Мир, на который направлено интенциональное сознание, Гуссерль называет «жизненным миром». К жизненному миру принадлежим все мы в нашей донаучной естественной установке; он является основой всех значений для всех наук, а также для феноменологии.
Таким образом, жизненный мир — это наша непосредственная «интуитивная среда», где, по словам Шюца, «мы, как человеческие существа среди себе подобных, переживаем культуру и общество, определенным образом относимся к окружающим нас объектам, воздействуем на них и сами находимся под их воздействием» [189, III, р. 116]. Кроме того, жизненный мир рассматривается Гуссерлем как «интерсубъективный» мир, и именно в понятии интерсубъективности кристаллизуются возможности более тесного союза между феноменологией и социологией Хотя сам Гуссерль несколько неопределенно высказывался о роли понятий жизненного мира и интерсубъективности в своем творчестве, придавая им главное значение лишь в поздних своих работах, в трудах Альфреда- Шюца они, несомненно, занимают центральное место. Именно Ш/оц показал значение феноменологии для социологии. Понятие ннтерсубъективности раздвинуло границы феноменологической критики и обеспечило основу для ее применения ко всем наукам о человеке. Термин «интерсубъективный» используется для описания некоторых аспектов взаимной связи людей как существ жизненного мира. Интерсубъективность указывает на внутренне присущую сознанию социальность и на то, что мир переживается человеком как общий для него и других. Анализ ннтерсубъективности у Шюца проясняет ее отношение к социологии, ибо исследование различных измерений интерсубъективности приводит к выявлению некоторых фундаментальных черт социальности. Основная форма интерсубъективности описывается Шюцем при помощи тезиса о «взаимности перспектив», предполагающего наличие двух идеализаций [189, I, р. 315—3/16]. Эти идеализации представляют собой принимаемые как нечто само собой разумеющееся «правила» социальной жизни. Первое из них — правило «взаимозаменяемости точек зрения», следуя которому каждый из нас принимает на веру следующий факт: «Я и любой другой человек будем одинаково воспринимать наш общий мир, если мы поменяемся местами так, чтобы мое «Здесь» превратилось в его, а его «Здесь» — которое для меня сейчас «Там» — в мое» (р. 316). Мы полагаем, что в случае подобной трансформации мест наши способы переживания мира окажутся идентичными. Второй идеализацией является правило «совпадения систем релевантностей». Я и любой другой человек принимаем на веру тот факт, что, несмотря на уникальность наших биографических ситуаций, различие используемых нами систем критериев значимости «несущественно с точки зрения наличных целей». Мы оба считаем, по словам Шюца, что 1«Я и он, то есть «мы», интерпретируем актуально или потенциально общие нам объекты, факты и события «эмпирически тождественным», то есть практически достаточно одинаковым образом» (р.
316). Еще •одно измерение интерсубъективности описывается «общим тезисом об alter ego» ', который, по мнению Шюца, сам по себе составляет «достаточное концептуальное основание .. социальных наук». Тезис об alter ego описывает некоторые аспекты восприятий одним индивидом «другого» в его «живом настоящем». Одновременность нашего восприятия друг друга в живом настоящем означает, что я в некотором смысле знаю о другом в данный момент больше, чем он знает о себе самом: «Поскольку каждый из нас переживает мысли и действия другого в живом настоящем, тогда как собственные действия и мысли он схватывает лишь как прошлое посредством рефлексии, постольку я знаю больше о другом и он знает больше обо мне, чем каждый из нас знает о своем собственном потоке сознания» [189, I, р. ‘174—1 * 5]. Подчеркивание Шюцем временного аспекта человеческого опыта служит здесь иллюстрацией того, какое важное значение придается в феноменологии проблеме времени и его отношению к сознанию !. Шюц анализирует и другие аспекты интерсубъективной природы обыденного знания, в частности вопрос о его социальном происхождении и социальном характере его распределения, о его укорененности в типичных конструкциях языка. Последний аспект является ныне предметом особого59 интереса этнометодологов. В своих комментариях к работам Гуссерля Шюц делает следующее замечание относительно внутренне присущего сознанию свойства социальности: «Мы не могли бы быть личностями не только для других, но даже и для самих себя, если бы не обнаруживали общей для нас и других людей среды, выступающей в качестве коррелята интенциональной взаимосвязи наших сознаваемых жизней. Эта общая среда формируется путем взаимного понимания, которое в свою очередь основывается на том, что субъекты взаимно мотивируют друг друга в своих духовных проявлениях •Социальность конституируется как результат коммуникативных актов, в которых «я» обращается к «другому», постигая его как личность, которая обращена к нему самому, причем оба понимают это» [189, III, р. 28—29]. Следует отметить, что феноменологический анализ интерсубъективности подтверждает, расширяет и углубляет выдвинутые Мидом положения относительно социальной природы «я». Совпадение точек зрения символического интеракционизма и феноменологии в этом' вопросе может служить основой для синтеза обеих тра диций. Ввиду их общего интереса к проблеме значения, а также несравнимо большей тонкости феноменологического подхода можно предположить, что символический .интеракционизм будет все более поглощаться феноменологической социологией.