СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ

За последние годы наука, изучающая социальную мобильность, сделала большой шаг вперед. Вместе с тем социальная мобильность остается для статистиков явлением очень сложным и трудно поддающимся анализу.

Сначала можно изучить внутригенерационную мобильность, то есть социально-профессиональную карьеру индивидов, которую они проходят в течение своей жизни. Есть профессии, предполагающие постоянный рост в карьере: так обстоит дело с функционерами, в частности с офицерами, которые выходят из стен военного училища с одной нашивкой на рукаве, а при завершении офицерской карьеры чаще всего имеют пять таких нашивок; удачливые генералы уходят в отставку с двумя, а то и с тремя звездами на погонах, некоторые получают четвертую, а пять звезд — большая редкость. Положение представителей других профессий остается стабильным в течение всей их жизни: нотариусы, врачи, ремесленники открывают мастерские кабинеты или ателье, где и принимают в течение всей своей жизни клиентов; они могут преуспеть в большей или меньшей степени, но не могут сделать карьеры. То же относится и к большей части рабочих; управленцы, в отличие от них, карьеру делают; эта же черта характерна для кадров, которым предприятия предлагают перспективы по карьере. Сегодня много внимания уделяется организации производста таким образом, чтобы и у рабочих появились перспективы карьерного роста, поскольку модель карьерного роста стала доминирующей с того момента, как доля наемных работников превысила 85% от всего работающего населения страны; пятьдесят лет назад наиболее распространенной была модель стабильного положения.
В течение своей жизни индивиды могут менять профессию или сферу деятельности: такое явление называется профессиональной мобильностью. За экономическим ростом следуют преобразования в структуре профессий, из-за чего многие люди вынуждены менять род занятий. Такая профессиональная мобильность была очень высокой в пятидесятые и особенно в шестидесятые годы. Начиная с 1975 года она значительно снизилась, как это показано на схемах:

Основные направления потоков мобильности в течение года
между различными секторами экономики — для мужчин в 1969 и в 1983 гг.

В 1969— 1970 годах основные направления потоков мобильности шли от сельского хозяйства в сектор строительства и общественных работ и в промышленный сектор. В 1983 году мобильность была намного ниже, и массовый исход населения из сельскохозяйственного сектора прекратился. Для сферы обслуживания характерным направлением мобильности является движение от свободных профессий в частный и общественный сектор.
Такая глобальная трансформация социальной структуры механически влечет за собой оживление социальной мобильности, называемой “структурной” Данный вид мобильности может быть проанализирован лишь на отрезке в несколько десятилетий при сравнении профессиональной принадлежности молодого поколения и поколения отцов. Нельзя проводить такое же сравнение для женской части населения, поскольку прежде многие женщины не имели профессий, а крестьянки учитывались как “активные”: уровень женской занятости понижался до 1968 года (28%), а затем стал расти. В данном случае речь идет о межгенерационной мобильности: чтобы не учитывать межгенерационную мобильность, прибегают к сравнению мужчин, которым сегодня от 40 до 59 лет, с их отцами, когда они были в том же возрасте: то есть с профессиональной принадлежностью отцов в период, когда сыновья только начинали свою профессиональную карьеру
В 1946 году во Франции работники сельского хозяйства составляли 33%, в то время как сегодня их не более 6%. Понятия (управленческих) кадров вообще не существовало: соответствующие профессиональные позиции составляли лишь 6% от всего активного населения, а сегодня — 20%. Поэтому невозможно допустить, чтобы дети всех тех, что в 1946 году были заняты в сельском хозяйстве, пошли бы по стопам своих родителей, и, выражаясь терминами кадровиков, невозможно, чтобы все управленцы были детьми управленцев. В результате те, что в 1985 году занимались сельским хозяйством, почти все (90%) были детьми крестьян, но при этом лишь 30% детей крестьян сохранили профессию своих родителей. Аналогично 77,5% управленцев не являются детьми управленцев (30% — дети рабочих), но 60% детей управленцев стали управленцами: рост штатов позволил “подняться” детям рабочих, по-прежнему оставляя детям управленцев позиции их отцов. Тем не менее сыновья чаще предпочитают позиции своих отцов, чем какие-либо другие. Таблица внизу
Ш

показывает, что 59,8% сыновей управленцев являются управленцами, 83,9% занимают места в трех высших категориях и только 3% — рабочие. Аналогично почти половина сыновей рабочих остаются рабочими и только 7,7% стали управленцами.
Социо-профессиональные группы сыновей в сравнении с группами отцов

Социо-профессио-	Социо-профессиоиальпая группа сыновей							Вес вместе
нальная группа
отцов	3.0	2 Л	4	2В	5	6	1
3 Управленцы	59,8	3,4	20,7	5,8	6,0	3,8	0,5	100
2А Руководители	30,6	20,2	12,3	23,2	0,7	10,0	3,2	100
предприятий 4 Профессионалы	31,8	1,1	31,3	8,8	8,8	18,0	0,1	100
среднего уровня 2В Начинающие	18,4	2,6	20,0	24,9	7,9	24,4	1,8	100
ремесленники 5. Служащие	22,8	0,8	31,7	8,9	13,9	21,5	0,3	100
6. Рабочие	7,7	0,6	22,0	9,3	10,2	48,9	1,4	100
1 Работники	5,0	0,6	12,0	8,1	6,8	33,6	33,8	100
сельского хозяй
ства
Неопределенный	6,8	0,7	17,0	9,4	12,2	52,9	1,0	100
род занятий Все вместе	15,4	1,4	20,7	11,2	9,0	33,8	8,4	100

Интерпретация данных таблицы: из 100 сыновей управленцев 59,8% стали управленцами, 3,4% руководителями предприятий, 15,4% мужчин в возрасте от 40 до 59 лет являются управленцами.
Источники: INSEE, опрос “Профессиональное образование- квалификация” 1985.
На примере данной таблицы можно проследить тенденцию к снижению и прекращению социальной мобильности по диагонали. Мы видим, что эта мобильность особенно незначительна на крайних позициях социальной иерархии. Иначе говоря, существует эффект “потолка” и эффект “пола”, а на уровне средних категорий мобильность выглядит намного более активной. Сыновья представителей профессий среднего уровня (переходных профессий) в том же количестве становятся управленцами, в каком сохраняют профессиональную принадлежность отцов; сыновья служащих имеют большие возможности для мобильности, а именно для восхождения по ступеням социальной пирамиды до уровня управленцев; для двух этих категорий также высоки шансы спуститься по ступеням пирамиды вниз, поскольку 18% первых и 21,5% вторых оказываются среди рабочих.
Подобная таблица, так называемый график мобильности, может быть выстроена различными способами. Данная нацелена на определение судьбы как жизненного удела: она показывает, кем становятся дети представителей изучаемых социальных категорий. Аналогичные таблицы могут быть нацелены на определение происхождения или динамики кадров: они покажут, например, кем в профессиональном плане были отцы нынешних управленцев высшего звена или отцы нынешних ремесленников. Сравнение данных, выводимых на полях (в нашем случае — в нижней строке), показывает противоречия, причиной которых является трансформация глобальной структуры общества, на основании чего мы делаем выводы о структурной мобильности. Анализ самих таблиц позволяет проследить всю динамику мобильности, иначе говоря — общую (тотальную) мобильность. Разницу между структурной мобильностью и мобильностью тотальной будет составлять “чистая мобильность”, иначе говоря, прирост мобильности, который, однако, не является механическим следствием трансформации общества. Можно воспроизвести модель такого общества, где мобильность была бы тотальной, если бы позиция сыновей не имела никакой связи с позицией отцов. Затем, сравнивая фактические цифры с теоретическими, можно рассчитать показатели отсутствия мобильности (неподвижности)
Клод Тело показал, что в шестидесятые годы тотальная мобильность была очень сильной и выросла “чистая” мобильность. Выражаясь другими словами, Франция пережила период интенсивной мобильности, связанной как с социально-демографической модернизацией, так и с “размягчением” прежде более жестких рамок социальных структур, что позволило индивидам быть более мобильными. Он показал также, что, если французское общество и стало мобильнее, основные пути (каналы), используемые мобильными потоками, существенно не изменились.

Социальные траектории индивидов по-прежнему относительно короткие: сыновья не удаляются на значительные расстояния от позиций своих отцов, невелико число тех, что совершают восхождение к социальным высотам, особенно редки случаи такого восхождения для представителей нижних уровней социальной пирамиды. Переходные социальные категории проявляют большую подвижность (текучесть): сыновья представителей профессий переходного уровня и сыновья служащих имеют хорошие шансы стать управленцами (31,8% и 22,8% соответственно) при почти ничтожной вероятности того, что они станут рабочими (18% и 21,5%). У детей педагогов наибольшие шансы взойти на самый верх по ступеням социальной пирамиды.
Колея родового (профессионального) прошлого уводит еще дальше. Анализ позиций дедов выявляет следующее генеалогическое явление: у сыновей управленцев, ставших рабочими, часто кто- то из дедов был рабочим. Матери также оказывают влияние на позицию своих детей: сын высококвалифицированного управленца имеет 80% шансов получить диплом бакалавра, если у его матери есть университетское образование, и лишь 64% — если она в университете не училась. Наконец, мобильность по линии тесть/ зять несколько более заметна, чем мобильность по линии отец/ сын; это лишний раз показывает, что женитьба также играет роль в динамике мобильности, как уже было сказано в восьмой главе.
В отдельных странах может быть сильная восходящая мобильность и слабая нисходящая, или наоборот. Например, ситуация во Франции отмечена сильной восходящей мобильностью и слабой нисходящей по сравнению с Соединенными Штатами. Если мы сравним, как происходит в разных странах движение из сферы представителей ручного труда или средних классов в направлении “элиты” иначе говоря, движение с наиболее полной амплитудой, национальные различия приобретут более четкие очертания (“Changement”, гл. 6).
Если учитывать только названные вариации, то материалы исследований, которыми мы располагаем, не показывают значительных различий между индустриальными странами. Более того, они не выявляют четких связей между уровнем развития и степенью мобильности: другими словами, достаточно стране встать на путь индустриализации, и экономическое развитие больше не вызывает роста мобильности. Этот неожиданный результат, идущий вразрез с общепринятыми представлениями, был многократно перепроверен: заключения, которые можно сделать на основании проверок, перед нами. Повторим только, что мобильность в индустриальных странах намного сильнее, чем в других.
Этот результат тем более удивляет, что стремительному и массовому развитию системы образования во всех индустриальных странах в немалой степени способствовало откровенное стремление усилить мобильность и уравнять шансы детей, выходцев из всех слоев общества, на получение самых высоких постов. Идеология экономического роста замешана на идее, согласно которой в силу увеличения числа постов, требующих высокого уровня компетентности (то есть высокого уровня образования), было просто необходимо “приступить к поискам одаренных людей во всех слоях общества”; как следствие, достигалась гармония между социальной справедливостью и экономическими императивами. В то же время исследования, проводившиеся в Соединенных Штатах и в странах Скандинавии, привели американского социолога Андерсона к довольно неожиданному и с первого взгляда парадоксальному заключению: в индустриализованных обществах уровень образования существенно не влияет на мобильность. Увеличивает ли уровень образования шансы восхождения сына на более высокий уровень социальной пирамиды по отношению к отцу? Казалось бы, ответ “да” на этот вопрос должен быть очевидным, но данные, полученные в ходе анкетирования, склоняют наблюдателей к отрицательному ответу.
Парадокс Андерсона послужил Р. Будону отправной точкой для того, чтобы попытаться объяснить внешнее противоречие, которое выявляется в ходе исследований на материале индустриальных обществ: при значительных изменениях в образовательных системах наблюдаются незначительные изменения в социальной мобильности с течением времени и в разных странах. Р Будон использовал одновременно системный анализ и имитацию на основе рассчитанных моделей, поэтому его работу нельзя просто резюмировать, а следует читать целиком как методическую модель (см. гл. 6). Мы ограничимся тем, что изложим лишь основные выводы Будона: Неравенство шансов на получение высокого уровня образования обусловлено главным образом самой социальной стратификацией. Различия в уровне культурного образования детей, которое наследуется по принципу семейной преемственности, лишь частично объясняют существующее неравноправие перед выбором школы. (В этом пункте Будон вступает в полемику с Бурдьё и Пассероном — см. гл. 1). Для большинства индустриальных обществ констатируется медленное понижение степени неравенства шансов на получение образования, и это не связано ни с преобразованиями в рамках образовательных систем, ни со смягчением социальных неравенств (что, впрочем, ничем не доказывается), а зависит от общего роста спроса на образование. Другими словами, уменьшение неравенства между детьми связано только с трансформацией в системе социальной иерархии, но не с реформами образования. Увеличение спроса на образование и, как следствие, увеличение числа учащихся приводит к тому, что дети из социальных низов получают большие шансы на то, чтобы дойти до верхних образовательных ступеней, но интенсивность такого роста шансов не выходит за рамки средних показателей. Все эти явления связаны с преобразованиями в социальной структуре (перераспределением имеющихся социальных позиций) и в школьной структуре (перераспределением индивидов по различным школьным уровням): если динамика первого типа преобразований отстает от второго, дети с более высоким уровнем подготовки, чем у их отцов, не могут добиться более высокого социального статуса, и выгоды, извлекаемые детьми средних и низших классов из процесса демократизации системы образования, частично оказываются иллюзорными, то есть надежды не оправдываются из-за общего увеличения числа учащихся (см. гл. 6). Относительная стагнация процессов социальной мобильности даже при все усиливающихся темпах изменений в обществе объясняется, таким образом, “механически” — комбинационной игрой социальной и школьной структур, но не “репродукцией” общества или волей “класса” к власти. Мобильность с маленькой амплитудой встречается чаще, чем мобильность с большой амплитудой, и анализ данных по первому типу мобильности выявляет, во всех странах, существование трех групп социальных категорий, причем внутри них межгенерационная циркуляция (восходящая и нисходящая) достаточно интенсивна, а между ними — малозначительна. Это
наблюдение не дает оснований утверждать тем не менее, что индустриальные общества включают три “социальных класса”
Как было сказано выше, исследования стратификации и мобильности не могут ответить на вопросы, возникающие в отношении социальных классов: понятие социального класса, в марксистском смысле, никогда не переводилось в оперативных терминах; никогда не удавалось обнаружить признаки, позволяющие ввести это понятие в опросные листы. Жорж Гурвич[67] попытался дать определение (которое сам считал “эмпирическим”) социальных классов: он определил их как очень крупные группировки, дистанцированные друг от друга, открытые, над функциональные (или, в более простых терминах, не определяемые какой бы то ни было функцией из существующих в обществе, в том числе функцией экономической) и не поддающиеся проникновению глобального общества. Поражает исключительная формальность этого определения. Оно описывает некоторый объект; Маркс, теоретик классовой борьбы, не претендовал на описание своего объекта, но выводил идеальный тип и абстрактную модель макросоциальных отношений: он был структуралистом (еще до того, как структурализм стал направлением методологии), идентифицируя элементы модели отношениями, в которые они вступают (борьба), и ничем иным более. Неопределенность этих разнообразных видов исторического анализа показывает, что класс был для Маркса абстрактным концептом, для которого он подыскивал вариант исторической инкарнации (воплощения), но так его и не нашел. Все марксисты, претендующие в определенные исторические моменты на то, чтобы предметно выделить социальную реальность, называемую классом, совершают методологическую ошибку, которая служит очередным упреком в адрес их учителя, более тонкого теоретика, чем они, его последователи. Таким образом, подтверждается истина о том, что строгость метода ослабляет идеологическую значимость главного тезиса.
Подобным образом социологи-эмпиристы, вычисляющие уровни пирамиды, параметры и признаки мобильности общества, встают на ложный путь, когда хотят произвести его классовый
анализ. Ллойд Уарнер исследовал один за другим многие американские города и повсюду “открывал” шесть классов: высший- высший, высший-низший, средний-высший, средний-низший, низ- ший-высший, низший-низший. Это простое перечисление сводится к схеме из трех категорий, каждая из которых, в свою очередь, делится пополам, что говорит об упрощенной логике исследователя, о логике, следуя которой он уподобляется своим опрашиваемым. Данная схема, какой бы упрощенной она ни казалась, позволила Ллойду Уарнеру описать социальную иерархизацию американских городов и игру отдельных противостояний в борьбе за престиж и за власть, а также заставить своих сограждан осознать тот факт, что они живут в чрезвычайно стратифицированном обществе. Но когда он употребляет термин “класс”, то имеет в виду, конечно, страт, а не класс в марксистском смысле этого слова[68]

Логически эти два приема несовместимы: нельзя требовать от второго ответов на вопросы первого. Анализ в соответствии с подходом, базирующимся на понятиях стратификации и мобильности, не может приблизить к идентификации противоборствующих классов. Но при анализе конкретного исторического общества эти два приема оказываются абсолютно совместимыми; они помогают друг другу раскрываться. В XIX в., когда большая часть населения была представлена крестьянством и противоборство между буржуазией и пролетариатом практически исключало возможность любого взаимоперехода, исследования мобильности могли иметь только неполный, хаотический характер. Сегодня, наоборот, когда заметно увеличилось число переходных слоев и приобрели более четкие очертания траектории мобильности, исследования стратификации и типов мобильности очень уместны для нашего общества и есть все основания спросить: не утратил ли анализ, базирующийся на классовом подходе, той актуальности, которая характеризовала его в прошлом веке?

<< | >>

↑

Источник: Мендра А.. Основы социологии: Учебное пособие для вузов.. 1998

Еще по теме СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ:

- Cоциология семьи - Антропология. Этнография - Гендерная социология - Демография - Домоведение - История социологии - Методы сбора и анализа социологических данных - Общая социология - Первоисточники по социологии - Политическая социология - Социальная безопасность - Социальная работа - Социальная структура и стратификация - Социально-территориальные общности - Социоинженерная деятельность - Социологические работы - Социология культуры - Социология личности - Социология общественного мнения - Социология права - Социология управления - Экономическая социология - Этносоциология -