Глава 3 Социальный контекст возникновения немецкой социологической классики
В немецкие университеты социология начала проникать примерно на два десятилетия позже, чем это случилось во Франции. И в 1860-е и в 1880-е гг. немецкие университеты оставались ареной философствования. Лишь во времена Гегеля здесь возникает значительный интерес, направленный главным образом на изучение римской истории.
Немецких историков очень интересует эпоха падения республики и образования империи. Отчасти это происходит по причинам общеполитического характера. В философский период Германия переживала события французской революции в форме абстрактного мышления, рассуждая о том, что есть возможность и что такое действительность, всякая ли действительность разумна, каково соотношение между идеей и реальностью и т.д. В новый период интересы академического сообщества изме нились. Исследовательская проблематика теперь формировалась в академической среде, предназначенной для воспроизводства благовоспитанных граждан. После поражения революции 1848 г. на арену европейской истории вступила новая политическая сила. Под эгидой Пруссии и под руководством Бисмарка произошло объединение Германии, которая сразу же после прусско-австрийской войны развязала войну с Францией. Германия одержала верх. Это укрепило влияние немецкого государства и ее военного сословия. При этом монархический строй в Германии остался без изменений. Во главе государства был Кайзер Вильгельм I, а руководил правительством Германии Бисмарк, который вошел в европейскую историю как «железный канцлер». Он правил Германией более двух десятилетий. Историк социологии J1. Козер характеризует социальный контекст развития немецкой социологической классики следующим образом: «При Бисмарке германский рейх развивался семимильными шагами. Берлин, бывший до того чем-то вроде провинциального болота, внезапно превратился в один из крупнейших городов мира. В 1848 г. его население насчитывало 400 тыс. человек, в 1914 г. оно составляло уже 4 млн. Быстрыми темпами развивались также Гамбург, Кельн, Мюнхен, Лейпциг, Франкфурт-на-Майне. В 1830 г. 80% населения Германии жило в сельской местности, к 1895 г. на селе осталось только 20%. По всей Германии учреждались промышленные компании, развивалась банковская система. Промышленность в Германии начала развиваться позднее, чем в Англии и Франции. Но уже в 70-е гг. она обогнала Францию, а к 1900 г. поравнялась и с Англией. Индустриализация Германии осуществлялась рекордными темпами. Но несмотря на триумфальное шествие германского капитализма, политическая ситуация в стране не менялась. Новые люди, представлявшие рынок, промышленность и финансы, чувствовавшие себя хозяевами, не имели никакого влияния в области политики. Армия, внешняя политика, высшие посты в системе управления контролировались юнкерским сословием и старой прусской знатью. Германия обладала капиталистической экономикой, но ее политическая система оставалась полуфеодальной»133. В 1890-е гг. престол монарха занял Вильгельм II, Бисмарк уже постарел и был отправлен в отставку, но его политика продолжалась. Теперь упор делался на внешнюю экспансию и на вооружение армии. Козер отмечает, что эта политика «представляла собой прямую угрозу старым колониальным державам, вынуждая последние объединяться против голодного нувориша, жаждавшего большей власти и требовавшего большего места под солнцем»134. В то же время наука и искусство Германии процветали. Правда, в отличие от Франции, полагает Козер, немецкие художники и интеллектуалы не интересовались ни вопросами гражданского общества, ни политикой. Они по большей мере оставались подданными государства, а не политическими активистами135. Далее Козер характеризует позиции профессуры в немецких университетах. В Германии университетские профессора пользовались большим почетом. Но сама интеллектуальная среда в этой стране резко отличалась оттого, как она сложилась во Франции и Англии. В этих странах со времен XVIII в. существовал свободный рынок идей, участниками которого были люди интеллектуальных профессий, не связанные академическими занятиями.
Эти люди выполняли функции идеологов, критических аналитиков и слепней по отношению к власть предержащим. Именно они определяли вкусы средних слоев общества, их политические и моральные позиции. В Германии было все иначе, что и служило основанием для суждений о ее политической и социальной отсталости. «Апатичный средний класс не интересовался свободным соревнованием идей. Он дисциплинированно выстраивался в очередь к университетским профессорам и выслушивал их с благоговением. Немецкие профессора имели высокий профессиональный статус и получали вполне приличное вознаграждение. В самом низу университетской иерархии находились приват-доцен- ты, которые часто не могли сводить концы с концами (often they lived near starvation level). Но профессура, занимавшая позиции руководителей кафедр, была освобождена от финансовых забот. Более того, она располагала возможностью пользоваться всеми благами жизни»136. Неудивительно, что немецкая профессура избегала вовлеченности в политические дебаты. Именно в этой среде возник термин «кафедральный социализм». Его признанным лидером был профессор Шмоллер, который издавал журнал «Введение в социальную политику». Основой позиции была демонстрация лояльности по отношению к рейху, соединенная с пожеланиями реформ. Но даже такая позиция была чрезмерной для большей части немецкой профессуры. Историк Германии Голо Манн замечает по поводу немецкой профессуры этого времени: «Она предпочитала служить истине и красоте, погружаться в глубины истории человечества и в тайны человеческой души, нежели заниматься выборами в рейхстаг или кризисом в Марокко»137. Академическая жизнь открывала перспективы только тем, кто умел пройти достаточно длительный путь проверки на верность кайзеру (Kaisertreu). Козер выделяет и иной слой «контркультуры», который формировался в больших городах, и особенно в Берлине. Это была среда журналистов, драматургов, писателей и артистов, ведущих богемный образ жизни, среда, в которой распространялись более дерзкие идеи сравнительно с академической средой. Здесь можно было встретить сторонников материализма, социал-дарвинизма, защитников реализма в романе и драме, представленных в творчестве Золя, Ибсена, Стриндберга или Бьёрнсона. Но и в этих кругах не возникало стремления к выработке более ясных политических позиций. Отстраненность от социальной и культурной критики оставалась характерной чертой этого слоя интеллигенции. Особенность университетской жизни в Германии XIX в. состояла в том, что после Гегеля позиции философствования несколько померкли и на первый план выступила историческая наука. В Германии возникли имена великих историков: Б. Нибура, первого историка Рима (современника Гегеля и его последователя); Леопольда фон Ранке (1795—1886) — основоположника истории современных европейских государств и основателя школы источниковедения в исторической науке; Теодора Моммзена (1817—1903) — историка, филолога и юриста, лауреата Нобелевской премии по литературе за 1902 г. Новый всплеск социологических идей в Германии после революции 1848 г. и возникновения марксистских идей наступил только через несколько десятилетий. Этот новый порыв исходил из охарактеризованной выше университетской среды. Поэтому неудивительно то, что в данном случае социологическая теория концентрировалась на совершенно ином круге проблем. Для Фердинанда Тённиса (1855—1936) это были проблемы соотношения Gemeinschaft (патриархальной общины) и Gesellschaft (современного общества), для Георга Зиммеля (1858—1918) — вопросы микросоциологии, для Макса Вебера (1864—1920) — вопросы сравнений цивилизаций и происхождения капитализма. Названные три фигуры представляют собой классический период немецкой социологии, который наступил через 60 лет после смерти Гегеля, и через полвека после того, как в марксистской литературе были впервые выдвинуты идеи современной глобализации.