ДЕМОКРАТИЯ В ПОЛИТИЧЕСКОМ ПРОЦЕССЕ РОССИИ

Природу демократии всесторонне исследуют вот уже на протяжении двух с половиной тысяч лет. Казалось бы, срок достаточный для выработки некоего набора идей, устраивающих всех или почти всех. За все то время, когда демократия истолковывалась, оспаривалась, одобрялась, замалчивалась, устанавливалась, существовала, уничтожалась, а потом воцарялась вновь, так и не удалось прийти к согласию по наиболее фундаментальным вопросам, касающимся самой сути этого явления: что следует понимать под словом «демократия»? Чем отличается демократическое правление от недемократического? Каким образом недемократическая страна должна совершить переход к демократии и на основании чего можно будет заключить, что он совершился?

Эволюция теории и практики демократии в последние десятилетия не может не вызывать чувств серьезной обеспокоенности и даже тревоги. Разумеется, и понимание, и воплощение демократии нуждаются в своем углублении: она не может сегодня базироваться на канонах полисной Греции. Хочется, однако, обратить внимание на то, что из провозглашенной в свое время Авраамом Линкольном формулы «Демократия — это власть народа, для народа, посредством народа» старательно вычищается именно последний атрибут, последнее свойство — «посредством народа». Демократия приобретает элитарные измерения. Народ, массы низводятся до уровня электората, и их роль сводится к праву голоса раз в три или четыре года. Необходимо все же чувствовать узость такой трактовки демократии Й. Шумпетером или другими политологами. Демократия должна быть глубоко эшелонированной. Если народ не будет принимать участия в управлении государством, а будет иметь право лишь бросать бюллетени в урны, он никогда не станет субъектом политического процесса, по большому счету — субъектом исторического творчества, а останется всего лишь объектом, к тому же объектом зависимым и манипулируемым. Это негативно скажется и на характере политической элиты, и формула «Политик мыслит категориями выборов, государственный деятель — категориями государственных интересов» вполне точно опишет ситуацию во властных структурах.

Ф. Рузвельт считал, что для демократии, кроме известных нам структурных и институциональных аспектов, важнейшими являются «свобода от страха, освобождение от нищеты, свобода вероисповедания, возможность свободно выражать свои мысли». Вряд ли в подавляющем числе стран обеспечиваются все эти свободы. Под внешней оболочкой демократии прячутся химеры антидемократизма, авторитаризма, олигархического или другого группового давления, отстранения широких народных слоев населения от управления во всех сферах жизни. Псевдореспубликанство, псевдопарламентаризм, безальтернативность выборов, гонения и преследования оппозиции, абсолютизация власти руководителя, семьи, клана, рода, тейпа становятся весьма частыми явлениями. Дело в том, что подлинное народовластие несовместимо с существованием государства и демократии как его разно видности. На деле демократия никогда и нигде не существовала без государства — гаранта именно такого механизма управления.

Множество демократических государств, современных, а также существовавших когда-либо в истории, имеют глубокие различия. И в то же время у них имеется ряд общих, объединяющих черт: а) признание народа источником власти, сувереном в государстве, выражающееся в том, что именно народу принадлежит учредительная конституционная власть, что он выбирает своих представителей и может периодически сменять их, а в ряде стран имеет также право непосредственно участвовать в разработке и принятии законов путем народных инициатив и референдумов; б) демократия предполагает равноправие граждан, как минимум равенство их избирательных прав; в) подчинение меньшинства большинству при принятии решений и их выполнение; г) выборность основных органов государства. Любые демократические государства строятся на базе этих фундаментальных принципов. Однако в отличие от коллективистских теорий демократии, не расчленяющих государство, общество и личность, либеральные концепции выделяют личность из общества и государства. Они уделяют первостепенное внимание созданию институциональных и иных гарантий для индивидуальной свободы, предотвращающих всякое подавление личности властью.

К наиболее характерным чертам либеральной демократии относятся: —

признание личности первичным источником власти и приоритета ее прав над правами государства; —

ограничение власти большинства над меньшинством, обеспечение индивидуальной и групповой автономии и свободы; —

ограничение компетенции и сферы деятельности государства преимущественно охраной общественного порядка, безопасности граждан, социального мира и т. п., его невмешательство в дела гражданского общества, приоритет рыночного саморегулирования общества над государственным и политическим управлением; —

разделение властей, создание системы «сдержек и противовесов» как условия эффективного контроля граждан над государством, предотвращения злоупотреблений властью.

Как отмечал еще Ш. Монтескье, общество в состоянии проконтролировать лишь ту власть, которая раздроблена и отдель ные части которой противопоставлены друг другу. Типичное либеральное понимание демократии дал американский президент Д. Рейган: «Демократия — не столько способ правления, сколько способ ограничить правительство, чтобы оно не мешало развитию в человеке главных ценностей, которые дают семья и вера». Либеральная трактовка демократии не безупречна и подвергается критике в первую очередь по следующим направлениям: первое — в силу того, что стимулируется и оправдывается имущественная поляризация общества, обесцениваются и делаются практически трудноосуществимыми для неимущих слоев населения фундаментальные права и свободы личности; второе — современное демократическое государство не может ограничиваться ролью «ночного сторожа», оно должно иметь право регулировать экономические и социальные процессы, укреплять социальную справедливость, проводить активную инвестиционную, налоговую и иную хозяйственную политику; третье — чрезмерный акцент на личности, ее свободе не позволяет увидеть главного субъекта реальной жизни — группу.

В самые последние годы в научном мировом сообществе довольно широким фронтом подвергаются критике существующие демократические институты или, если выразиться более мягко, высказывается заметный скепсис в отношении их возможностей. Причем имеются в виду работы не только и, тем более, не столько типа «Зеленой книги» М. Каддафи, но и более поздние труды авторитетных ученых Запада (Г. Экстайн, А. Этциони и др.).

Нет сомнений в том, что в современном сложноорганизованном обществе ведущие позиции может и должна занимать парламентская демократия. Именно в ней воплощаются сегодня высшие функции народного представительства. Существенные пределы узурпации власти закладываются самим принципом разделения властей, и именно парламент как высший представительный, законодательный и контрольный орган с точки зрения своей роли в политической системе не может не занимать главенствующих позиций по отношению к другим государственным учреждениям. Эти позиции, конечно же, отличаются в президентских и парламентских республиках, сохраняют свою зависимость от различных типов политического режима, но речь сейчас о другом.

В зависимости от того, кто — народ или его представители — непосредственно осуществляют властные функции, такие формы демократии и преобладают: прямая или представительная. Многообразные демократические теории можно разделить на две группы: непосредственной демократии и репрезентативной

(представительной).

Первая исходит из того, что в демократическом государстве воля народа и государственная власть должны быть идентичны, тождественны, что сам народ должен непосредственно участвовать в принятии важнейших политических решений, в осуществлении власти. Представительные же органы необходимо свести к минимуму и сделать полностью подконтрольными гражданам. Со второй половины прошлого века широкое распространение получила теория партипационной демократии (демократии участия). Она обосновывает необходимость участия широких слоев населения не только в выборах своих представителей и даже не только в принятии решений на референдумах, но и непосредственно в политическом процессе — в самой подготовке и осуществлении решений, и особенно в контроле за их реализацией. Такое участие необходимо во всех интеракционных областях, и прежде всего в тех, в которых граждане имеют личную заинтересованность: на рабочем месте, в учебных заведениях, по месту жительства, в сфере досуга и т. п. В принципе в обществе не существует каких-либо сфер, которые были бы вне политики и не допускали демократического участия. Главными целями парти- ципации являются всесторонняя демократизация общества, а также социальная эмансипация и самореализация личности.

Концепция репрезентативной демократии исходит из понимания демократии как компетентного и ответственного перед народом представительного управления. Главный акцент в этой концепции делается на четкой реализации принципа ответственности на всех уровнях власти и государственно-политического управления. Принцип участия граждан оттесняется на второй план, хотя в целом и не отвергается, ибо без признания народа источником и высшим контролером власти демократия невозможна уже по своему определению («народовластие»). Воля народа не отождествляется здесь с его прямым участием в политическом процессе. Она не только выражается непосредственно на выборах, но и делегируется депутатам и представительным органам власти, которые в пределах представляемых им полномочий самостоятельно формируют и предвосхищают народную волю (если она вообще существует), а порой действуют вопреки ей под свою ответственность. Отношения между народом и его представителями строятся на основе контроля (преимущественно электорального), доверия, конституционного ограничения компетенции органов власти и должностных лиц и их полной независимости в пределах закона.

В мировой политической мысли существуют ценностные и рационально-утилитарные обоснования демократии. Первые рассматривают демократию как ценность саму по себе, как реальное воплощение в государственном устройстве важнейших общечеловеческих ценностей: свободы, равенства, социальной справедливости, народовластия, самоуправления и т. п. Вторая — рационально-утилитарная группа аргументов в пользу демократии — абстрагируется от ценностного подхода и трактует ее как наиболее рациональную, полезную для общества и граждан форму организации. Демократическое правление увеличивает восприимчивость общества к новым веяниям, требованиям различных социальных сил, повышает вероятность нахождения оптимальных решений. Демократия совместно с конкурентными рыночными структурами делает общество открытым для любых идей и вариантов развития, предпочитаемых народом (отсюда и название демократического рыночного государства — «открытое общество»).

Опыт исторического процесса учит, что демократия — благо лишь тогда, когда она соответствует политической культуре и менталитету народа. Необходимым условием ее социальной эффективности являются наличие в обществе национального единства по основополагающим вопросам совместного проживания в государстве, признание подавляющим большинством граждан «демократических правил игры», преобладание индивидуалистического сознания, исходящего из ценностного приоритета личности по отношению к коллективу, нравственной готовности к компромиссам, самоограничению и самодисциплине, из уважения других людей, закона, мнения большинства. Демократия неприемлема в экстремальных ситуациях — в периоды войн, ост рых кризисов. Переход к ней требует длительного промежутка времени.

Для утверждения демократического механизма политического управления особое значение имеет достижение национального единства. Это означает, что подавляющее большинство граждан имеют четкие представления относительно того, какому политическому сообществу они принадлежат. Демократия — это система. при которой у власти находятся те, кто представляет большинство населения на данный момент. Далее при смене руководителей и политиков неизменными должны оставаться общие границы и структура общества с его демократической настроенностью. Национальное единство является фоновым условием, оно должно предшествовать прочим фазам демократизации — повышению уровня экономического развития, уменьшению социальной дифференциации. Национальное единство является результатом не столько общности установок и мнений, сколько ответственности и согласия. Данный «консенсус» ассоциируется с осознанными мнениями и обдуманным согласием. И все же лучше всего это условие достигается в тех случаях, когда национальное единство формируется неосознанно, попросту принимается как данность. Любой высказанный призыв к национальному единству на деле может привести к настороженности в обществе.

Несмотря на наличие лишь одного фонового условия, динамический процесс демократизации сам по себе является продуктом затяжной политической борьбы. Для того чтобы подобная борьба завязалась, ее участники должны выделить четко определенные силы (обычно социальные классы), для которых предмет борьбы должен иметь важное значение. Такая борьба начинается обычно как следствие появления новой элиты, которая призывает угнетенную и до сего момента никем не возглавляемую социальную группу к согласованным действиям. При этом конкретные социальные характеристики соперничающих сил и лидеров и их сторонников, а также суть предмета борьбы могут широко варьироваться как в разных странах, так и в одной стране в разные периоды.

Отличительным признаком подготовительной стадии становится не плюрализм, а поляризация. Определенные ограничения накладываются на требование национального единства, которое должно сохраняться и на последующих стадиях. Если разделение проходит строго по региональным границам, наиболее вероятным итогом станет не демократия, а раскол. Даже если соперничающие стороны разделены географическими границами, внутри них должно быть определенное ощущение общности или по меньшей мере баланса сил, которое делало бы невозможным массовую вспышку сепаратизма, как это случилось в России в первой половине 90-х гг. прошлого столетия. Подобная ситуация предполагает, что многие процессы на подготовительной стадии могут идти не так, как следует. Схватка может продолжаться до тех пор, пока соперники не выдохнутся или же предмет конфликта не исчезнет без применения каких-либо демократических вариантов его решения. Или же одна из сторон все-таки найдет способ сокрушить в конце концов своих оппонентов. Итогом такого развития может стать появление серьезных помех на пути демократии, что наиболее вероятно именно на подготовительной стадии.

По мнению известного американского политолога, одного из основоположников концепции плюралистической демократии Р. Даля, к позитивным последствиям демократии можно отнести: избавление от тирании; соблюдение основных прав и свобод; свободу личности; самоопределение; моральную автономию; возможность развития личности; защиту основополагающих интересов личности; политическое равенство; стремление к миру и процветание. Рассмотрим некоторые из этих последствий более подробно.

Демократия способствует тому, чтобы не допустить жестоких и аморальных правителей — диктаторов. Как избежать авторитарного правления — одна из фундаментальных проблем. На протяжении всего мирового политического процесса зафиксировано немало случаев, когда лидеры, обуреваемые манией величия, гордыней, идеологическими, националистическими или религиозными предубеждениями, либо уверовавшие в свое прирожденное право повелевать, либо движимые исключительно прихотью, импульсивным порывом, личными амбициями, использовали колоссальную мощь государства, чтобы через принуждение и насилие достичь каких-то своих корыстных целей. Число жертв деспотизма сопоставимо по масштабам с жертвами эпидемий, голода и войн. Однако и правление народа вовсе несвободно от серьезных катастроф и катаклизмов. Подобно всем прочим правительствам, «народные правительства» действовали несправедливо и жестоко по отношению к тем, кто оказывался за пределами своих государств, и к тем, кто имел особый статус внутри страны, — к иностранцам, выходцам из колоний и пр. В этом отношении «народные правительства» не уступали недемократическим государствам, которые зачастую вели себя гуманнее. Несправедливость и беззаконие остаются несправедливостью и беззаконием, даже если они творятся в демократических странах и при неуклонном соблюдении всех демократических процедур. Могущество большинства вовсе не гарантирует правоту этого большинства. Следует заметить, что привлекательность демократических идей столь велика, что даже деспотические режимы часто маскируют свою суть, прикрываясь понятиями «демократия», «выборы».

Демократия гарантирует гражданам те основополагающие права и свободы, которые недемократический строй не предоставляет и предоставить не может. Демократия — это не только способ управления государством. Это еще и система прав, поскольку права являются неотъемлемой частью демократических политических институтов. Права и их соблюдение — вот та основа, на которой зиждется процесс демократического правления.

Демократия предоставляет гражданам более широкий диапазон личной свободы, чем любая иная политическая система. Демократия не могла бы существовать, если бы гражданам не удалось создать и укрепить культуру, упрочивающую ее идеалы и обусловливающую их практическое воплощение. Демократическая культура ставит во главу угла свободу личности. «Свобода, которой мы пользуемся в нашем правлении, простирается и на нашу повседневную жизнь» — эти слова, произнесенные Периклом, сегодня так же актуальны, как и в 431 г. до н. э. По сравнению с другими аспектами свободы, гарантируемыми личности демократическим режимом, свободное выражение мнений имеет особую ценность, так как благодаря ему обеспечивается моральная автономия и свобода моральных оценок.

Только демократия предоставляет личности максимальную возможность осуществить свободу самоопределения, то есть жить по законам, которые личность выбирает для себя сама. Каким же образом можно быть свободным в выборе законов, соблюдение которых должно обеспечиваться государством, и одновременно с этим не быть свободным этим законам не повиноваться? Для этого необходимо попытаться создать процесс принятия решений относительно тех законов, которые отвечали бы разумным критериям. Этот процесс будет предусматривать возможность всем гражданам высказать свое мнение о законе до его принятия, участвовать в его обсуждении, поиске компромиссов, что приведет к выработке либо удовлетворяющего всех, либо получившего наибольшее число сторонников.

Демократия помогает людям защищать свои основополагающие интересы. Большинство людей выражают сходные желания: жить в мире, иметь кров, пищу, семью, любовь, уважение, здоровье, друзей, работу, досуг и возможность воздействовать на те факторы, от которых зависит выполнение их желаний. Дж. С. Милль, английский философ, экономист и общественный деятель второй половины XIX в., считает, что принцип, сочетающий в себе «и всеобъемлющую истину, и общие предпосылки, лежащие в основе того, что касается человеческих взаимоотношений, заключается в том, что права и интересы каждой личности уважаются лишь в том случае, если эта личность сама способна и по обыкновению склонна защищать их... Человек может чувствовать себя в безопасности от зла, которое может быть причинено ему другими людьми, лишь в той степени, в какой он наделен способностью самозащиты и как он эту способность осуществляет». Мы можем защитить наши права и интересы от произвола правительства или тех, кто влияет на него и направляет его действия, продолжает Милль, только в том случае, если мы будем в полной мере определять поведение этого правительства. Следовательно, делает он вывод, «...нет ничего более желательного, чем допуск всех граждан к участию в системе верховной государственной власти». Это и есть демократическое правление. Милль был совершенно прав, даже являясь частью электората демократического государства, мы не можем быть вполне уверены, что наши интересы будут соответствующим образом защищены, но зато, если мы исключены из сообщества избирателей, можно не сомневаться, что нашими интересами пренебрегут, они будут серьезно ущемлены или откровенно попраны.

Следует учитывать, что само по себе установление демократического механизма политического управления представляет собой своего рода двойственный естественный отбор (по

Ч. Дарвину), в котором побеждают убежденные демократы, если общество действительно развивается по демократическому пути, или скрытые демократы, если общество уже устало от реформ и явно проявляет ностальгию по прежним временам. Следует также учитывать, что политика не сводится к соперничеству в борьбе за кабинеты. Это прежде всего процесс улаживания конфликтов между различными группами людей — тех конфликтов, которые возникают в результате столкновения интересов, и тех, которые являются следствием неуверенности в завтрашнем дне.

Демократия, подразумевающая постоянную практику многосторонних дебатов, использует среди прочего метод проб и ошибок и опыт коллективного самообучения. Первый большой компромисс, в результате которого рождается демократия, сам по себе становится (в том случае, если демократия выживает) доказательством эффективности принципа согласований и взаимных уступок. Первый успех может, таким образом, подтолкнуть соперничающие политические силы и их лидеров к решению других важных вопросов посредством демократических процедур.

Переход к демократии требует от части политиков и рядовых граждан единства в определенных установках. При этом среди остальных не исключаются расхождения, которые становятся заметными в решающей стадии, когда лидеры заняты поиском компромисса, а их сторонники все еще продолжают отстаивать прежние радикальные лозунги. Еще более заметными они становятся на стадии адаптации, когда начинаются процессы трех типов: 1. Как политики, так и рядовые граждане, обогатившиеся опытом решения определенных проблем, начинают использовать вновь разработанные механизмы, чтобы с их помощью решать новые проблемы. Доверие к этим механизмам будет расти быстрее, если в первые десятилетия нового режима к реальному ведению дел будет привлечено как можно большее число политических сил — либо через разного рода коалиции, либо через правительственные и оппозиционные структуры. 2. Опыт работы в ус ловиях демократии и возможность привлечения новых сторонников убеждает политиков в правильности демократической практики и способствует укреплению демократических взглядов. 3.

Население в целом получает возможность встраиваться в деятельность складывающихся структур путем установления через партийные организации эффективно работающих связей между столичными политиками и массовым провинциальным электоратом. Эти партийные организации могут быть прямыми наследниками тех, кто действовал во время подготовительной, то есть конфликтной стадии демократических перемен, а расширение избирательных прав, достигнутое в итоге демократических решений, может предоставить им более широкое поле для деятельности.

В число основных составляющих модели демократии входят также социальные обстоятельства и психологические мотивации, которыми они могут быть обусловлены. Так, в модели учитываются характеристики, которые рассматриваются как необходимые условия для демократии: высокий уровень экономического и социального развития или достижение прочного консенсуса по принципиальным вопросам. Экономический рост может стать одним из тех факторов, которые порождают напряжение, характерное для подготовительной или конфликтной стадии, однако оно может быть обусловлено и другими факторами. Что касается повышения уровня социального развития, и в первую очередь систем всеобщего образования и социального обеспечения, то оно скорее является уже результатом демократизации.

Консенсус по принципиальным вопросам на переходной стадии представляется условием скорее нежелательным. Люди, не находящиеся в конфликте по поводу этих вопросов, вряд ли будут заинтересованы в том, чтобы разрабатывать тщательно продуманные демократические процедуры для решения спорных вопросов. Разработка таких процедур по всей логике процесса происходит на переходной, а не на подготовительной стадии. В представленной модели различные аспекты консенсуса рассматриваются не как статичные предпосылки, а как активные элементы процесса.

Основы демократии — не абсолютный консенсус, а зыбкий баланс между принудительным единообразием (которое может вести к своего рода тирании) и непримиримой враждебностью (которая чревата расколом и гражданской войной). В процессе зарождения демократии тот элемент, который можно назвать консенсусом, должен присутствовать по крайней мере трижды. Во-первых, должно присутствовать априорное чувство общности, желательно такой общности, которая воспринимается как неоспоримая данность, а не является результатом «осознанного» соглашения. Во-вторых, должно иметь место сознательное одобрение демократических правил, причем воспринимаемых не как объект веры, а как функциональный механизм, используемый вначале по необходимости, а затем — в силу привычки. И, наконец, в-третьих, само использование этого механизма должно шаг за шагом расширять сферу согласия — по мере того, как демократия охватывает все более широкие слои населения.

Однако новые проблемы всегда будут возникать, и новые конфликты будут ставить под угрозу уже достигнутые соглашения. Характерными признаками демократии становятся предвыборная риторика, отбор кандидатов, фракционная парламентская борьба, вотумы доверия и недоверия, то есть множество способов отражения конфликтов и их последующего разрешения. Сущность демократии — в регулярной практике разногласий и примирений по постоянно меняющейся расстановки сил. Лидеры тоталитаризма, прежде чем перейти к решению других проблем.

должны силой навязать единодушие по важнейшим принципам и процедурам. Демократия же, напротив, представляет собой такую форму правления, когда власть может осуществляться даже при несогласии с ней почти половины управляемых.

Представленная здесь модель позволяет сделать три общих вывода. Во-первых, очевидно, что для становления демократии требуются определенные предпосылки: необходимо ощущение национального единства; должен существовать серьезный и затяжной конфликт; должно иметь место сознательное одобрение демократических правил игры. И, наконец, как политики, так и электорат должны научиться жить по этим правилам.

Во-вторых, все эти предпосылки должны появляться в свое время. Каждая задача имеет свою логику и требует своих действующих лиц — административную структуру или группу национальной интеллигенции для целей объединения; массовое движение угнетенных классов под возможным руководством диссидентов из господствующего класса для стадии подготовительной борьбы; узкий круг политических лидеров, способных к переговорам и к достижению компромисса, для формулировки демократических правил; широкий круг организаторов — со своими организациями — для целей адаптации. Модель, таким образом, не предполагает поиска «функциональных характеристик» демократии: в подобной постановке все задачи сваливаются в одну кучу, отчего процесс демократизации превращается в абсолютно невыполнимую работу. Аргументация в данном случае аналогична той, что используется сторонниками теории сбалансированного экономического роста, которые не отрицают того, что переход от примитивной экономической структуры к зрелому индустриальному обществу подразумевает перемены на всех направлениях: рост квалификации рабочей силы, накопление капитала, изменение системы распределения структуры потребления, денежной системы и т. д. Однако они настаивают на том, что страна, которая предпримет попытку решить все эти задачи сразу, вскоре окажется полностью парализованной, ведь самое устойчивое положение достигается в результате стагнации. По их мнению, необходимо найти такую структуру взаимосвязи между этими задачами, которая могла бы выстроить их в надлежащей последовательности.

В-третьих, предлагается подобная последовательность: от национального единства как фонового условия — через борьбу, компромисс и адаптацию — к демократии.

Правильность именно такой последовательности может быть показана на примере динамики процесса демократизации в России после 1995 г. Переход к демократии осуществлялся при отсутствии какого-либо масштабного конфликта между основными социальными группами или между их элитами. Однако после 1998 г. события стали развиваться в правильной последовательности. Кризис 1998-1999 гг. выявил наличие политического и социального конфликта, и впервые широкий спектр социальных и экономических проблем стал обсуждаться публично. Конфликт разворачивался между деструктивной оппозицией в лице КПРФ, с одной стороны, и представителями демократического большинства в лице «Единой России», с другой, и компромисс между ними сделал возможным возобновление демократического процесса с 2004 г. уже на более стабильной основе.

Одновременно произошла первая смена правительства, обусловленная появлением нового электорального большинства, однако в дальнейшем наблюдалось частичное возвращение к авторитарной практике из-за необходимости усиления противодействия международному терроризму.

Рассматривая процесс становления демократии в России, следует отметить особенности формирования ее демократической оппозиции, в конечном счете повлиявшие на характер ее взаимоотношений с новой властью. Сама демократическая оппозиция в России существенно отличается от оппозиционных сил, участвовавших в демократических преобразованиях других стран. Демократическая оппозиция начала перестройки, так же как оппозиционные движения в восточноевропейских странах и узкоинтеллигентское движение диссидентов 1960-1970-х гг., практически полностью раздавленного в брежневский период, была порождена не гражданским обществом, а государством, то есть возникла внутри самой советской системы, причем усилиями наиболее дальновидного ее сегмента, который к середине 80-х гг. пришел к выводу о необходимости либерализации ради сохранения основ системы. Поэтому социально-психологическую основу демократического движения, родившегося в благодатной атмосфере перестройки, со ставили не диссидентские традиции сопротивления режиму (как. например, в Польше или Венгрии), а в значительной мере специфический конформизм и особого рода карьерные ориентации. Это, разумеется, ни в коей степени не умаляет неоценимого вклада демократов перестроечной волны в дело российской демократизации. Однако в отличие от многих других демократических транзитов демократическая оппозиция вне режима, к которой на определенном этапе начали апеллировать ради расширения своей социальной базы реформаторы-центристы и прежде всего сам Горбачев, была порождением самой власти. То, что санкционированное сверху демократическое движение в конечном счете оказалось в реальном противостоянии с так называемыми реформаторами от власти, может быть объяснено разными причинами, и в том числе институализацией расходящихся в противоположные стороны политических полюсов в ситуации обвала политического центра.

В идеологии демократического движения и в массовом сознании идея демократии как бы изначально приобрела характер аморфной мифологемы, символизирующей обобщенный идеальный образ желанного будущего. На этой основе уже на ранних этапах развития демократического движения возник и симбиоз мифологем демократии и рынка как магического средства разрешения всех экономических проблем и достижения массового благосостояния на западном уровне, в массовом сознании этот симбиоз оказался недолговечным.

Идеализации рыночных отношений в России был положен конец разрушительными социальными последствиями первых шоковых экономических реформ. Драматический политический кризис и расстрел парламента в 1993 г. нанесли тяжелейший удар по иллюзиям в отношении демократии, дефолт августа 1998 г. окончательно разрушил мифологемы рынка и демократии в России. Все эти обстоятельства стимулировали возникновение глубокого идеологического кризиса и ценностного вакуума в массовом сознании и привели к кризису демократического движения. Но кризис этот был предопределен и другим предшествующим обстоятельством — фактическим отходом от демократического движения нового режима.

Поставив во главу угла личную харизму лидера, власть не пошла ни по одному из возможных путей осуществления демократи- ческих реформ — не выстроила эффективные институты демократии и не воссоздала систему жесткого авторитаризма, способного к эффективной политической модернизации. При этом проявились и другие специфические особенности российского демократического реформирования. К ним прежде всего относится отсутствие пакта — предварительной договоренности, «демократической сделки» по Р. Далю, между радикалами и консерваторами.

Отказавшись от компромиссов и добиваясь полной и безоговорочной победы над советским режимом, радикалы намеренно исключили возможность достижения компромиссной фазы пакта, которая в большинстве успешно осуществленных в других странах демократических реформ выполняла важную стабилизирующую функцию. Такой пакт формулировал в целом демократические правила игры, которых в дальнейшем придерживались основные политические силы. Из-за его отсутствия в России весьма значительный сегмент общества на долгое время, вплоть до выборов в декабре 1993 г., легализовавших оппозицию, оказался искусственно выключенным из демократического процесса. И в то же время его отсутствие ни в коей мере на помешало представителям второго и третьего эшелонов «советской номенклатуры» успешно и безболезненно встроиться в новую властно-собственническую систему.

Сегодня есть основания говорить формально, что в каких-то элементах этот пакт de facto все же практически состоялся, но в специфической форме — в признании российскими общенациональными политическими силами формальной процедуры выборов как единственно приемлемого способа легитимизации власти. Однако в отличие от логики классических демократических транзитов этот пакт явился не фазой, предваряющей демократизацию авторитарного режима, а этапом уже посткоммунистиче- ской трансформации, когда новый правящий класс фактически уже возник, когда правящие группировки в достаточной мере «притерлись» друг к другу, нашли «общий язык», определили свои интересы и зоны их пересечения и договорились о «правилах игры», причем за счет подавляющей массы населения страны. В результате возникшего de facto и пусть даже ограниченного соглашения между наиболее влиятельными элитными группами разрыв между властью и обществом не только не сокращается, а лишь углубляется, само же общество остается за бортом реальной политики, так как его контролирующие власть функции сведены к нулю.

Не менее важным обстоятельством явилось и отсутствие первых «учредительных» выборов, которые позволили бы создать новый баланс политических и общественных сил. Полагаясь на свою харизму «общенародного лидера» и пользуясь в начале 90-х гг. всеобщей поддержкой и поэтому не нуждаясь в дополнительной лигитимизации, первый российский президент вполне сознательно проигнорировал следующую фазу классической модели успешного демократического транзита — отказался от проведения первых свободных «учредительных» выборов, которые могли бы заложить фундамент легитимной власти и способствовать постепенному развитию многопартийности в стране. Причем он отказался от этих первых свободных выборов тогда, когда согласно и общей логике демократизации, и конкретной ситуации, сложившейся в России после победы над «путчистами», у радикальных демократов были наилучшие шансы сформировать убедительное большинство в парламенте и, опираясь на его поддержку, начать радикальные экономические и политические реформы.

Важным фактором начальной стадии демократизации в России явилось и то обстоятельство, что демократическая оппозиция начала перестройки представляла собой, как уже говорилось, продукт коммунистического реформизма и была связана с советской системой множественными узами.

Современный общественный экономический процесс в российском обществе во многом стимулирует развитие демократии, однако необходимо помнить, что демократические идеи в России не имеют глубоких корней. В силу этого пока что демократия в России почти всецело опирается на заимствованные чисто западные идеи без необходимой разработки своих собственных, в том числе своей «национальной идеи». Таким образом, современная Россия наряду с послевоенными Германией и Японией может оказаться страной с искусственной, «имплантированной» демократией, вследствие чего велика вероятность серьезных внутренних потрясений и вырождения ее в поверхностную, чисто номинальную категорию. Сегодня перед Россией стоит историческая задача: путем эволюционных преобразований перейти к органичному демократическому развитию со своими национальными чертами. Очевидно, что модель этого развития не будет в полной мере ни западной — либеральной, ни восточной — корпоративно-патерналистской. В то же время она будет отчасти и той и другой. Иными словами, она будет евроазиатской, синтетической, разносторонней, учитывающей самое главное — условия и требования постиндустриализации.

Два десятилетия назад многим в России казалось, что принципы демократии способны воцариться за одну ночь, если для этого будут созданы политические предпосылки. История показала всю тщетность этих надежд. Путь утверждения демократии — это неизмеримо длительный процесс обретения свободы, он полон множества препятствий, как внутренних, так и внешних. А. Токвиль в связи с этим отмечал, что «люди не могут пользоваться политической свободой, не оплачивая ее какими- либо жертвами, и они никогда не овладевают ею без больших усилий"5.

Тем не менее в настоящее время можно утверждать, что существующий в России режим вне всякого сомнения является демократией со своими специфическими особенностями, демократией управляемой, суверенной, консервативной, каждая из которых в тот или иной период выходит на первый план. Она не выражает и пока не может выражать интересов большинства населения, как это происходит в условиях западной демократии. Но это — демократия. Она молодая, незрелая, несовершенная, неопытная, но это все-таки демократия, пусть даже она в самом начале пути, носит формальный характер, и в этом плане есть над чем работать. Важнейшее ее достижение — она дала свободу — самое главное условие демократического развития общества, но без главной основы демократии — гражданского общества, являющегося гарантом демократии вообще.

Для более полного осознания путей перехода к демократической политической системе, соответствующей международно признанным стандартам, можно проанализировать опыт других устоявшихся демократий, например японской. Представляется, что период демократических перемен в Японии в последней трети позапрошлого века — первой трети века прошлого чем-то напоминает нашу историю. Как в то время японцы, так и россияне сейчас, получили представление о западной демократии, познали на себе ее положительные и отрицательные стороны, а также преимущества нормального функционирования демократических институтов. Страны вступили на новый цивилизационный виток. Политический опыт, общественная и политическая мысль периода экономической модернизации и последовавшей за ней демократизации стали тем фундаментом, на котором строилась японская демократия после Второй мировой войны и осуществляется российская демократизация в настоящее время.

Если говорить о других путях демократизации, то С. Хантингтон, например, выделяет три модели перехода от авторитаризма к демократии73. Классическая линейная модель (Великобритания, Швеция) подразумевает постепенное ограничение монархической власти, расширение прав граждан и парламента; вначале подданные получают гражданские (личные) права, затем права политические и значительно позднее социальные. Постепенно ограничиваются и устраняются избирательные цензы. Парламент становится высшей законодательной властью и контролирует правительство.

Циклическая модель (некоторые страны Латинской Америки, Азии и Африки) предполагает чередование демократических и авторитарных форм правления при формально позитивном отношении к демократии политической элиты. В этом случае избранные народом правители либо свергаются военными, либо сами узурпируют власть, опасаясь потерять ее при столкновении с растущей непопулярностью и сильным противостоянием оппозиции. Указанная модель свидетельствует о недостаточной зрелости демократии в господствующей политической культуре.

Диалектическая модель (Испания, Португалия, Греция), как и циклическая модель, характеризуется нестабильностью переходных политических режимов, но здесь переход к демократии осу ществляется под влиянием уже созревших для нее внутренних предпосылок — индустриализации, формирования многочисленного среднего класса, высокого образовательного уровня граждан, рационализации и индивидуализации массового сознания и т. д. Концентрация этих и других факторов приводит к быстрому краху авторитарных режимов. В результате постепенно (после череды смен) устанавливается стабильная жизнеспособная демократия.

Обобщенная логика перехода к демократии могла бы основываться на этих моделях, различие между которыми состоит в наличии или отсутствии консенсуса между реформаторами и умеренными сторонниками старой системы. Можно также привести как пример кооперативную и конкурентную модели. Первая обладает потенциалом демократизма и предполагает постепенную и последовательную либерализацию политического режима; аккуратный и контролируемый демонтаж ряда изживших себя институтов прежней системы при разумном воспроизведении сохранивших право на жизнь старых и конституировании новых демократических институтов; ресоциализацию населения.

Конкурентная модель включает всеобщую либерализацию; демонтаж прежней недемократической системы; внедрение новых демократических институтов любой ценой, нередко вопреки сопротивлению как сверху, так и снизу. Подобная модель трансформации отличается ускоренной и часто поверхностной либерализацией и быстрым проведением демократических выборов, в результате которых старая элита отстраняется от власти. Вследствие непрочности новых политических институтов вероятны попытки реставрации недемократического режима.

Для долговременной стабильности и легитимности демократического режима очень важен период консолидации демократии, то есть адаптации общества к новому политическому механизму. На этом этапе возникает проблема «перехода лояльности». Следует учитывать, что демократические механизмы начинают действовать не в вакууме, а в обществе, где сохранились прежние группы интересов и люди, приверженные авторитаризму или просто удовлетворенные тем, как защищались их интересы старыми структурами. Перед демократией встает проблема учета этих интересов в процессе замены авторитарных структур.

Она фокусируется в «дилемме палача» (как поступить с лидерами авторитарного режима?) и «проблеме преторианства» (здесь решение достигается уменьшением вмешательства военных в политику путем создания профессиональной армии, для того чтобы избежать военных переворотов). Не менее важна и проблема обеспечения лояльности со стороны политической оппозиции.

Актуален также вопрос о легитимации нового режима на уровне масс, во многом зависящий от эффективности действий демократического правительства. «Революция растущих ожиданий» ставит правительство в жесткие временные рамки — оно должно доказать свою эффективность до того, как наступит массовое разочарование в новом режиме.

Следует подчеркнуть, что окончательно демократия «созреет» только через одно-два поколения, когда существенно изменится политическая культура и приверженность демократическому способу урегулирования конфликтов приобретет силу традиции. Попытка проведения реформ без учета исторических предпосылок, существующей социально-экономической структуры, степени плюрализма субкультур, политической культуры ведет к дискредитации правительства и затрудняет легитимацию демократии.

Обеспечение лЬяльности демократии основных групп интересов и возникновение лояльной политической оппозиции позволяют «запустить» демократический механизм, созданный на этапе установления демократии, наполняют реальным содержанием деятельность институтов демократии. Таким образом, преодолевается институциональный кризис, который был одной из основных причин начала крушения авторитаризма. Легитимация нового режима позволяет восстановить эффективность политической системы и долговременную политическую стабильность. Переходный период от авторитаризма к демократии завершается.

Какой путь демократизации получится у России, трудно предсказать. Если страна выйдет на общее евроатлантическое пространство, то это принесет с собой изменения в предпринимательском климате, введет реальный механизм экономической и, как следствие, политической конкуренции, даст мощный толчок развитию таких западных институтов, как саморегулирование, местное самоуправление, а также обусловит не только откры тость в отношениях с западными партнерами, но и переход к открытости в своей собственной стране.

Вопросы по теме: 1.

Назовите основные формы демократии. В чем их сходство и различия? 2.

Каковы современные типы демократии? 3.

Какие стадии проходит демократический процесс в России? 4.

Какова российская специфика осуществления демократии? 5.

Каковы взгляды Дж. С. Милля, А. де Токвиля, Р. Даля на модели демократии?

Литература

Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993.

Даль Р. О демократии. М., 1998.

Смирное Г. Н., Бурсов А. В. и др. Политология: Учебник. М., 2008.

Токвилъ А. де. Демократия в Америке. М., 1992.

Хантингтон С. Третья волна: Демократия на исходе века. М., 2003.