2. «Снятие», «отрицание» и «отрицание отрицания»

Уже в «Феноменологии духа» он был противником негативности как деятельности, которая только опровергает постигнутое содержание и умеет его «свести на нет»109. В «Предисловии» к этому своему первому крупному произведению Гегель писал, что истинное мышление есть возникающее в процессе развития «определенное негативное и тем самым — также и некоторое положительное содержание»110. Еще более определенно высказывался Гегель против нигилистической трактовки негативности во «Введении», где он порицал «скептицизм, который кончает абстракцией «ничто», или пустоты, не может от последней двинуться дальше, а должен ожидать, не представится ли ему нечто новое и что именно, чтобы он мог его ввергнуть в ту же бездну пустоты» 111.

В основном тексте своего труда Гегель, разбирая понятие абсолютной свободы, порицает таковую за то, что «никакого положительного произведения или действия всеобщая свобода создать не может; ей остается только негативное действование; она есть лишь фурия исчезновения... Единственное произведение и действие всеобщей свободы есть поэтому смерть, и притом смерть, у которой нет никакого внутреннего объема и наполнения; ибо то, что подвергается негации, есть ненаполнен- ная точка абсолютно свободной самости; эта смерть, следовательно, есть самая холодная, самая пошлая смерть, имеющая значение не больше, чем если разрубить кочан капусты или проглотить глоток воды»5.

В «Науке логики» Гегель выступил против утверждения, «будто диалектика имеет лишь отрицательный результат»6. «Негативность» же Адорно абсолютизи- рует этот результат подобно той новейшей буржуазной идеологии, о которой он сам же метко писал как об «отчаянной» и изверившейся во всем, как в жизни, так и в спасительной смерти. Этим самым «он превзошел Фрейда с его рассуждением о том, что «вера во внутреннюю закономерность смерти, возможно, тоже есть лишь одна из иллюзий, созданных нами, чтобы выносить тяжесть существования»

Таковы факты, и из них следует, что «негативный принцип» Гегеля существенно противоположен «негативности» Адорно, которая родственна холодной «фурии исчезновения» и о которой, кроме того, словами Гегеля можно сказать, что она «выражает не только то, что данное содержание пусто, но также и то, что само это усмотрение пусто...»112. «Негативность» Адорно не имеет ничего общего с подлинно диалектическим гегелевским отрицанием, или «снятием», которое включает в себя не только отрицание прежнего, но и сохранение рационального от этого прежнего, а также подъем на новый, более высокий уровень развития, т. е. подводит к категории «становление».

Конструктивность, положительность «снятия» еще не исчезла в эстетических анализах Адорно, где он рассуждает о единстве «утверждений — отрицаний», но она начисто упразднена у Адорио-философа: здесь он не только не развивает рациональные идеи «Феноменологии духа», а, напротив, полностью их отвергает.

Софистическое использование текстов Гегеля для Адорно лишь предпосылка к извращению им «Эконо- мическо-философских рукописей 1944 года» Маркса с целью обратить в свою пользу содержащийся в этих рукописях анализ гегелевской диалектики113. Адорно стремится переложить смысл высказываний Маркса по поводу понятий «позитивность», «снятие позитивности», и закона отрицания отрицания у Гегеля в том смысле, будто они направлены против всякой позитивности и закона отрицания вообще, в пользу абсолютной негативности. И здесь перед нами извращение подлинного смысла первоисточника.

Действительно, Маркс указывал как на существенный недостаток гегелевской диалектики на то, что входе практического приложения категории «снятие» у Гегеля сплошь и рядом, особенно в «Философии духа», гипертрофируется момент сохранения, что приводит к консервации старого. Этим обусловлен факт так называемого «ложного позитивизма Гегеля, или его лишь мнимого критицизма...» Но гипертрофии момента сохранения Маркс отнюдь не противополагал гипертрофию момента разрушения, уничтожения. Позднее Энгельс писал, что «для диалектической философии нет ничего раз навсегда установленного, безусловного, святого. На всем и во всем видит она печать неизбежного падения, И (НИЧТО не может устоять перед ней, кроме непрерывного процесса возникновения и уничтожения, бесконечного восхождения от низшего к высшему» 114.

Но есть еще вопрос: почему и как критиковал молодой Маркс закон отрицания отрицания? Адорно изображает дело так, будто Маркс считал закон двойного диалектического отрицания неистинным и высказывался в пользу отрицания одинарного, никаким вторым отрицанием и вообще ничем неограниченного. Такая трактовка соответствующих мест «Экономическо-философ- ских рукописей» совершенно неверна. Маркс возражал против идеалистической интерпретации отрицания отрицания, против того специфически гегелевского воплощения этого принципа, которое исходит из духа, отчуждающегося в природу, телесность, материю и затем снова возвращающегося к себе. «Абсолютная положительность» отрицания отрицания — это ложное, идеалистическое утверждение духовного «абсолюта» как первоосновы мира, а «основывающееся положительно на самом себе положительное»— это истинный материалистический тезис о первичности природы, не нуждающийся ни в каком предшествующем ей «мировом духе», «абсолютной идее» и т. п.

У Гегеля «отчужденная сущностная действительность есть не что иное, как сознание отчуждения, всего лишь мысль об отчуждении, его абстрактное и потому бессодержательное и недействительное выражение — отрицание. Поэтому и снятие отчуждения есть тоже не что иное, как абстрактное, бессодержательное снятие этой бессодержательной абстракции — отрицание отрицания» 115. В идеалистической системе критикуемая социальная действительность, как правило, «снимается» чисто духовным образом, а следовательно, не подвергается действительной критике. В этом смысле в «Феноменологии духа» Гегеля скрывается в зародышевом виде «некритический позитивизм и столь же некритический идеализм позднейших гегелевских произведений»116.

Таким образом, Маркс отвергал не только отрицание отрицания, но также и первичное отрицание, однако не всякое, а лишь идеалистическое и одновременно утверждал диалектико-материалистическое отрицание и отрицание отрицания, и уже в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» теоретически, но с очевидным по своей тенденции «выходом» в практику он подвергал отрицанию частную собственность на средства производства и рассматривал коммунизм как «положительное упразднение частной собственности — этого самоотчуждения человека» 117, т. е. как отрицание отчуждения труда, иными словами, как его отрицание отрицания. Все это как день от- ночи отличается от нигилистических рассуждений Адорно.

Свое понятие «негативности» Адорно характеризует как особую «потребность», себя же отрицающую 118. И об объективно-историческом и о познавательном процессе, если смотреть на него через очки «негативности», можно сказать, что он, «как мифологические боги, предпочитает пожирать собственных детей»119. Адорно вторит его ученик А. Шмидт: «Мы принадлежим к диалектике истории плотью и кровью, мы конституируем негативность и пытаемся отрицать саму отрицательность»0.

Таким образом, славословие насчет «негативности», разрушающей все и вся и действующей наподобие «спекулятивной силы, которая взрывает то, что не [поддавалось] распаду» \ теснейшим образом смыкается с совершенно извращенным истолкованием отрицания отрицания.

Адорно рассуждает следующим образом: «Отрицание отрицания не отменяет его (отрицания.—Я. #.), но доказывает, что оно было недостаточно отрицательным»2. Он сближает отрицание отрицания с самоотождествлением, поскольку подменяет диалектическое отрицание отрицания формальным двойным отрицанием. В результате конформистское апологетическое отношение к действительности превращается у него в полное отрицание изменений. Трактуя критику закона отрицания отрицания как опровержение гегелевской идеалистической системы, Адорно достигает видимости убедительности: «Возвращение результата движения в свое начало аннулирует его как смерть»3. Действительно, так понятое отрицание отрицания, замыкая всякое развитие в неразмыкаемое кольцо, прекращает его. Здесь Адорно использует критику молодым Марксом Гегеля, сводившего в социальном плане отрицание отрицания к восстановлению старого.

Что же противопоставляет Адорно гегелевскому соединению конца с началом, когда он требует отвергнуть отождествление отрицания отрицания с позитивностью, которое означает будто бы «торжество отождествления» и господство формальной логики над диалектикой4. Он хочет, чтобы диалектика порождала такое «отрицание отрицания, которое не переходит в положительность»5, и требует, чтобы диалектика отрицала сама себя, доведя тем самым исходное отрицание до крайней черты и сделав его тотальным, всеиспепеляющим.

«Ныне, — писал в 50-х годах буржуазный историк диалектики, близкий к Франкфуртской школе, Р. Хайс

посредственно у Лукача (ср. Я. Ley, Т. Milller. Kritische Vernunft und Revolution. Zur Kontroverse zwischen Hans Albert und Jurgen Habermas. Koln, 1971, S. 49). 1

Th. W. Adorno. Negative Dialektik, S. 36. 2

Там же, стр. 170. 3

Там же, стр. 156. 4

Там же, стр. 159. 5

Там же, стр. 396.

о понятии негативности,— это означает революцию, гибель, страх, отчаяние и прочее. Негативность ворвалась в гущу времени и переживается в нем. Каждый (занятый ею) мыслитель оказывается на свой манер критиком действительности и провозвестником грядущих негативных времен» К Революция и гибель рассматриваются здесь как синонимы. Как раз это и характерно в 60-х годах для Адорно.

Правда, в книге «Диалектика просвещения» Адорно и Хоркхаймер поставили вопрос о спасении цивилизации через примирение ее с природой. Но и здесь возобладали мотивы гибели и распада, а схема отрицания отрицания оказалась отождествленной со структурой тотального самоотчуждения.