ПОЛЕМИКА С АНОМЕЯМИ Св. Иоанн родился в Антиохии между 344 и 354 гг. в христианской семье, принадлежавшей к высшей военной аристократии. Его отец, Секунд, умер вскоре после рождения сына; мать, Анфиса, не стала более выходить замуж и отдала все силы воспитанию Иоанна.
Юноша учился у лучших философов и риторов, в частности у знаменитого Ливания, от которого воспринял традиции эллинского красноречия не только с его внешней стороны, но и как умение дойти словом до сердец слушателей. По достижении восемнадцатилетнего возраста св. Иоанн, как пишет Палладий, «сбросил ярмо знатока словесных ухищрений и, будучи мужем по уму, возжелал священных занятий». Крещение Златоуст, как и многие его современники, принял уже в сознательном возрасте после обстоятельного изучения Священного Писания и учения Церкви, когда ему уже было за двадцать лет. Своему духовному образованию будущий святитель обязан «аскитериону» - богословской школе-монастырю, которую возглавлял Диодор, будущий епископ Тарса. Таким образом, св. Иоанн является представителем т. н. Антиохийской школы богословия и в круг его общения в молодости входил, между прочим, и будущий столп этой школы, ответственный за ересь несторианства, Феодор Мопсуестийский; сам же Златоуст счастливо избежал крайностей Антиохийской школы816. Огромное влияние на формирование пастырской личности Златоуста оказал св. Мелетий, епископ Антиохийский (361—381 гг.), ревностный защитник веры двух первых Вселенских соборов. По свидетельству Палладия, молодой Иоанн сначала в течение восьми лет предавался монашескому подвигу под руководством некоего сирийского старца в монастыре, и еще два года он провел в крайнем аскетическом подвиге в уединении пещеры. После этого св. Иоанн вступает на путь церковного и пастырского служения. Не позднее 372 г. он был поставлен чтецом, а затем проходил церковное служение в сане диакона (381—386 гг.) и пресвитера (386-397 гг.). Причем в период диаконского служения св. Иоанн еще не проповедовал. Во пресвитера Златоуст был рукоположен сменившим св. Мелетия свт. Флавианом еп. Антиохийским (с 381 по 404 г.). После рукоположения во пресвитера на св. Иоанна была возложена обязанность проповедовать Слово Божие. Св. Иоанн оказался блестящим проповеднпком, и за редкий дар боговдохновенного слова он получил от паствы именование «Златоуст». Двенадцать лет Златоуст при стечении народа, обычно дважды в неделю, а иногда ежедневно, проповедовал в храме, производя сильнейшее впечатление на слушателей. В этот период он в виде проповедей, которые записывались во время их произнесения, составил толкования на многие книги Св. Писания и множество бесед на отде,\ьные библейские тексты, а также поучения на праздники, в похвалу святых и апологетические слова. Именно к этому периоду относится и публикуемое ниже в отрывках сочинение «Против аномеев» — одно из немногих у св. Иоанна Златоуста сочинений на догматическую тему. Слава замечательного пастыря и проповедника росла. В 397 г., после кончины Константинопольского архиепископа Нектария, получившего кафедру после св. Григория Богослова, св. Иоанн Златоуст был вызван из Антиохии придворным евнухом Евтропием, знавшим его как выдающегося проповедника и подвижника, для поставления на Константинопольскую кафедру. Здесь Златоуст начал проводить самостоятельную церковную политику, стараясь оздоровить церковную жизнь, пришедшую в некоторое запустение при Нектарии, поставленном в архиепископы прямо из сенаторов. Златоуст начал с главного — с духовного усовершенствования священства. И здесь лучшим примером был он сам. Средства, которые предназначались для архиепископа, святой обратил на содержание нескольких больниц и двух гостиниц для паломников. Много трудов положил Златоуст на устроение благолепного богослужения. Проповедь аскетизма, обращение церковных средств на цели благотворительности, строгость в отношении клира и обличение распущенности столичных нравов, в том числе императорского двора, вскоре поставили Златоуста в сложное положение, хотя у своей паствы св. Иоанн завоевал огромную популярность. Вскоре начались прямые столкновения Златоуста с двором. Далее, по одной версии, когда императрица Евдоксия, жена императора Аркадия (395—408 гг.), распорядилась о конфискации собственности у вдовы и детей опального вельможи, святой встал на их защиту, а гордая императрица не уступила и затаила гнев на архипастыря. По другой версии, знать и императрица ополчились на святителя за решение построить больницу для прокаженных. Точно известно, по крайней мере, что ненависть Евдоксии к святителю разгорелась с новой силой, когда недоброжелатели сказали ей, будто он в своем поучении о суетных женщинах имел в виду ее. В самом ли деле св. Иоанн публично назвал ее «Иезавелью» или нет, точно неизвестно (например, Палладий это отрицает), тем не менее в вину Златоуст}' это впоследствии вменили. Не менее сложные, чем с двором, сложились отношения Златоуста и с епископатом. Ярым противником святителя выступил Александрийский папа Феофил, который, с одной стороны, питал ревность к растущему могуществу Константинопольской кафедры, а с другой — будучи предстоятелем кафедры Александрийской, всячески стремился избежать усиления влияния антиохийцев на Константинополь. Масло в огонь подлило и дело т. н. «оригенистов». Речь идет о египетских монахах, обвиненных (в их отсутствие, как замечает Палладий) на соборе 399-400 гг. в ереси оригенизма и вначале вынужденных бежать из Египта в Палестину, а затем прибывших в Константинополь и искавших заступничества у Златоуста. До столицы добралось около пятидесяти из них. Здесь они были приняты св. Иоанном, хотя из уважения к решениям собора 399—400 гг. Златоуст, как замечает Палладий, не вступил с ними в литургическое общение, но лишь дал им возможность проживать в столице и посещать богослужения. Вместе с тем св. Иоанн обратился к Александрийскому папе с просьбой пересмотреть их дело. Все это не могло не вызвать гнева св. Феофила, т. к. для него гонения на оригенистов были вопросом принципиальным и он не терпел хоть какого-то вмешательства в дела своей кафедры. Вопрос о том, были ли монахи, изгнанные из Египта, действительно ерегиками-оригенистами — сложный. Возможно, часть из них в той или иной степени были заражены этой ересью. В любом случае, мы можем утверждать с абсолютной уверенностью, что сам св. Иоанн Златоуст был совершенно свободен от какого-либо налета оригенизма. Достаточно сказать, что в оригенизме евагрианского толка (а именно таким он мог быть в Египте) в конце концов достигается то, что Евагрий называл «сущностным ведением» т. е. такое познание, при котором ум сливается с сущностью Божией. Всякому, кто прочтет трактат Златоуста «Против аномеев», будет ясно, что для Златоуста не может быть и речи о стирании различия между Богом н тварью, что было характерно для оригенистов.
Св. Иоанн подчеркивает это различие даже более настоятельно, чем, например, Каппадокийцы, да и Александрийцы. Поэтому заподозрить его в сочувствии к оригенизму мы никак не можем. Как бы то ни было, обострение отношений с двором, епископатом и самим влиятельнейшим в то время папой Александрийским, привело к тому, что враги Златоуста в результате ряда интриг добились его низложения. Феофил прибыл в столицу на собор, призванный снова рассмотреть дело изгнанных египетских монахов, о чем те ходатайствовали перед императрицей. Он должен был предстать на соборе как обвиняемый в злоупотреблении властью и нарушении канонов, но сумел повернуть дело в свою пользу, сыграв на том, что отношение императрицы, да и большинства епископов к Златоусту было уже испорчено. Св. Феофил привлек на свою сторон}' престарелого св. Епифания Кипрского, тоже бывшего рьяным борцом против оригенизма. В результате на т. н. «Соборе под Дубом» (сентябрь 403 г.) Златоуст был обвинен в ереси и нарушении церковных канонов, т. к. якобы принял в общение отлученных от Церкви; св. Иоанн был вынужден покинуть столицу. Однако далее испуганная чем-то Евдоксия, видя к том}' же, что народ остался на стороне своего пастыря, просила императора срочно вернуть св. Иоанна. Тем не менее уже через два месяца новый донос, о том, что св. Иоанн обличал установку статуи императрицы рядом с церковью, пробудил гнев Евдоксии. В марте 404 г. состоялся собор, постановивший изгнать св. Иоанна, причем вменили в вину ему в первую очередь то, что он вернулся на кафедру по решению императора, а не после пересмотра его дела собором епископов, до этого осудившим его. Так враги Златоуста в результате ряда интриг добились окончательного его низложения и ссылки в город Кукуз в Армении. Вскоре после низложения Златоуст отправил Римскому папе Иннокентию письмо, в котором информировал о происшедшем. Папа поддержал его, однако это ни к чему не привело, кроме ужесточения мер против святителя. Златоуста перевели из Кукуза в более отдаленный Питиунт, по дороге в который св. Иоанн скончался 27 сентября 407 г. в Команах, в Абхазии, где он был погребен. В 438 г. по инициативе св. Прокла, патриарха Константинопольского (434—447 гг.), мощи святителя были перенесены в столицу. О сочинении св. Иоанна Златоуста «Против аномеев» Среди небольшого числа сочинений догматического характера, оставленных св. Иоанном, имеются двенадцать проповедей, составивших две книги, под общим названием «Против аномеев»817. Первая состоит из пяти проповедей, произнесенных в Антиохии ок. 386—387 гг., т. е. сразу после рукоположения св. Иоанна в сан пресвитера. Они направлены против т. н. «аномеев» — наиболее радикальной поста- рианской партии, представители которой, как это понимали православные818, учили, что знание Бога так, как Бог знает Самого Себя, т. е. знание сущности Божией, — вполне возможно, и более того, сущность Божия вполне определима человеческим словом, а именно словом «Нерожденный». Исходя из этого, имея в виду, что Сын рожден от Отца, аномеи делали вывод, что Христос не только не единосущен Отцу, но и не подобен Ему. Основателем ереси был Аэций, а ее главным распространителем Евномий, по имени которого еретики именовались также «евномианами». Проповеди Златоуста против аномеев были произнесены уже после того, как эта ересь была обличена Каппадокийцами и осуждена на II Вселенском соборе. Сам характер полемики Златоуста, его аргументы во многом совпадают с аргументами Каппадокийцев. В первую очередь, он подчеркивает непостижимость сущности Божией для тварей, в том числе и высших ангелов, на что указывал уже Филон Александрийский, а за ним повторяли практически все отцы Церкви. Впрочем, Златоуст замечает, что речь должна идти даже не о непостижимости, ибо последнюю можно понимать как возможность познавать при неисчерпаемости познания (как мы, например, говорим, что наука может познавать мир, но познание это неисчерпаемо); Бог по Его сущности не просто не познаваем, Он — неприступен для познания в силу радикального онтологического отличия Бога и твари. Если же Писание говорит о некоей форме познания Бога тварями, в частности ангелами и пророками, то речь идет не о познании Божественной сущности и даже — это важно отметить! — не о познании славы Божией, но о знании тварью Бога в соответствии со «снисхождением» Божиим, т. е. с тем, как Сам Бог открывается твари. Существо этого познания, согласно Златоусту, в первую очередь, в самом познании неприступности Божией. Таким образом, Златоуст выступает против претензий аномеев на возможность знания сущности Божией, вместе с тем утверждая, что Сын Божий всецело знает Отца и, таким образом, — единосущен и равночестен Ему. Источником идей Златоуста, помимо Св. Писания и Филона, могли быть Каппадокийцы, в частности, свв. Василий Великий и Григорий Нисский. Как замечает в своем вступлении к критическому изданию сочинения Златоуста Жан Даниэлу819, особенностью проповедей великого антиохийца является то, что, в отличие от Каппадокийских отцов, он обращается не столько к богословам, сколько к простому народу и апеллирует в большой степени к религиозному чувству слушателей. С этим связано, очевидно, появление в аргументации Златоуста темы «божественного трепета», или страха Божия, который характеризует и пронизывает отношение к Богу даже ангелов и свидетельствует о трансцендентности Бога, т. е. абсолютной непостижимости Его сущности для твари. Это позитивно понимаемый «страх», или «священный трепет», который, как замечает Даниэлу, ссылаясь на религиоведа Рудольфа Отто, лежит в основе подлинной религиозности; в подчеркивании этого момента — одна из особенностей мысли Златоуста. Учение о страхе, который не преходит и в Царствии Небесном, встречается впоследствии у ряда святых отцов, например, у прп. Максима Исповедника, который, в частности пишет: «Бог является страшным для всех, кто окрест Его, как бы примешивая страх к любви у тех, кто любит Его и окажется окрест Его. Ибо любви самой по себе, без страха, присуще становиться презрением, как то часто бывает если близость, естественно рождаемая ею, не сдерживается уздой страха»820. Чуть выше этого места прп. Максим поясняет, что речь идет не о страхе наказания (которого у ангелов быть не могло), а о благоговении перед беспредельным821. По слову же Златоуста, даже ангелы славят Бога с великим трепетом. Таким образом, Златоуст связывает между собою онтологию и религиозный опыт; вместе с тем главным аргументом для него всегда является Св. Писание. Следует отметить н то, что даже в проповедях, посвященных догматическим вопросам, он не забывает о христианской любви. Так, и в «Словах против аномеев» св. Иоанн постоянно призывает свою паству молиться о еретиках, к тому времени уже поверженных, но, видимо, еще многочисленных, чтобы они обратились к истине. Г. И. Беневич