Мегарики

Основателем школы был Евклид из Мегар (ок.

Мегарская школа имела долгую историю. Учеником и последователем Евклида был Евбулид, который учил в Афинах уже во времена Аристотеля. Последователем Евбулида был Диодор Кронос, умерший около 307 г. до н.э. и живший в Египте при дворе Птолемеев. Известным мегариком был Стильпон.

Общее. Евклид учил, что реально только общее. С логической точки зрения связка во всяком суждении означает полное отождествление. Поэтому все сливается в одно. В конечном счете сливаются разум, добро, бог. Это высшее единое вечно, неподвижно и самотождественно. Только общее истинно, только оно одно и существует. Отдельное же неистинно. И высказано может быть тоже только общее.

Таким образом, мегарики противопоставляли общее и отдельное, идею и вещь. За это их критиковал, не называя по имени, Платон. Платон тоже считал, что реально только общее, идея, но все же он не отрывал общего от единичного в такой степени как мегарики. Платон, как мы далее увидим, само единичное истолковал как проявление идеи.

Софизмы Евбулида. Цель этих софизмов — доказать, что сфера единичного неистинна, что там мы неизбежно запутываемся в проти- воречиях. Для этого Евбулид предложил ряд примеров. Их называют софизмами, потому что там много надуманного. Эти софизмы дошли до нас в изложении Диогена Лаэртского. В числе этих софизмов «Лжец», «Рогатый», «Лысый», «Куча», «Покрытый». В софизме «Покрытый» говорится, что Электра знает и не знает своего брата Ореста. Она знает Ореста как своего брата, но не знает его как человека закрытого от нее покрывалом. В софизме «Рогатый» сказано: «То, чего ты не потерял, ты имеешь, ты не терял рогов, значит, ты их имеешь». В софизме «Куча» ставится вопрос о том, когда несколько предметов превращаются в неразличимое целое, в кучу. И в софизме «Лысый» стоит эта же проблема перехода количественных изменений в качественные. Диалектику в последних двух софизмах подметил Гегель. Еще более теоретичен софизм «Лжец»: если кто-либо говорит, что он лжет, то лжет ли он или говорит правду? Это уже не софизм, а сложная логическая проблема.

Диодор Крон. Этот ученик Евбулида — придворный философ Пто- ломеев. Его софизмы касались проблемы возможного и действительного. Он доказывал, что возможно лишь то, что действительно, а что недействительно, то и невозможно. Таким образом Диодор Крон как бы обращал время вспять. Мы думаем, что у нас был ряд возможностей, из которых одна реализовалась. Но на самом деле, возражает Крон, была возможна лишь та возможность, которая реализовалась. Те же возможности, которые не реализовались, на самом деле возможностями не были. Это были мнимые возможности.

Евклид-мегарик и Евбулид из Милета имели немало последователей: Алексин из Элиды, оратор Демосфен, Евфант Олинфский, Ихтий, сын Металла, Клиномах Фурийский, Фрасимах Коринфский. Мегари- ки были отчаянными спорщиками — эристами. Алексин из Элиды, который спорил прежде всего со стоиком Зеноном, получил прозвище «Еленхинос» («Обличитель») или даже «Елероксин» («Укусин»). Алексин, острый на язык, и умер-то, наколовшись на тростник при купании. Близким к Евбулиду был также Евфант Олинфский —историк, трагик и наставник царя Антигона, для которого Евфант написал рассуждение «О царской власти», пользовавшееся известностью. Он умер в летах.

321

11 Фм.юсофии лрсвіїсі о мира

Знатный человек Ихтий —ученик Евклида — известен нам только тем, что против него киник Диоген Синопский сочинил один из своих диалогов, так и названный «Ихтий». Клиномах Фурийский писал об аксиомах, категориях и тому подобном. Фрасимах — ученик уже не Евбулида, а мегарика и киника, «мегарокиника» Стильпона, ученика Евбулида, т. е. ученик ученика Евбулида. Такой же ученик Евбулида Аполлоний Кронос имел ученика, которого звали Диодор Яссоский, сын Аминия. Стильпон и Диодор Кронос (прозвище) были наиболее крупными эллинистическими мегариками.

У этих поздних мегариков философия стала в еще большей степени игрой ума, чем у ранних. Как правильно замечено в одной старой книге, «...в излишнем умствовании часто теряется разум» (Сокращенная история философии от начала мира до нынешних времен. М., 1785. С. 145), особенно если эта игра должна развлечь коронованную особу.

Диодор Кронос. Он жил в IV в. до н.э. Родился он в Малой Азии, в Карии, в городе Яссы. Говорят, что Кроносом (именем бога Кроноса, одного из титанов, сына Геи и Урана и отца Зевса) Диодор Яссоский назвал себя сам, следуя примеру своего учителя Аполлония.

Почти всю свою жизнь Диодор Кронос провел в Александрии в качестве придворного философа при Птолемее I. Там он и умер. Причина его смерти была в том, что на очередном царском пиру он, заспорив о чем-то со Стильпоном, не смог решить его диалектические задачи, был высмеян царем и умер от огорчения, успев сочинить, однако, рассуждение по предмету спора. Так собственная диалектика подвела этого философа. Сочинения Диодора Кроноса канули в Лету, как и подавляющее большинство сочинений древнегреческих и римских философов.

Диодор Крон, испытав, как и полагается мегарику, влияние элеатов, развивал возражения Зенона-элеата против движения, точнее — против его мыслимости. Секст Эмпирик («Против ученых» X, 48) сообщает, что Диодор Кронос вполне согласен с Парменидом и Мелиссом, которых Аристотель называл «неподвижниками» (Зенон-элеат здесь почему-то не назван), так как они доказывали, что ничтане движется. Мнение Диодора Кроноса таково: «Нечто бывает подвинуто, но ничто не движется» , т. е. углубляя учение элеатов о движении, Диодор Кронос допускал движение лишь в прошлом времени, но не в настоящем.гО движении можно сказать, что оно произошло, но нельзя сказать, %о оно происходит. Это очень глубокая мысль. Иначе говоря, Диодор Кронос думал, что мыслим лишь результат движения, но не само движение. Таким образом, греческий мыслитель был далеким предшественником французского мыслителя первой половины нашего столетия Анри Бергсона, который также считал движение и время немыслимыми, познаваемыми лишь интуитивно.

Секст Эмпирик передает и другой аргумент Диодора Крона против движения («Против ученых» X, 87): «Если что-либо движется, то оно движется или в том месте, в котором находится, или в том, в котором не находится; но оно не движется ни в том, в котором находится (поскольку оно в нем пребывает), ни в том, в котором не находится (поскольку оно не находится в нем); следовательно, ничто не движется». Из тезиса, что ничто не движется, следует, что ничто не гибнет. Секст Эмпирик сообщает что Диодор доказывал, что «если живое существо не умирает ни в то время, когда оно живет, ни в то время, когда оно не живет, то, следовательно, оно не умирает никогда».

Секст Эмпирик, считая рассуждения Диодора Кроноса нелепыми, в другой своей книге («Три книги Пирроновых положений» II, 245) пишет о том, как однажды Диодор Кронос пришел к врачу с вывихнутым плечом и услышал: «Плечо либо вывихнулось в том месте, где оно было, либо в котором его не было; но не в том, в котором было, и не в том, в котором не было; значит оно не вывихнулось».

Диодор Крон доказывал также, что и множества нет. Таким образом, в обоих случаях он следовал за элеатами.

Второй пакет проблем содержит в себе рассуждения Диодора Кроноса о возможности. Выступая против Аристотеля, Диодор Кронос утверждал, что о возможном нельзя говорить как о существующем. Если мы говорим о возможном как о существующем, то мы говорим о действительном, а не о возможном. А раз мы говорим о возможном, как о действительном, то возможности нет. В крайнем случае можно говорить только об одной возможности — о той, которая реализовалась. Других, нереализовавшихся, возможностей просто не было. Это нам только казалось, что они есть. Здесь Диодор Крон затрагивает глубокую диалектику прошлого, настоящего и будущего. Смотря из настоящего в будущее, мы видим ряд возможностей. Смотря из этого будущего, ставшего настоящим, назад, в прошлое, мы видим, что никаких возможностей не было, кроме той, что реализовалась. Но если так, то эта возможность была не возможностью, а действительностью. Итак, пучок возможностей всегда иллюзорен.

Учение Диодора Кроноса о кажимости всякой альтернативы было сформулировано римским стоиком Эпиктетом в его «Беседах» через пятьсот лет после жизни Диодора Кроноса так: «Ничто не есть возможное, что не есть истинное, и не будет» (Вестник древней истории. 1975. № 3. С. 250.) Стилытон. Стильпон — невольный виновник преждевременной смерти самолюбивого Диодора Кроноса — родился, жил и учил в Мегарах, куда многие собирались его послушать.

К сожалению, мы мало что знаем о мировоззрении Стильпона Мегарского. Возможно, что он сам ничего не писал. Диоген Лаэрте кий (1,16) относит Стильпона к числу тех философов, которые «совсем ничего не писали». В этом ряду Сократ, Стильпон, Филипп, Менедем, Пиррон, Феодор, Карнеад, Брисон, возможно, Пифагор и Аристон Хиосский. Но в другой «книге» Диоген Лаэртский, специально говоря о Стильпоне Мегарском, называет девять его диалогов, наделяя их оценочным со своей стороны эпитетом «вялые»; «Мосх», «Аристипп или Каллий», «Птолемей», «Херекрат», «Метрокл», «Анаксимен», «Эпигон», «К своей дочери» (дочь Стильпона от гетеры Никареты была беспутной), «Аристотель».

Даже если Стильпон все это написал, то все же он, видимо, был не писатель, а оратор, диалектик, эристик, т. е. устное слово было ему ближе, чем письменное. Скончался он в глубокой старости, намеренно ускорив свою смерть бокалом вина.

Стильпон учился у кого-то из учеников мегарика Евклида, а то и самого Евклида, с одной стороны, а с другой — у самого Диогена Синопского (VI, 76). Это сказалось на взглядах Стильпона, которого мы выше назвали «мегарокиником».

У Стильпона Мегарского мы встречаем киническое рассуждение, отвергающее общее. Диоген Лаэртский (II, 119) пишет: «Великий искусник в словопрениях, он (Стильпон. — А. Ч.) отвергал общие понятия ( ta eidfe). По его словам, кто говорит «человек», говорит «никто»: ведь это ни тот человек, ни этот человек (ибо чем тот предпочтительнее этого?) — а стало быть, никакой человек. Или так: «овощ» — это не то, что перед нами, потому что овощ существовал и за тысячу лет до нас,— а стало быть, овощ перед нами — не овощ». Стильпона изгнали из Афин за высказывание, что Афина Фидия не богиня, ибо создана не Зевсом, а Фидием.

Федон. К мегарской школе примыкала так называемая элидо-эрит- рейская школа. Ее основатель —Федон Элидский —из знатного рода. Во время войны Элиды и, возможно, Спарты (в 400 г. до н.э.) попал в плен и был, как тогда было принято у греков обращаться с плененными греками, продан в рабство. Как сообщает Диоген Лаэртский, его выкупили по просьбе бедняка Сократа богатые Критий и Алкивиад. «С тех пор он занимался философией как свободный человек» (II, 105). Так что получается, что Федон Элидский — философ эпохи классической полисной Греции. Почти через тысячу лет Амбросий Феодосий Макробий (конец IV — начало V в.) в своем не полностью дошедшем до нас сочинении «Сатурналии» (сатурналии — праздник в честь Сатурна-Кроноса) напишет: «Федон из Сократовой когорты — настолько (близкий) товарищ и Сократа, и Платона, что Платон назвал его именем ту (известную) божественную (Макробий был неоплатоником и боготворил Платона.—А. Ч.) книгу о бессмертии души,— был рабом по облику, но с природой свободного (человека) (ingenio liberali). Говорят, что сократик Кебет (другая версия освобождения Федона из рабства.— А. Ч.) освободил его по увещеванию Сократа и помог в изучении философии. Впоследствии он стал известным философом, и его весьма изящные речи о Сократе читаются всеми».

Преемником Федона был Плистен, тоже из Элиды, преемниками же Плистена — Асклепиад Флиунтский и Менедем Эритрейский, перешедшие с их школами к Плистену от Стильпона.

Менедем Эритрейский. Менедем из Эритреи был знатным, но бедным человеком. Он пытался быть законодателем в народном собрании своего родного города, но не имел успеха, что не помешало ему заниматься государственными делами, к чему он относился настолько серьезно, что бросил киника Кратета в тюрьму, когда тот, оказавшись в Эритреи, стал насмехаться над его увлеченностью хлопотами о государстве (тогда город Эритрея был еще суверенным полисом). Кратет же продолжал обзывать Менедема, как только видел его проходящим мимо тюрьмы, Агамемнончиком и градоначальничком.

Менедем занимался также живописью и зодчеством, но не достиг здесь большого успеха.

Диоген Лаэртский (II, 125—114) отводит Менедему довольно много места, но мало говорит о мировоззрении Менедема, характеризуя его больше как человека. По его отзывам, Менедем щепетилен и тщеславен, замкнут и суеверен, великодушен и благороден, воинствен в речах и разбирательствах на суде (отчего подчас уходил с подбитым глазом) и мягок в поведении, он хороший друг. Он высмеивает уже знакомого нам Алексина-мегарика и заботится о его жене. Он живет неприхотливо, считая, что надо желать только то, что действительно нужно.

Его жизнь была полна превратностей. «Назначенный эретрийцами в охранный отряд в Мегары, он посетил по дороге Платона в Академии л был так пленен им, что отстал от войска» (II, 125—126). Ясно, что «первое время эритрейцы смотрели на него с презрением и обзывали пустозвоном и псом...» (II, 140). Однако затем стали им восхищаться и доверили ему свой город (вот тогда-то он и посадил киника Кратета в тюрьму). Став главой города, Менедем ездил послом к Птолемею и

Лисимаху, всюду встречая почет. От Деметрия он добился уменьшения городской подати в 4 раза (с 200 до 50 талантов в год). Участвовал он и в посольстве к Деметрию Полиоркету по поводу города Оропа (второе посольство из-за этого яблока раздора будет направлено в Рим в середине II в. до н.э., о чем ниже). Антигон признавал себя учеником Менедема. За это Менедем и пострадал. Быть политическим деятелем трудно. И Менедема преследовала клевета. Сперва его обвинили в том, что он хочет передать Эритрею Птолемею, так что Менедему пришлось оправдываться перед Деметрием. Затем его обвинили в том, что он хочет продать город Антигону. Менедема запутали в той борьбе между диадохами и эпигонами, которая опустошала Грецию в конце IV и в началу III в. до н.э. Из-за клеветы в его адрес со стороны некоего Аристодема Менедему пришлось уйти в изгнание. Он жил в Оропе при храме Амфиария. Но и там ему не повезло. В храме пропали золотые сосуды —и Менедема изгнали. Пришлось Менедему с женой и дочерью уехать к Антигону, где он и умер от огорчения. Поэтому скептик Тимон, высмеивая всех философов, кроме Ксенофана и Пиррона, сказал об академике Аркесилае, что тот имеет «в сердце своем тяжелый свинец Менедема» (IV, 33).

По другой версии Менедем прибыл к Антигону с намерением добиться освобождения своего города от захвативших там власть тиранов, но Антигон на это не пошел, а Менедем умер в семидневной голодовке. Диоген Лаэртский сказал так: «Мы о тебе, Менедем, проведали: сам по доброй воле Жизнь угасил ты семидневным голодом. В этом —великая честь .Эритреи, но не Менедему: Отчаянье —дурной вожатый мудрому» (II, 144). Последние слова здесь прекрасны.

Менедем был вольнолюбив и однажды чуть было не погиб от гнева кипрского царя Никокреонта, заявив ему, что философов надо слушать не раз в году и не раз в месяц (кипрский царь устраивал ежемесячное празднество и приглашал туда философов), а каждый день. Менедем бежал от тирана морем во время бури со своим другом Асклепиадом, который сопровождал его повсюду.

Как мегарский философ, Менедем был убежден в том, что благо едино. «Человека, утверждавшего, что благо не едино, он (Менедем. — А. Ч.) спросил: сколько же точным счетом имеется благ, сто или больше?» (II, 129). У Менедема была в Эритреи своя школа. «Обычаев он не придерживался и о школе своей заботился мало: ни порядка при нем не было заметно, ни сиденья не располагались по кругу, но каждый во время занятий сидел или прохаживался, где попало, и Менедем тоже» (II. 130). И это несмотря на то, что Менедем был резок и остер на язык (как и полагается мегарику). Ведь как сообщает Цицерон (Ас. II, 42, 129), эритрейцы (сторонники Менедема) думали, что «благо находится в разуме и в остроте ума, при помощи которой познавалась истина».

Таковы два главных представителя элидо-эритрейской школы.