И объяснение диагноза всем тем, кто бьётся в истерике НЕЗАВИСИМАЯ ГАЗЕТА, 13.01.2000 Юрий Лужков, запугавший осенью прошлого, 1999 года всю политологическую элиту страны своими рассуждениями о том, что «у нас не власть, у нас режим», сам того не подозревая, всё-таки поставил, хоть и неграмотно, один из фундаментальных вопросов сегодняшнего дня в России, ставший особо актуальным после артистичной отставки Бориса Ельцина.
Конечно, придворные политологи ОВР, даже будучи грамотными специалистами, не решились поправить начальника, хотя бы объяснив ему, что «власть» и «режим» не только не понятия с противоположным знаком, но даже и вообще не понятия одного ряда. Простое чувство родного (русского) языка, вполне адекватно передающего все понятия политики как науки, должно было бы подсказать мэру, что в выражениях «демократический режим» и «коррумпированная власть» положительная и, соответственно, отрицательная оценки заложены в определениях, а отнюдь не в определяемых словах. Более того, реален (и даже часто в жизни встречается) такой феномен, как «коррумпированная власть при демократическом режиме» (правда, в этом выражении слово «власть» тоже употребляется не в строго научном смысле). Дело, однако, не в политологической неподкованности Юрия Лужкова и не в невозможности для его советников поправить шефа (явный признак деспотии в ОВР и в московской администрации, что, видимо, и имел в виду мэр, правда, адресуя это обвинение не режиму своей власти, а Кремлю). Дело в вопросе, волнующем сегодня, 315 после воцарения (пока ещё не через выборы) Путина, очень многих. Особенно — как всегда мятущуюся у нас между обожанием власти и страхом перед ней интеллигенцию. На саму интеллигенцию в общем-то наплевать — она достаточно лабильна, чтобы подстроиться и под любую власть, и под любой режим. Но дело в том, что народ (общество) говорит своим голосом либо во время революций, либо в день выборов. Всё остальное время за него, а часто и вместо него говорит в России как раз интеллигенция (в последнее десятилетие ещё и СМИ, но и в них правит бал интеллигенция; а в последние годы ещё и социология, но и данные опросов комментируют, интерпретируют, а часто и программируют те же интеллигенты). Итак, мятущаяся интеллигенция задаёт вопрос, точнее, целую пулемётную очередь вопросов: а мы уже в диктатуре или ещё только на пороге её? И как это так получилось — ведь мы же такие хорошие? И всё что нужно делали: коммунистов сбросили, за демократию выступали, Советы разогнали, за Ельцина голосовали, частную собственность отстаивали, с Западом советовались — даже в рот ему смотрели, ноги ему мыли и воду с них пили. Почему? За что? И что же такое у нас, в этой одуревшей (помните крик интеллигента в декабре 1993 года?) России получилось? Мне представляется, ответ на этот вопрос (и на всю очередь этих вопросов) есть. Вполне чёткий. Не до конца оптимистический, ибо ещё многое не прояснилось в жизни. Но совсем не страшный. Более того — вполне обнадёживающий. Но прежде чем попытаться дать ответ, я хотел бы понять, а почему, собственно, этот сыр-бор занялся минувшей осенью, а разгорелся сейчас? И в каком случае он бы не разгорелся? Если судить не по внешним, а по сущностным признакам и типа власти, наличествующей в России, и политического режима, в форме которого эта власть реализуется, никакой разницы между Россией 1996 года и Россией 1999—2000 годов нет. Однако в 1996 году такого вопроса в виде массовой истерики не возникало. Между 1996-м и 1999 годами разница есть, но она чисто внешняя, персонифицированно внешняя, я бы сказал. То есть, как я понимаю, вопроса, по мнению тех, кто его задаёт, 316 не возникло бы, если бы в более или менее полном комплекте случились одни события (список 1), а не случились бы другие (список 2). Список 1. 1) Ельцин ушёл бы в отставку не в декабре, а весной 1999 года. 2) Премьер-министром был бы не Путин, а Примаков. 3) На думских выборах победил бы не «Медведь», а ОВР. 4) «Главным олигархом» страны был бы не Березовский, а Лужков. 5) Гарантию победы на президентских выборах имел бы не Путин, а опять же Примаков. Список 2. Естественно, всё наоборот (то, что получилось). 1) Не весной, а в декабре. 2) Не Примаков, а Путин. 3) Не ОВР, а «Медведь». 4) Не Лужков, а Березовский. 5) Не Примаков, а Путин. Объясните, какая, в сущности, разница между этими двумя списками? Не для ОВР, Примакова и Лужкова, а для России, её народа, даже её правящего класса в целом? Ни-ка-кой! Вот если бы в пунктах 2 и 5 обоих списков и в пункте 3 стоял вместо Примакова или Путина, к примеру, Зюганов, а вместо ОВР или «Медведя» — КПРФ, то разница была бы. А так: фундаментально — разница минимальная. Теперь я, наконец, назову то, во что мы уже давно, а не только что, вошли. Это не диктатура, не деспотия. Это авторитарно-протодемократический тип власти, существующий в форме президентской республики и в виде номенклатурно-бюрократического, слабофедерального, местами квазидемократического и сильно коррумпированного государства. Я, конечно, тоже, как и Лужков, не доктор политологии, и могу ошибиться в точности некоторых формулировок. Но, уверен, в целом и в сути не ошибаюсь. Двумя словами я всё это вместе называю так: управляемая демократия. В рамках этого определения разница между Россией 1992 года, Россией 1996 года и Россией 1999— 2000 годов как раз есть. В 1992 году в России была скорее просто протодемократия с элементами охлократии. В результате ельцинского госпере- 317 ворота 1993 года получилась слабоуправляемая демократия. А с момента отставки Примакова и особенно с назначением премьер-министром и и. о. президента Путина — сильно-управляемая демократия, или собственно управляемая (как сформировавшийся тип власти) демократия. Хорошо это или плохо? Это лучше, чем деспотия (диктатура) и даже чем авторитаризм, но хуже, чем просто демократия. Что победит? Пока неясно. Ибо управляемая демократия — это переходный этап от жесткой управляемости (диктатуры) к собственно демократии. Но очевидно, что и исторический, и политический векторы пока по-прежнему направлены в сторону демократии. Впрочем, не просто очевидно, а и доказательно. Вспомним некоторые этапы истории нашего парламентаризма. В 1917 году большевики во главе с Лениным берут власть, имея собственный демократический лозунг «Вся власть Советам!», но не могут проигнорировать и не менее популярный в обществе лозунг «Вся власть Учредительному собранию!». Выборы в Учредительное собрание большевики, однако, проигрывают: у них нет большинства.
Что делает Ленин? Правильно. Незаконно распускает Учредительное собрание, а затем, подавляя сопротивление (в том числе и вооружённое) его сторонников, переходит к революционному террору. В виде Советов в стране возникает управляемая демократия. Реальной, однако, демократия остаётся в партии, в частности — на съездах партии. К власти приходит Сталин. При нём управляемая демократия в виде Советов становится квазидемократией, но в партии демократия остаётся. Тогда Сталин доведённым им до совершенства методом «Главное не как голосуют, а как считают голоса» превращает внутрипартийную демократию в управляемую. А затем с помощью террора и её трансформирует в квазидемократию. Ещё один цикл истории российского парламентаризма завершён. К власти приходит Горбачёв. Основной лозунг— одемокрачивание партии (возвращение к «ленинским нормам»), но главное вновь— «Вся власть Советам!» (подразумевается — а не КПСС). Горбачёв не сумел и не успел одемократить партию, зато «Всю власть Советам» практически дал. В результате его за- 318 жали в клещи и свергли совместно неодемокраченная часть КПСС (ГКЧП) и переродившаяся в охлократию интеллигенции власть Советов во главе с Ельциным. Горбачёв не смог перейти к управляемой демократии, что, в частности, советовал ему Андраник Мигранян, говоря о железной руке. Воцарился Ельцин — лидер демократически-охлократического движения, существовавшего в рамках Советов. В ленинской, коммунистической форме! Но имеющей видимое преимущество в глазах Ельцина (и других): во-первых, Советы привели Ельцина к власти де-юре; во-вторых, Советы казались антиподом КПСС. Наступила полная демократия. И перед Ельциным, как до того перед Сталиным, а до него — перед Лениным, и до них — перед Николаем II, встала всё та же проблема: парламентская демократия (царские Думы, Учредительное собрание, Советы, партийные съезды) мешают управлять тому человеку, который наделён высшей исполнительной властью в стране. Особенно если они (Советы, съезды партии) имеют право этого человека снять с должности. И Ельцин делает, лишь пару лет честно поборовшись с неуправляемой демократией, что? Правильно. То же, что царь с Думами, Ленин с Учредилкой, Сталин с Советами и съездами партии (Горбачёв вот не решился — и проиграл). Ельцин незаконно 1) отменяет действующую Конституцию; 2) распускает Съезд и Верховный Совет народных депутатов РСФСР; а поскольку часть депутатов этому противится, то и 3) расстреливает парламент. Чем Ельцин лучше царя, Ленина, Сталина? Ничем. В этом. Но дальше Ельцин совершает нечто новое в российской политической истории. Он делает шаг не в сторону диктатуры или деспотии. Он назначает выборы в Думу — в новый парламент. Имея целью (сознательной или подсознательной) установление управляемой демократии. Гигантский шаг! С четвёртой, считая от императора, попытки, а с учётом «оттепели» Хрущева и политической перестройки Горбачёва — даже с шестой попытки. Обо всём рассуждающая, но как всегда ничего не понимающая русская интеллигенция, естественно, опять миф приняла за реальность, а реальность (парламент с наличием в нём коммунистов, а не только себя) за миф. 319 В 1996 году, на президентских выборах, управляемость нашей демократии была продемонстрирована во всей красе. Проблема оказалась в другом: Ельцин был плохим управленцем. Он умел управлять демократией как управляемой, но не умел — как демократией. А главное — он плохо управлял страной. Но демократического импульса не погасил, к деспотии не свернул. Несмотря на то, что сконструированная им управляемая демократия захотела его же и свергнуть (через процедуру импичмента). И вот Ельцин, на излёте своей власти, наткнулся на Путина. Или ему подсунули Путина. Не важно. Путин (вместе с Ельциным) разумно решил продлить жизнь управляемой демократии по крайней мере ещё на один срок. Почему? Эгоистические мотивы, конечно, присутствовали. Но главное— опасение, разумное, обоснованное, что отход от управляемой демократии вернёт страну к охлократии (через изменение Конституции), к демократии неуправляемой, к анархии. Управляемая демократия — это когда голосует народ, а люди, находящиеся у власти, чуть-чуть выбор народа корректируют. В чью пользу? В свою, разумеется. Вот и всё. Итак, управляемая демократия— это демократия (выборы, альтернативность, свобода слова и печати, сменяемость лидеров режима), но корректируемая правящим классом (точнее, обладающей властью частью этого класса). Это то, что есть у нас. Авторитаризм — это сохранение некоторых демократических институтов, но безальтернативность выборов, оппозиция в политическом гетто, ограниченная свобода слова и печати, полностью карманный парламент. Этого у нас нет. Деспотия (диктатура) — это не демократия, и демократические институты, если они сохраняются, то только в виде декорации; никаких свобод, никакой оппозиции, цензура, никакой многопартийности, несменяемость власти до смерти диктатора или до свержения его путём переворота или революции. Этого нет и в помине — ни в реальности, ни на горизонте. 320 Отсюда и вывод. Пока нет ощутимого перелома к отходу от управляемой демократии в сторону ни деспотии, ни тем более в сторону охлократии. Переход к полновесной демократии — не гарантирован, но процесс явно продолжает идти в этом направлении. И никаких, абсолютно никаких признаков иного нет. Путин сломается. Его заставят. Его вынудят обстоятельства. Может быть. Но пока не сломался. Пока не заставили. А если обстоятельства — то это уже не Путин, это нечто исторически неизбежное. Может быть, Путин лицемер и злодей? Может быть. Может, он использует механизмы управляемой демократии лишь для 1) окончательной легитимизации своей власти через выборы 26 марта и 2) для возведения Ельцина на декоративный, но все- таки официальный престол главы Высшего Совета России и Белоруссии, а затем перейдёт к осуществлению своей (или чьей-то) главной цели — к установлению деспотии? Может. Но зачем? Зачем, если управляемая демократия позволяет сделать всё, что необходимо России? Зачем это Путину, если он знает, что диктатуру в России можно установить, но нельзя удержать более недели? Подозревать Путина в худшем мы можем. Требовать гарантий от худшего — обязаны. Критиковать — призваны. Но трезво оценивать реальный ход реального исторического и политического процесса и его очевидное направление — тоже не мешало бы. Хотя бы для того, чтобы не заходиться в истерике, а дело делать. 321