объективных данных, а не на основании соображений мести». 22 мая 1945 г. 29 военных преступников, в том числе и генерал Мачич, были приговорены к смертной казни, а 8 подсудимых — к различным срокам тюремного заключения. 5 июня 1945 г., однако, смертные приговоры были заменены пожизненным заключением12. Позднее, в мае 1946 г., были вынесены смертные приговоры диктатору И.Антонеску, его заместителю М.Антонеску, военному министру К.Пантази, начальнику сигуранцы (тайной полиции) Е.Кристеску. Отдельные сведения, которыми мы располагаем, свидетельствуют о значительном размахе «наказательной» акции в Румынии: так, в беседе с английским журналистом А.Гибсоном 23

мая 1945 г. П.Гроза заметил, что за прошедшие со дня прихода к власти его кабинета два месяца арестованы 90 тыс. человек27.

В других странах региона также развернулась «наказательная» акция, шедшая в русле решений «большой тройки». Против политической коллаборации были направлены декреты президента Чехословацкой республики Э.Бенеша о военных преступниках и кол- лаборантах, а также о создании чрезвычайных народных судов и Национального суда, подписанные 1 февраля и 19 июня 1945 г. Временное Национальное собрание объявило их законами. Словацкий Национальный совет принял аналогичный закон 15 мая 1945 г. В соответствии с этими законами по обвинению в коллаборации в народные суды были переданы 132 тыс. дел, но рассмотренными оказались немногим более 38 тыс. Всего до конца 1947 г. в Чехословакии к народному суду было привлечено 158 тыс. военных преступников и коллаборантов. Осуждены 46400 человек, из них к высшей мере наказания приговорены 778 человек28.

Характерно, что чехословацкие коммунисты также старались интерпретировать понятие «коллаборация» широко, что давало как политический, так и экономический выигрыш: в частности, позволяло элиминировать сторонников правых сил и переводить в управление государством принадлежавшие обвиняемым имения или фабрики. Однако такая позиция оформилась не сразу. Политики некоммунистической ориентации стремились к более точной и корректной интерпретации правовых норм, учитывая реальную обстановку, существовавшую в годы войны в Протекторате29. Касалось это и трактовки понятия «коллаборация». Не исключено, что именно под влиянием такого подхода в проект программы правительства Национального фронта чехов и словаков, разработанный заграничным руководством КПЧ в марте 1945 г., вошел пункт о том, что «служба в государственном и общественном аппарате бывшего оккупационного и предательского режима сама по себе не будет считаться подлежащей наказанию». Симптоматично, что знакомившийся с проектом заведующий IV европейским отделом НКИД В.А.Зорин критически отнесся к предложенной формулировке30. По всей вероятности, мнение советского дипломата и обусловило некоторое изменение позиции чехословацких коммунистов по вопросу о коллаборации. В окончательный вариант программы был включен следующий текст: «...Народ и правительство будут внимательно следить, чтобы в национальные комитеты не попали элементы, которые сотрудничали с оккупантами, поддерживали предателей и, служа врагу, получили мерзкую личную выгоду»31. Иными словами, установленным коллаборантам вход во властные структуры был закрыт.

Руководители Протектората должны были предстать перед Национальным судом. Осенью 1946 г. суд рассмотрел дела 9 министров коллаборантских правительств (из 16). Четверо из них были приговорены к различным срокам тюремного заключения, трое были оправданы и двое освобождены от наказания. Дела руководителей «Словацкого государства» во главе с Й.Тисо, находившихся в тюрьме, были переданы в компетенцию Национального суда в Братиславе. Как информировал на первом совещании Коминформа в 1947 г. генеральный секретарь ЦК КПЧ Р.Сланский, «вокруг приговора над Тисо (так в тексте. — Авт.) разгорелась ожесточенная борьба. Наши чешские партнеры и сам президент [Бенеш] колебались до последнего момента. Мы добились большинства в правительстве по этому вопросу только после того, как пригрозили открытием массовой кампании протеста»32. Окончательно судьба основной массы заключенных решилась в дни острого политического кризиса в Словакии, по ходу которого коммунисты реализовывали задачу ликвидации «клерофашистской реакции» в стране. Национальный суд вынес смертный приговор Тисо; в апреле 1947 г. он был приведен в исполнение.

В политотчете посольства СССР в Праге за 1947 г. указывалось, что коммунисты во время процесса по делу Тисо решали основную политическую задачу — «разоблачить подлинную сущность [его] антинародной, антидемократической политики...» В связи с этим советские дипломаты подчеркивали античешскую направленность политики Тисо, особенно в межвоенные 1936— 1939 гг., политики, которая встречала широкую поддержку значительной части населения Словакии. Последнее, как констатировалось в отчете, «имело основания (подчеркнуто нами. — Авт.) быть недовольным отношением бывших правящих кругов чехов к Словакии», ущемлением национальных, политических, культурных ценностей и прав словацкого народа1333.

В целом советская сторона не была удовлетворена ходом «на- казательной» акции в Словакии, считая, что «кроме казни Тисо, ничего не сделано для борьбы с реакцией». Осенью 1947 г. в Москве продолжали считать, что в Словакии фашистские элементы «не выкорчеваны».

Критическая тональность преобладала и в оценках, характеризовавших положение дел в стране в целом. Так в информационной записке «О современном политическом и экономическом положении Чехословакии», подготовленной к учредительному совещанию Коминформа (сентябрь 1947 г.), подчеркивалось, что КПЧ не воспользовалась благоприятной ситуацией (пребыванием Красной Армии в стране до декабря 1945 г.) и не наказала предателей народа, не очистила страну от остатков фашизма, которые ныне «орудуют в партиях, входящих в Национальный фронт»35.

В Польше борьба с проявлениями политической коллаборации развернулась еще в период оккупации. По некоторым данным, подпольные организации уничтожили около 3 тыс. «шпиков»36, но в целом политическая коллаборация как массовое явление не имела места в стране. Военные преступники и предатели подпадали под действие декрета ПКНО (Польского комитета национального освобождения) от 31 августа 1944 г., в соответствии с которым высшей мере наказания подлежал достаточно широкий круг лиц, в том числе и доносчики. Декретом ПКНО от 23 сентября 1944

г. вводились военные суды и прокуратура37, юрисдикция которых распространялась и на гражданских лиц. Военные суды активно использовались новой властью в борьбе против подпольных военно-политических структур лондонского лагеря. Дополнения, внесенные в действовавшее законодательство в сентябре—октябре 1944

г., предусматривали смертную казнь или пожизненное заключение за преступления, представлявшие угрозу безопасности и целостности государства. Прежде всего под удар попадали сторонники тех политических сил, которые оказывали или пытались оказывать сопротивление утверждению политического режима во главе с ППР.

В 1944—1948 гг. военные суды вынесли более 22 тыс. приговоров, в том числе 2500 смертных, большинство из которых были приведены в исполнение. Кроме того, советские военные власти пользовались правом устанавливать «справедливый порядок» в тылах своего фронта в Польше; при этом понятие «тылы» подчас толковалось, как справедливо считают польские исследователи, произвольно и неоправданно широко33.

В результате действий различных оперативных групп, в том числе и подразделений военной контрразведки «СМЕРШ» НКО и НКВД СССР, были арестованы тысячи участников польского антиправительственного подполья. К осени 1945 г. в лагерях и тюрьмах НКВД СССР находились более 20 тыс. интернированных на территории Польши. Важнейшую роль при проведении «оперативно-чекистских мероприятий», несомненно, играла их политическая составляющая — подавление противников новой власти. Иными словами, в Польше, где национальная политическая элита в большей части своей не была поражена «болезнью» коллабора- ции, «наказательные» антифашистские акции новая власть при поддержке советской стороны смогла сразу направить по «классовому руслу», превратив их в инструмент борьбы за адекватный собственным идейно-теоретическим установкам режим. В ходе этой борьбы из общественной жизни была элиминирована значительная часть прежней элиты и слоя государственных служащих. 2

августа 1945 г. была объявлена приуроченная к годовщине образования ПКНО и в связи с созданием коалиционного правительства амнистия сторонникам польского правительства в эмиграции в Лондоне, в том числе бойцам Армии Крайовой (АК). Под нее подпадали те из «лондонцев», кто до 15 сентября 1945 г. признал бы свою подпольную деятельность и сложил оружие; амнистия, однако, не распространялась на руководителей подпольных структур39. Воспользовались правом амнистии примерно 44

тыс. человек. Однако до конца 1945 г. в Польше фактически сохранялось военное положение, продолжались аресты14.

Большой сложностью отличалась ситуация в Югославии, где в условиях оккупации резко обострились межэтнические противоречия, усилился радикальный национализм, породивший крайний политический экстремизм и насилие в широких масштабах. Оккупанты, активно используя соответстсвующие настроения, содействовали созданию квислинговских «национальных» структур типа «Независимого государства Хорватии», руководителем, «поглавни- ком», которого стал лидер хорватских усташей (от хорв. усташа — повстанец) А.Павелич. Стремясь к созданию «этнически чистого» хорватского государства, правительство Павелича проводило политику геноцида. Ее итогом стало уничтожение почти 800 тыс. чел., в основном сербов, более 30 тыс. евреев и примерно столько же цыган. Военные силы усташей насчитывали около 150 тыс. чел.41

В мае 1941 г. германское командование создало в Белграде «правительство» М.Ачимовича, но уже 29 августа его сменило так называемое правительство национального согласия Сербии во главе с бывшим генералом югославской армии, бывшим военным министром М.Недичем. Будучи крайним националистом, Недич также исповедовал идею «этнически однородного» государства, только сербского. Достижение этой цели ему виделось возможным при опоре на германские штыки.

Сторонники идеи «этнически чистых» государств нашлись также и среди словенцев («белогвардейцы»), и среди боснийских мусульман. Все они оказались в лагере коллаборации.

Последнему противостояли силы, выступавшие против оккупации: королевское правительство Югославии, находившееся в эмиграции в Лондоне и сохранившее статус правительства союзного, воюющего со странами «оси», государства; четническое (от серб, чета — отряд) движение, руководимое полковником Драголюбом (Дражей) Михайловичем, и возглавлявшееся коммунистами народно-освободительное движение.

Четническое движение носило националистическую окраску. Его сторонники вынашивали планы обновления монархического института, создания «Великой Сербии» в рамках «Великой Югославии». Однако поначалу Михайлович считал, что реализация задуманного возможна единственно на пути борьбы с оккупантами. Это объясняет готовность четнического руководства к налаживанию сотрудничества с партизанами Й. Броз Тито в рамках единого освободительного движения весной—летом—осенью 1941 г. По инициативе коммунистов состоялось даже две встречи Михайловича и Тито. Однако уже в декабре 1941 г. Михайлович отказался от сотрудничества и установил контакт с Недичем и германскими и итальянскими оккупационными властями. Стали отмечаться случаи нападения четников на сербских партизан. Численность четнического движения постоянно росла: если осенью 1941 г. она равнялась 3—5 тыс. чел., то в сентябре 1944 г. отряды Михайловича объединяли уже 60 тыс. чел.42

Возглавлявшая народно-освободительное движение компартия Югославии взяла в годы войны на вооружение традиционную югославистскую идею в сочетании с принципами интернационализма. Будущая Югославия виделась руководству КПЮ как сформированная на равноправной основе федерация народов Югославии. КПЮ стала единственной силой в стране, которой удалось объединить югославских патриотов и поднять их на вооруженную борьбу в общенациональном масштабе, придав ей организованный характер. В рядах Народно-освободительной армии сражались к осени 1944 г. 400 тыс. бойцов. Таковы исторические факты, требующие адекватной оценки, каким бы ни было сегодня отношение к коммунистической идеологии43.

Таким образом, за воссоздание в той или иной форме единой Югославии выступали участники как коммунистического, так и антикоммунистического сопротивления оккупантам, тогда как радикальные этнические националисты, независимо от национальности, оказались в лагере коллаборации44.

Вследствие этого понятно, почему после освобождения страны и установления народной власти, означавшей победу коммунистов, размах «наказательной» акции, направленной против военных преступников и коллаборантов, стал столь значительным.

Еще на этапе активной вооруженной борьбы против захватчиков летом 1941 г. военные суды сурово решали вопрос о судьбе предателей и пособников, проводили конфискацию их собственности. Имевшие место в первой половине 1945 г. массовые репрессии в основном затронули эти же категории населения, хотя, по некоторым сведениям, в поле зрения судебных органов и прежде всего тайной политической полиции (ОЗНА) попадали и оппозиционно настроенные к режиму лица. В первую очередь именно против них применялась такая мера, как лишение избирательных прав (по оценке того времени, число «лишенцев» достигало 250 тыс. человек). Официальным основанием также служили подозрения в коллаборации и предательстве.

В стране была создана широкая сеть чрезвычайных и военных судов для гражданского населения. Деятельность этих органов вызывала резкое недовольство в обществе. Советское посольство в Белграде располагало информацией на этот счет, равно как и материалами «о массовых расстрелах, о неспокойствии в стране», о том, что, опасаясь ареста, «люди бегут в леса» и пр. Судя по документам, советской стороне были известны многочисленные факты нелегального распространения в столице листовок от имени различных партий с требованием роспуска чрезвычайных судов и объявления амнистии всем «политическим преступникам». Особая акцентация на то, что перед судом должны предстать лишь те из них, кто «непосредственно сотрудничал с оккупантами, совершал злодеяния и преступления»45, доказывает: понятием «политический преступник» и в Югославии органы власти и суды пользовались произвольно и необоснованно широко, подверстывая под него по разным соображениям всех неугодных лиц.

Статистические сведения об итогах «наказательной» акции в стране отличаются значительным разбросом. Данные немецкого исследователя В.Брокдорфа, например, о 1,7 млн «жертв коллаборации»46 сближаются со статистикой, приводимой хорватскими специалистами — 1,9 млн чел. Достоверность этих сведений поставил под сомнение, считая их преувеличенными, крупнейший польский исследователь истории Второй мировой войны Ч.Мадай- чик47. Российский ученый М.И.Семиряга приводит данные Г.Ной- бахера, согласно которым «наказательная акция» в Югославии коснулась примерно 1 млн чел.48

Мало что могут добавить и архивные материалы, которыми мы располагаем. Так, например, в феврале 1946 г. советское посольство сообщило в Москву В.М.Молотову полученную от секретаря ЦК КПЮ М.Джиласа информацию: «...Органами ОЗНА после освобождения Югославии ликвидировано около 200 тыс. человек, сотрудничавших с оккупантами и являвшихся активнейшими врагами нового режима». Кроме этого, осенью—зимой 1945 г. в лесах Сербии, Хорватии, Боснии и Герцеговины было уничтожено около 11

тыс. членов усташских и четнических отрядов, арестованы и расстреляны главные сподвижники Д.Михайловича. Сам Михайлович в июле 1946 г. по приговору федерального суда Югославии был расстрелян по обвинению в национальном предательстве и коллаборации. Прошли также судебные процессы над военными преступниками и коллаборантами — архиепископом А.Степина- цем, членами квинслиговских правительств Недичем, Ачимовичем, Цинцар-Марковичем и др. Недич покончил с собой в тюрьме, а Павеличу удалось бежать из страны. В 1959 г. он умер в Испании.

«Наказательная» акция имела и экономическую сторону. По решению президиума АВНОЮ от 21 ноября 1944 г. все имущество врага и его пособников переходило государству. Секвестрировалась и затем также переходила в государственное управление собственность «отсутствовавших лиц», под которыми понимались прежде всего иностранные граждане. Это решение, позднее дополненное другими юридическими актами, в том числе и законом о конфискации (1945 г.), стало основой развернувшегося в стране масштабного процесса фактической национализации. Его итогом явилось сосредоточение в руках государства уже к середине 1945 г. более 80% всей промышленности, почти всей банковской системы, преобладающей части оптовой и внешней торговли49.

В Албании задача выявления и нейтрализации пособников оккупантов, а также проведения экономических конфискаций и сек- вестрирования была возложена на отряды охраны порядка — партизанскую стражу и областные гарнизоны, формировавшиеся с августа 1943 г. по решению генерального штаба Национально-освободительной армии Албании (НОА). И партизанская стража, и гарнизоны фактически действовали в условиях двойного подчинения — генштабу НОА и создававшимся на освобожденных территориях национально-освободительным советам, заменявшим старый административный аппарат.

Контроль со стороны генштаба НОА был крайне жестким. В поле его внимания попадали даже отдельные случаи конфискации скота у крестьян деревни, не поддержавшей партизан.

После освобождения Албании в ноябре 1944 г. в стране развернулась работа военных трибуналов, деятельность которых направлялась также и на решение в пользу новой власти экономических вопросов. С помощью революционных трибуналов проводился в жизнь принятый 14 января 1945 г. закон «Об общих положениях о конфискации частной собственности». Согласно его статьям, власти могли конфисковать, причем без какой-либо компенсации, любое предприятие. Бывшие владельцы автоматически отстранялись от руководства, уступая место рабочим и лояльным власти специалистам. Несогласные обвинялись в экономическом саботаже и подпадали под трибунал.

Развивавшиеся в стране общественно-политические процессы испытывали непосредственное влияние и прямое воздействие Югославии, где борьба с коллаборацией фактически означала и превентивное устранение потенциальной оппозиции. Однако определением «коллаборация» албанское руководство не пользовалось, предпочитая ему понятия «реакция» или «реакционные элементы». По документам не всегда можно четко определить «кто был кто», поскольку диапазон распространения этих терминов был значительным: помимо политических противников нового режима, ими характеризовались открыто уголовные элементы, члены соперничавших старых родовых кланов, в том числе отличавшихся и по конфессиональному признаку, и пр.

Так, в докладной записке референта Отдела внешних сношений (ОВС) ЦК ВКП(б) П.И.Манчхи, побывавшего весной 1946 г. в Албании, констатировалось, что «по всей стране имеются многочисленные разрозненные реакционные (мужские и женские) группы по 5—10 человек. В эти группы входит главным образом молодежь. Во главе этих групп стоят бывшие крупные землевладельцы, бывшие офицеры старой армии, бывшие жандармы и полицейские, католические попы, бывшие члены марионеточных правительств, бывшие члены антинародных организаций "Балли Комбата" (Так в тексте. Правильно: «Балы Комбтар». — Авт.) и "Легали- тет". Кроме того, на севере Албании орудуют вооруженные банды общей численностью около 600 человек»50. О положении в северной части страны, где отсталые в социально-экономическом и политическом развитии горные районы жили по законам и обычаям далекого прошлого, следует сказать особо. Оно, действительно, было крайне напряженным. В октябре 1944 г. феодальная верхушка Севера предприняла попытку сформировать свое правительство, противостоявшее руководству Национально-освободительного фронта. Албанские байрактары15 объединились в «Лигу Шкодры» с целью защиты этнических границ Албании, далеко выходивших за установленные международными договорами пределы. В Тиране в качестве ответной меры было решено укомплектовать местные органы власти выходцами с юга, внесшими заметный вклад в партизанское движение.

Информация, поступавшая в Москву по партийным и дипломатическим каналам, свидетельствовала о том, что для албанского руководства задача борьбы с «реакционными элементами» оставалась актуальной и в последующие годы. Весной 1947 г. министр внутренних дел К.Дзодзе сообщил посланнику СССР Д.С.Чувахи- ну о связи группы депутатов Народного собрания с балыстами и «об их организованной антиправительственной деятельности». В качестве превентивной меры правительство намеревалось арестовать 100—120 человек. Среди них, по словам Дзодзе, были 7— 9

врачей и преподавателей, 13—15 торговцев и промышленников, 5—7 адвокатов и судей, 15—20 человек из семей членов бывших реакционных правительств, 5 бекташей16, до 12 офицеров армии Зогу, 5—7 католиков и пр. Одновременно активно велась кампания по сдаче населением оружия. В 1947 г. органами полиции было сдано несколько десятков тысяч различных видов оружия. В 1948 г. эта кампания была продолжена и притом, судя по документам, достаточно успешно: каждый месяц от населения поступало по 1—2 тысячи ружей, винтовок и других видов оружия. При этом, по оценке Дзодзе, не требовалось «особого нажима» со стороны полиции и органов безопасности51. В марте 1948 г. премьер- министр Э.Ходжа сообщил Чувахину о «больших успехах» в деле ликвидации вооруженных банд в стране. Если к началу 1947 г. в Албании имелось 500—600 вооруженных бандитов, то весной 1948

г. их насчитывалось 150—160 человек. «Сейчас в стране нет серьезных вооруженных банд, которые вели бы борьбу с народным режимом по политическим соображениям. Теперь в горах северной и отчасти центральной части страны прячутся, главным образом, уголовные преступники, скрывающиеся за убийства и воровство от органов народной защиты. Что же касается политических преступников, то они насчитываются единицами и полностью изолированы от народа», — заключил Ходжа52.

В целом, если говорить о политическом итоге «наказательной» акции в Восточной Европе, то следует признать, что с ее помощью и под антифашистскими лозунгами произошло фактически полное отстранение правившей в военные годы верхушки не только от управления, но и от участия в общественной жизни. При этом такое отстранение могло означать и физическое уничтожение. Другим важным моментом «наказательной» акции явились удары по старой политической элите, старым «буржуазным» управленцам, то есть слою чиновничества, результатом которых явились возникновение новой кадровой ситуации и осознававшаяся в обществе необходимость ее быстрого разрешения.

Что касается самих «народных судов», то в исторической литературе уже отмечены такие стороны их деятельности, как домина- ция политических целей коммунистов, субъективизм и сознательные нарушения трактовки законов, давление и нажим на судейский аппарат и пр.53 Однако представляется, что все эти и многие другие негативы оказались возможными в том числе и благодаря особой психологической атмосфере в послевоенном обществе, его готовности воспринять идею сурового наказания сторонников прежних режимов и даже расправы с ними. В этих условиях, воспользовавшись благоприятной международной обстановкой и, что крайне важно, определенной поддержкой или пассивностью союзников по правительственным коалициям, коммунисты смогли развернуть мощную пропагандистскую кампанию и успешно сыграть на общественных настроениях в целях создания новых властных структур. Примеров тому немало. Весной 1945 г. один из видных деятелей румынской Национал-либеральной партии Г.Татареску так предлагал «решить» задачу демократизации страны: «...Часть из них (противников нового режима. — Авт.) мы посадим в тюрьму, кое-кого ликвидируем, кое-кого вышлем»54.

Руководитель БЗНС Н.Петков считал возможным устранить своего политического конкурента д-ра Димитрова-Гемето в апреле 1945 г., устроив против него «процесс» в стране или выслав в Россию55. А на совещании Коминформа в Шклярской Порембе В.Го- мулка напомнил об отношении польских социалистов к силовым методам решения политических вопросов коммунистами: «Во время выборов в Сейм в январе 1947 г. ППС не была согласна со многими нашими мероприятиями по отношению к классовому врагу, но все же в основном не сопротивлялась этим репрессиям»56.

Характерный для обществаа стран Восточной Европы «силовой синдром», несомненно, облегчил компартиям проведение «наказа- тельных» акций. «Народные суды», равно как и революционные трибуналы (Албания), чрезвычайные и военные суды (Югославия), несомненно, вышли в своей деятельности за пределы первоначально обозначенной задачи, положив начало первой фазе смены кадров в регионе.

Следует отметить, что репрессии, направленные против предателей и коллаборантов, приобрели широкий размах и в западной части европейского континента. Непосредственно после войны во Франции, например, суды вынесли 2071 смертный приговор, 1303 из которых впоследствии были заменены различными сроками тюремного заключения. В исполнение было приведено 768 смертных приговоров. Всего за коллаборационизм осуждены были 39,9 тыс. человек. Из 800 тыс. государственных чиновников, работавших в административном аппарате в период войны, 20 тыс. были подвергнуты проверке, результатом которой явилось увольнение со службы почти 5 тыс. человек. Суды в Бельгии вынесли 55 тыс. приговоров за коллаборацию. В Голландии это число достигло 50

тыс.57

На состояние кадрового вопроса в странах восточно-европейского региона повлиял и другой, не столь известный, как «народные суды», и сравнительно малоизученный процесс — так называемые административные чистки, протекавшие опять-таки в рамках дефашизации. Наибольшую рельефность этот процесс, охвативший практически все уровни управления, приобрел в странах- сателлитах, где получил прямую поддержку СКК, выполнявших важные функции надзора вплоть до подписания мирных договоров в Париже 10 февраля 1947 г.

В Венгрии уже 4 января 1945 г. Временное национальное правительство приняло постановление о создании или реорганизации органов местного самоуправления. Эти органы получили статус временных и им надлежало действовать вплоть до принятия правительством актов, восстанавливающих государственную администрацию. В постановлении особо подчеркивалась необходимость придания органам самоуправления широкого представительного характера. Реализация постановления сопровождалась проверкой деятельности государственных служащих в период войны и отстранением тех, кто, по субъективной оценке проверявших, имел фашистские или правобуржуазные связи и проявления. На этом этапе, по некоторым данным, чистка затронула 1—2% чиновников58. В таком объеме она не удовлетворила венгерское коммунистическое руководство. «Проверка государственных служащих окончилась для нас явной неудачей, — сообщал М.Ракоши Г.Ди- митрову в Москве 17 марта 1945 г. — Если не считать государственных и частных служащих, бежавших в Западную Венгрию, то не менее 95% оставшихся здесь служащих снова возвращаются на свои старые должности. Это, безусловно, делает новую проверку крайне необходимой»59. Следующий этап чистки в стране отразил политическую борьбу за власть внутри Национального фронта. После победы партии мелких сельских хозяев (ПМСХ) на выборах в ноябре 1945 г. задачей ВКП стало разрушение влияния этой партии в обществе и ослабление ее позиций в административных органах. По инициативе ВКП в мае 1946 г. в рамках Национального фронта было достигнуто межпартийное соглашение о так называемом списке «Б» — сокращении числа государственных служащих на 10%. Механизм сокращения предусматривал создание трехчленной комиссии, которая, в конечном счете, и решала судьбу служащего. В комиссию входили представители главы кабинета, соответствующего министра и профсоюзов. Как сообщил министр внутренних дел Л.Райк в начале апреля 1947 г. сотруднику ОВП ЦК ВКП(б) Г.Я.Короткевичу, по списку «Б» были удалены 22 тыс. реакционных чиновников60. (Данные Райка сильно отличаются от доминирующих в венгерской историографии сведений, согласно которым число уволенных, главным образом по политическим причинам, достигло 60 тыс. чел.) Документы показывают, что коммунисты стремились использовать кампанию сокращения в своих узкопартийных целях. Как сообщалось в отчете советского консульства в Дебрецене за 1947 г., слухи о предстоящих увольнениях по списку «Б» сориентировали многих руководителей на компартию. Однако партийное руководство выдвинуло встречное условие их приема в ВПК: «Если они приведут с собой определенное количество рабочих». Так, главный механик электростанции в Дебрецене получил задание привести не менее 200 рабочих. Учитывая тот факт, что, как указывалось в отчете, «рабочие стремятся следовать партийной принадлежности своих непосредственных начальников, а начальники, как правило, социал-демократы»61, становится понятным: руководство ВПТ решало триединую задачу — стремилось обеспечить рост партийных рядов, добиться этого прежде всего за счет рабочих и, кроме того, ослабить позиции своего извечного соперника — СДПВ, хотя с левым крылом этой партии коммунисты активно сотрудничали62.

Помимо официальной, узаконенной кампании, еще раньше, в феврале 1946 г., в стране возникло движение «снизу», направленное на фактическую чистку государственных учреждений, земельных органов, муниципалитетов и др. Оно получило название «народных приговоров». По инициативе с мест массовые демонстрации и митинги трудящихся принимали резолюции (выносили «приговоры»), обязывавшие тех или иных служащих освободить занимаемые ими посты. Специальные группы представителей, назначенных во время митингов, контролировали оперативность исполнения «приговора»63. Движение за «народные приговоры», явившееся, по существу, вариантом чисток, сыграло определенную роль в процессе смены кадров. Всего, по данным, относящимся к весне 1946 г., в стране имелся 691 государственный пост высокого ранга. 31,6% от этого числа занимали коммунисты, а вместе левые партии имели в своих руках 62,3% государственных постов.

Вопросы наказания военных преступников и чистки административного аппарата находились под постоянным контролем СКК. Судя по имеющимся в нашем распоряжении материалам, любые самостоятельные шаги венгерской стороны в данном вопросе становились предметом тщательного изучения и оценки со стороны советской части Комиссии. Так произошло, в частности, летом 1945 г., когда правительство Венгрии по инициативе министра юстиции, правого социал-демократа, приняло декрет, ограничивший деятельность политической полиции. Сам министр А.Ва- лентини получал право изымать из ведения МВД любое дело военного преступника с одновременной передачей при этом министру юстиции и самого арестованного. 2 июля 1945 г. политсоветник СКК Г.М.Пушкин в беседе с министром иностранных дел Я.Дьёндёши указал венгерскому представителю на то, что декрет «не способствует усилению борьбы с военными преступниками и фашистскими элементами в Венгрии...», что «правительство поступило неправильно, предварительно не посоветовавшись с Союзной Контрольной Комиссией по этому вопросу», и, наконец, что «декрет может легко быть использован реакционными элементами против демократии». Итогом беседы явилось обещание Дьёндёши «переговорить с Миклошем (премьер-министр. — Авт.) и добиться непроведения декрета в жизнь»66. На следующий день, 3 июля 1945 г., Пушкин в беседе с Миклошем сам резко поставил вопрос

о судьбе декрета. Из записи в дневнике Пушкина: «Миклош пытался нападать на полицию, обвиняя ее в том, что она действует часто несправедливо, арестовывает невинных людей и т.д.* Я ответил Миклошу, что согласен с ним в том, что в полиции необходимо навести порядок, но в то же время должен отметить, что полиция является единственным органом в стране, который хоть что-то делает в области изоляции военных преступников и фашистских элементов». Пушкин оценил декрет как документ, «отнимающий право у полиции обеспечивать охрану и безопасность венгерской демократии»68.

Резонанс от заявлений советского представителя был столь значительным, что о нем следует сказать особо. 17 июля 1945 г. лидер социал-демократической партии А.Сакашич сообщил Пушкину о том, что руководство партии «резко осудило поведение Валентини» и большинством голосов решило отозвать его с данного поста. Надо ли говорить, что судьба декрета была решена в соответствии с мнением советского представителя?

Прямым следствием вмешательства советского представителя стали также серьезные изменения в составе и структуре венгерской полиции, насчитывавшей примерно 40 тыс. человек. Старые кадры были переведены в так называемую гражданскую полицию, в то время как состав политической полиции, осуществлявшей контроль за политической благонадежностью, был почти полностью обновлен. Все руководящие посты в ней заняли коммунисты. Кроме того, руководство ВКП решило создать батальоны специального назначения «из надежных людей» как «серьезную опору» компартии69.

Связано это было с намерением союзнических партий, в первую очередь социал-демократов, противопоставить «монополии коммунистов» в силовых структурах, особенно в полиции, «демократический паритет» и необходимостью руководства компартии пойти в этом вопросе на определенные уступки. Кроме того, партийный «спецназ» становился ответом и на попытки некоторых политических и военных кругов ввести вместо роспущенной жандармерии так называемые охранные батальоны. Руководство компартии не исключало в связи с этим возможности, хотя и в далекой перспективе, вооруженной борьбы в стране.

’ Факты незаконных задержаний, арестов и рукоприкладства признал и М.Ракоши. Выступая 23 июня 1945 г. в ОМИ ЦК ВКП(б), он, в частности, многие негативы в деятельности полиции объяснил отсутствием в ее рядах новых профессиональных кадров: «...Наши товарищи... не забыли только то, как их били при аресте. Это одно, что они знают. Бывает очень нехорошо, когда арестуют товарища и, пока он достанет свой партбилет, ему успеют уж дать четыре пощечины, потом просят извинения» .

Что касается вопроса о паритете в полиции и других силовых ведомствах, то руководство КПВ не намеревалось соглашаться на его установление в полном объеме. В 1945 г. развернулась упорная борьба за армию. Коммунистам не удавалось закрепиться в генеральном штабе и «сверху» влиять на процесс реорганизации вооруженных сил. В письме Г .Димитрову от 17 марта 1945 г. М.Ракоши сообщал: «Мы имеем сведения о том, что в армию набираются в первую очередь фашистские унтер-офицеры по секретным указаниям, в то время как коммунисты и антифашисты в армию не принимаются»70. Забегая вперед, заметим, что вопрос о собственной доминации в руководстве силовых структур коммунистам удалось решить к весне 1947 г., но для венгерской армии переломным стал 1950 г., когда в перестроенных на основе организационных принципов Советской армии вооруженных силах страны прошла мощная чистка (уволено 1100 офицеров) и абсолютное большинство офицерского корпуса составили новые офицеры — выходцы из народа71.

В Болгарии также параллельно деятельности народных судов активно развернулась административная чистка. Она затронула, помимо центральных, областные, околийские и местные органы государственного управления. Как и в Венгрии, особое внимание было уделено силовым структурам. Лишь за несколько дней только из органов МВД, руководимого коммунистом А.Юговым, было уволено 30 тыс. человек. Уже на основе постановления Совета министров от 10 сентября 1944 г. на базе партизанских отрядов началось формирование народной гвардии и народной милиции. Прерогативой последней являлись все вопросы, связанные с внутренней безопасностью страны. К лету 1945 г. в Болгарии насчитывалось около 10—15 тыс. милиционеров72, значительное число которых сосредоточивалось в столице и других крупных городах. Видимо, не без основания оппозиционная пресса констатировала резкое увеличение числа вооруженных людей на улицах Софии. «До фашистского режима, — писала газета оппозиционных социал-демократов "Свободен народ", — на софийских перекрестках стояло по одному полицейскому. Теперь их обыкновенно по два, а в некоторые часы и по одному на каждом углу. Кооператив милиционеров в Софии насчитывает более 10 тыс. членов. Разве в полицейщине заключается новая демократическая Болгария?»73

Чистки и кадровые изменения затронули и юридические органы. В конце сентября 1944 г. из 618 юристов и правоведов в аппарате юстиции 77 были уволены (это составило 12,4%). К середине февраля 1945 г. .более 25% судейского персонала было сменено. В целом органы юстиции оказались сформированными на однопартийной основе. В них работали только члены компартии, что явилось прямым нарушением коалиционного принципа организации власти Отечественного фронта.

В ведении МВД находились и органы местной власти. Это в значительной мере способствовало преобладанию в них коммунистов. Так, к весне 1945 г. членами БРП(к) были более 75% руководителей околийских управлений и городских кметов, свыше 84% сельских кметов (и это по неполным данным) и более 76% их заместителей. И только в отношении областных директоров статистика не была столь подавляющей: из 9 директоров 3 были коммунистами (33,3%), 3 — членами БЗНС, 2 — «звенарями» и 1 — социал-демократом74.

Однако такое положение было не везде. В частности, в экономических министерствах, возглавлявшихся «земледельцами» и социал-демократами, смена кадров шла медленнее и не приобрела столь радикального характера, как в структурах, руководимых коммунистами. В информационных материалах советских представителей в Болгарии, направлявшихся в Москву, отмечалась неблагополучная ситуация в министерстве финансов (министр — «независимый», т.е. беспартийный П.Стоянов) и иностранных дел (министр — «звенарь» П.Стайнов), где якобы имелась значительная засоренность аппарата «профашистскими элементами»75.

Со значительными трудностями развертывались чистки на местах. 3 ноября 1944 г. секретарь обкома профсоюзов Пловдивской области Балканджиев в беседе с К.Д.Левычкиным сообщил, что «чистка административного аппарата от фашистских элементов идет слабо, особенно в военных учреждениях и на предприятиях, где почти целиком сохранилось старое фашистское руководство... Чтобы скрыть от народа фашистское руководство, руководители этих предприятий перебрасываются с одного предприятия на другое. Несмотря на требования рабочих, военное министерство не очищает административный аппарат от фашистов. Старое руководство саботирует военное производство под видом трудностей и нехватки сырья». Балканджиев подчеркнул и такую особенность переживаемого момента: предприниматели опираются на старые законы, а профсоюзы — на новую власть, которая еще не издала законы о труде. Конфликтные вопросы между предпринимателями и рабочими решаются с помощью милиции, которая состоит из членов компартии и партизан76.

В Румынии процесс отстранения старой государственной администрации не сразу вошел в законодательное русло. Во второй половине 1944 г. в ряде районов страны имели место кровопролитные схватки демонстрантов, требовавших ареста фашистов — руководителей префектур, примарий и отдельных предприятий, с полицией. К концу 1944 г. в руках Национально-демократического фронта уже находилось более половины префектур. От «фашистов» удалось очистить ряд крупных предприятий («Астра Ромынэ», «Вега», «Вулкан», «Ромыно-Американ» и пр.). Кое-где, как, например, в Трансильвании, в управление заводами и фабриками, брошенными прежними хозяевами, вступали фабрично-заводские комитеты.

В конце марта 1945 г. в силу вступил декрет-закон о чистке государственного аппарата77. От работы в его структурах отстранялись коллаборационисты, участники легионерского движения, бывшие члены полицейских или полувоенных организаций фашистского типа, работники старого пропагандистского аппарата, в том числе печати. Законом предусматривались также санкции по отношению к вышеуказанным лицам. В результате его применения удалось в определенной мере сменить кадры административного аппарата на местном уровне — в префектурах, примариях, муниципалитетах. Реорганизация коснулась и силовых структур, в первую очередь армии и МВД. В марте 1945 г. в воинских частях был создан аппарат по политическому воспитанию солдат и офицеров. В штате МВД, насчитывавшем в марте 1945 г. 6 300 чел., были проведены серьезные изменения: 2 851 сотрудник был переведен в резерв и 195 — уволены. На их место, как считали коммунисты, пришли «честные, демократически настроенные и способные элементы». В июне 1946 г., по информации министра внутренних дел ТДжорджеску, число сотрудников министерства возросло до 8 500 чел., причем лишь 4 084 сотрудника работали в нем до 23 августа 1944 г., то есть при старом режиме78.

Несмотря на эти перемены, советская сторона резко критически оценила проделанную работу. Первый заместитель наркома иностранных дел СССР А.Я.Вышинский в беседе с Г.Георгиу- Дежем 9 января 1946 г. указал на то, что «бездействие министерства юстиции в отношении профашистских элементов, выразившееся в прекращении работы народных трибуналов по формальным причинам, а также крайняя засоренность государственных учреждений фашистскими и профашистскими элементами (особенно таких органов, как полиция, юстиция, министерство иностранных дел) являются нетерпимыми и не способствуют укреплению авторитета компартии и правительства, в котором компартия играет ведущую роль». Георгиу-Деж «признал правильность этих замечаний»79.

В Польше вопрос кадров решался в острейшем противостоянии двух антифашистских структур: находившегося в эмиграции в Лондоне правительства, сохранявшего до августа 1945 г. широкое международное признание, и ПК.НО, а затем Временного правительства, признанного только Советским Союзом, но действовавшего на освобожденной от гитлеровцев польской территории. Национальная польская администрация была уничтожена гитлеровским оккупационным режимом, но в годы войны лондонскому правительству удалось создать в стране нелегальные структуры (Polska Podziemna — подпольная Польша), задача которых заключалась в овладении политической властью по окончании войны. После разрыва весной 1943 г. дипломатических отношений СССР с польским правительством в эмиграции на оккупированной территории усилиями польских коммунистов началось создание новых польских нелегальных структур, ориентированных на СССР, — рад народовых всех уровней — от гминных до воеводских, подчиненных Крайовой Раде народовой (КРН). В своей деятельности КРН и ее исполнительный орган — Польский комитет национального освобождения получали полную и реальную поддержку Москвы.

Законом КРН восстанавливался традиционный для Польши институт исполнительной власти на местах — воевод, старост и т.д. Персональные назначения на эти должности осуществлял ПКНО, в котором у коммунистов были сильные позиции. Хотя в 1945 г. ППР согласовывала с союзниками по коалиции эти назначения, все же она имела реальную возможность управлять процессом создания правительственных структур на местах. Иными словами, в Польше происходило формирование под контролем и руководством КРН новой — или по форме, или по кадровому составу — системы управления. Вопрос о кадрах сыграл заметную роль в ходе переговоров между поляками о формировании правительства национального единства, развернувшихся в Москве в мае- июне 1945 г. В заключенном соглашении подчеркивалось, что сторонники бывшего главы эмигрантского правительства Ст.Мико- лайчика получат треть постов не только в правительственном кабинете, но и в государственной администрации. В развернувшейся в 1945—1946 гг. острой «схватке за Польшу», то есть за возможность реализовать собственную концепцию развития страны, Польское стронництво людове (ПСЛ) как главный и почти единственный политический противник коммунистов, потерпело поражение, даже располагая административным ресурсом (представительство ПСЛ было весьма существенным по всей вертикали управления страной, но особенно на его нижнем уровне). По существу, политическим, административными и репрессивными мерами оппозиционная крестьянская партия была раздавлена. Окончательно это стало ясно после выборов в Сейм в январе 1947 г. Важно подчеркнуть, что на исход выборов, в частности, на возможности «техническими» средствами «поправить» в нужную коммунистам сторону статистику, решающим образом повлиял факт преобладания коммунистов в административных органах и особенно в силовых структурах.

Такое положение дел лишь относительно упрощало ситуацию. Подобно тому, как это было в Югославии и Албании, с момента возникновения в июле 1944 г. ПКНО формирование органов послевоенной власти и государственного аппарата строилось на классово-политических принципах. Уже в апреле 1945 г. в 9 из 10 крупнейших городов страны посты начальников милиции занимали коммунисты и лишь в одном — член левой крестьянской партии Стронництво людове (СЛ)80. Но судя по некоторым документам, это еще не снимало серьезных упреков со стороны местного руководства ППР в адрес милиции. Так, в поступившем в ЦК ВКП (б) отчете Варшавского воеводского комитета ППР за январь-февраль 1945 г. прямо говорилось о том, что «отделения милиции... не совсем надежны...»81 Положение мало изменилось и к концу 1945 г. В одной из ноябрьских бесед с политсоветником посольства СССР в Варшаве В.Г.Яковлевым глава правительства Э.Осубка-Моравский констатировал: «...Часть членов ППР, которая работает в милиции, принадлежит к числу шкурных элементов и недобросовестно выполняет свои обязанности»82. Что касается органов безопасности, полностью контролируемых коммунистами, то значительные извращения в их повседневной деятельности также выявились довольно рано. Информируя Москву и лично Сталина о положении в партии, Политбюро ЦК ППР 15 мая 1945 г. было вынуждено констатировать: «Насаждение пэпээров- цев на руководящие должности в органах безопасности проводилось в связи с сектантскими установками местных организаций ППР. Это во многих случаях привело к тому, что некоторые начали отождествлять органы безопасности с ППР, создавать привилегии для ППР, культивировать в органах безопасности ненужную подозрительность и пренебрежительное отношение к другим коалиционным партиям, тормозить их развитие, вмешиваться в их внутренние дела, проявляя при этом тенденции к администрированию; практиковалось также преодоление различного рода неизбежных расхождений и осложнений методом административного нажима или даже арестов неугодных или недостаточно уступчивых лиц»83. Эти нелицеприятные для ППР самооценки нашли подтверждение в докладной записке советника НКВД при Министерстве общественной безопасности Польши генерала Н.Н.Селива- новского Л.П.Берии от 11 октября 1945 г. о состоянии органов безопасности в стране. Селивановский сообщал о засоренности последних «предателями, участниками подпольных организаций, взяточниками, мародерами и прочим преступным элементом», об арестах более 300 сотрудников «за связь с антиправительственным подпольем» и «злоупотребление служебным положением», увольнении 365 сотрудников (причины не указывались), переходе в бандформирования 176 человек и пр. Селивановский подчеркнул, что «через министра [общественной безопасности] Радкевича и наших инструкторов принимаются меры по обеспечению более тщательного отбора людей в органы общественной безопасности»84, однако, как информировал глава Временного правительства Польши Э.Осубка-Моравский советского дипломата В.Г.Яковлева в конце ноября 1945 г., «несмотря на предложение [со стороны] ППС направить в милицию проверенных людей для укрепления ее кадров, лидеры ППР отказываются от такой помощи»85. Таким образом, вопреки собственным заверениям польские коммунисты тщательно оберегали силовые структуры от проникновения туда союзников, стремились сделать их собственной вотчиной.

Сложной представлялась польским коммунистам ситуация в армии. 10 мая 1945 г., выступая с докладом в Отделе международной информации ЦК ВКП(б), первый секретарь ЦК ППР В.Го- мулка сообщил о намерении компартии уже в текущем году увеличить Войско Польское до 20 дивизий. «...Самая большая трудность, — говорил Гомулка, — это офицерский корпус. Мы не имеем офицеров, нам не хватает офицеров, особенно высших... Низший и средний состав мы можем еще быстро иметь, но вопрос

о высшем офицерстве мы не можем разрешить на протяжении короткого времени. На это нужны годы. Конечно, мы Войско Польское не можем целиком строить на бывшем офицерском корпусе бывшей польской армии, потому что в основном этот корпус реакционный, санационный. Вот, например, Красная Армия освободила из лагерей Германии несколько тысяч польских офицеров, захваченных немцами в плен еще в 1939 г., но мы имеем от этого очень маленькую пользу. Сделали проверку и убедились, что сможем взять в армию 10 — максимум 15% этих людей, остальные пока не годятся с политической точки зрения — опасные элементы, поэтому мы их не возьмем... В офицерскую школу направляем сейчас рабочих, направляем рабочую молодежь, крестьян и, конечно, со временем создадим офицерский корпус, политически надежный для демократической Польши. Пока вопрос о войске у нас... не разрешен. Войском занимаются очень важные органы, государственный аппарат, этому вопросу мы уделяем много внимания»86.

Проблема административных чисток приобрела острый характер и в Чехословакии. Но здесь, в отличие от Польши, сохранилась их антиколлаборационистская направленность. Как показывают документы, особое внимание чехословацкие коммунисты также уделяли силовым структурам.

Из беседы чехословацкого лидера К. Готвальда с послом СССР в Праге В.А.Зориным 14 апреля 1945 г. следовало, что «военные вопросы» (смена военного командования и реорганизация министерства обороны), «организация внутренней охраны и реорганизация министерства внутренних дел» не просто значились среди «важнейших вопросов на первый период», но и возглавили соответствующий перечень самых актуальных, куда входили также «взаимоотношения со словаками», «наказание коллаборантов» и финансовые вопросы. Весной 1945 г. были осуществлены значительные изменения в составе военного командования: пост главнокомандующего занял генерал Л.Свобода, начальника генштаба — генерал В.Бочек, начальника отдела генштаба, ведавшего вопросами контрразведки, — коммунист Б.Рейцин, начальника отдела просвещения — коммунист Я.Прохазка. Перемены коснулись и первого армейского корпуса. Зорин отметил в дневнике: «Готвальд подчеркнул, что все эти изменения прошли не так гладко и что Бенеш, а также некоторые министры были настроены не столь решительно», «...были склонны смягчить это решение»87.

Введение института политкомиссаров в армии (в Чехословакии они назывались политпросветработниками), наполнение офицерского корпуса участниками движения Сопротивления внутри страны, начиная уже с 1945 г., несколько снизило число профессиональных офицеров, однако численность старых офицерских кадров еще оставалась большой, достигая 70%. Положение в чехословацкой армии являлось предметом постоянного внимания советской стороны. Как видно из документов, в Москве считали, что к весне 1947 г. ситуация в стране в определенной мере осложнилась, что объяснялось активизацией «реакционных элементов» как среди военных, так и в руководствах национально-социалистической и демократической партий. Активность этих партий, в свою очередь, увязывалась с начавшейся в 1947 г. реализацией двухлетнего плана. Выразилась она, в первую очередь, как следовало из информационной записки Отдела внешней политики ЦК ВКП(б) от 31 мая 1947 г. о положении в чехословацкой армии, в давлении национальных социалистов на министра обороны Л.Свободу. «Из имеющихся данных явствует, что за последнее время генерал Свобода играет роль "сидящего на двух стульях": в правительстве он поддерживает мнение и предложения коммунистов, а в министерстве и в армии является послушным исполнителем требований национальных социалистов и особенно военной канцелярии президента Бенеша», — подчеркивалось в записке. Основной мишенью, как указывалось в документе, становилась деятельность политпросветработников в войсках, причем, Свободе приписывалось стремление заменить на этих постах коммунистов национальными социалистами. Выступая 29 апреля 1947 г. в школе офицеров просвещения, Свобода резко высказался против попыток сделать из службы просвещения в армии «надстройку партийной (имелась в виду КПЧ. — Авт.) политики». «Единство, нация, государство и армия являются большим, нежели партия, — говорил Свобода. — Поэтому партийная политика в армии не подходит... Офицер просвещения является и останется солдатом и командиром, — и никогда не будет политиком!» Советские наблюдатели подвергли критике и второстепенную роль, которую играло Главное управление воспитания и просвещения, не имевшее реальной возможности распоряжаться своими кадрами: все перемещения офицерских кадров по сложившейся практике оставались компетенцией командующих соответствующих родов войск88.

Тональность донесений советских наблюдателей из Праги мало изменилась и к осени 1947 г. 15 августа заместитель начальника Главного политуправления Вооруженных сил СССР генерал-лейтенант С.С.Шатилов сообщил в ЦК ВКП(б) АА.Жданову: «За последнее время правые партии Чехословакии — национал-социалисты (так в документе. — Авт.), словацкие демократы и другие реакционные элементы развернули активную деятельность, направленную к вытеснению влияния коммунистов в чехословацкой армии. Министр национальной обороны генерал Л.Свобода, внешне продолжающий сотрудничество с коммунистами и поддерживающий нередко их предложения на заседании правительства, находится под сильным влиянием правых элементов и проводит их политику в армии... Факты недоброжелательных действий генерала Свободы объясняются тем обстоятельством, что Свобода стремится к тесному сотрудничеству с военной канцелярией Президента республики. Последняя сейчас фактически руководит армией, проводит линию национальных социалистов и усиленно завоевывает своими людьми командные посты в армии...» 22 августа 1947 г. эта записка была направлена Сталину, Молотову, Берии, Микояну, Маленкову и Вознесенскому — так называемой «шестерке». Характерна резолюция Молотова, ознакомившегося с документом: «т.т. Жданову, Маленкову. Об этом вопросе следовало бы поговорить с чехами на совещании в П[ольше]. В.Молотов»89.

Однако сами чехословацкие коммунисты ситуацию в силовых структурах оценивали в общем и целом позитивно. «В Польше», то есть на организационном совещании Коминформа в сентябре 1947 г., Р.Сланский, в частности, назвал ее сравнительно благополучной, хотя и с некоторыми оговорками. Как «относительно хорошие» представитель КПЧ оценил позиции компартии в министерствах земледелия (министр-коммунист Ю.Дюриш), информации (министр-коммунист В.Копецкий). Сланский подчеркнул, что улучшилась ситуация в министерствах финансов и внутренней торговли: в сформированном 2 июля 1946 г. новом кабинете руководство этими министерствами было поручено коммунистам Я.До- ланскому и Я.Змргалу. Как «слабые» оценивались позиции компартии в министерстве иностранных дел (министр-беспартийный Я.Масарик). По словам Сланского, в государственном аппарате страны имелось «большое число представителей старой реакционной бюрократии»90.

Москва также была настроена критически, оценивая ход и итоги чистки государственного аппарата в Чехословакии и укрепление его коммунистами. В информационной записке ОВП ЦК ВКП(б) «О современном экономическом и политическом положении Чехословакии» (сентябрь 1947 г.) подчеркивалось, что КПЧ «оказалась перед фактом срыва чистки госаппарата». Подтверждением должны были служить следующие цифры: в министерстве внутренних дел (министр-коммунист В.Носек) из 48 заведующих отделами и секциями только 14 были коммунистами; в министерстве финансов (министр-коммунист Я.Доланский) из 75 руководящих работников к КПЧ принадлежали лишь пятеро; в министерстве промышленности (министр-социал-демократ Б.Лаушман) на 131 руководящего работника приходилось всего 13 коммунистов; в министерстве иностранных дел соотношение было 51 и 7; в руководящем аппарате министерства юстиции (министр — национальный социалист П.Дртина) всего 2 коммуниста, причем оба «на второстепенных постах». «Такое же положение и в низовом и среднем звене госаппарата, где преобладает влияние партии национальных социалистов», — заключали авторы справки9*.

Примечательно, что, критикуя руководство компартии в целом («медленно осознает свои ошибки и свои слабости в государственном аппарате и в армии, неуверенно и без сколько-нибудь продуманного плана приступает к их ликвидации», «не изжиты в партии беспечность и излишняя самоуверенность в вопросах борьбы с реакцией»), в Москве сочли на этом этапе нужным также в определенной мере персонифицировать критику: Готвальд как председатель совета обороны и Сланский как председатель парламентского комитета обороны «имеют большие возможности для влияния на положение дел в армии.., но не используют их»92.

Что касается другого важного элемента силовых структур — министерства внутренних дел и госбезопасности, то уже весной

1945 г., по информации Готвальда, министр-коммунист В.Носек работал над планом реорганизации всей системы внутренней охраны, «используя опыт Советского Союза». Предполагалось, в частности, создать единый орган государственной безопасности с приданной ему вооруженной силой (милицией). Для проведения крупных операций (борьбы с немцами, венграми и вооруженными отрядами противника) планировалось сформировать специальные войска внутренней охраны. И, наконец, по замыслу Носека, замкнуть всю цепь должна была служба внутренней и внешней разведки, подчиненная министерству внутренних дел93. Сам Готвальд считал, что осуществить этот план можно будет лишь после освобождения Чешских земель. Праге приходилось считаться с тем, что в Словакии существовали свои органы госбезопасности. Вмешательство центрального правительства могло вызвать ненужное напряжение в отношениях с Братиславой.

К осени 1945 г. определенную часть задуманного удалось реализовать. В октябре Р.Сланский сообщил в одном из информационных писем в ЦК ВКП(б): «Что касается безопасности, то здесь в наших руках находится не только министерство внутренних дел, но и отделы безопасности в Чешском и Моравском национальных комитетах, во всех больших и важных городах. Именно с помощью национальных комитетов, которые организуют свой аппарат безопасности, нам удалось включить в состав новых отрядов национальной безопасности много бывших партизан, рабочих и вообще демократических элементов»94.

Положение в Словакии было иным. В конце 1945 г. корпус национальной безопасности здесь в основном состоял из старых кадров (бывших жандармов и полицейских) и был обновлен менее чем на 25%. В целом процесс очищения силовых структур в Чехословакии от нежелательных для коммунистов элементов продолжался, хотя и с разной степенью интенсивности. Напомним, что детонатором событий февраля 1948 г. явились самостоятельные действия министра внутренних дел В.Носека, произведшего без согласования с другими партиями перемещение по службе офицеров корпуса национальной безопасности.

Административные чистки после февраля 1948 г. были организованы уже только по принципу «политической принадлежности». В ходе чисток лишились своих должностей 120 тыс. национальных социалистов, около 100 тыс. членов народной и демократической партий, 20 тыс. социал-демократов95.

В Югославии и Албании новые органы власти формировались в ходе народно-освободительной борьбы. На освобожденных югославских территориях уже осенью 1941 г. оккупационные и квис- линговские власти были ликвидированы. Возникла и функционировала разветвленная система народно-освободительных комитетов (НОК). Число их было значительным: несколько тысяч сельских, 800 общинных, 240 районных, 51 окружной, 14 краевых и областных96. В 1943 г. НОК получили статус постоянных органов власти. Оформление властных структур в виде комитетов имело вполне конкретное объяснение у югославских руководителей. В 1947

г. в одном из выступлений И. Броз Тито подчеркивал: «Захотели эту форму власти наши народы потому, что она имела известное сходство с формой власти в Советском Союзе»97.

Состав НОК отражал социальную структуру движения Сопротивления в целом: в них преобладали рабочие, крестьяне, ремесленники, учителя. «Старый» слой чиновничества не был допущен к управлению страной. Понятно, что профессиональный управленческий уровень новых кадров был, мягко говоря, невысоким. Особенностью Югославии было то, что с первых дней освобождения существовала тесная связь государственного аппарата с аппаратом компартии. «Личная уния КПЮ и государственной власти» пронизывала все ячейки югославского общества сверху донизу, — подчеркивают югославские исследователи Б.Петранович и

Ч.Штрбац98.

Национально-освободительные советы Албании на освобожденных территориях также заменяли собой административный аппарат. В октябре 1944 г., накануне освобождения страны, за национально-освободительными советами были закреплены функции органов власти. Советы вышли из подчинения Национально-освободительному фронту (НОФ), который, по югославскому примеру, стал общественно-политической организацией. Первичными ячейками НОФ являлись вновь сформированные советы фронта. Таким образом, в Албании сложилась достаточно громоздкая и неэффективная система из двух «пирамид» — национально-освободительных советов и советов НОФ, причем критическая ситуация с кадрами привела к тому, что руководящие посты в обеих этих «пирамидах» занимали одни и те же люди. Так, например, О.Ни- шани возглавлял президиум Антифашистского национально-освободительного совета и одновременно являлся председателем Генерального совета НОФ. Один из трех его заместителей по Генсовету фронта КДзодзе был заместителем Нишани и по президиуму Совета99.

Итак, овладение административными органами и «кадровая революция», то есть замена старого чиновничества новыми, лояльными людьми (особенно это важно в силовых структурах), будучи характерными для любой смены власти явлениями, сопровождали также и процесс утверждения народно-демократического строя в Восточной Европе. Смена кадров означала возникновение новой политической элиты, проводилась на разных уровнях властных структур и создавала новую социальную прослойку, которой предстояло сыграть серьезную роль в будущем. В этом процессе антифашистская составляющая переплелась повсеместно с классовополитическими целями, что наложило свой отпечаток на качественные характеристики возникшей в регионе новой кадровой ситуации.

Рассматривая проблему смены кадров, следует отметить, что ее значение резко возросло в момент перехода от военного времени к мирным будням, требовавшим рутинной работы, не возможной без профессиональных знаний и навыков, а также опыта в различных сферах управления. Как и при всякой радикальной акции, на передний план массово выдвигались люди, проявившие себя в «борьбе»,, но весьма далекие от управляющих сфер. Объективно это повсюду ставило новую власть перед выбором: чему отдать предпочтение — профессионализму или политической конъюнктуре. Непосредственно после войны в регионе поначалу реализовывался первый подход: в силу объективных причин в том числе действия антифашистских критериев, реализации тактики антифашистского демократического блока на основе коалиционности и компромисса предпочтение отдавалось профессионализму. Однако это было явлением временным, и изменение ситуации в рамках правящих коалиций100, ломавшее компромиссные основы власти, во все большей степени способствовало утверждению нового критерия селекции кадров. Кстати, для коммунистов реализация критерия профессионализма была крайне трудной задачей. В подтверждение этому обратимся к документам. 10

февраля 1945 г. писатель О.Василев, руководивший софийской дирекцией радиовещания, проанализировал кадровую ситуацию в Болгарии в письме Г .Димитрову следующим образом: страна «стоит перед необходимостью перестроить свою жизнь во всех областях. Если бы это переустройство было чисто советским, то нам было бы во много раз легче, так как мы восприняли бы выработанные уже Советским Союзом формы работы, использовали бы, так сказать, готовый колоссальный общественный и государственный опыт... Сегодняшняя международная обстановка, однако, не позволяет, чтобы процесс нашего переустройства пошел по самому легкому пути. Переустройство должно совершиться на более неопределенной, более нелепой, промежуточной основе демократизма, при этом и реформы будут такие же средние, промежуточные и с не очень ярко очерченными формами. А как раз для таких преобразований отсутствуют и пример, и опыт, и подготовленные кадры. Поэтому и бремя ответственности лиц — партийных и работающих в государственном строительстве — еще больше. Именно это положение требует чрезвычайной бдительности, предосторожности, конкретного подхода и большого напряжения»101.

Однако меньше чем через год в Болгарии произошли изменения, которые в целом можно оценить как начало поворота к новому подходу к кадровой проблеме — подходу сугубо политическому. Уже на IX пленуме ЦК БРП(к) в декабре 1945 г. прозвучали заявления о необходимости чистки госаппарата и от оппозиционеров, активной замене партнеров по ОФ на руководящих постах коммунистами и пр. По мере продвижения компартии к монополии власти в стране акцент на замену старых кадров исключительно коммунистами усилился. Ускорителем этого процесса в Болгарии, как и в других странах региона, явился Коминформ, нацеливший руководства партий на овладение всеми командными высотами.

В октябре 1947 г. на пленуме ЦК БРП(к), ставшем заметной вехой в процессе сталинизации партии, был остро поставлен вопрос о чистке министерств иностранных дел, земледелия, благоустройства, торговли, а также силовых структур. Большинство министерств возглавлялось не коммунистами, а их партнерами по коалиции, и чистка и укрепление с ее помощью силовых структур, вероятно, рассматривались как непременное условие решения кадровой проблемы в нужном ключе, а в более общем плане — как залог обеспечения стабильности государства. Примечательно, что объектом чисток в это время должны были быть не просто «чуждые», но и «колеблющиеся» элементы. Критерий при этом сформулирован четко: «наш» или «чужой», причем, к категории «чужих» могли быть отнесены не только, а на данном этапе уже не столько открытые враги, а, по существу, все инакомыслящие. В документах того времени нередко встречается характерное определение «здоровые кадры». Болгарская исследовательница И.Баева подметила, что на практике оно означало беспрекословных исполнителей чужих решений, а не просто преданных идее людей102. В значительной мере это объяснялось тем, что «здоровье» кадров, как правило, оборачивалось отсутствием профессиональных навыков, прямым следствием чего становилась безынициативность.

Таким образом, к концу 40-х годов в регионе четко определился главный вектор «кадровой революции»: отказ от антифашистского принципа селекции кадров и замена старых, «чужих» функционеров новыми, верными и преданными политической идее и правящей партии, «своими», пусть неопытными и неподготовленными профессионально. На упомянутом октябрьском пленуме ЦК БРП(к) 1947 г. В.Червенков четко сформулировал задачу «провести решительное переустройство государственного аппарата, всей государственной организации, устраняя буржуазно-демократические пережитки прошлого». Результатом должно было стать создание «действительно нового типа государственной организации, которая не только не будет мешать, но и самым эффективным образом будет содействовать нашему переходу на путь социалистического развития». Червенков определил и главный способ решения поставленной задачи — смелее выдвигать «молодые, может быть, еще недостаточно опытные, но преданные кадры». Именно такой подход к кадровой проблеме приобрел в Восточной Европе универсальный характер.

Серьезным препятствием на пути «оздоровления» государственного аппарата стал в большинстве стран региона образовательный ценз как обязательный при решении кадровых вопросов в прошлом. Это обусловило пристальное внимание новой власти к гимназиям и университетам, дававшим необходимые для получения должностей знания, подводило руководство к мысли о необходимости радикальной чистки преподавательских кадров и учащихся, регулирования социального состава последних103.

Таким образом, проблема «носителей власти», которым предстояло управлять в условиях, когда в силу как объективных, так и в еще большей степени субъективных факторов была серьезно нарушена или прервана кадровая преемственность и «народ», то есть в первую очередь безвластные ранее социальные слои, получил доступ к управлению страной, быстро выдвинулась в регионе в число наиболее актуальных и политически острых. Отказ от критерия «профессионализма», доминация классово-политического принципа смены кадров государственного аппарата, утвердившиеся в качестве основного вектора начавшейся «кадровой революции», непосредственно влияли на определение конкретных параметров формировавшегося политического режима и системы в целом, их стабильность и способы ее обеспечения.

В общем и целом селекция кадров, осуществлявшаяся на основе прочной и, главное, доказанной принадлежности к определенной политической группировке (коммунистической) становилась прологом к рождению новой, коммунистической бюрократии. Поначалу, в зародыше, эта бюрократия неквалифицированна, она не имеет опыта решения управленческих задач, но она — «своя», и ей отдается предпочтение перед чужаками-«спецами». Пришло время головокружительных карьер. 1

Баева И. Смяна на елита и кадрите в България и Източна Европа (1944—1948) // Лица на времето. София, 1996. Кн. 1. С. 71. 2

Советский Союз на международных конференциях периода Великой Отечественной войны 1941—1945 гг. Т. VI. Берлинская (Потсдамская) конференция руководителей трех союзных держав — СССР, США и Великобритании. 17 июля — 2 августа 1945 г. Сборник документов. М., 1980. С. 492. 3

АВП РФ. Ф. 06. Оп. 6. П. 14. Д. 145. Л. 7-8. 4

Внешняя политика Советского Союза в период Отечественной войны. Т. 2. С. 206-212, 284-292; Т. 3. С. 76-85. 5

Внешняя политика Советского Союза. 1947 год. Ч. 1, 2. М., 1952. С. 64-361. 6

Освобождение Венгрии. 1944—1945 гг. Сборник документов. Будапешт, 1975. С. 115-120. 7

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 128. Д. 782. Л. 128-129. 8

Советский фактор в Восточной Европе. 1944—1953 гг. Документы. Т. 1. 1944-1948. М., 1999. С. 203. 9

История венгерской народной демократии. 1944—1975. Будапешт, 1984. С. 19. 10

Наредба-закон за съдене от народния съд виновниците за въвли- чане на България в световната война срещу съюзените народи и злодеянията, свързани с нея //Държавен вестник. 1944, 6 октомв- ри; Волокитина Т.В. Программа революции. У истоков народной демократии в Болгарии. 1944—1946 гг. М., 1990. С. 87—88. 11

АП РФ. Ф. 3. Оп. 64. Д. 289. Л. 32. 12

Георги Димитров. Дневник. 9 март 1933 — 6 февруари 1949. София, 1997. С. 452. 13

Восточная Европа в документах российских архивов. 1944—1953. Т. 1. 1944—1948. М.; Новосибирск, 1997. С. 146. 14

Дума. 1990. 16 май. 15

Баева И. Указ. соч. С. 75; Българските държавни институции 1879-1986. София. 1987. С. 262-263. . 16

Цит. по: Мешкова П., Шарланов Д. Българската гилотина. Тайните механизми на Народния съд. София, 1994. С. 52; Валева Е.Л. Политические процессы в Болгарии. 1944—1948 // Славяноведение 1999.

№ 4. 17

Цит. по: Богданова Р. Българският вариант на десталинизацията. 1953—1956 // Исторически преглед. 1997. Кн. 4. С. 32. 18

Восточная Европа в документах... Т. 1. 1944—1948. С. 151. 19

Там же. С. 106. 20

Там же. С. 150. 21

Исусов М. За някои съвременни оценки на най-новата история на България // История и обществознание. 1990. № 2. С. 10. 22

Восточная Европа в документах... Т. 1. 1944—1948. С. 151—152. 23

АВП РФ. Ф. 074. Оп. 34. П. 116. Д. 18. Л. 6. 24

Восточная Европа в документах... Т. 1. 1944—1948. С. 139—140. 25

Три визита А.Я.Вышинского в Бухарест. 1944—1946. Документы российских архивов. М., 1998. С. 111. 26

Dennis Deletant. Romania under communist rule. Bucharest, 1998. P. 61. 27

Ibid. P. 63. 28

Tomaszewski J. Cesta Komunistickych stran k moci v StFedni Evrope. Srovnavacl pohled // Soudobe dgjiny. 1988. № 2—3. S. 218. 29

Ibid. Czechostowacja. Warszawa, 1997. S. 145. 30

АВП РФ. Ф. 06. On. 7. П. 51. Д. 822. Л. 3. 31

Cestou kvetnia. Dokumenty k poCatkiim naSi narodni a demokraticke revoluce. Duben 1945 — kveten 1946. Praha, 1975. S. 35. 32

Совещания Коминформа. 1947, 1948, 1949. Документы и материалы. М., 1998. С. 108. 33

АВП РФ. Ф. 0138. Оп. 29а. П. 171. Д. 2. Л. 3. 34

Совещания Коминформа... С. 109. 35

РГАСПИ. Ф. 575. On. 1. Д. 3. Л. 105; Д. 39. Л. 22, 21. 36

Korbonski S. W imieniu Rzecypospolitej. Parys, 1967. S. 107. 37

Kochanski A. Polska 1944—1991. Informator historyczny. T. 1. Warszawa, 1996. S. 31, 35. 38

Dominiczak H. Organy bezpieczenstwa PRL. 1944—1990. Rozwoj і dziafalnoSc w swietle dokumentow MSW. Warszawa. 1997. S. 67. 39

Bombicki M.R. Zbrodnie prawa. Wyroki S^dow wojskowych w latach 1944-

1954. T. 1. Poznan. 1993. S. 13. 40

РГАСПИ. Ф. 575. On. 1. Д. 375. Л. 12. 41

Maijanovic J. Velika Britanija і narodnooslobodilaiki pokret u Jugoslaviji 1941—1945 // Jugoslovenski istorijski Casopis. 1963. № 2. S. 37. 42

Белградская операция. М., 1964. С. 82. 43

Васильєва H., Гаврилов В. Балканский тупик?.. Историческая судьба Югославии в XX веке. М., 2000. С. 160—162. 44

Романенко С.А. Югославия: История возникновения, кризис, распад, образование независимых государств. Национальное самоопределение народов Центральной и Юго-Восточной Европы в XIX— XX вв. М., 2000. С. 68-90.

« АВП РФ. Ф. 0144. Оп. 296. П. 154. Д. 3. Л. 1; Оп. 29. П. 116. Д. 16. Л. 24-25. 46

Brockdorff W. Kollaboration oder Widerstand. M?nchen. 1968. S. 51. 47

Madajczyk C. Faszyzm і okupacje. 1938—1945. Wykonywanie okupacji przez panstwa Osi w Europie. Т. II. Mechanizmy realizowania okupacji. Warszawa. 1984. S. 344. 48

Семиряга M.И. Коллаборационизм. Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. М., 2000. С. 799. 49

АВП РФ. Ф. 0144. Оп. 30. П. 120. Д. 37. Л. 78; Морача П. Компартия и социалистическая революция в Югославии в 1941 — 1945

гг. // Из истории Великого Октября и последующих социалистических революций. М., 1978. С. 539; У Конгрес Комунистич- ке партиіе .Іугославще. 21—28 jyna 1948. Стенографске белешке. Бе- оград, 1949. С. 189-190. 50

Восточная Европа в документах... Т. 1. 1944—1948. С. 437. 51

Там же. С. 625—626, 784. 52

Там же. С. 783. 53

См. например: Мешкова П., Шарланов Д. Указ. соч. 54

АВП РФ. Ф. 0125. Оп. 33. П. 127. Д. 5. Л. 16. 55

Централен държавен архив (София). Ф. 28. On. 1. А.е. 25. Л. 184. 56

Совещания Коминформа... С. 266. 57

Antoni Czubinski. Europa dwudziestego wieku. Zarys historii politycznej. Poznan, 1997. S. 258. 58

История венгерской народной демократии... C. 18. 59

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 128. Д. 782. Л. 128. 60

Там же. Д. 315. Л. 18. 61

АВП РФ. Ф. 077. Оп. 28. П. 126. Д. 11. Л. 68, 67. 62

Подробнее см.: Волокитина Т.В. «Холодная война» и социал-демократия Восточной Европы. 1944—1948 гг. Очерки истории. М., 1998.

С. 115-138. 63

А Maguarorszag t?rtenete. II k?t. Budapest, 1964. 502—503. old. 64

Вида И. Партийно-политическая структура венгерской народной демократии. 1944—1948 гг. // Acta Historica Academiae Scientiarum Hungaricae. 26. 1980. 325. old. 65

Советский фактор в Восточной Европе... С. 428—430. 66

АВП РФ. Ф. 012. Оп. 6. П. 77. Д. 60. Л. 21-22. 67

Советский фактор в Восточной Европе... С. 201. 68

Восточная Европа в документах... Т. 1. 1944—1948. С. 235—236. 69

Советский фактор в Восточной Европе... С. 428. 70

Там же. С. 168. 71

Восточная Европа в документах... Т. 2. 1949—1953. С. 387, 453—457. 72

Там же. Т. 1. 1944-1948. С. 234. 73

Свободен народ. 1945. 17 октомври. 74

Гришина Р.П. Расстановка политических сил в Болгарии после установления народно-демократической власти (сентябрь 1944 — ноябрь 1945 гг.) //Из истории народно-демократических и социалистических революций в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. М., 1977. С. 55—56. 75

АВП РФ. Ф. 074. Оп. 34. П. 115. Д. 10. Л. 81-82. 76

Там же. Л. 1. 77

Decret-lege pentru purificarea administrati?lor publice // Sc?nteia. 1945. 31

martie. 78

Dennis Deletant. Op. cit. P. 60. 79

Восточная Европа в документах... T. 1. 1944—1948. C. 366. 80

СССР — Польша. Механизмы подчинения. 1944—1949 гг. Сборник документов. М., 1995. С. 95. 81

Восточная Европа в документах... Т. 1944—1948. С. 215. 82

Там же. С. 308. 83

СССР - Польша... С. 135. 84

НКВД и польское подполье. 1944—1945. (По «Особым папкам» И.В.Сталина). М., 1994. С. 232, 234. 85

Восточная Европа в документах... Т. 1. 1944—1948. С. 308. 86

СССР - Польша... С. 110. 87

Восточная Европа в документах... Т. 1. 1944—1948. С. 202—204. 88

РГАСПИ. Ф. 575. On. 1. Д. 39. Л. 110-111. 89

-Там же. Ф. 82. Оп. 2. Д. 1357. Л. 228, 232. 90

Совещания Коминформа... С. 111. 91

РГАСПИ. Ф. 575. On. 1. Д. 39. Л. 23. 92

Там же. Л. 24. 93

Восточная Европа в документах... Т. 1. 1944—1948. С. 203. 94

Там же. С. 204-205. 95

Kaplan К. Ceskoslovensko v letech 1948—1953. Praha, 1991. S. 11. 96

Петранович Б. Вклад Югославии с победу антигитлеровской коалиции // Всемирно-историческая победа советского народа. М., 1971. С. 185. 97

Броз Тито J. Изградща нове Іугославиіе. Београд, 1948. Кн. 2.

S. 378. 98

Petranovic В., Strbac С. Istorija Socjalistick? Jugoslavije. Knjiga prva. Op?ti pregled. Beograd, 1977. S. 45. 99

Краткая история Албании. С древнейших времен до наших дней. М., 1992. С. 379-380. 100

Подробнее см.: Волокитина Т.В., Мурашко Г.П., Носкова А.Ф. Народная демократия: Миф или реальность? Общественно-политические процессы в Восточной Европе в 1944—1948 гг. М., 1993; Волокитина Т. В. Сталин и смена стратегического курса Кремля в конце 40-х годов: От компромиссов к конфронтации // Сталин ское десятилетие «холодной войны». Факты и гипотезы. М., 1999. С. 10-22. 101

Советский фактор в Восточной Европе... С. 139. 102

Баева И. Указ. соч. С. 80. 103

Подробнее см., например: Лашкевич А.А. Болгарская высшая школа в 1944—1947 гг. // Советское славяноведение. 1987. № 6; Connelly J. Foundations for reconstructing elites: Communist higher education policies in the Czech lands, East Germany and Poland, 1945—

1948 // East European Politics and societies. 1996. Vol. 10. № 3. P. 367-392.