В. Ю. Большаков СОЦИАЛЬНЫЕ ТЕЧЕНИЯ
Две вещи при изучении путей развития нашей цивилизации удивляют и заставляют задуматься: что все события происходят так логично и целесообразно, и что эти логика и целесообразность никогда не применяются для прогнозирования и планирования будущего.
Конечно же, эти идеи и факторы не появляются на голом месте и не являются рожденными в воспаленных умах титанических старцев вроде Канта и Гегеля, но с очевидной неизбежностью генерируются фактом наличия заборов вдоль той дороги, по которой мы пошли давным-давно, Homo sapiens в то время никоим образом не являясь. И чем дальше мы идем по этой дороге, тем выше и прочнее становятся заборы, направляющие движение. Это и территориальные ограничения нашего развития, обусловливаемые спецификой географии местности проживания, а сегодня уже и спецификой планетарного существования; и экономические, определяемые в конечном счете производительностью труда человека; и морально-этические, сложившиеся в эволюционном смысле совсем недавно, но очень действенные; и юридические, обеспечивающие ограничения в пользу существующей системы социально-государственных отношений. Нас, психологов, должны интересовать как первопричина всего психологические ограничения. Это и недостатки нашего мышления (я никого не хотел обидеть), и инерционность протекания психических процессов, и неболь-
© В. Ю, Большаков, 2000
шая продолжительность психической деятельности и существования личности, что, впрочем, компенсируется частой сменой поколений, и многое другое.
Для того чтобы прогнозировать развитие социума и разработать пути управления долговременными крупномасштабными социальными процессами, необходимо определить, систематизировать и описать механизмы действия:
а) факторов, которые ограничивают русло движения социальнопсихологического эволюционного потока человечества;
б) факторов, позволяющих расширить и углубить русло потока, разрушить его берега и обеспечить новые пути развития.
Неправильным было бы говорить лишь о факторах сдерживания, ограничения. Феномен нашей цивилизации ограничен воображаемой линией, проведенной через точки столкновения векторов, характеризующих как процессы сохранения статус-кво общества, так и воздействия, обеспечивающие его динамику и движение, условно обозначаемое «вперед».
В научном багаже психологии хранится много попыток отследить и классифицировать эти ветры перемен, эти силы, которые противостоят факторам сдерживания и ограничения. Это, опять же, и свойства нашего мышления, креативность — в психологии личности; действия ролевых факторов, в основе своей представляющих стремление особи занять искомую ролевую нишу; и, конечно же, движения масс, которыми овладела идея, — эти движения, представляя собой феномен массовидного поведения, в последние 100—200 лет наиболее наглядно, весомо и зримо изменили ход развития нашего общества (Великая французская революция, Великая Октябрьская социалистическая революция, холодная мировая война).
Я вновь подошел к тезису, который отработал в книге «Социальные течения», изданной в 1999 г.; книге, которую скорее следовало бы назвать в старинном стиле, так, например: «История развития науки о поведении толп, ее зарождении, блеске и угасании. Попытка определить движущую силу психологической эволюции и разработать основы прогнозирования и проектирования развития общества в современных условиях».
В ходе работы над книгой я выделил три формации, являющиеся субъектами эволюции, — личность, малую группу и толпу. В полученных отзывах и письмах, за которые я благодарен авторам, исследователи называли четвертую единицу — коллектив, который они (Суворов и др.) определяют как группу людей, численностью около 100—150 человек, объединенных специфическими формами взаимоотношений. Сами авторы, вводящие этот 4-й таксон, оговариваются, что эта структура новая, сформировавшаяся в последнее время, и поэтому специфически ей присущие механизмы отношений еще неустойчивы. Я склоняюсь к мысли, что эти специфические механизмы представляют собой результат деформации ролевых отношений, присущих малым группам, социальными структурами государства, и, еле-
довательно, сегодня все же удобнее расписывать эволюцию общества по трем, а не четырем параметрам.
Каждый субъект социально-психологической эволюции обладает специфической регуляцией поведения, и совокупные результаты действия этих трех групп психических регуляторов осознаются нами как логичный процесс, с его причинами и следствиями, способом анализа, присущим нашему мышлению при рассмотрении возникающих проблем.
Можно выделить две задачи, стоящие перед психологией завтрашнего дня, основы которой мы стараемся заложить сегодня.
Прикладная задача состоит в том, чтобы получить ответы на многочисленные вопросы, которые ставит перед нами сегодня жизнь в области социального и государственного строительства, поиска национальной идеи, формирования ментальности и т. п., оставаясь в рамках формальной логики, строгого анализа.
До сегодняшнего дня подобные исследования практически не проводились. Для рассмотрения таких вопросов, как, например, наследуемость жизненных сценариев или, скажем, трансформирование информации при ее передаче в поколениях — вопросов, без которых невозможно заниматься планированием и прогнозированием, — необходимо выполнить очень протяженные во времени и, следовательно, дорогостоящие исследования, результаты которых не будут непосредственно носить прикладного характера. А подобных тем для исследований я могу предложить множество! Прикладное значение предполагаемая сумма знаний, полученная в ходе этих опытов, будет иметь лишь тогда, когда некие структуры, озабоченные состоянием общества, на основании рекомендаций психологов займутся социальным строительством на государственном и межгосударственном уровне.
Собственно говоря, такие структуры уже есть — это и ООН, и различные блоки, советы безопасности стран, иные организации. Но ресурсы соответствующих подразделений этих организаций невелики, а размеры осознания громадности возникающих проблем пока недостаточны для проведения активных действий.
Перспективная задача состоит в том, чтобы расширить и усложнить нашу схему видения мира, открыть двери и проникнуть в те уголки, которые еще не охвачены единым формализованным познавательным пространством. Заострю внимание на некоторых особенностях познания. Две его равнозначные, равновесомые составляющие представлены сегодня несимметрично: количество научных знаний нарастает, а наши аналитические способности остаются на прежнем уровне. Косвенно это подтверждается непрекращаюшимися попытками изобретения подсобных устройств для работы с информацией. Это и социальные устройства (совершенствование системы образования, создание научных коллективов вместо гениев-одиночек), и технологические, сводимые к вынесению вовне некоторых функций мозга, быстродействие и память — в виде компьютеров; попытка понять некоторые зависимости, трудноразличимые невооруженным глазом, —
в виде новых математических методов и программного обеспечения тех же компьютеров.
Попытки создания неформальной логики, символической логики и др. не приводят в настоящее время к успеху, так как их использование, так же как и использование машинных языков программирования, требует кропотливого изучения, перестройки собственного мыслительного аппарата, а эта дорожка в одну сторону. Уж сколько их ушло и не вернулось из пучины безумия; сумевших увидеть в многообразии мира новые, удивительные сочетания и узоры, но потерявших при этом способность рассказать об этом другим, так как за умение говорить новым языком и пользоваться новой логикой, умение создавать нестандартные абстракции они заплатили потерей общепринятого языка и общепринятой логики. Оставим мысли о том, как интересны в научном плане эволюционные попытки природы увеличить число шизофреников; позже вернемся к рассмотрению вопроса, почему это сегодня происходит, какой знак получило человечество (знак — в смысле внешнее или внутреннее воздействие, ничего мистического), что вынуждено было ответить генерированием мастеров непредвзятых ассоциаций. И лишь в двух словах отметим наличие целых областей в психологии, изучение которых зачастую приводит исследователей на Скворцова-Степанова не в качестве целителя, но целимого (например, психология времени). И начнем последовательно проводить реализацию идеи о том, что можно многое открыть и увидеть на социально-психологическом поле, оставаясь в рамках эволюционного подхода и формальной логики, но увеличив количество осмысливаемых в одной сборке фактов, усложнив построения и задавшись реальной прикладной целью: определить каркас социальной структуры, наложить фрейм на все бесконечное разнообразие социально-психологических актов человечества; определить и вычленить стандартные ходы, приемы, связки приемов, которые нам следует понять и научиться анализировать, если мы хотим получить ответ на вопрос, куда природа своей эволюцией может завести нас, человеков, к какой цели, ни ей самой непонятной, из-за отсутствия сознания, ни нам, в силу двух причин: недостаточного количества накопленных исходных данных и недостаточного развития нашего познавательного аппарата.
Научившись прогнозировать, а затем и управлять ходом социально'-психологических процессов в обществе, мы сможем планировать и политическое, и экономическое, и экологическое мироустройство задавать векторы развития науки, искусства; формировать новые и оптимизировать деятельность старых социальных институтов.
Предвижу возражение представителей гуманистической психологии по поводу опасности предполагаемой возможности контроля за протеканием социальных процессов. С удовольствием, если только это слово применимо к столь серьезным вещам, приму участие в дискуссиях на эту тему как на семинарах и съездах психологов, так и на страницах печати. А здесь ограничусь лишь замечанием, что единица-
мл эволюционирования человечества является не только личность (особь), но и малая группа, и толпа. Попытки строить социум исходя из примата лишь личности неизбежно приведут и приводили уже тысячекратно к ущемлению прав других личностей, если эти попытки не будут направлены также на оптимизацию ролевых и массовидных процессов.
Если бы мы смогли написать формулу, позволяющую вычислить поведение человека, то в правой части нашего уравнения стояли бы функции, характеризующие множество параметров внешнего воздействия, и множество переменных, определяющих психическую деятельность человека. Причем эта вторая, внутренняя часть уравнения должна быть составлена таким образом, чтобы при определенных условиях повышалась значимость одних и понижалась других групп математических выражений, определяющих три вида психологической регуляции — личностную, ролевую и массовидную.
Количество функций, которые необходимо учитывать, пытаясь спрогнозировать поведение человека, на первый взгляд кажется непомерно огромным. Между тем нам и без всяких формул часто удается определить, каким образом поведет себя человек в той или иной ситуации. Психологическое консультирование, скажем, предполагает высокое мастерство психолога в определении не только поступков, но и мыслей консультируемого. А в такой области, как психология экстремального поведения, ошибка в прогнозах поведения человека в гипотетической ситуации чревата серьезными последствиями! И тем не менее спрос на психологов-экстремалыликов велик, следовательно, их прогнозы несут рациональное зерно.
Несколько десятилетий назад никому в голову не могло прийти, что машины будут играть в шахматы. А не так давно компьютер обыграл действующего чемпиона мира, мы вынуждены, увы, добавить, среди людей. Это я к тому, что вопрос моделирования поведения человека на математической основе не так уж нерешаем, как это привыкли считать работники гуманитарной сферы, и учитывать следует вполне обозримое число факторов.
Задача же прогнозирования поведения группы людей или толпы, как ни парадоксально, значительно проще решается и теми же методами математического моделирования, и просто на основе жизненного опыта и накопленных знаний людей, которые всерьез занимаются психологией ролевого поведения и психологией массовидных явлений.
Давайте посмотрим, что помогает нам свести к формальному уравнению проблему прогнозирования поведения. «Поведение человека очень сложно! Человек может все!» Давайте спросим: «А что именно?», и вот тут выясняется, что он может все, кроме... И перечень этих «кроме» занял бы множество страниц. Упомяну лишь некоторые блоки ограничений:
человек не может нарушать юридические законы, традиции, обычаи, морально-этические нормы, религиозные каноны;
ему сложно выйти за пределы, установленные природой для нас, как существ биологических, — наша сила, выносливость, ловкость, диапазон зрения и вообще параметры органов чувств ограничены;
психологические качества человека далеки от совершенства: его мышление одноканально, его память мала по объему, избирательна; эмоции трудноуправляемы;
возможности человека ограничены его временем жизни;
человек вынужден соотносить свое поведение со своим статусом и финансовыми возможностями;
и самое главное, что нужно повторить, подытоживая тему: человек ограничен в своих поступках самим фактом существования других людей.
Проснувшись утром, подавляющее число людей может:
а) встать с постели — остаться валяться;
б) принять туалет — обойтись без него;
в) позавтракать — выпить стакан воды;
г) включить музыку (новости, прогноз погоды);
д) вспомнить о делах на сегодня.
Диапазон значимо вероятных действий личности мал. И это значительно упрощает прогнозирование. Но еще более благоприятно обстоит вопрос о прогнозировании поведения личности в малой группе и толпе. Все(!) малые группы развиваются, существуют и распадаются по одним и тем же законам. Все(!) толпы требуют от своих участников соблюдения одних и тех принципов. Причем записано это в нас не на уровне осознаваемой регуляции поведения, а на уровне инстинктов. Инстинкт заставляет птиц лететь на юг, и они летят. Инстинкт заставляет в толпе повторять движение соседей и абсолютизировать вождя, и мы делаем это.
В реальности, прошу разрешения повторить это еще раз, человек ведет себя в зависимости от сочетания весовых коэффициентов трех групп, сложившихся в ходе эволюции регуляторов поведения: индивидуального, ролевого и массовидного. Их совместное действие, последовательное преобладание и подавление определяет всю многокрасочную картину поведения. Ограниченное количество вариантов поведенческих реакций приводит к тому, что люди становятся похожими в своем поведении друг на друга, и эволюционное движение человечества в процессе решения целой группы задач целесообразно описывать как взаимодействие социальных групп, социальных институтов, коллективов, толп и т. п. Время от времени возникают факторы, воздействующие на социальные группы, или исчезают силы сдерживания, и тогда члены групп устремляются туда, куда их влечет неведомая сила. На базе этого положения можно расписать все существующие социальные группы, определить все существующие силы воздействия и силы сдерживания, и тогда можно будет, экстраполируя, давать хотя бы краткосрочные прогнозы развития общества. Если мы опишем социальные ниши, цели, к которым эти социальные группы стремятся, а также форму столкновений нескольких социальных групп и
правила их деформирования в этих столкновениях, то наши прогнозы примут долгосрочных характер. Однако мы не должны забывать, и в этом отличие психологов от, к примеру, политологов, что в основе деятельности и групп в целом, и их членов главенствующую роль играют психологические качества людей, которые, в свою очередь, зависят от внешних причин и трех групп поведенческих регуляторов, взаимодействующих по определенным правилам и с учетом фактора времени.
Результаты подобных исследований необычайно важно получить уже в ближайшее время. Мало того, многие результаты уже получены и используются политиками, экономистами, управленцами разных стран. Человек или группа лиц, владеющих подобной методикой, пусть даже в сжатом, неполном, несовершенном виде, получает в современном обществе огромные преимущества, как получили их, скажем, изобретшие фалангу македонцы перед нескончаемыми по численности, но неорганизованными ордами варваров.
Дальше все, как в боевике: «В одной далекой галактике бушевали социально-психологические войны». Галактика — в этот раз наша, и планета — наша, и все мы — участники этих войн. И большинство из нас не замечает этого только в силу неподготовленности. Помните? Фактор действует, но люди его не осознают. Значит, следует ожидать больших перемен и потрясений. А бедствий и крови социально-психологические войны приносят не меньше, чем реальные, которые, по сути, являются лишь одной из их фаз.
Каково же положение на социально-психологическом фронте сегодня?
Холодная война в психологическом аспекте была столкновением сторонников использования регуляторов индивидуального поведения со сторонниками использования ролевых и массовидных групп регуляторов. Окончилось это столкновение трансформацией взглядов участников: страны социалистического лагеря приняли с энтузиазмом, достойным лучшего применения, психологию индивидуализма, а лидеры Запада вопреки заповедуемым либеральным ценностям активно внедряют массовидные регулянты в сознание рядовых потребителей либеральных ценностей. Одним из следствий подобной турбуленции стало доминирование двойной морали и двойных стандартов, причем не только со стороны победителей в холодной войне, но буквально всех ее участников. Но противостояние не завершилось, оно лишь меняет форму. Оружием ему служат средства массовой информации, отдельные произведения культуры и искусства, глобальные средства связи; факторами, способствующими его эскалации, — расширение сферы обитания каждого человека при ограниченном ареале человечества и т. д.
У них (так называемый Западный мир) — хорошее оружие (пропаганда, система привлекательных ценностей) и мощные структуры, обеспечивающие его эффективное применение. У нас — отдельные уникальные разработки, превосходящие западные (например, техно
логия ведения избирательной кампании), но нет структур, обеспечивающих ведение информационно-ценностных войн на территории противника. Ситуация во многом аналогична положению дел на рынке реального оружия: и есть у нас «Черная Акула», да в единственном экземпляре. Однако стратегически грамотно задействуя свои резервы, можно добиться равенства сил и справедливых стартовых условий для дальнейшего соревнования. И действительно, как написал Пелевин: «Стоило ли менять Империю Зла на банановую республику зла?»
Впрочем, эта тема следующей моей книги, которая будет посвящена геополитике. А сейчас я предлагаю вернуться к любимым регуляторам, определяющим наше поведение. Их совокупное действие привело к появлению в социуме определенных социальных течений, завихрений, фильтров и других гидротехнических феноменов и сооружений.
Всякая социальная группа занимает определенную социальную нишу. Это означает, что все члены этой группы обладают сходным поведением, отличающимся от поведения членов иных социальных групп. В некоторых условиях могут возникнуть силы, побуждающие членов группы в массовом порядке менять свое поведение, для того чтобы занять иную социальную нишу, со всем присущим ей набором условий существования. Эти силы могут обусловливаться либо возникшей психологической дискомфортностью базовой ниши, либо привлекательностью новой, а чаще сочетанием этих условий.
Массовое перемещение людей из одной социальной ниши в другую называется социальным течением. Препятствия, возникающие на пути такого течения, действующие по отношению к участникам течения избирательно, называются фильтрами.
Мы стали свидетелями и участниками могучего социального течения, обусловленного активным внедрением западной идеологии в странах социализма, причем в течение оказались вовлеченными практически все социальные группы общества; перемены затронули все социальные ниши. Поговорим об этом более подробно.
В начале 90-х годов конца тысячелетия процессы холодной войны привели мировую систему социализма к деструктурированию, в Советском Союзе это проявилось в форме процесса, названного перестройкой. Лидеры государства, начиная с Андропова и продолжая Горбачевым, предстали перед пониманием необходимости реформ. Яркое декларирование неизбежности перемен привело к снятию факторов ограничения, общественная деятельность развернулась особенно динамично. Лишенные объекта для подражательной деятельности массы людей, разуверившись в идеях коммунизма, заполнили вакуум подражанием идеалам западного мира. Все захотели жить «как они». Как и при любой революции, во внимание не приняли, что любые резкие социальные действия приводят на первом этапе к разрушению механизмов хозяйственного и политического функционирования государства, что, в свою очередь, приводит к снижению уровня промышленных и социальных технологий. Поэтому мы остались с акти
визировавшимся криминалитетом вместо правоохранительной системы и распадом производства вместо имеющего якобы место на Западе изобилия. Затем начался долгий процесс отлаживания сложившейся структуры человечества под новое состояние дел и мыслей. Что же произошло принципиально нового? Отмечу лишь факт, что впервые на планете установилось (с оговорками) единое общество с единой системой ценностей и норм, и это исключило из эволюции важнейший фактор — внешнее воздействие. При анализе это приводит к ряду удивительных и интересных выводов, но наше внимание направлено на отслеживание трансформирования социальных течений и явлений, произошедших в период перестройки.
Рассмотрим изменения и трансформации, происходящие в социальных потоках, на примере системы образования.
Изучение долгосрочных процессов в социуме удобно проводить, принимая за основу два положения: изменения в социуме обеспечиваются взаимодействием социальных групп, социальных потоков, степень свободы поведения которых определяется силами сдерживания и ускорения; отправной точкой времени отслеживания изменений удобно считать период, когда интересующие нас социальные группы и потоки находятся во внутренне стабильном состоянии. В этом случае можно силы, обеспечивающие внутреннее состояние потока, считать находящимися в динамическом равновесии.
Система образования в той форме, как она сложилась в Советском Союзе начиная с 60-х годов XX в., представляла собой очень стабильную, консервативную структуру, обладающую огромным запасом внутренней инерции, следовательно, период является оптимальным для начала отслеживания процессов, которые многое смогли изменить в социальных структурах нашего государства, но систему образования лишь жестоко потрепали, отчего она в настоящее время отчасти оправилась и вновь расправляет паруса.
Что же обеспечивало стабильность существования системы образования и что обеспечило динамику ее развития?
Первым среди факторов, способствовавших сохранению системы образования, нужно отметить постоянство штатного состава преподавателей, обеспечивающее преемственность системы обучения. Период с середины 70-х и по начало 90-х годов привел в сферу образования людей определенного психологического склада, которые впитали дух оптимистического консерватизма самой эпохи, когда страна поступательно двигалась вперед, не испытывая ни войн, ни потрясений. В школу пришло несколько поколений преподавателей, окончивших одни и те же вузы, имеющих одинаковые взгляды, обучавших детей, чьи родители были относительно однородны по социальному составу в течение всего этого времени, и, что очень важно, детей своих выросших и повзрослевших учеников. Система образования была прошита самыми сильными временными связями: связями в пределах прямого контакта поколений. Мы наблюдаем трехуровневую структуру: «учи
теля — обучаемые дети — обучаемые дети детей». С учетом средней продолжительности жизни людей, а также особенностей формирования памяти, мышления и др. психических функций, именно группу, состоящую из трех поколений, следует считать основной подлежащей изучению структурой при исследовании вопроса о прохождении и сохранении информации в ходе человеческой эволюции. Три поколения — тот временной период, когда информация может передаваться непосредственно, без промежуточных носителей, таких, как архивы, летописи и др. проявления культуры. А даже самые простейшие исследования, и наши, и других специалистов, однозначно показывают на порядок более высокую эффективность передачи информации при непосредственном контакте сторон в сравнении с иными способами. Это подтверждает и сам факт наличия системы образования, ключевым звеном которой является учитель, желательно с большой буквы, а учебники носят название всего лишь учебных пособий. Итак, первый фактор стабильности — постоянство состава преподавателей, являющихся составной частью сформировавшейся в системе «учитель — ученик» трехступенчатой временной структуры, аналогичной базовой цепочке социума «родители — дети — внуки».
Вторым фактором является цикличность работы, когда в течение жизни каждый учитель несколько раз читает один и тот же курс. «По- вторенье — мать ученья», — написано на плакатах, размещенных на стенах кабинетов русского языка и литературы. Обучая детей, учителя обучают и себя, а в следующем поколении дети детей получают от них те же знания, подкрепляемые мнением родителей, ранее прослушавших те же курсы.
Третье, о чем следует упомянуть, существовавшая в Советском Союзе форма отношений между учениками и учителями, во многом напоминавшая отношения детей и их родителей. Сложно выделить один главный фактор, обеспечивавший существование этой аналогии, но учитель в школе в нашей стране — это не только трансформатор знаний, но и воспитатель, что на Западе проявляется в значительно меньшей степени. Очевидно, нужно говорить о преобладании на Западе личностных групп поведенческой регуляции, в то время как у нас более высокое значение имели ролевые и массовидные корреляты поведения. Безусловно, следует упомянуть и о переносе учителем своего внимания на учеников из-за неудач в семейной жизни (а семьи у многих учителей не сложились), и о преобладании женщин среди учи телей, материнском инстинкте и т. д. Возникавшая близость между учениками и учителями стабилизировала систему образования, вписывая ее в социум дополнительными нитями.
Можно было бы продолжить список факторов стабильности на многие страницы, но это тема отдельного исследования, а по условию каждый автор нашего коллективного научного труда должен написать около 30 страниц. Поэтому, отметив наличие многочисленных стабилизирующих факторов, перейдем к разговору о социальной структуре коллектива школы в СССР. Если аналогом личности в эволюции в ми
ре образования является учитель, то аналогом малой группы является коллектив школы. Школьный коллектив по ряду параметров значительно отличается от эволюционно сложившейся структуры малой группы, и это придает свою специфику протеканию ролевых процессов среди педагогов. Первое отличие состоит в том, что численность педагогов в школе превышает численность стандартной малой группы в 3—4 раза. Кажется, это должно привести к дроблению коллектива учителей на группы. Но в реальности мы наблюдали это значительно реже, чем должно было быть в теории. Коротко о причинах. Во-первых, свои лидерские амбиции те учителя, которые их имели, переносили на детей. Статус учителя позволял им делать это без особого труда и напряжения. Во-вторых, численность лидеров среди учителей была невелика, так как система профессионального образования в Советском Союзе забирала лидеров в более престижные учебные заведения, чем педагогические вузы, и в заведения иного профиля. Кроме этого, мужчины, которые обычно претендуют на лидерские места, не шли в образование опять же по ряду причин, на которых мы останавливаться не будем. Подытоживая, повторю, что борьбы за лидерство в структурах педагогических коллективов общеобразовательных школ не было, а появляющиеся конструктивные лидеры вычислялись вышестоящими структурами (РОНО) и переводились на вакантные места, так как даже с учетом многократного превышения численности школьного педагогического коллектива над эволюционной малой группой количество невостребованных лидеров в системе образования было недостаточным из-за формы отбора людей в эту систему. И этот фактор — отсутствие борьбы между лидерами за соответствующие социальные ниши — дополнительно обеспечивал стабильность системы образования. Не так, для примера, обстояли дела в кузнице партийных кадров — в комсомоле. Там были в большинстве лидеры, ролевых ниш на всех не хватало, и это обстоятельство не последнее среди приведших страну к поражению в соревновании с американским Западом. Сформулируем промежуточный вывод: ни личностные, ни ролевые регуляторы поведения не были направлены на деструктурирование системы образования.
А как же дело обстоит с массовидными проявлениями регулятивных функций? Практически только эти регуляторы и расшатывали систему, но она успешно справлялась. Помните разговоры о влиянии улицы? Учащиеся подросткового возраста, объединяющиеся в неформальные образования в силу доминирования в этой стадии развития ролевых групп поведенческих регуляторов, обшесоциальными процессами сводились в толпы. Положительные, социально одобряемые проявления неформальной деятельности подростков находились под контролем (подростковые клубы, кружки по интересам, музыкальные и спортивные школы). Но позитивному государству не под силу было держать под контролем негативные проявления энергии подростков. Иными словами, конструктивное и деструктивное в неформальном поведении подростков находилось в эволюционно определенном со
отношении, а область контроля со стороны государства в силу общепозитивистского настроя была сдвинута в конструктивную сторону. Поэтому, хотя попытки охватить трудных подростков, компенсирующих отсутствие успехов в обучении асоциальным поведением, и были (трудовые лагеря для старшеклассников, пионерская и комсомольская деятельность и т. д.), но полного успеха они не достигали и не могли достигнуть. Впоследствии эти подростки принимали уголовную идеологию и становились объектом внимания пенитенциарной системы, из системы образования исключаясь (их не брали в вузы, в том числе и педагогические вузы, по причине наличия судимости (юридический фильтр), в силу недостатка у них необходимых знаний (интеллектуальный фильтр). Отбрасывание несоответствующих — это еще один фактор, обеспечивающий стабильность системы образования. Вообще это было мощное, с хорошо очерченными берегами течение — движение трудных подростков в колонии и тюрьмы. Некоторые так и оставались в этом течении в ранге рецидивистов, а некоторые формально покинули его, влившись в ряды рабочих низшей квалификации. Государство защитило от них свои структуры, закрыв пути роста и развития, но получило мощный слой антиидеологичных людей. Уголовное мировоззрение, в условиях перестройки лишенное мощнейшего противофактора коммунистической идеологии, во многом определило сегодняшнюю картину общества, характеризующуюся правовым нигилизмом, о чем подробно пишет А. А. Потякин, рассматривающий проблему с юридической точки зрения.
Внутри педагогических коллективов превалировали регуляторы личностного и ролевого поведения, а массовидные корреляты задействованы не были. В результате именно на примере учителей удобно описывать деформации поведения, возникающие в силу диспропорций востребованности трех групп регуляторов поведения. Но это я уже сделал в книге «Социальные течения», не буду повторяться. А сейчас, конечно же, следует написать об общегосударственной области действия регуляторов массовидного поведения — идеологии. Учителя в Советском Союзе, как и все остальные социальные группы и течения, на уровне массовидного поведения были контролируемы мощной идеологией. И проявления механизмов массовидной регуляции были в коллективах системы образования налицо: это и запрет на критику государственного устройства, и обожествление высших руководителей, синхронность действия партийных структур во всех коллективах школ на огромной территории, одинаковость педагогических программ и процесса обучения в целом. Идеологическая мощь была такова, что в значительной мере все противостоящие ей механизмы были подавлены, и тогда, в полном соответствии с законами развития толпы, массы должны были начать руководствоваться регуляторами массовидного поведения какого-то другого уровня. Или прекратить использовать регулятор массовидного поведения вообще. Каждое социальное течение пошло своим путем; система образования на уровне учителей выбрала второе (косвенный признак — отмечаемое всеми на-
блюдателями снижение уровня идеологичности мышления, формализм в идеологическом воспитании молодежи, снижение значимости внешнего врага). А учащиеся перешли в область действия другой группы регуляторов массовидного поведения — от идеалистических к материалистическим. В полном соответствии с законами диалектики в сложившихся условиях между потенциально противостоящими группами в единой системе педагогического образования — учителями и учениками — возник зародыш конфликта. Объединенная мощными системообразующими факторами, о некоторых из них я писал выше, каждая из групп вытеснила конфликт.
Итак, в области индивидуального и ролевого поведения в системе образования в 70-е—начале 80-х годов царила стабильность, а на уровне массовидного поведения наметился разрыв по линии «преподаватель — ученик».
Мы описали стартовую ситуацию перестройки в системе образования Советского Союза в терминах социальных сил, обеспечивающих стабильность существования; в терминах зон поведенческой регуляции и обнаружили единообразие и структурную однородность в сфере ведения индивидуального и ролевого поведения, но потенциальную проблему, связанную с расхождением поведенческих линий, обеспечиваемых коррелятами массовидного поведения, в двух составляющих системы образования — преподавателях и учениках. Мы отметили также, что самодостаточность и стабильность системы обеспечивалась государством путем наличия определенных фильтров при вхождении в систему и определенных механизмов, удаляющих из системы инородные тела.
В период перестройки удар по системе образования пришел преимущественно извне. Утверждая правильность ананьевского подхода, опишем это внешнее воздействие с позиций экономики и идеологии; затем отметим социальные изменения в форме динамики баланса сил, оконтуривающих наш объект исследования; поговорим об изменениях младших по таксону социальных структур, последовательно выделяя личностные, ролевые и массовидные формы последних как базовые; и, наконец, скрепим это все рассмотрением внутренних изменений в участниках событий, произошедших на чисто психологическом уровне. Безусловно, интереснейшей задачей было бы изучение процесса перезаписи событий внешнего воздействия так называемой перестройки в осознаваемой культуре и мощном пласте подсознательного, исследования которого сегодня ведутся явно недостаточно и в силу определенной дискредитации темы Фрейдом со товарищи, и в силу огромной сложности изучаемого объекта. Но об этом в других' работах, а сейчас вернемся к теме.
Наверное, Вы обратили внимание, что мне часто приходится начинать очередной абзац со слов «Но по порядку» или «Возвращаясь к теме исследования» и т. п. Это потому, что затронутая область изучения столь сложна и многообразна, что каждая идея влечет за собой несколько новых, те, в свою очередь, являются источником следующих, и все это приводит к созданию некоего графа идей. Вот и последнее замечание представляет интерес как прообраз нового мышления, когда мысль не состоит из «вереницы прочно упакованных силлогизмов», как говаривал некто, всем нам хорошо знакомый, а принимает то сетевидный, то графообразный характер. И хорошо, что целью написания данной статьи не является полное и непротиворечивое освещение эволюции системы образования в эпоху перестройки как одного из системообразующих социальных течений, но попытка постановки серии вопросов и приведение примеров рассмотрения некоторых из них в системе универсальных социопсихологических координат.
Что же это за координаты? Для выбора системы отсчета, о которой мечтали еще древние греки, необходимо, конечно, общетеоретически представлять себе полную схему происходящих событий, а затем, в зависимости от задачи, исследовать те ее звенья и пути взаимодействия, которые имеют отношение к получению ответа в заданной степени точности, достоверности и вероятности.
Сегодня можно говорить о том, что структурными единицами эволюции являются личность, малая группа и толпа. Соответственно, люди, малые группы и массы руководствуются в своем существовании определенными механизмами, которые я называю коррелятами поведения. Эти корреляты сложились эволюционно и существуют в каждом из нас, записанные на различных уровнях. Это и инстинкты; это и правила, осознаваемые нами, которые представляют собой перезапись инстинктивных регуляторов в эпоху, когда у людей возникло сознание. Все это можно утверждать с большой степенью уверенности, и эксперименты, скажем, по принудительному переключению людей с одной группы регуляторов на другую показывают правильность подхода в целом. Далее мы вступаем на зыбкую почву, когда общую картину можно угадать по небольшому фрагменту, но пока трудно сказать, правильно ли мы угадали. Ну, например: личностное поведение во многом регулируется инстинктами. А ролевое поведение? А массовидное? Не являются ли аналогом инстинкта у масс, скажем, архетипы? Ноосфера — это красивая метафора или явление, которое можно изучать, выделяя в качестве структурной единицы не личность, но массу? Тысячи вопросов ждут своего ответа. И это интересно.
Зная силы, определяющие поведение людей, и базовые социальные структуры, мы можем представить себе общую картину эволюционирования поведения, которая состоит из областей, изучаемых географией, экологией, биологией, антропологией, социологией, культурологией, историей и психологией, а также некоторыми науками, которые пусть внесет в общую схему кто-нибудь другой (напри
мер, филологию, которую я не знаю). Каждая из областей имеет свой таксонометрический ряд; и вся конструкция, состоящая из особей, малых групп и толп, прошита временными и информационными связями. С началом эволюции система беспрерывно находится в активном состоянии, и каждое внешнее воздействие ложится не на жесткий каркас, а на сложный механизм стрелок и осей, принципы взаимодействия которых пока строго не прописаны. Ясно только, что если бы удалось вывести некую формулу, описывающую поведение социальных структур, то это была бы очень затейливая формула со многими переменными и плавающими коэффициентами.
Вот поле, на котором приходится работать. Сложность его необозрима. Но, к счастью, для получения ответов при решении прикладных задач, каковой, безусловно, является рассмотрение эволюции системы образования в Советском Союзе — России в эпоху перестройки, не обязательно рассматривать всю систему социально-психологической эволюции в целом. И личность, и любая социальная структура обладают свободой выбора своего поведения и развития лишь гипотетически, да и то в рамках некоторых направлений философии. На деле любая социальная структура жестко опосредована в своем развитии некоторыми факторами, о которых и пойдет речь.
Экономическое и идеологическое воздействие (или, наоборот, идеологическое и экономическое) привело к поражению Советского Союза в холодной войне и к временному установлению на планете видимости доминирования США. К счастью, в действительности все гораздо сложнее, и в ходе этой титанической борьбы наши бывшие противники вынуждены были перенять многое из того, насаждение чего на планете и было декларируемой целью нашей стороны. И события предстоящего пятидесятилетия еще принесут нам много поводов для оптимизма. Одним из козырей теперь уже России будет система образования, способная генерировать как средних крепких специалистов, на плечах которых и стоит фундамент современной экономики; и выдающихся ученых, обеспечивающих научный прорыв; и деятелей культуры, чье творчество определяет идеологию и мировоззрение людей планеты Земля. Жаль только, что прошла эпоха ученых-орга- низаторов, таких, как Королев или Курчатов. Надеюсь все же, что и в перестроившейся России возникнут условия, которые приведут к созданию колоссальных научно-производственных структур, способных обеспечить подлинные прорывы в фундаментальных областях.
Но сегодня система образования стала объектом ряда воздействий. Рассмотрим их более подробно. Первый мощный и комбинированный удар можно назвать дестандартизацией. Западное стремление к свободе личности, перенесенное на российскую почву в условиях образовавшейся идеологической пустоты, приняло гротескные формы, охватив своим влиянием не только маргинальные слои населения, но и консервативно настроенный центр. Это выразилось и в дифференциации детей по доходам родителей (экономика); и в дифференциации детей по взглядам родителей (идеология).
Произошли перемещения на шкале ценности профессий: тут я говорю и о приоритетах выбора учениками профессий, и о престижности профессии учителя в оценках самих учителей.
Любое революционное преобразование приводит к перераспределению самих ролевых ниш, и «первые становятся последними, последние — первыми». Флагманскую роль в условиях перестройки стали играть люди, чьи таланты были не, так сказать, благоприобретенными, а врожденными (красота и сила). Образование и ум, как сложные функции, оказались невостребованными. Длилось это лет пять-семь и определило специфику протекания перестроечных процессов.
Стремление к свободе личности, воспринятое значительной частью учителей как призыв к новаторству в обучении, с одной стороны, внесло свежую струю в излишне консервативную систему советского образования, но с другой, открыло дорогу к детям различным шарлатанам и проходимцам. Сразу возникли две зоны конфликта: новаторы — консерваторы и 2) новаторы — шарлатаны. Эволюция своим старым проторенным путем расширяет границы шкалы, уменьшая мощность потока, а затем отсекает крайности и либо сохраняет общее направление движения, либо, положив руля на борт, изменяет курс в ту или иную сторону. В наших условиях это проявилось в перераспределении власти в некоторых школьных коллективах. Причем здесь школы шли в общем потоке общества. В тех городах, где у власти сохранилось руководство, декларирующие коммунистические ценности, школа сохранила и идеологию, и лидирующую роль прежних директоров и завучей. Там же, где руководители регионов провозглашали демократизацию, прежние директора школ теряли почву под ногами, и зачастую РОНО или аналогичные структуры, в соответствии с прежними идеологическими нормами, выполняя волю вождя, каковой бы она ни была, назначали руководителей школ и из новаторов, и из шарлатанов. За годы исследований, которые мы начали еще 1989 г., я нашел множество примеров тому и в Санкт-Петербурге, и во многих других городах. Все произошло, как всегда, когда мы имеем дело с эволюцией: ряд назначений оказался успешным, ряд привел к скандалам и вынужденному вмешательству и общественности, и государственных структур более высокого уровня.
Сегодня можно говорить о создании педагогами-новаторами блестящих школьных коллективов, но наряду с этим в ряде школ приходилось срочно менять директоров. Огромную роль в стабилизации процесса смены директоров школ сыграли родители. Группа массовидных регуляторов поведения, доминирующая у поколения родителей и приведшая к перестройке, в случае, когда речь зашла об образовании непосредственно своих детей, была вытеснена ролевыми корел- лятами поведения, ведь речь зашла об обучении своего ребенка в своей школе и в своем классе. Родители (это я привожу пример из жизни), обнаружив, что второклассники так называемой вальдоровской школы не научились читать и писать, в отличие от своих сверстников изобыч-
ных школ, приложили усилия и добились закрытия школы. Родители обнаружили проповедников в одной из школ и добились снятия директора — сектанта. Родители и подавляющая часть учителей успешно преодолевают попытки определенной группы в министерстве ввести систему сексуального воспитания, сильно напоминающую систему сексуального развращения. Но эта отдельная тема.
Вместе с определенной стабилизацией общества вновь стабилизировалась и школа. Консервативное начало, сильно приправленное новациями и лишенное в значительной мере идеологии, вновь усиливается. Если 5—8 лет назад ничего не стоило ввести урок по какой- нибудь стержневой истине или урок по биографиям руководителей (имеются в виду биографии действующих руководителей области; школа одного из городов центра России), то сегодня для этого нужно приложить такие усилия, на которые псевдоноватор не способен. Преподаватели пережили падение престижа своей профессии, научились зарабатывать дополнительные деньги. Система образования заплатила за это разрушением отношений «учитель — ученик», которые из похожих на родственные превратились скорее в коммерческие.
Создались неписаные правила совместного обучения детей с высокими и низкими доходами родителей. Дети из семей с низкими доходами остаются в обычных школах; те же, значительно меньшие по количеству, которые сумели заработать деньги, либо переводят детей в элитные школы, либо обучают их в обычных школах, полагая, что ребенок должен узнать жизнь. Все вернулось на круги своя, коммунистическая идеология с ее «всем поровну» вытеснена идеологией «своя рубашка ближе к телу». Раньше в специальных школах обучались дети распорядителей идеологии, сейчас — дети людей, контролирующих финансовые потоки. Зачастую это одни и те же персоны. Стабилизация наступила.
Сегодня, как и до перестройки, все существующие школы можно условно разделить на две группы: школы, где верх берет официальная идеология, и школы, где неформальными лидерами являются носители оппозиционных идей. Это деление удалось четко увидеть в рамках работы с интеллектуально одаренными подростками, которую мы проводим уже более десяти лет. В «правильных» школах лидерами являются те ученики, которые активно приобретают знания, стремятся к успеху в общепринятых идеологических рамках. Дети в этих школах считают, что престижно быть умными, спортивными, культурными, делать карьеру. «Неправильные» школы неформально руководимы двоечниками, которые провозглашают «простые» ценности — то, что противоречит самой идее образования, являясь антицивилизован- ным, если так можно выразиться. В 1980-е годы соотношение «правильных» и «неправильных» школ было около 10:1; в период разгара перестройки это соотношение превратилось приблизительно 1:3, а сегодня вновь инвертировалось, и в Санкт-Петербурге соотношение достигает сейчас 2:1 и стремительно продолжает расти. Для примера, дающего повод для оптимизма: в США (Флорида) по исследованиям,
проводимым их учеными по нашей методике, это соотношение приблизительно 1:1. Вот так.
Если уж зашла речь о США, то нельзя не упомянуть о деятельности всевозможных зарубежных организаций, пытающихся реализовать себя на поприще российской школы. Это и государственные, и частные структуры, которые занимаются и подготовкой кадров, и профилактикой наркомании, и реализацией новаторских идей в образовании, проведением исследований и прочая, и прочая, и прочая. Можно выделить несколько типов подобного рода организаций. Первые из них — секты — стремятся заполнить огромный вакуум идеологии, образовавшийся на 1/6 когда-то части суши. Это и сайентологи, и мунисты, и хаббардисты, и прочие, которые смогли довольно глубоко укорениться даже в руководящих структурах некоторых регионов России, в отдельные периоды включая и Москву.
Во-вторых, это энтузиасты, которые приезжали в Россию приблизительно по тем же соображениям, что миссионеры, отправляющиеся в людоедские племена Африки, и, скажем, двадцатипятитысячники, а ранее — народники, разночинцы. Меньшинство их этих людей является настоящими специалистами и вносят свой профессиональный вклад вдело обучения в России, причем и вносят свое, и заимствуют здесь. Большинство представляет собой невостребованную на родине группу сомнительных специалистов, которые используют изменения международных отношений в попытках самореализации. Некоторые из них бездумно пытаются перенести практику своих стран на нашу территорию. Так, например, голландские просветители настойчиво предлагают свою программу распространения шприцев и слабых наркотиков. Они, в своих условиях всеобщего использования наркотиков, таким образом борются со СПИДом, а в наших условиях лишь только развивают эпидемию СПИДа и наркомании. Причем объяснить им это бывает достаточно сложно — обижаются! Но пусть уж лучше они обижаются, чем наши дети будут официально получать героин.
Наконец, третья группа западных просветителей — это участники программ различных фондов и отдельных личностей (фонд Аденауэра, программа Тасис; Сорос как таковой и многие другие), а также спецслужб. Такие масштабные товарищи, как Сорос, играют в планетарные игры, и их попытки коррекции системы образования на территории России в равной степени обусловлены и общегуманистическими соображениями, и попыткой осуществления глобальных планов. Такими людьми можно лишь восхищаться, только нужно помнить, что их интересы находятся в противоречии с интересами России. Ну а спецслужбы есть спецслужбы. У меня нет данных об их деятельности на территории России, но я ничего и не хочу доказывать. Я просто, как любой здравомыслящий человек, задаю себе старый латинский вопрос: кому выгодно или, в современной транскрипции, кто за это платит? Пример такой программы, реализуемой в России, — программа сексуального просвещения. Все против — и учителя, и родители, но программа упорно продвигается на российские школы
через самые высокие учреждения. А мы не хотим, чтобы наших пятиклассников учили зоофилии.
Надо твердо помнить, что никому за рубежом не нужна сильная Россия. Умозрительно, может быть, и нужна, но прилагать для этого усилия — извините! Мы же, в конце концов, не помогаем белым в ЮАР или индейцам в США. Самим денег не хватает.
А раньше, когда шла холодная война, помогали. И как выдумаете, зачем? Уж не для того, чтобы неграм в США жилось лучше.
Большинство воздействий на нашу систему образования из-за рубежа построено по одному и тому же способу: появляется в России западная организация, предлагает финансирование и набирает русский штат для работы. Иногда деятельность этой организации поддерживается какой-либо западной псевдодемократической организацией типа Европарламента или Совета Европы — мол, обеспечьте в России права человека, и все тут! В терминах эволюционирования системы образования этот способ внедрения сводится к противостоянию либо педагог-консерватор — новатор, либо, чаще, педагог — шарлатан, а в последнее время, как я уже писал, значимость влияния таких конфликтов на систему образования снижается.
Еще одним источником воздействия, наиболее стандартным и часто встречающимся во всех социальных течениях периода перестройки, является вопрос отношения между верхами и низами. Руководители системы образования, в духе времени, хотят перемен, а рядовые педагоги, чьими руками проведение перемен планировалось, их не желают. Психология феномена проста, работают наиболее изученные регулянты поведения — личностные. Каждый педагог думает: «Зачем готовить новые программы, затрачивать усилия, когда “эти” наверху зарплату не платят, а если и платят, то маленькую. Буду работать, как всегда, а то и еще хуже». Вот такой, примерно, способ рассуждения. Некоторые педагоги им руководствуются, некоторые нет, но думал так хотя бы раз каждый. В результате этот конфликт верхов и низов привел к тому, что стимулировал упрощенческие новации, такие, которые облегчили жизнь и работу и учителю, и ученику. Конечно же, прежде всего это идея гуманизации образования, которая была воспринята как отказ от математики и попытка введения совершенно неработающих курсов и факультативов. Моя дочь спросила меня, что это за предмет — мировая культура, когда им в третьем классе говорили сначала о египетских иероглифах, затем учили рисовать от руки квадраты, а затем объяснили принципы классификации греческих колонн. Комментарии излишни. Но вектор гуманизации был остановлен ответным течением, очень мощным и перспективным. Старшеклассники проявили себя более активной силой в полном соответствии с новой декларируемой идеологией: «Каждый сам за себя». Они хотят получить качественное образование, которое позволило бы им зарабатывать не проституцией и рэкетом, а знаниями и профессиональным мастерством. И в старших классах подобные «гуманистические» курсы либо ингнорируются, либо встречают протест школьни
ков. Смысл данного движения сводится к замене лидирующей роли государства как побуждающей к получению образования силы на лидирующую роль в этом вопросе учеников и их родителей. И проблема, когда государство усиленно предоставляло знания, а ученики не хотели их брать, уступает по значимости место другой проблеме — ученики хотят взять, а государство не может дать, но не запрещает частную инициативу в этой области. Процесс этот, безусловно, позитивен, если речь идет о дальнейшем развитии системы образовании России, но неоднозначен, если мы говорим о функционировании структуры более высокого уровня — государства во взаимоотношениях с другими странами.
Последнее рассуждение приводит к мысли о необходимости долговременного планирования развития как отдельных социальных потоков, так и государства в целом. В условиях демократизации, коэффициенты точной настройки которой более выверены под Запад, но никак не под Россию, долговременное планирование очень важно. Оно должно включать в себя постепенное изменение правил мировой игры. Но именно долговременные программы не могут быть реализованы в условиях ротации руководителей. Они отторгаются лидерами общества, причем на Западе, с их сытым и спокойным существованием электората, — в меньшей степени, чем у нас в России, что ставит нас в историческом смысле в еще менее перспективное положение. Но и увеличение сроков нахождения высших руководителей у власти — не выход. Это ведет к застою, что мы наблюдали и в случае с дорогим Леонидом Ильичом, и со всенародно переизбранным гарантом Конституции. Следовательно, инициативу и проведение работ по долгосрочному планированию должны брать на себя отдельные лица и организации, которые они возглавляют. Это движение набирает силу. Растет количество публикаций и, что очень важно, попыток опубликования работ этого направления; я, как член редакционных коллегий многих психологических журналов, вижу это, так сказать, воочию. Многие бизнесмены, и не только так называемые олигархи, готовы выплачивать значительные суммы за проведение подобного рода работ.
В планах нашего «Социально-психологического центра» — создание института стратегического планирования в течение ближайших четырех лет. И вопрос о внесении факторов точечных воздействий в систему образования — не последний из тех, которые должны будут рассмотреть его специалисты. Преимущество метода точечных воздействий — относительная дешевизна. Недостаток — большой промежуток времени между внесением раздражителя и получением искомого результата. Государство в его демократической форме не может ждать. Отдельные частные разработчики могут. В ходе работы с системой образования, системой СМИ, другими социальными течениями будут отработаны приемы и методы воздействия, которые могут быть использованы при составлении и запуске долгосрочной программы развития России — программы сложнейшей. Программы, реализация которой возможна только при консолидации усилий и государственных
структур, и граждан России. Условия, которые привели бы к такой ситуации в обществе, предстоит еще тщательно и искусно создавать.
Конечно, никакая программа долгосрочного планирования не будет эффективной без применения точных количественных методов измерения таких параметров, к которым слово «количественно» совершенно, на первый взгляд, не подходит. Как измерить количественно энтузиазм? Или трудовой порыв? Или стойкость в испытаниях? Но ведь, скажем, степень доверия людей к руководителю социологи измеряют свободно при помощи социальных опросов.
Следовательно, и степень доверия к идее можно также измерить, а это уже похоже на энтузиазм. Важно правильно поставить вопросы, определить, что именно нужно измерить; важно наладить систему сбора первичной информации, а за математиками дело не станет.
Что же нужно измерять? Я считаю, что:
J) пропорции и удельный вес действия в интересующем нас социальном течении трех групп регулянтов поведения: индивидуального, ролевого и массовидного; параметры внутренних состояний индивидов, малых групп и масс, составляющих структуру изучаемого социального течения; мощность факторов, которые приводят к подавлению одних групп регулянтов и активизированию других.
Все эти параметры непрерывно изменяются во времени, и поэтому исследование протекающих процессов и создаваемый на его основе план-прогноз должны носить лонгэтюдитальный характер с количеством срезов, соответствующих количеству ключевых точек интересующего нас процесса. Задача сложнейшая. Номы активно подступаемся к ней. Например, все более-менее ясно с параметрами, описывающими внутреннее состояние малой группы. Я считаю, что для большинства ситуаций достаточно учитывать четыре параметра: степень предпочтительности для участников своей малой группы перед другим и;
индекс согласованности внутригрупповых ролевых оценок; коэффициент синтонности, т. е. способности группы слаженно действовать в значимой ситуации;
местоположение группы на шкале «знакомство — турнирные бои — устойчивая работоспособность — распад»[§].
С. А. Багрецов, К. М. Оганесян, В. М. Львов и В, В. Наумов в своей очень хорошей книге[**] насчитывают их четырнадцать: социометрическая когерентность; социометрическая напряженность; плотность; сплоченность;
разобщенность; индекс приемлемости;
' положительная экспансивность; отрицательная экспансивность; сте пень удо вл етворен ности; степень конфликтности; социометрический статус члена группы; потребность в общении; совместимость;
степень отвержения группой респондента.
Есть и другие, также основанные на социометрии, методы и приемы. Как говорится, сделай разумный выбор! Вообще социометрия — необычайно плодотворная идея Морено — лежит в основе большинства методик изучения положения дел в малых группах, как игровых, так и бланковых. Но есть и другие: традиционные (наблюдение, экспертная оценка), по физиологическим показателям (каждый участник группы оклеен датчиками, и множество фиксируемых параметров идет в компьютер), экзотичных (метод вносимых зарядов, меюд прохождения семантических групп и т. д.). Все это еще на стадии разработки, кроме, повторюсь, старой проверенной социометрии.
Методы измерения сферы деятельности личностных регулянтов в значительной степени разработаны. Где чуть лучше (измерения интеллекта), где хуже (эмоционально-волевая сфера), но база здесь заложена психологами основательная.
А вот что делать с толпой, пока не совсем ясно. Социометрия тут не подходит по понятным причинам. Тестирование и анкетирование тоже: как только мы даем человеку бланк и авторучку, он перестает быть человеком толпы, покидает зону действия массовидных регуляторов поведения и переходит под влияние личностных коррелятов. Ни о каком включенном наблюдении за толпой не может быть и речи, ведь даже когда мы начинаем просто думать об общественных, массовидных процессах, сами попадаем в зону действия массовидных регуляторов поведения. Они придают нашему мышлению характеристики массовидной его формы: антикритичность, эмоциональность. Поэтому психологи так мало и продвинулись в изучении массовидных явлений в сравнении с личностными и ролевыми. Полюбуемся, какая сложилась уникальная ситуация — позиция отстраненного наблюдателя практически невозможна, так как даже мысли об изучаемом явлении выводят мышление из познавательного режима! Ситуация как в известной истории, когда экспериментатор, пришедший в себя после испытания наркотика, помнил только, что в состоянии транса ему в голову пришла гениальная идея, но он ее забыл. Находчивый ученый муж вновь поставил полюбившийся опыт, а послушно вернувшуюся мысль записал. Она звучала так: «Банан большой, а кожура еще больше». У Пелевина в «Генерации П» история та же, но идея еще богаче: «Во всей Вселенной пахнет нефтью». Так и мы, попадая в зону дейст
вия регуляторов массовидного поведения, рискуем прийти к мысли очень глубокой, но с оттенком патологии. Нам нужен другой метод.
Последнее время мне импонирует подход Кликса, который рассматривает исторические события как психологические эксперименты. Плохо только, что такие эксперименты не повторить, и они деформируют изучаемый объект. Это, кстати, относится ко всем психологическим измерениям. Иногда сам факт проведения измерения подавляет одни группы регулянтов и побуждает к действию другие. Иными словами, померил психолог что-то, а оно взяло и превратилось в нечто другое. Иногда эти изменения незначимы, иногда полностью меняют смысл изучаемого явления, но присутствуют они всегда.
Прикладной аспект этого феномена широко используется в политической рекламе. Зачастую во время избирательной кампании возникает необходимость подкрепить прямую агитацию косвенной. И тогда в ход идут замаскированные под социологические опросы трюки, от самых простых, когда избирателю задают вопрос: «Скажите, пожалуйста, почему, с Вашей точки зрения, подавляющее большинство собирается голосовать за...», — и называют фамилию своего кандидата. Или вариант наоборот: «Не помешает ли избранию (фамилия конкурента) тот факт, что он...», — и называется какая-либо негативная черта или факт его биографии. До самых сложных многоходовок. Подобных приемов, основанных на знании психологии, порядочный имиджмейкер обязан иметь в запасе сотни.
Выборы представляют наглядный пример, как быстро и эффективно может развиваться наука об обществе, если существует хорошо оплаченный спрос на профессионалов. Если бы нашлись заказчики, пожелавшие трансформировать образовательную систему (вернемся к рассматриваемой теме), то специалисты, сумеющие добиться необходимых изменений, нашлись бы. К счастью, на нашу систему образования воздействовали только естественные факторы, а злой умысел был представлен в минимальной степени. Не могу сказать этого о системе российских СМИ и государстве в целом.
Российская (бывшая советская) школа выходит из эпохи перестройки, сохранив свои достоинства и недостатки в малоизменен- ном виде.
Среди многочисленных отличий нашей системы образования от западных ее аналогов хочу отметить различия в области развития интеллекта школьников. Наши ученики умнеют более форсированно, у них (за рубежом) кривая роста плавнее. Что лучше? У нас система образования дает сегодня больший разброс вариантов развития человека, у них выпускники более стандартны. В эволюционном плане это означает, что у них — стабилизация, а мы в активном поиске, что каждый может увидеть, просто поглядев по сторонам. А в условиях перемен наличие институтов, обеспечивающих долгосрочное планирование, особенно необходимо.
В заключение хочу написать, что в психологии созрели все предпосылки для качественного прорыва. Мы вступили в стадию развития науки, когда многочисленные концепции объединяются общими теориями; построения приобретают строгость и стройность.
История поставила психологов перед проблемами, для решения которых придется пользоваться и математикой, и компьютерами; разрабатывать и проводить новые широкомасштабные эксперименты. Концепция социально-психологической эволюции, представляющей комплиментарную часть эволюции биологической, основные положения которой я прописал в книге «Социальные течения», позволяет намечать и проводить масштабные социальные акции. Некоторые из них уже находятся в стадии усиленной проработки, в ходе которой обнаруживаются бреши в багаже знаний современной психологии.
Нужны новые методы сбора первичной информации.
Нужны специалисты, владеющие одновременно и психологией, и математикой, и нейрофизиологией, и физикой, и историей...
Нужны методы, использование которых позволит исследователю или научному коллективу сохранять видение цели и смысл поставленных вопросов на протяжении всей работы, продолжительность которой может быть сопоставима или превышать время его существования.
Наука о человеке должна быть наукой комплексной.
ЛИТЕРАТУРА Бехтерев В. М. Коллективная рефлексология. М., 1994. Бжезинский 3. Великая шахматная доска. М.: Международные отношения, 1999. Буммер Б. Коллективное поведение. Самара, 1998. Вебер М. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1995. ВеккерЛ. М. Психика и реальность. Единая теория психических процессов. М.: Смысл, 1998. Вернадский В. И. Философские мысли натуралиста. М., 1998. Вундт В. Проблемы психологии народов. «Преступная толпа». М., 1998. Ганди М. Моя жизнь. М., 1959. Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1990. Жириновский В. В. Очерки по геополитике. М., 1997. Канетти Э. Масса. Самара, 1998. Кэмпбелл Д. Модели экспериментов в социальной психологии и прикладных исследованиях. СПб., 1997. Лебон Г. Психология народов и масс. Самара, 1998. Лебон Г. Психология социализма. Самара, 1998. Макиавелли Н. Государь. М., 1996. ; Михайловский И. К. Герои и толпа. СПб., 1882. Морено Дж. Социометрия. Экспериментальный метод и наука об обществе. М., 1958.
Московичи С. Век толп. М., 1998. Налимов В. В. Спонтанное сознание. М.: Прометей, 1982. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1.2. М., 1992. Сорос Дж. Новый взгляд на открытое общество. М., 1997. Сигеле Г. Преступная толпа. М., 1998. Сидоренко Е. В. Методы математической обработки в психологических исследованиях. СПб., 1997. Тард Г. Законы подражания. СПб., 1892. Тард Г. Личность и толпа. СПб., 1903. Тойнби А. Дж. Постижение истории. М.: Прогресс, 1991. Фрейд 3. Психология масс и анализ человеческого «Я». «Преступная толпа». М., 1998. Фромм Э. Из плена иллюзий. М., 1992. Шпенглер О. Закат Европы. М., 1993. Энгельс Ф. Диалектика природы. М.: Политиздат, 1982.
Также рекомендую прочесть «Географическую ось Европы» X. Маккиндера (1904 г.), «Американскую стратегию в мировой политике» Н. Спайкмена (1942 г.) и «Столкновение цивилизаций» С. Хантингтона; работы Хаусхофера и Райха. Отдельную главу психологии составляют работы Юнга. Очень интересны и «Сумма технологии» С. Лема, и «Очерки истории» Г. Уэллса, и «Творческая эволюция» А. Бергсона, и «План двух рассуждений о всеобщей истории» Тюрго, и многие другие книги.
Следует прочитать и несколько работ современных исследователей. При должном старании в них можно разглядеть сквозь политическую ангажированность и интересные идеи, и оригинальные подходы к проблеме. Должно пройти определенное время, чтобы авторы смогли беспристрастно осмыслить бурные события нашего времени.
Еще по теме В. Ю. Большаков СОЦИАЛЬНЫЕ ТЕЧЕНИЯ:
- Владимир Юрьевич БОЛЬШАКО
- В. Ю. Большаков. Общество и политика: Современные исследования, поиск концепций, 2000
- ДРУГИЕ ТЕЧЕНИЯ
- ГИПОТЕЗА ПОДКОРОВЫХ КОНВЕКЦИОННЫХ ТЕЧЕНИЙ
- Педагогические течения
- Основные течения в онтологии
- Естественное течение и прогноз
- II. СОВРЕМЕННЫЕ ТЕЧЕНИЯ
- Постмодернизм как интеллектуальное течение
- ИДЕЙНОЕ ТЕЧЕНИЕ «СИРХАК»
- 1.3. Различные философские течения греков
- 13.3. «Постклассические» идеологические течения в XXI в.
- Эриугена и пантеистическое течение
- Новые идеологические течения.
- Естественное течение Дао
- АНАРХИЧЕСКОЕ ТЕЧЕНИЕ В ИНТЕРНАЦИОНАЛЕ
- 1. Методологические принципы анализа современных социалистических течений
- 54. Начало и конец течения сроков исковой давности.
-
Внешняя политика и международные отношения -
Вопросы политологии -
Геополитика -
Государственное управление. Власть -
История международных отношений -
История политических и правовых учений -
Общие вопросы политологии -
Политика -
Политическая философия -
Политические исследования -
Политические режимы и партии -
Политология в Украине -
Социальная политика -
Социология политики -
-
Педагогика -
Cоциология -
БЖД -
Биология -
Горно-геологическая отрасль -
Гуманитарные науки -
Искусство и искусствоведение -
История -
Культурология -
Медицина -
Наноматериалы и нанотехнологии -
Науки о Земле -
Политология -
Право -
Психология -
Публицистика -
Религиоведение -
Учебный процесс -
Физика -
Философия -
Эзотерика -
Экология -
Экономика -
Языки и языкознание -