Владимир (Василий) Мономах — внук Ярослава Мудрого, великий киевский князь, выдающийся государственный деятель и писатель Древней Руси. В своей деятельности князь опирался не только на личный опыт, но и на просвещенных книжников.
В числе его сторонников были писатель и педагог Василий, автор повести об ослеплении князя Василька Теребовльского, ученый игумен Выдубецкого монастыря Сильвестр и другие. Талантливым писателем, знатоком русской и византийской литературы был сам Мономах. Его юридические знания нашли отражение в «Уставе» о защите собственности бояр и облегчении положения городских низов и крестьян-закупов. На образованность Мономаха указывает послание к нему митрополита Никифора, в котором тот излагает сложные научно-психологические проблемы, касающиеся соотношения разума и чувства, деятельности органов восприятия, проверки воспринятого эмпирическим путем и т. п. [10, с. 155—157]. Некоторые исследователи считали Владимира Мономаха автором произведений, расположенных вместе в Лаврентьевской летописи: «Поучение», «Автобиография», «Письмо к Олегу Святославичу» и «Молитва». Теперь установлено, что «Молитва» не принадлежит Мономаху и вписана в летопись позднее [7, с. 192—201]. Данный вывод имеет принципиальное значение, так как позволяет рассматривать дошедшие до нас сочинения князя как светские произведения общественно-политического и педагогического содержания. Многих историков педагогики привлекало лишь «Поучение», где четко выражены воспитательные идеи Мономаха, однако по структурному содержанию все три части очень близки. В каждой из них рассыпаны мысли, в совокупности составляющие цельную систему педагогических воззрений автора. Одним из главных средств воспитания детей Мономах считает образование. Обращаясь к детям, он говорит: «Не забывайте того хорошего, что вы умеете, а чего не умеете, тому учитесь»; «Если начнете забывать это, то часто перечитывайте: и мне не будет стыдно, а вам будет хорошо». Ссылаясь на своего отца Всеволода, князь призывает детей феодальной знати не ограничиваться элементарной грамотой, а стремиться к высшему образованию, изучению иностранных языков. В древнерусской книжности и воспитание и обучение рассматривались в аспекте «познания божьей истины». Опираясь на широкое знание жизни, Мономах впервые в отечественной литературе выдвинул задачу связи воспитания с практическими потребностями личности и обосновал идею деятельности. При этом он большое внимание Уделяет развитию у детей инициативы и самодеятельности, приучению Просвещение в Древней Руси X — XIII вв. 161 их к преодолению различных трудностей. Всевозможные жизненные ситуации, по его мнению, требуют не только простого послушания, но и активности и трудолюбия. Свои мысли Мономах подтверждает личным опытом: «Сам есмь створил», «Я творил есмь». Мотив деятельности проходит через все три составные части произведения. Трудолюбие князь считает основой успехов, достоинства и чести человека и этим противопоставляет свои взгляды на воспитание взглядам церкви. Созерцательное бытие, по мнению христианского вероучения, признавалось более важным, нежели деятельность. Чтобы пробудить у детей интерес к постоянному «деланию», он описывает свои ратные походы и опасные «ловы», дополняя их рассказами о постоянных заботах в личном хозяйстве, но о себе Мономах рассказывает умеренно, что свидетельствует о его нравственной и политической мудрости. По убеждению князя, земной мир — это мир сложной действительности, в котором успех жизни зависит от настойчивости и работоспособности, формирующихся под влиянием воспитания. При этом труд он ставит в обязанность всякому: человек должен всегда чем-то заниматься, где бы он ни находился, даже «в пути, на коне». По возможности, дети должны все сами делать для себя и не затруднять других: рано просыпаться, помогать в доме, в боевом походе не снимать оружия, быть бдительными, ибо «внезапу человек погибаеть». Он предостерегает от лжи, блуда: «...в том бо душа погибаеть и тело». Участие в труде предупреждает от такого нравственного порока, как лень. На этом князь останавливает свое внимание несколько раз. «Леность бо всему мати,— заключает он,— ежи умееть, то забудеть, а чего же не умееть, а тому ся не учить». Мысль Мономаха перекликается с такими формулами народной педагогики, как «Безделье — мать всех пороков», «Лень добра не делает» и т. п. Мономах считает, что успех воспитания зависит не от отдельных наставлений, а от совокупности многообразных воспитательных средств, включающих этикет, манеры и тон поведения. В связи с этим он останавливает свое внимание на необходимости выработки у детей прилежания и учтивости: «беседу (вести) кроткую», «при старых молчать», «не свиреповать словом», «стыдиться старших» и т. п. Такая ориентировка детей в жизненных условиях зависит не от естества, а от навыков, умений, приобретенных упражнениями. Идея защиты отечества явилась основой для разработки Моно- махом стройной системы военно-физического воспитания. Результативность ее князь подтверждает документализмом автобиографического содержания: за свою жизнь совершил 80 больших походов, закончившихся победой, а малых “и не упомнит, заключил «без одного» 20 мирных договоров. Главное в военно-физическом воспитании — тренировка. Лучшая школа тренировки — охота («ловы»). Эту школу отваги и выносливости он прошел в молодости: своими руками в пущах по 10—20 диких коней ловил и связывал, два тура поднимали его вместе с конем на «розех», олень его один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, а другой «рогами бол», а вепрь на бедре меч оторвал и с коня «много падах, и голову си разбих, и руце и нозе свои в уности повредих», не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей. Описание Мономахом приключений преследовало определенную цель — путем аналогичных тренировок обеспечить развитие у будущих воинов таких волевых и нравственных качеств, как сила, выносливость, быстрота, подвижность, смелость, отвага и храбрость. Сумма перечисленных князем примеров приводит и к другому выводу: нельзя воспитать у юношей отвагу и смелость, не поставив их в такие условия, в которых они могли бы проявить эти качества. Особенно большое внимание Мономах уделяет воспитанию бесстрашия: если нужно умереть, «то ни отець, ни мать, ни брать я не могут отъяти». «Удивительно ли, что муж упал в бою? Так умирали лучшие из наших предков»,— заключает Мономах. Хотя на мировоззрении князя лежит печать христианской морали, оно свободно от крайностей аскета и даже страха перед «тем светом». Князь пишет: помните, что «не пост, не уединение, не монашество спасает вас», а лишь добрые дела. Тем самым он отвергает коренные положения византийской церковно-монастырской педагогики. Идеал отшельника чужд этому жизнелюбивому, энергичному человеку. И хотя его наставление обильно снабжено цитатами церковных авторитетов, оно очень близко идеям раннего рационализма. По-види- мому, этим и следует объяснить попытку киевского митрополита Никифора наставить князя «на истинный путь». Не посчитавшись с советами главы русской церкви, Мономах рисует довольно легкий и своеобразный способ «спасения» человеческой души: покаяние, слезы, милостыня и достаточно, «не суть тяжка», «еженощно земной поклон», и побеждается дьявол, сколько бы человек за день ни нагрешил, ночью поклонами «избывает». Греха как и не было. Он защищает право человека лично, без церкви и попа, определять меру своей религиозности. Своими формулами Мономах пытается поставить первую плотину на пути церковно-богословской мистики. Однако рассуждения и советы Мономаха не дают оснований идеализировать его, изображать гуманистом, для которого якобы характерно высокое представление о моральном долге и благовоспитанности. В действительности эта концепция социального «человеколюбия» выражала отнюдь не любовь к народным массам, а преследовала цель избежать крутых мер феодалов, чтобы не доводить смердов и холопов До антифеодальных выступлений. Это была своеобразная реакция Дальновидного идеолога господствующего класса, более тонкая, рафинированная форма защиты феодального строя. Гуманность «Поучения» Мономаха не совпадала с его личным поведением, хотя он обладал ясным практическим умом, дорожил общественным мнением и Старался облекать свои действия в благовидную форму. Добродушие Уживалось в нем с жестокостью. Еще в юности вместе с отцом он ходил На Полоцк «и сжъгше Полтеск», под старость вместе с половцами Покорил Минск «и не оставихом у него ни челядина, ни скотины». Имея в виду жестокость князя, митрополит Никифор в послании писал ему: «Подумай об этом со вниманием, княже мой, и помысли об изгнанных тобою и осужденных в наказание, о презренных, вспомни обо всех» [10, с. 51—52]. Касаясь личности князя, Б. А. Рыбаков дал ему следующую характеристику: «Мономах был, несомненно, честолюбив и не гнушался никакими средствами для достижения высшей власти. Кроме того, как мы можем судить по его литературным произведениям, он был лицемерен и умел демагогически представить свои поступки в выгодном свете как современникам, так и потомкам» [14, с. 468]. Если и звучали у Мономаха отдельные гуманистические мотивы, они не могли сломить традицию, соответствовавшую тогдашнему стилю жизни и политике господствующего класса. Кроме того, в то время не было и условий для зарождения гуманистического течения в общественной жизни. После смерти Владимира Мономаха летописец писал: «...иже просвети Русскую землю, акы солнце луча пущая, его же слух произиде по всим странам» [9, с. 259]. Эти слова оказались пророческими. Через 700 с лишним лет после смерти Мономаха в течение XIX—XX вв. его «Поучение» переведено на болгарский, чешский, польский, немецкий, английский, французский, итальянский, шведский, датский, латинский, японский и другие языки и заняло видное место среди выдающихся памятников педагогической культуры прошлого. «Поучение» Владимира Мономаха Я, худой, дедом своим Ярославом, благословенным, славным, нареченный в крещении Василием, русским именем Владимир, отцом возлюбленный и матерью своею из рода Мономахов... и христианских ради людей, ибо сколько их соблюл по милости своей и по отцовской молитве от всех бед! Сидя на санях, помыслил я в душе своей1 и воздал хвалу богу, который меня до этих дней, грешного, сохранил. Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь, но кому из детей моих она будет люба, пусть примет ее в сердце свое и не станет лениться, и будет трудиться. Прежде всего, бога ради и души своей, страх имейте божий в сердце своем и милостыню подавайте нескудную, это ведь начало всякого добра. Если же кому не люба грамотка эта, то пусть не посмеются, а так скажут: на дальнем пути, да на санях сидя, безле- пицу молвил. Ибо встретили меня послы от братьев моих на Волге и сказали: «Поспеши к нам и выгоним Ростиславичей, и волость их отнимем2; если же не пойдешь с нами, то мы — сами по себе будем, а ты — сам по себе». И ответил я: «Хоть вы и гневаетесь, не могу я ни с вами пойти, ни крестоцелование преступить». И, отпустив их, взял Псалтырь, в печали разогнул ее, и вот что мне вынулось3: «О чем печалишься, душа моя? Зачем смущаешь меня?» — и прочее. И потом собрал я эти полюбившиеся слова и расположил их по порядку и написал. Если вам последние не понравятся, начальные хоть возьмите. Ибо как Василий учил4, собрав юношей: иметь душу чистую и не порочную, тело худое, беседу кроткую и соблюдать слово господнее: «Есть и пить без шума великого, при старых молчать, премудрых слушать, старшим покоряться, с равными и младшими любовь иметь, без лукавства беседуя, а побольше разуметь; не свиреповать словом, не хулить в беседе, не смеяться много, стыдиться старших, с нелепыми женщинами не беседовать, глаза держать книзу, а душу ввысь, избегать суеты; не уклоняться учить увлекающихся властью, ни во что ставить всеобщий почет. Если кто из вас может другим принести пользу, от бога на воздаяние пусть надеется и вечных благ насладится». «О владычица богородица! Отними от сердца моего бедного гордость и дерзость, чтобы не величался я суетою мира сего» в ничтожной этой жизни. Научись, верующий человек, быть благочестию свершителем, научись, по евангельскому слову, «очам управлению, языка воздержанию, ума смирению, тела подчинению, гнева подавлению, иметь помыслы чистые, побуждая себя на добрые дела, господа ради; лишаемый — не мсти, ненавидимый — люби, гонимый — терпи, хулимый — молчи, умертви грех». «Избавляйте обижаемого, давайте суд сироте, оправдывайте вдовицу. Приходите да соединимся, говорит господь. Если будут грехи ваши как обагренные,— как снег, обелю их» и прочее. «Воссияет весна поста и цветок покаяния; очистим себя, братья, от всякой крови телесной и душевной. Взывая к светодавцу, скажем: «Слава тебе, человеколюбец!» Поистине, дети мои, разумейте, что человеколюбец бог милостив и премилостив. Мы, люди, грешны и смертны, и если кто нам сотворит зло, то мы хотим его поглотить и поскорее пролить его кровь; а господь наш, владея и жизнью и смертью, согрешения наши превыше голов наших терпит всю нашу жизнь.
Как отец, чадо свое любя, бьет его и опять привлекает к себе, так же и господь наш показал нам победу над врагами, как. тремя делами добрыми избавляться от них и побеждать их: покаянием, слезами и милостынею. И это вам, дети мои, не тяжкая заповедь божия, как теми делами тремя избавиться от грехов своих и царствования небесного не лишиться. Бога ради, не ленитесь, молю вас, не забывайте трех дел тех, не тяжки ведь они: ни затворничеством, ни монашеством, ни голоданием, которые иные добродетельные претерпевают, но малым делом можно получить милость божию. «Что такое человек, как подумаешь о нем?» «Велик ты, господи, и чудны дела твои; разум человеческий не может постигнуть чудеса твои» — и снова скажем: «Велик ты, господи, и чудны дела твои, и благословенно и славно имя твое вовеки по всей земле». Ибо кто Не восхвалит и не прославит силу твою и твоих великих чудес и благ, Устроенных на этом свете: как небо устроено, или как солнце, или как лУна, или как звезды, и тьма, и свет, и земля на водах положена, господи, твоим промыслом! Звери различные, и птицы и рыбы украшены твоим промыслом, господи! И этому чуду подивимся, как ИЗ праха создал человека, как разнообразны человеческие лица5; если и всех людей собрать, не у всех один облик, но каждый имеет свой облик лица, по божьей мудрости. И тому подивимся, как птицы небесные из рая идут6, и прежде всего в наши руки, и не поселяются в одной стране, но и сильные и слабые идут по всем землям, по божьему повелению, чтобы наполнились леса и поля... ...Дети мои, похвалите бога, подавшего нам милость свою; а то дальнейшее — это мое собственного слабого ума наставление. Послушайте меня; если не все примете, то хоть половину. Если вам бог смягчит сердце, пролейте слезы о грехах своих, говоря: «Как блудницу, разбойника и мытаря помиловал ты, так и нас, грешных, помилуй». И в церкви то делайте, и ложась. Не пропускайте ни одной ночи,— если можете, поклонитесь до земли; если вам занеможется, то трижды. Не забывайте этого, не ленитесь, ибо тем ночным поклоном и молитвой человек побеждает дьявола, и что нагрешит за день, то этим человек избавляется. Если и на коне едучи не будет у вас никакого дела и если других молитв не умеете сказать, то «господи, помилуй» взывайте беспрестанно втайне, ибо эта молитва всех лучше,— нежели думать безлепицу, ездя. Всего же более убогих не забывайте, но, насколько можете, по силам кормите и подавайте сироте и вдовицу оправдывайте сами, а не давайте сильным губить человека. Ни правого, ни виновного не убивайте и не повелевайте убить его; если и будет повинен смерти, то не губите никакой христианской души. Говоря что-либо, дурное или хорошее, не клянитесь богом, не креститесь, ибо нет тебе в этом никакой нужды. Если же вам придется крест целовать братии или кому-либо, то, проверив сердце свое, на чем можете устоять, на том и целуйте, а поцеловав, соблюдайте, чтобы, преступив, не погубить души своей. Епископов, попов и игуменов чтите, и с любовью принимайте от них благословение, и не устраняйтесь от них, и по силам любите и заботьтесь о них, чтобы получить по их молитве от бога. Паче же всего гордости не имейте в сердце и в уме, но скажем: смертны мы, сегодня живы, а завтра в гробу; все это, что ты нам дал, не наше, но твое, поручил нам это на немного дней. И в земле ничего не сохраняйте, это нам великий грех. Старых чтите, как отца, а молодых, как братьев. В дому своем не ленитесь, но за всем сами наблюдайте; не полагайтесь на тиуна или на отрока, чтобы не посмеялись приходящие к вам ни над домом вашим, ни над обедом вашим. На войну выйдя, не ленитесь, не полагайтесь на воевод; ни питью, ни еде не предавайтесь, ни спанью; сторожей сами наряживайте, и ночью, расставив стражу со всех сторон, около воинов ложитесь, а вставайте рано; а оружия не снимайте с себя второпях, не оглядевшись по лености, внезапно ведь человек погибает. Лжи остерегайтесь, и пьянства, и блуда, от того ведь душа погибает и тело. Куда бы вы ни держали путь по своим землям, не давайте отрокам7 причинять вред ни своим, ни чужим, ни селам, ни посевам, чтобы не стали проклинать вас. Куда пойдете и где остановитесь, напоите и накормите нищего, более же всего чтите гостя, откуда бы к вам ни пришел, простолюдин ли, или знатный, или посол; если не можете почтить его подарком — то пищей и питьем; ибо они, проходя, прославят человека по всем землям или добрым, или злым. Больного навестите, покойника проводите, ибо все мы смертны. Не пропустите человека, не поприветствовав его, и доброе слово ему молвите. Жену свою любите, но не давайте ей власти над собой. А вот вам и основа всему: страх божий имейте превыше всего. Если не будете помнить это, то чаще перечитывайте: и мне не будет стыдно, и вам будет хорошо. Что умеете хорошего, то не забывайте, а чего не умеете, тому учитесь — как отец мой, дома сидя, знал пять языков, оттого и честь от других стран. Леность ведь всему мать: что кто умеет, то забудет, а что не умеет, тому не научится. Добро же творя, не ленитесь ни на что хорошее, прежде всего к церкви: пусть не застанет вас солнце в постели. Так поступал отец мой блаженный и все добрые мужи совершенные. На заутрене воздавши богу хвалу, потом на восходе солнца и увидев солнце, надо с радостью прославить бога и сказать: «Просвети очи мои, Христе боже, давший мне свет твой прекрасный». И еще: «Господи, прибавь мне год к году, чтобы впредь, в остальных грехах своих покаявшись, исправил жизнь свою»; так я хвалю бога и тогда, когда сажусь думать с дружиною, или собираюсь творить суд людям, или ехать на охоту или на сбор дани, или лечь спать. Спанье в полдень назначено богом; по этому установленью почивают ведь и зверь, и птица, и люди... Рассказ Мономаха о своей жизни ...А теперь поведаю вам, дети мои, о труде своем, как трудился я в разъездах и на охотах с тринадцати лет... А всего походов было восемьдесят и три великих, а остальных и не упомню меньших. И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать, и при отце и без отца, а раздаривал много скота и много одежды своей. И отпустил из оков лучших князей половецких столько: Шару- каневых двух братьев, Багу барсовых трех, Осеневых братьев четырех, а всего других лучших князей сто. А самих князей бог живыми в РУки давал: Коксусь с сыном, Аклан Бурчевич, таревский князь Азгулуй и иных витязей молодых пятнадцать, этих я, приведя живых, иссек и бросил в ту речку Сальню. А врозь перебил их в то время около двухсот лучших мужей. А вот как я трудился, охотясь, пока сидел в Чернигове; а из Черни- г°ва выйдя и до этого года по сту уганивал и брал без трудов, не считая другой охоты, вне Турова, где с отцом охотился на всякого зверя. А вот что я в Чернигове делал: коней диких своими руками связал я в пущах десять и двадцать живых коней, помимо того, что, разъезжая По равнине, ловил своими руками тех же коней диких. Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал; вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мною опрокинул. И бог сохранил меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал и руки и ноги свои повреждал — в юности своей повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей. Что надлежало делать отроку моему, то сам делал — на войне и на охотах, ночью и днем, в жару и стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на биричей8, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал. И у ловчих охотничий распорядок сам устанавливал, и у конюхов, и о соколах и о ястребах заботился. Также и бедного смерда и убогую вдовицу не давал в обиду9 сильным и за церковным порядком и за службой сам наблюдал. Не осуждайте меня, дети мои или другой, кто прочтет: не хвалю ведь я ни себя, ни смелости своей, но хвалю бога и прославляю милость его за то, что он меня, грешного и худого, столько лет оберегал от тех смертных опасностей, и не ленивым меня, дурного, создал, на всякие дела человеческие годным. Прочитав эту грамотку, постарайтесь на всякие добрые дела, славя бога со святыми его. Смерти ведь, дети, не боясь, ни войны, ни зверя, дело исполняйте мужское, как вам бог пошлет. Ибо, если я от войны, и от зверя, и от воды, и от падения с коня уберегся, то никто из вас не может повредить себя или быть убитым, пока не будет от бога повелено. А если случится от бога смерть, то ни отец, ни мать, ни братья не могут отнять от нее, но если и хорошее дело — остерегаться самому, то божие обережение лучше человеческого... Письмо Мономаха к Олегу Святославичу Были ведь войны при умных дедах наших, при добрых и при блаженных отцах наших. Дьявол ведь ссорит нас, ибо не хочет добра роду человеческому. Это я тебе написал, потому что понудил меня сын мой, крещенный тобою, что сидит близко от тебя; прислал он ко мне мужа своего и грамоту, говоря в ней так: «Договоримся и помиримся, а братцу моему божий суд пришел. А мы не будем за него мстителями, но положим то на бога, когда предстанут перед богом; а Русскую землю не погубим». И я видел смирение сына моего, сжалился и, бога устрашившись, сказал: «Он по молодости своей и неразумию так смиряется, на бога возлагает; я же — человек, грешнее всех людей». Послушал я сына своего, написал тебе грамоту: примешь ли ты ее по-доброму или с поруганием, то и другое увижу из твоей грамоты. Этими словами я предупредил тебя, чего я ждал от тебя, смирением и покаянием желая от бога отпущения прошлых своих грехов. Господь наш не человек, но бог всей вселенной,— что захочет, во мгновение ока все сотворит,— и все же сам претерпел хулу, и оплевание, и 168 Антология педагогической мысли народов СССР удары и на смерть отдал себя, владея жизнью и смертью. А мы что такое, люди грешные и худые? — сегодня живы, а завтра мертвы, сегодня в славе и в чести, а завтра в гробу и забыты — другие собранное нами разделят. Посмотри, брат, на отцов наших: что они скопили и на что им одежды? Только и есть у них, что сделали душе своей. С этими словами тебе первому, брат, надлежало послать ко мне и предупредить меня. Когда же убили дитя, мое и твое, перед тобою, следовало бы тебе, увидев кровь его и тело его, увянувшее подобно цветку, впервые распустившемуся, подобно агнцу заколотому, сказать, стоя над ним, вдумавшись в помыслы души своей: «Увы мне, что я сделал! И, воспользовавшись его неразумием, ради неправды света сего суетного нажил я грех себе, а отцу и матери его принес слезы!» Надо было бы сказать тебе словами Давида: «Знаю, грех мой всегда передо мною». Не из-за пролития крови, а свершив прелюбодеяние, помазанник божий Давид посыпал главу свою и плакал горько — в тот час отпустил ему согрешенья его бог. Богу бы тебе покаяться, а ко мне написать грамоту утешительную да сноху мою послать ко мне,— ибо нет в ней ни зла, ни добра,— чтобы я, обняв ее, оплакал мужа ее и ту свадьбу их, вместо песен: ибо не видел я их первой радости, ни венчания их за грехи мои. Ради бога, пусти ее ко мне поскорее с первым послом, чтобы, поплакав с нею, поселил у себя, и если бы она как горлица на сухом дереве, горюя, а сам бы я утешился в боге. Дивно ли, если муж пал на войне? Умирали так лучшие из предков наших. Но не следовало ему искать чужого и меня в позор и в печаль вводить. Подучили ведь его слуги, чтобы себе что-нибудь добыть, а для него добыли зла. И если начнешь каяться богу и ко мне будешь добр сердцем, послав посла своего или епископа, то напиши грамоту с правдою, тогда и волость получишь добром, и наше сердце обратишь к себе, и лучше будем, чем прежде; ни враг я тебе, ни мститель. Не хотел ведь я видеть крови твоей у Стародуба; но не дай мне бог видеть кровь ни от руки твоей, ни от повеления твоего, ни от кого-либо из братьев. Если же я лягу, то бог мне судья и крест честной! Если же в том состоит грех мой, что на тебя Пошел к Чернигову из-за язычников, я в том каюсь, о том я не раз братии своей говорил и еще им поведал, потому что я человек. ••.Если тебе плохо, то вот сидит подле тебя сын твой крестный с малым братом своим10 и хлеб едят дедовский, а ты сидишь на своем хлебе, об этом и рядись; если же хочешь убить, то вот они у тебя оба... Ибо не хочу я зла, но добра хочу братии и Русской земле. А что ты хочешь добыть насильем, то мы, заботясь о тебе, давали тебе и в Стародубе отчину твою. Бог свидетель, что мы с братом твоим Рядились, если он не сможет рядиться без тебя. И мы не сделали Ницего дурного, не сказали: пересылайся с братом до тех пор, пока Не Уладимся. Если же кто из вас не хочет добра и мира христианам, ПУсть тому от бога мира не видать душе своей на том свете!