Каких-либо сведений о жизни Даниила Заточника не сохранилось; не ясен даже вопрос, был ли это конкретный человек, или под этим именем скрыто несколько авторов. Существуют различные версии о времени составления «Слова», а затем «Моления».
Мы излагаем одну из них. Б. А. Рыбаков датирует «Слово» около 1197 г. как челобитную князю Ярославу Всеволодовичу. Некоторые факты из жизни Даниил Заточник отразил в своем произведении. Возможно, что одно время он вел летопись при дворе князя Всеволода Большое Гнездо [9, с. 487]. Пострадавший в молодости за какое-то литературное произведение, Даниил был сослан на озеро Лаче, отсюда и происходит его прозвище. Изложенное образным языком сочинение Даниила было популярно, переписывалось, переделывалось многими книжниками, текст его расширялся. Приблизительно в 1229 г. один из древнерусских литераторов, дополнив «Слово» рядом новых афоризмов, назвал его «Молением». Моление Даниила Заточника Послание Даниила Заточника1 к великому князю Ярославу Всеволодовичу Вострубим, братья, как в златокованую трубу, во все силы ума своего, и начнем бить в серебряные органы2, в свидетельство мудрости, и ударим в бубны ума своего, поюще в боговдохновенные свирели, да восплачутся в нас душеполезные помыслы. Восстань, слава моя, восстань, псалтырь и гусли3. Да раскрою в притчах загадки мои и возвещу в народах славу мою. Сердце умного укрепляется в теле его красотой и мудростью... Зная, господин, твое добросердечие, прибег я к обычной твоей любви. Говорится ведь в Святом писании: «Просите и получите». Давид говорит: «Не речи и не слова те, которых не слышно». Мы ж не умолчим, но обратимся к господину своему, всемилостивому князю Ярославу Всеволодовичу4. Княже мой, господине! Помяни меня в княжении своем, так как я раб твой и сын рабыни. Вижу, господин, всех людей, как солнцем согреваемых милостью твоей. Только я один, как трава в тени растущая, на нее ни солнце не глянет, ни дождь не прольется, так и я хожу во тьме, отлучен днем и ночью от света очей твоих. Поэтому, господин, приклони ухо твое к словам уст моих и от всех скорбей моих избавь меня. Княже мой, господине! Все насыщаются от обилия дома твоего, как поток пища твоя; только я один жажду милости твоей, как олень источника водного. Я ведь как дерево сухое, стоящее у дороги, все идущие мимо рубят его; так и я всеми обижаем, потому что не огражден страхом грозы твоей, как крепкой оградой. Княже мой, господине! Богатый человек везде известен, даже и в чужом городе, а бедный человек и в своем городе неведом ходит. Богатый человек заговорит — все молчат и слово его вознесут до облаков, а бедный человек заговорит — все на него закричат. Чьи ризы светлы, тех и речи честны. Княже мой, господине! Не смотри на внешность мою, но посмотри, каков я изнутри. Я одеянием беден, но разумом богат, юный возраст имею, но старый ум вложил в него. И парил мыслью своей, как орел по воздуху. Княже мой, господине! Яви мне лик свой, так как голос твой сладок, и уста твои мед источают, и образ твой прекрасен; послания твои, как плод райский; руки твои наполнены золотом аравийским; ланиты твои, как сосуд ароматный; гортань твоя, как сосуд, источающий миро6— милость твою; вид твой, как ливан избранный; очи твои, как источник воды живой; чрево твое, как стог пшеничный, который многих питает; слава твоя возвышается над головою моею и выя7 твоя в гордости, как конь в монистах. Княже мой, господине! Не смотри на меня, как волк на ягненка, но смотри на меня, как мать на младенца. Посмотри на птиц небесных, что не сеют, не жнут, не собирают в житницы, а уповают на милость божию. Пусть не будет рука твоя сжата на подаяние бедным. Ведь сказано в Писании: «Просящему у тебя дай, стучащему открой, да не лишен будешь царства небесного». Ведь сказано в Писании: «Возложи на господа печаль свою, и тот пропитает тебя вовеки». Княже мой, господине! Не лиши хлеба нищего мудрого, не возноси до облаков богатого глупого! Нищий же мудрый, как золото в грязном сосуде, а богатый человек глупый, как шелковая наволочка, соломой набитая, а бедный глупый, как солома, втоптанная в грязь. Княже мой, господине! Если на рати я не очень храбр, то в словах крепок; потому собирай храбрых и умных. Лушче один умный, чем десять властелинов без ума, владеющих городами, ибо и Соломон так сказал: «Лучше один умный, чем десять властелинов без ума, потому что мысль мудрых добра». Даниил говорит8: «Храброго, князь, скоро добудешь, а умный дорог». Мудрых полки крепки и города тверды; храбрых же полки сильны, но безумны; они терпят поражение... Не корабль топит людей, но ветер; так же и ты, князь, не сам владеешь, в печаль введут тебя советники твои. Не огонь раскаляет железо, но раздувание мехами. Умный муж не очень бывает на рати храбр, но силен в замыслах; потому хорошо собирать мудрых... Княже мой, господине!.. Я ведь не в Афинах рос, не у философов учился, но как пчела, припадая к различным цветам, выбирал Сладость словесную, собирал мудрость, как в мех воду морскую. Княже мой, господине! Не оставь меня, как отец мой и мать моя °ставили меня; а ты, господин, обласкай милостью своею. Княже мой, господине! Как дуб крепится множеством корней, так и город наш твоей державою. Княже мой, господине! Кораблю глава — кормчий, а ты, князь,— глава людям своим. Видел полки без доброго князя и сказал: «Велик зверь, а головы не имеет». Женам глава — муж, мужам — князь, а князьям — бог. Как паволока9, расшитая многими шелками, красоту свою показывает, так и ты, князь наш, умными боярами перед многими людьми честен и во многих странах славен... Избавь меня, господин, от нищеты, как птицу от силков, и освободи меня от бедности моей, как серну из сетей, как утенка из ког ей сокола. Ибо кто в печали человеку поможет, тот как студеной водой напоит его в знойный день. Княже мой, господине! Ржа есть железо, а печаль ум человека. Как олово пропадает, если его часто плавить, так и человек от многих бед худеет; печаль человеку сушит кости. Всякий видит у другого сучок в глазу, а в своем глазу бревна не замечает. Всякий человек хитрит и мудрит о чужой беде, а своей не может осмыслить. Княже мой, господине! Как море не наполняется, приняв многие реки, так и дом твой не наполняется, принимая многие богатства, потому что руки твои, как сильная туча, берущая у моря воду, передают в руки бедных от богатства дома твоего. Потому я и возжаждал милосердия твоего... Если и не мудр я, то облачился в одежды премудрых и умных сапоги носил. Однако послушай голоса моего и подставь сосуд сердечный под струю языка моего, да натечет тебе словесной сладости лучше вод ароматных. Давид сказал: «Слова твои лучше меда устам моим». Соломон говорит: «Уста медовые — слова добрые; уста праведного источают премудрость, печаль сердцу — дума безумных, ведь безумный возвышает голос свой со смехом». Мудрого человека найдя, к нему прилепись седрцем своим. Говорит Писание: «Ищите премудрость, чтоб жива была душа ваша. Прицепляясь к премудрым, премудр будешь. Мужа лукавого избегай и наставления его не слушай». Очи мудрого в разуме, а безумного очи как во тьме ходят. Мудрый человек — умный друг, а неразумный — недруг. Сердце мудрого в доме печальном, а безумного в доме пиршенственном. Посылая в путь мудрого, мало его наставляй, а посылая глупого, сам не поленись пойти. Лучше мне слышать угрозы мудрых, нежели наставления глупых. Сказано: «Дай мудрому наставление, и он мудрее будет, а глупого, если и кнутом бьешь, привязав к саням,— не избавишься от его глупости». Наставляя глупых, многие примешь неприятности: среди народа осрамит тебя. Сказано: «Не сей жита на меже, ни мудрости в сердцах глупых». Не стоит вода на горах, ни мудрость в сердцах глупцов. Княже мой, господине! Не отвергни раба скорбящего, не лиши меня жизни. Как глаза рабыни в руках госпожи ее, так наши глаза в руках твоих, ибо я раб твой и сын рабыни твоей. Насыщаяся многоразличными яствами, вспомни меня, сухой хлеб жующего; увеселяясь сладким питьем, облачаясь в красивые одежды, вспомни меня, в немытом вретище10 лежащего; лежа на мягкой постели, вспомни меня, под единым рубищем лежащего, от стужи умирающего, каплями дождевыми, как стрелами, пронзаемого. Княже мой, господине! Орел-птица — царь над всеми птицами, осетр — над рыбами, лев — над зверями, а ты, князь, над пе- реяславцами. Лев рыкнет — кто не устрашится, а ты, князь, скажешь — кто не убоится? Как змей страшен свистом своим, так ты, князь наш, грозен множеством воинов. Золото — красота женам, а ты, князь,— людям своим. Тело укрепляется жилами, а мы, князь, твоею державою. Птенцы радуются весне, а младенцы — матери, а мы, князь,— тебе. Гусли настраиваются перстами, а город наш твоею державою... Княже мой, господине! Нельзя ковшом море вычерпать, ни тем, что мы возьмем, дом твой истощить. Если же не мудр я, то потому, что мало мудрости встретил в воротах, только умных людей сапоги носил, в одежды умных облачался.
Неужели, князь, по глупости сказал я эти слова? Кто видел небо войлочное и звезды лыковые, а глупых — говорящих мудро? Не плавает камень на воде. Как не нужно золото ни псам, ни свиньям, так глупым — мудрые слова. Нельзя мертвеца рассмешить, ни развратного наставить. Когда прогонит синица орла, тогда глупый ума наберется. Как дырявую кадку наполнять, так глупого учить. Ибо глупых не сеют, не жнут, не прядут, не ткут, но сами родятся. Неужели скажешь, князь: «Налгал». Как это? Если бы умел украсть, то столько бы не скорбел. Девка губит свою красоту прелюбодейством, а муж свою честь — воровством. Или скажешь, князь: «Женись у богатого тестя, тут пей и тут ешь». Лучше бы мне лихорадкою болеть: лихорадка потрясет и отпустит, а злая жена до смерти сушит... Или говоришь, князь, постричься в монахи. Так не видал я ни мертвеца верхом на свинье, ни черта на бабе; не ел я от дуба смокв, ни от липы изюма. Лучше мне так окончить жизнь свою, нежели, восприняв ангельский образ, богу солгать. Ибо говорят: «Лги миру, а не богу: нельзя богу солгать, ни вышним играть». Ибо многие, отошедшие от мира сего в монашество, снова возвращаются к мирской жизни, как пес на свои блевотины и на мирское преследование; обходят села и дома сильных мира сего, как псы льстивые. Где свадьбы и пиры, тут монахи и монахини и беззаконие: ангельский имеют на себе образ, а блудный нрав; святительский имеют на себе сан, а обычай похабный... Княже мой, господине... рыцари, мастера, вожди... всадники — Просвещение в Древней Руси X — XIII вв. 185 и те имеют честь и милость у поганых султанов11. Иной, вскочив на коня, как орел, скачет по ипподрому, рискуя жизнью; иной летает с церкви или с высокой палаты на шелковых крыльях; иной нагим бросается в огонь, желая показать крепость сердца царям своим; иной, прорезав голени, обнажает кости, показывает их царю, доказывая храбрость свою; иной, закрыв глаза коню и ударяя его по бокам, бросается с высокого берега вместе с конем своим... иной, привязав веревку к кресту церковному, другой конец к земле бросит далеко и по той веревке сбегает вниз, держась одной рукой за конец веревки, а в другой руке держа обнаженный меч; иной, обмотавшись мокрым полотном, борется с лютым зверем. Но перестану много говорить, чтобы в многословии не растерять ум свой и не быть, как худой мех, сыплющий богатства в руки другим; и не уподоблюсь жерновам, которые людей насыщают, а сами себя не могут наполнить житом. Да не окажусь ненавистным многословною беседою, как птица, частящая песни, ненавидима людьми. Потому и я, мутноумный, перестал говорить; боялся, господин, осуждения твоего, худой разум имея... Покушался говорить, уста неученые имея, обуздан был страхом божьим. Начал говорить, похваляясь премудростью, не совсем от глупости. Ибо не едал масла из песка, а от козла молока, не видал глупого, мудрость изрекающего. Как тебе скажу об этом, имея деревянный ум, войлочный язык и мысли, как отрепья от пакли. Может ли разум говорить сладко? Сука не может родить жеребенка, а если бы родила, кому на нем ездить? Одно есть лодка, другое — корабль, одно есть конь, другое — лошак; один — умен, другой — глуп. Глупых же не куют^ не льют, но сами родятся. Неужели скажешь, князь: «Солгал, как пес». Так хорошего пса князья и бояре любят... Произведения неизвестных авторов «Слово некоего отца к сыну своему» входит в состав «Изборника 1076 года» и принадлежит анонимному киевскому книжнику, состоявшему в близких отношениях с составителем «Изборника» Иоанном [4, с. 64]. Автор адресовал свое сочинение молодым людям, жившим «во граде», т. е. в Киеве, или «инехъ окрестных градах». Произведение является памятником оригинальной древнерусской литературы. Из-за художественных достоинств, простоты языка и характера конструкции ряда фраз отдельные исследователи приписывали его Илариону. Как произведение нравственного содержания, оно отражает некоторые аспекты педагогической мысли XI в. Слово некоего отца к сыну своему Сыну мой, чадо мое, приклони ухо твое и послушай отца своего, светующего ти спасения. Чадо, приближи разум сердца своего и внуши (внемли) глагол родившаго тя: не суть бо на пакость (на вред) души твоей, но аще разуно приимеши я, то царствию небесному вожь (вождь) ти будеть. Простри (разверзи) сердечный съсуд (сосуд) да накаплють ти паче (слаще) меду словеса, могущая тя оживити и бесмертна явится тя. ... Темь же (и ты), чадо мое, изволи (возжелай) себе тех житье (поревнуй житию их) и тех правы (нравы) и путь приими, и поревнуй деломь их; взыщи коим путем идоша и коею стезею текоша, да в царствии небеснем постигнеши я, и с ними взра- дуешися радостью, ея же в житьи сем несть. Потщися по них и взищи ихъ, иже я доправиша, и благ смысл, покорение и любовь, милостыня же и доброутробье (добросердие), мир ко всем ладно (равно одинаково), к малым же и к великим... Чадо, буди понижен главою, высок же умом, а очи имей в земли (к земли), а сум (ум и же — очи) на (к) небеси, уста стищени (молчаща), а сердцем (а сердечная)— к богу (выну) вопиюща, а нози тихо ступающа, и умней (ноги) скоро те кущи к вратам небесным, уши уклоняй от заслышания (злаго слышания), умныма же воину (выну, всегда) прилегаи к святым книгам, руце имей согбене на собрание злаго имения света сего, протерши же на подание (даяние) убогим. Не стыдися всякомому человьку, созданному во образ божии. главы своя покланяти; старьйшаго (себе) данми почестити не ленися и покоити старость его потщися; сверстникы бо своя с миром сретай, и меньшаго себе любовью приемли, а с честнейшими себе никакое стояти не ленися, да не буди (самолюбец и) самохотьем (самохотением — своей воле) лишен вечного живота; грееха бегай, акы ратника (злого), губящаго душу твою; не вьс- хощи веселитися вь мире сем, яко веселье света сего плачем кончается. И се яве видети есть (и это явственно видеть можно) вь двоих суседех, су сих брак творят, а у других мертвеца плачут и ть (сей, этот) же плач скоро минет: днесь плачут, плачут, а утро упиваются. Разумей же, чадо, суету века сего и скоропадающюю (распадающую) плоть нашу: днесь растем, а утро огнием (гнием). Тем же (а потому) в малем сем житьи взищи вечныя жизни, идеже ни едино оть сих несть, ни скорби, ни вздыхания (ни сетования), но радость и весельм (веселие) и свет немеркнущий солнце господь. Ту жизнь возлюби и к ней по вся дни тщися'и о жизни по Вся Дни помышляй, и будеть ти везглавеи (возглав е) мысль небесныя Радости, встающю (же ти) от брашно — память царствия (память Царства небесного). Чадо мое милое, алчного накорми, яко же ти повеле сам гос подь, жаднаго напои, страннаго введи и больнаго посети, к тем- ници дойди и вижь бьду их вздохни... В градь, в нем же живеши, в инех окрестных (градах) поищи ли единого человека бога боющася и тому всею силою служи, обрете ли такого, то уже не скорби — обрете бо ключ царствия небеснаго; тому прилни душею и телом: смотри житья его, хожения, седенья, взора, ядения и всего обычая его пытай, паче же, чадо, блюдися (наблюдай, следуй) его, не дай же ни единому слову его пасти на земли: дражееш (дороже бо бисера чуть святых словеса). Праздники святых чести (почитай честно), а (и) сам не упивайся, но алчная и жадныя накормляя, знаемь створ дом свои нищим, и вдовицам, и сиротам, скитающим и неимущим, где главы подкло- нити. Богат ли, имееши дом свой, худ ли — все то промыслом божиим; но потщися всего своего имения десятое госповеди даяти, давшему ти животе еде, а по исходе жизнь вечную даст ти. Ненавидет ли кто тебе, серися (смирися) перед ним, дай же ему дар по силе твоей, и поклонися пред ним (ему), худ пред ним и немощен створися, и обратити сердце ему (еже) любити та: не створить бо ни единого зла покорение, но оного спасеши и себе. ...Чадо мое милое, много ти бых и еще глаголал, но болезнь си сьставляет мя (останавливаеть меня). Но ведь словеса божия понеже плодовита суть, да аще сумягчиши сердечную землю (ниву) и приимеши малое семя оучения, и много зело расплодиши в собе спасеное житие (жито)... Смерть бо близ комужьдо нас и при двери (стоить) готова, ждуще повеления господня и внегда скончаемся. И нынь, чадо, попечися пред смертью, готова буди на душевный исход, дела света творяща и (да) по разлученьи от тела осветаят душою твою, да не темнь сущие (да не во тьме сущу) и приимут (вос- хитять) ю врази твои. Слово о пользе учения ...Некто унывая во учении, и вопроси отца своего глаголя: «Что, отче, труждаюся в книгах и ничто же разумею?»... Он же отвеша ему глаголя: «Чадо, овцы, егда обращут пожить, и сладость ядят зело, часто несожеваему пищу глотают, тщася каяждо, до множайшая похватит и вложит себе внутрь. Токо и ты, чадо, елико, убо помощь и благо время имаши, учися елико можеши без лености... или от бесед старцев слышав навыкнеши, или сам, навыкнув вопро- мешеи, или от поучающих...»