Методология, применяемая в изучении социального изменения

Методы изучения социальных изменений Ковалевского (на ранних и поздних ступенях) естественно зависели от его фундаментальных гипотез. По его мнению, именно для генетической социологии необходимо установление, во-первых, некоторого числа ступеней эволюции и, во-вторых, законов, управляющих ими. Законы он понимал как «необходимые связи явлений» 490; они должны были отражать многообразие социальной природы человека, зависящей от климата и расы.

Законы этой эволюции могут быть открыты путем сравнения параллельно протекающих эволюций. Простое сопоставление явлений недостаточно, и использование сравнительно-исторического метода необходимо491. Будучи мастером указанного метода, Ковалевский в своих социологических построениях использовал материалы, полученные в ходе его исследований по истории институтов, и расширял перспективу посредством добавления данных, приобретенных через этнологию и изучение животных сообществ. Постепенно он детально разработал методологию, которая может быть представлена в следующем виде: 1.

Сравнительная этнология и сравнительная история институтов должна иметь дело только с фактами, которые бы коррелировали и с прошлым, и с настоящим, и особенно с коллективным менталитетом народов, среди которых эти факты были зафиксированы492. «Необоснованно,— полагал он,— представлять большое количество данных, которые, как кажется, подтверждают гипотезу; необходимо показать, что явления, существование которых гипотетически декларируется, были тесно связаны с массой обстоятельств, имеющих место быть на определенной стадии социальной эволюции». 2.

Факты, проанализированные таким образом, должны быть изучены с учетом их природы; другими словами, должно быть установлено на данной стадии эволюции, действительно ли факты относятся к существующей социальной структуре, или они есть пережиток из прошлого или, возможно, зародыш будущего развития493. 3.

Однако схожесть фактов может основываться на общем происхождении или на подражании494. Следовательно, перед тем, как делать какое-либо заключение относительно естественных однообразий, эти возможности должны быть проанализированы. 4.

Систематизация похожих фактов в соответствии со стадиями эволюции предполагает знание этих стадий. Здесь встает проблема родственной примитивности социальных форм. Сложность тем больше, чем, согласно Ковалевскому, менее возможность увидеть в современных природных состояниях картину ранних стадий эволюции исторического народа. Один из показателей примитивности - аналогия с формами социальной жизни среди высших животных495. Однако нет человеческого племени, которое было бы аналогично животным сообществам, имевших хотя бы в зародыше религию и государство496. Следовательно, такие человеческие сообщества должны считаться наиболее примитивными, которые не знают ограничения в сексуальных связях, за исключением запрета сношений с матерью; существенна также признанная связь ребенка лишь с матерью497. 5.

Другой критерий примитивности может быть найден путем функционального анализа: мы не можем считать примитивным институт, который несовместим с низким интеллектуальным уровнем и примитивными материальными условиями498. 6.

Но лучший показатель — принцип выживания. Этнографические материалы могут дать результаты касательно удаленности прошлого, только если есть причина полагать, что они содержат его пережитки499; то же верно в отношении раннего закона500.

Как было уже сказано, вера в метод реликтов (пережитков) побудила Ковалевского провести три лета на Кавказе. Он объяснял свои ожидания следующим: «Сваны и осетины жили веками в высокогорье и не подвергались воздействию со стороны; следовательно, они, должно быть, сохранили множество пережитков ранних институтов». Исследование не дало ожидаемых результатов. Ковалевский признал свое частичное поражение: «Не на все вопросы закон осетин дал ожидаемые ответы. Во многих случаях он подтвердил недостаток промежуточных связей [которые он искал], и поэтому его пришлось интерпретировать с помощью данных, касающихся других арийских народов»501. Однако он обнаружил, что особенно хотел: следы матриархальной семьи; и это позволило ему сделать значительно позже следующий вывод: «Семиты, арийцы, полинезийцы и американские индейцы знали матриархальную семью, следы которой сохранились в древнем законе и фольклоре»502. 7.

Однако этот результат был релевантен только для генетической социологии, потому что было констатировано много отклонений от матриархальной к патриархальной семье, тогда как противоположные случаи были неизвестны503. Важное методологическое правило содержится в этом утверждении, правило, привносящее пользу в этнологию статистического метода, к которому Ковалевский не питал особого уважения504. 8.

Необходима чрезвычайная осторожность, согласно Ковалевскому, во всей работе с этнологическим и историческим материалом. Наибольшая опасность состоит в необоснованном обобщении. Так, например, говорит Ковалевский, тенденция видеть в тотемизме общую стадию человеческой эволюции может быть опровергнута тем фактом, его следы отсутствуют в России505. Другая опасность заключается в интерпретациях, основанных на ранее заданных образцах мышления. Ковалевский дал иллюстрацию этому из личного опыта:

Во время путешествия в горах Кавказа я часто видел христианские часовни, окруженные высокими деревьями. Сваны почти не сохранили память ^ о том, что когда-то были христианами; среди них бытует мнение, что деревья сдерживаются духами, готовыми наказать любого, кто пройдет между ними. Я сразу же сделал предположение, что открыл пережиток поклонения предкам в комбинации с поклонением деревьям. К счастью, я не опубликовал что-либо по этому вопросу.

Дальнейшее изучение показало, что сваны позволяли деревьям расти вокруг часовен, чтобы предотвратить воровство икон и других ценных вещей. В случае со сванами часовни были объяснены второстепенными причинами, нерелевантными для общего вывода 506. 9.

Наконец, Ковалевский никогда не отрицал существование вариаций. Но в одной из своих ранних работ507 он утверждал, что исследование случаев вариаций должно рассматриваться как задача для последующих поколений социологов, которую следует решать после определенного установления сходств и других преобразований до одного общего закона. V.

Модель и природа социальной эволюции

: Используя описанные методы, Ковалевский сформулировал следующие предположения относительно стадий социальной эволюции508: наиболее примитивная форма социальной организации — орда, в которой зародилась матриархальная семья. Следующая стадия (которой никогда не достигали многие племена) — род, в который примитивная орда трансформировалась посредством экзогамии, табу и запрета на кровную месть. Единственная ментальная связь — почитание общих предков. Дальнейшее развитие было тесно связано с отходом от кочевого образа жизни к оседлому; род разделился на «большие семьи» (по кровному родству; позднее также по родству по мужской линии), которые затем в результате внутренних разногласий и роста населения образовали «маленькие семьи». С другой стороны, род был замещен более сложной структурой, которая может быть названа «феодальным порядком». Последнее было широко распространено среди наций вне зависимости от времени и пространства (Западная Европа, Византия, Россия, мусульманские народы, Япония): владение землей и государственная служба унифицировали общество так же сильно, как и родство. Отход от феодального к демократическому порядку — последняя стадия эволюции, которую мы знаем509. На этой стадии прогресс повлек переход от неравенства к равенству и от государственного вмешательства к частной и коллективной инициативе510.

Эволюция от одной стадии к другой не является, по мнению Ковалевского, прогрессом, возложенным на человека судьбой (если использовать термин Шпенглера), представленная каким-либо единственным фактором, будто расой, экономической потребностью или чем-либо другим.

Личностная позиция Ковалевского по данному предмету была выражена в двух приводимых пассажах:

Социология много выиграет, если попытка найти первопричину будет исключена из числа ее непосредственных проблем, и если она ограничит саму себя в соответствии со сложностью социальных феноменов, чтобы показать одновременное и параллельное действие и влияние многих / причин514.

Говорить о центральном факте, который бы предопределил все остальные, для меня то же, что говорить о всех каплях воды в реке, которые своим движением обусловливают ее течение. Я думаю, что в будущем проблема будет не решена, а просто подавлена. Я объясняю важность, , > которая присуща этой проблеме в современной социологии, желанием найти выход из хаоса неисчислимых действий и влияний, из которых и состоит прогресс515.

Проникновение Ковалевского глубоко внутрь двусторонней взаимозависимости факторов было во многом основано на его исторических монографиях, в которых только этот вопрос и обсуждался. Центральная идея «Экономического роста Европы» — связь между ростом населения и формами экономической жизни. Работа, названная «От непосредствен ной к представительной демократии», была посвящена изучению корреляции между политической структурой и политическими идеалами. Труд «Происхождение современной демократии» подчеркивал взаимозависимость между экономической структурой, политической структурой и политической доктриной. В некоторых случаях Ковалевский обсуждал принцип взаимозависимости в связи с определенными факторами. Так, например, он отрицал, что политические и правовые институты могли более тесно относиться к экономическим феноменам, нежели к накоплению знания516. Не всегда, говорит он, самый богатый человек становится руководителем; во многих случаях эта зависимость или сильнее, или благоразумнее517. Было бы большой ошибкой игнорировать влияние конфликта племен и наций (политический фактор) по критерию сословий или классов, независимых от разделения труда и накопления богатства (экономический фактор)518*

Весьма побудительным был анализ Ковалевского проблемы видимого доминирования различных факторов в различных эпохах. Все человеческие потребности, говорил он, находятся в постоянном взаимодействии, которое иногда становится частичным антагонизмом. Временно та или другая потребность может стать доминирующей519. Во времена Александра Македонского, завоеваний и варваров, Наполеона доминировал политический фактор; в период борьбы пап и императоров, или Реформации, так же как и в определенные периоды китайской истории, религиозный фактор играл главную роль; в период перехода от рабства к свободному труду экономический фактор имел наибольшую значимость. Однако более глубокий анализ показывает, что всегда каждый аспект социальной жизни был подвержен важным изменениям, естественно, в тесной связи с изменениями относительно доминирующего фактора. Социальный процесс никогда не останавливается, хотя временами он то более, то менее очевиден520.

Приемлемость принципа плюралистичной каузальности порождает хорошо известные сложности. Ковалевский решил проблему, используя модели, которые можно считать аналогичными моделям «переходной стабилизации»: каждая ситуация подвержена влиянию в различных направлениях одновременно и может возниь ать не одним, а многими способами, хотя и не случайно. «Невозможно объяснить все социальные явления,— считал он,— апеллируя к абстрактным законам. В каждой конкретной среде эти законы проявляют себя одновременно с рядом определенных причин, которые частично ускоряют и одновременно частично сдерживают их влияние»521. Обращаясь к этим общим идеям касательно одного из его любимых объектов изучения — эволюции аграрных сообществ под влиянием роста населения — он писал:

t Социальное событие может быть результатом большего или меньшего количества причин. Допустим, что рост населения заставляет людей переходить от трехполосной системы к более сложной системе земледелия. Для того чтобы сделать это, люди должны упразднить систему наследования и распределения на доли. Какой самый вероятный вариант развития событий? Не заменит ли один фактор другой? ...Мы не имеем возможности определить величину конвергенции или расхождения причин и решить, ^ следует ли посчитать их действия в терминах арифметики или геометри- V ‘ ческих пропорциях 522

IV. Изучение населения и популяционные изменения

Полное понимание плюралистичного характера социальной каузальности не помешало Ковалевскому выбрать одну такую причину для пристального изучения. Этой причиной стал рост населения и его плотность, которая, как ему казалось, дает самый постоянный импульс к экономическому развитию. Он писал:

В моих лекциях в Брюсселе по истории экономического развития Европы, Г/Ц также как и в моем большом труде по данному предмету, я пытался опреде- ,г, лить влияние плотности населения по изменениям в организации производства и обмена и в структуре благосостояния. Этот фактор спровоцировал переход от стадии охоты и рыболовства к земледелию и от примитивной системы земледелия к более интенсивной с соответствующими изменениями в системе землевладения и собственности... Замещение натурального хозяйства системой мануфактурного производства в промышленности произошло благодаря тому же фактору. ...Таким образом, простой факт роста населения . , вызвал в дальнейшем разделение труда, социальную дифференциацию _> .: на касты, слои и классы, и эволюцию техники производства так же, как

и экономического режима523.

Иллюстрируя это базовое предположение, он показал, что даже в тринадцатом веке процесс эмансипации крепостных большей частью был успешным. Но Черная Смерть 1348 года уменьшила население наполовину, и результирующий рост стоимости рабочей силы послужил причиной законодательного сдерживания процесса эмансипации524. Он настаивал, что экономическое развитие колониальных земель также зависело от демографического фактора:

Г ‘ '

Экономический процесс, который начался в метрополиях, продол- ч.и. жился в колониях, однако значительно медленнее из-за меньшей плотности населения и дополнительного действия двух вторичных причин: (1) необходимости использования рабочей силы культурно отстающих рас и (2) необходимости расходования части социальных сил на агрессивные и оборонительные операций525.

Однако Ковалевский никогда не преувеличивал роль демографического фактора, и его никогда не обвиняли в демографическом монизме526. Во-первых, он всегда утверждал, что только на экономическую эволюцию прямо влиял демографический фактор, особенно на ранних стадиях. «Целесообразно ли,— спрашивал он,— идти дальше в описании изменений в государстве и церкви, накопления технических знаний, возможно также, теоретических идей посредством влияния того же фактора? Я так не думаю» 527.

Во-вторых, он всегда подчеркивал тот факт, что демографический фактор никогда не действует в одиночку. Рост населения (преимущественно биологический фактор) увеличивает или уменьшает его действие на социальную эволюцию в отношении многочисленных чисто социальных причин: разрушительные войны, прогресс или регресс в социальной гигиене, контроль рождаемости (основанный на религиозных и моральных принципах или на индивидуальном или классовом эгоизме)528. В этой связи он упоминал беспорядки, которые повлекли переселенцы (мирные или в результате войны)529 и вмешательство правительств (разрешение или ограничение эмиграции)530. VII.