Итак, раз обнаружившись, встав на свои собственные ноги и начав самостоятельно и систематически размышлять о главнейших спекулятивных проблемах, русская философская мысль заявила себя как конкретный творческий идеализм: абсолютный творческий дух был признан и взят ею в той или иной форме за основу и объяснение всего сущего.
При этом безусловной 26 Б. В. Яковенко 802 Б. В. ЯКОВЕНКО характерной чертой этого мировоззрения была явственная склонность к теизму, в противоположность всем возможным переформулировкам пантеизма. Т. е., признавая абсолютный дух за основу и оправдание всего сущего, русская философская мысль отказывалась отождествлять все существующее с божественным абсолютным и старалась поставить их в отношение своеобразной диалектической трансцендентности. «Бог есть все, но не все есть BOD>. Кроме изложенных четырех главнейших концепций, возникших на этой почве, в том же самом направлении двигалась также мысль и у многих других русских философов того же периода, менее значительных и по самостоятельности своих философских стараний, и по влиянию, оказанному на ход русской философской мысли. Тут, в первую голову, необходимо упомянуть учение так называемого трансцендентального монизма, возникшее в стенах Московской Духовной Академии по почину Ф. А. Голубинского (1797/98—1854) и получившее затем свое систематическое развитие в трудах В. Д. Кудрявцева-Платонова (1828—1891) и Алексея И. Введенского (1861—1913). Характерной чертой этого течения было старание сочетать немецкий идеализм с истинами откровения; в основу философии клалась идея абсолютного совершенного существа, являющегося последним критерием и высшей целью бытия. Архиепископом Никанором (1827—1890) был написан в том же духе обширный труд, посвященный анализу и критике позитивизма и доказательству существования абсолютного духа, под заглавием «Позитивная философия и сверхчувственное бытие».
К тому же течению примыкал П. Е. Астафьев (1846—1893), с явно выраженным уклоном в сторону лейбницианства, написавший труд «Вера и знание в единстве мировоззрения. Опыт критической монадологии». Под явственным влиянием Лейбница находился также и А. А. Козлов (1831—1901), — мыслитель, пополнивший критическую гносеологию кантианского образца учением о существовании духовных субстанций и о панпсихизме. Сюда же надлежит отнести философские труды публициста Н. Н. Страхова (1828—1896), находившегося под несомненным влиянием Гегеля, но в то же время старавшегося использовать положительные стороны гегелианства для построения теистического миропонимания. В этой же связи нужно упомянуть о философских работах юриста К Д. Кавелина (1818—1885) и об обширном труде позднейшего из славянофилов биолога Н. Я. Данилевского (1822—1885), посвященном разбору и критике дарвинизма в пользу спиритуалистического миропонимания. И наконец, тут же необходимо упомянуть и об оригинальной философской деятельности немецкого мыслителя Г. Тейхмюллера (1832—1888), поскольку в бытность свою профессором Юрьевского университета он МОЩЬ ФИЛОСОФИИ 803 оказал заметное влияние на некоторых русских мыслителей (например, на Козлова) в духе панпсихизма и творческого спиритуализма. Но внутренний подъем и самоутверждение русской философской мысли выразились не только в форме такого настойчивого, импозантного и многоликого выступления конкретноспиритуалистической струи, айв энергичном обнаружении и других философских тенденций, по-своему либо наглядно обнаруживавших, либо отстраивавших автономную сферу философского познания. И — знаменательный факт! —* даже сам позитивизм, являвшийся еще совсем недавно главным отрицателем такой автономии, стал явственно перерождаться в эту эпоху, приобретая все более и более благоприятные для философского мышления очертания.