ФИЛОСОФСКОЕ НАСЛЕДИЕ ГЕГЕЛЯ
И СОВРЕМЕННАЯ МАРКСИСТСКО-ЛЕНИНСКАЯ МЫСЛЬ
65
3—551
Актуальность философского наследия Гегеля для современной марксистско-ленинской мысли объясняется прежде всего тем, что новые задачи, с которыми сталкивается практика революционного движения, особенно на-
стойтельно ставят перед ней проблемы разработки общей теории диалектики, более глубокого осмысления основных вопросов теории познания вообще, вопросов теории научного познания в особенности.
Гегелевская философия, конечно, не дает ответа на эти вопросы сегодняшнего дня. Однако многие диалектические положения Гегеля: его понимание всемирной истории мышления в неразрывной связи с историей человеческого общества, его объяснение закономерно развивающихся исторических форм субъектно-объектного отношения, его рассуждения о противоположности и единстве рассудочной и разумной сторон мышления и многое другое — получают подтверждение и ныне. Гегель первым применил (не только в «Феноменологии духа» и «Науке логики», но и в «Философии права») в анализе гносеологических проблем диалектический принцип единства логического и исторического. Хотя отношение мышления и реальных форм движения и понималось в абсолютном идеализме Гегеля превратно, здесь была намечена возможность новых путей изучения основных гносеологических вопросов. Объяснение фундаментальных гносеологических проблем научного мышления в эпоху, когда коммунистическое революционное движение идет победоносным путем соединения научно- технического прогресса с преимуществами социалистической экономической системы, требует творческого материалистического применения диалектического принципа единства логического и исторического. Материалистическое изучение диалектики Гегеля дает в этом отношении для философии марксизма-ленинизма огромные стимулы.
Вторая важная причина актуальности изучения философского наследия Гегеля для современного марксизма связана с потребностями борьбы против ревизионистского извращения отношения Маркса и Ленина к философии Гегеля. В последние годы в международном рабочем движении весьма неблаговидную роль играет то направление философского ревизионизма, которое можно харак теризовать как псевдоматериалистическую диалектику.
Так как современный ревизионизм опирается, в частности, на ложную интерпретацию отношения Маркса к философии Гегеля, необходимо прежде всего дать некоторые резюмирующие выводы по этому вопросу (более подробно об этом см. в нашей книге (263), а также главы I—II настоящей работы).
Вспомним основные вехи эволюции взглядов Маркса на гегелевскую философию в период формирования философской теории диалектического материализма.
Если оставить в стороне известное письмо Маркса отцу, написанное в 1837 г., которое выражает лишь юношеский восторг по отношению к Гегелю, то докторская диссертация Маркса «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура» (1841) знаменует собой начало критического отношения Маркса к гегелевской философии.
Дальнейшее развитие критики Гегеля Марксом представлено прежде всего в его рукописных комментариях к гегелевской философии права (1843). Здесь Маркс по существу принимает фейербаховский метод критики спекулятивной философии Гегеля, как он формулируется в «Предварительных тезисах к реформе философии».
Маркс считает теперь тайной гегелевской философии то, что деятельность конкретных людей в качестве первичных субъектов общественного развития, так же как деятельность конкретных общественных коллективных субъектов, превратно понимается Гегелем как опосредствующее звено деятельности чего-то другого, более реального, подлинного, т. е. абсолютной идеи.
В анализе гегелевской философии права пока что не применяется идея экономического отчуждения. Она станет центральным критическим мотивом критики Гегеля Марксом после появления его статей в «Немецко-французском ежегоднике».
В дальнейшем антропологический материализм Фейербаха, употребляемый и в социально-критическом плане, уже не считается принципиально достаточной философской базой для коммунистической революционной критики. К числу ошибок М. Гесса Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» относят его мысль о том, что «достаточно связать Фейербаха с практикой, применить его к социальной жизни, чтобы дать полную критику существующего общества» (/, III, 495).
Понимание критического метода освобождается от остатков телеологическо-эсхатологического понимания коммунизма, истории, человеческой сущности. Понятие «истинного» вида предмета (человеческой сущности, государственной организации, общественного устройства и т. п.) имеет гегелевское происхождение, содержащее
телеологическо-эсхатологический элемент, и подвергается фундаментальной критике на примере «истинной» сущности человека в «Немецкой идеологии», а также в «Нищете философии» и в «Манифесте Коммунистической партии». Происходит изменение в оценке многих гегелевских идей, особенно проблем отчуждения и преодоления отчуждения. Начиная с «Немецкой идеологии», понятие «самоотчуждения человека» уже не является центральной критической категорией. Для теоретического понимания форм человеческой практики и отношений деятельных людей к продуктам своей деятельности разрабатывается более точная и более конкретная терминология.
Важное философское значение имеет критика Марксом и Энгельсом Фейербаха и Штирнера, в особенности раскрытие их общей зависимости от гегелевской спекулятивной философии, несмотря на прокламированное радикальное расхождение с ней. Принципиальный теоретический прогресс Маркса в понимании отрицания спекулятивной философии по сравнению с Фейербахом и Штирнером выражается в идее, критически направленной одновременно и против Фейербаха, и против Штирнера, поскольку оба они в недостаточной степени понимают людей как создателей собственного мира, метафизически противопоставляют идеи' и мир людей. Таким образом, Маркс упрекает этих авторов в том, что их «человек»— понимают ли они его как «родового человека» (Фейербах) или как «единичного индивида» (Штир- нер) —не есть действительный человек. Их человек — это абстрактный человек: или абстрактно-общий, понимаемый по аналогии с естественной общностью организмов, или же абстрактно-единичный, иллюзорно вырванный из общественных отношений.
Отношение Маркса к Гегелю принципиально определяется (после сравнительно сложного развития) в «Немецкой идеологии» и в «Нищете философии». На этой базе основываются и размышления о методе политической экономии в первоначальном «Введении» к «К критике политической экономии», в «Рукописях» и в «Капитале», так же как и критические характеристики и оценки Гегеля в переписке Маркса с Энгельсом.
Botipoc о критической переработке Гегеля Марксом не является чисто историко-философским вопросом. Некоторые ревизионисты, например сотрудники журнала
«Праксис», опираются на ложную интерпретацию критики Гегеля Марксом, выдавая «модернизированный» ими фрагментами хайдеггеровской философии марксизм за высшую стадию развития философского мышления Маркса. Или еще один призер из литературы левобур- жуазной «марксологии». Распространенная работа К. Левита «От Гегеля к Ницше» (241), в которой затрагивается Марксова критика спекулятивной философии вообще, и Гегеля в особенности, страдает тем, что не уясняет этапов критики Маркса и не учитывает самого существования этих стадий в достаточной степени. Поэтому некоторые противопоставления Маркса младогегельянцам являются анахроническими. Так, Левит считает, что в противовес штирнеровскому тезису о собственности единичного индивида Маркс требует экспроприации, для того «чтобы мир мог быть освоен человеком как родовым существом» (Gattungswesen). Здесь марксовская концепция из предшествующего, преодоленного этапа переносится в более поздний этап, и, таким образом, полемика Маркса со Штирнером преподносится в искаженном виде.
На VIII Международном гегелевском конгрессе (Берлин, 1970) можно было наблюдать явление, которое нам кажется весьма знаменательным и симптоматичным. Мы имеем в виду отход от узкого, так называемого антропологического истолкования философии Гегеля и возрастание интереса к Гегелю-логику и гносеологу, особенно в связи с проблемами дальнейшего развития логико-гносеологического анализа оснований современной науки.
Успехи анализа научного мышления, достигнутые средствами сегодняшней формальной логики, являются бесспорными.
Но одновременно все более явно чувствуется, что границы, в которых формально-логический анализ исследует научное мышление, узки. В этой связи в новом свете предстают некоторые мысли Гегеля, из которых • критически исходили Маркс и Энгельс и которые подчеркивались Лениным.
В. И. Ленин в «Философских тетрадях» заметил: «Продолжение дела Гегеля и Маркса должно состоять в диалектической обработке истории человеческой мысли, науки и техники» (5, XXIX, 131). И далее: «Мысль включить жизн ь в логику понятна — и гениальна — с точки зрения процесса отражения в сознании (сначала
индивидуальном) человека объективного мира и. проверки этого сознания (отражения) практикой... Если рассматривать отношение субъекта к объекту в логике, то надо взять во внимание и общие посылки бытия конкретного субъекта (= жизнь человека) в объективной обстановке». «.. .Несомненно, практика стоит у Гегеля, как звено, в анализе процесса познания и именно как переход к объективной („абсолютной", по Гегелю) истине. Маркс, следовательно, непосредственно к Гегелю примыкает, вводя критерий практики в теорию познания: см. тезисы о Фейербахе» (там же, 184, 193).
Гегель первый разработал метод построения системы категорий, основанный на принципе единства логического и исторического, понятом, однако, идеалистически. Гегель, как известно, применил этот оригинальный и для своего времени гениальный метод7 в «Феноменологии духа» и в «Науке логики». Глубочайший идеализм этого метода заключается прежде всего в том, что признание отражательного характера мышления считается ошибкой, которая делает невозможной «научную» философию (в гегелевском смысле). Абсолютизация и замыкание системы категорий связаны у Гегеля с абсолютизацией буржуазных форм жизни (и мышления), которую наиболее отчетливо выражает гегелевская «Философия права». Маркс разрушил эту абсолютизацию (не открыв при этом дорогу релятивизму), когда связал углубленную критику гегелевской философии с критикой буржуазных форм жизни вообще. Если у Гегеля философия права играла особую роль в процессе уяснения характера «разума», то в ходе развития марксизма-ленинизма эту роль перенимает критика буржуазной политической экономии, т. е. критический анализ капиталистической экономической практики как «основной формы» практики в данных исторических условиях.
Из нового понимания диалектики, обоснованного Марксом и Энгельсом, вытекает, что в условиях, когда практический жизненный процесс людей начнет приобретать принципиально иной вид, чем тот, который создался при
капитализме, уяснение диалектико-логической проблематики с необходимостью будет осуществляться в иных связях. Это значит, что при современном изучении оснований науки те, кто хочет последовательно применить подход, открытый марксизмом-ленинизмом, обязательно должны анализировать связь движения форм мышления с возникновением новых форм общественной практики в ходе научно-технической революции при социализме.
Документы международного коммунистического движения последнего времени дают подробный анализ длительного периода формирования правооппортунистиче- ских политических сил, которые привели в 1968 г. к тому, что социалистический строй в ЧССР был поставлен под угрозу. Под руководством очищенной от оппортунистических сил марксистско-ленинской Коммунистической партии Чехословакии, в тесном сотрудничестве с СССР и другими социалистическими странами трудящиеся ЧССР отдают свои силы делу дальнейшего социалистического строительства. Одновременно с этим во всех сферах, особенно в идеологической области, происходит критическая и самокритическая оценка уроков недавнего прошлого.
Что касается философии, и в особенности проблем диалектики, то некоторые обстоятельства заслуживают особого внимания и в этой связи.
Первое яркое публичное выражение философских идей, которые впоследствии, в преемственной «разработке», явились важной составной частью идеологии правых сил в ЧССР, можно найти в статье «Гегель и наше время» 8. Автор статьи демонстративно ссылается на Ленина, на его призыв изучать гегелевскую диалектику. Автор выступает так, будто речь идет о последовательной реализации партийной критики культа личности в области философии. В действительности же статья по существу выражала мелкобуржуазную анархистскую реакцию интеллектуала на справедливую и необходимую критику культа личности. Эта статья под видом заботы о творческом развитии ленинизма в философии прокладывала пути отхода от ленинизма.
С того времени в ЧССР начало публично развиваться идейное течение, которое, по нашему мнению, можно характеризовать как псевдоматериалистическую диалектику. Хотя это течение выдавало себя за усовершенствованный и современный материализм, в действительности оно являлось субъективистским отходом от диалектического материализма под влиянием модных направлений буржуазной философии XX в., в особенности экзистенциализма.
Это идейное направление не было оригинальным. Неверно оценивая как «сталинский ревизионизм» тот этап развития советской философии и вообще революционной теории, который наступил после смерти Ленина, это направление в поисках своих источников ориентировалось на так называемую неконформистскую социалистическую литературу. Источником концепции, которую отстаивали сторонники этого направления, были произведения молодого Г. Лукача, К. Корша, Г. Маркузе, Ж. П. Сартра и др., а также литературная продукция, в которой отразились симпатии к разгромленным партией антиленинским группировкам 20-х и 30-х годов. Из произведения Лукача «История и классовое сознание» (1923) заимствовалась идея, согласно которой категория «конкретной тотальности» по существу противопоставлялась теории отражения, а Маркс превозносился как теоретик отчуждения по сравнению с мнимым позитивистом Энгельсом. Попытка Г. Маркузе соединить хайдеггеризм с неверно интерпретируемым Марксом периода парижских рукописей (например, в статьях Маркузе (244, 247, 246)) воспринималась как откровение. Что касается Гегеля, то знаменательно, что характеризуемая тенденция псевдоматериалистической диалектики опиралась не на основательное критическое изучение подлинных произведений Гегеля, но в гораздо большей степени на экзистенциалистскую интерпретацию, например на «Введение к чтению Гегеля» А. Кожева (234), труды Жана Ипполита и др.
Внешне это направление очень остро выступало против позитивистского эмпиризма, который также являлся важной составной частью философской идеологии правых сил. Однако обе эти тенденции — псевдоматериалистическая диалектика и позитивистский эмпиризм — имели нечто общее: соотношение между научным и идеологическим характером революционной теории они понимали
так, что в действительности отрицали единство классового и научного характера революционной социалистической теории и отошли от ленинского принципа партийности.
Сегодня стало очевидным, что эти антиленинские тенденции в философии могли развиваться потому, что они не наталкивались на постоянное сопротивление и на принципиальную непримиримую критику. В этом отношении марксистам ЧССР, включая и автора этих строк, следует упрекать себя во многом. Однако здесь была и остается еще другая сторона проблемы. Ревизионисты извлекают пользу также и из не решенных своевременно новых вопросов, возникающих в ходе общественного развития. Ясно, что, критикуя ревизионизм, надо идти вперед, подвергая философскому и социологическому анализу новые феномены и вопросы общественной и научной практики. Нам представляется, что на этом пути надежным руководством остается ленинский совет философам и естествоиспытателям, высказанный в статье «О значении воинствующего материализма». Этот совет призывает к тесному союзу философии с бурно развивающимися отраслями естественнонаучного, технического, социологического, математического и метаматематического научного мышления и одновременно к широкому изучению и использованию критически переосмысленной диалектики Гегеля.