Наивный человек, как сказано, представляет себе мир натуралистически, как ряд независимых от него и самостных пещей — субстанций. Познать мир, или бытие, значит для него иолучить путем сравнения и отвлечения их наиболее общие черты, установить постоянство в их связи или последовательности, — словом, дать их формальную классификацию.
И непосредственным исходным материалом для такой познавательной работы являются для него при этом сами эти вещи в их самостоятельной субстанциальной данности. Отвергнув самую :>ту субстанциальность вещей и бытия, Шуппе должен, конечно, отказаться и от исхода из нее при опознании сущности пещей. Если вещи даны не как самостоятельные и независимые от Я и сознания сущности, а как содержания сознания, если (>ытие не есть нечто противоположное сознанию, а есть само сознание со своей объективной стороны или в своем вещном пределе, то ясно, что исходить из вещей будет значить совсем другое, чем раньше, что такой исход не будет уже так первичен и непосредствен, как то казалось натурализму, что есть факт (юлее основной, общий и непосредственный, чем данность к;1ждой отдельной вещи. Этот новый исходный пункт находит у Шуппе свою формулировку в виде Satz des Bewusstseins. Наипростейшим и наинепосредственнейшим исходом является, по мнению Шуппе, факт самого сознания, факт сознания чего-либо, факт сознавания какого-нибудь бытия вообще. Ибо всякое отдельное бытие, всякий отдельный вещный момент предполагает бытийность вообще, являясь ее индивидуальным выражением, и предполагает потому сознательность как необходимый коррелят бытийности. Сознательность есть общая предпосылка для всех своих содержаний, для всех 1 См.: Erkenntnistheoretische Logik. S. 64 f., 68 f., 73 ff., 79, 195; Grundriss der l.rkcnntnistheorie und Logik. S. 18 ff.; Zusammenhang von Leib und Seele. I. 1902. S. 21 ff., ытия, собираясь проникнуть в сущность бытия вообще, так кик чувствует непосредственную предвзятость и непростоту такого исхода. Каждая вещь в своей отдельности (а равно и более или менее значительные совокупности вещей) чрезвычайно неустойчива и чрезвычайно обусловлена, сложна. Взять ее за исход представляется грубым догматизмом. Потому Шуппе обращается, как было уже сказано, к бытию вообще, к общей форме всех отдельных бытийных форм. Бытие же вообще непосредственно и прямо дано именно и только как содержание сознания вообще, характеризуется именно и только как нечто вообще сознаваемое. Отсюда прямой вывод, что за исход нужно взять факт сознания. Но и Шуппе, разумеется, подобно наивному натуралисту ищет основных характеристик бытия, а не сознания как такового, и его цель лежит не по сторону сознания, а по сторону бытия. Ivro цели тоже онтологичны и метафизичны.1 Он только не хочет ()ыть онтологичным и метафизичным в исходе, ясно сознавая, чт о впадет в таком случае в произвольный догматизм. И потому он берет себе исход чисто критический, гносеологический, т. е. исход, ничего другого, кроме себя самого, не предполагающий, простой и сам собою очевидный, надеясь так лучше и непред- изятее разрешить свою основную задачу: вопрос о сущности и свойствах бытия. С таким гносеологически-критическим исходом в тесной связи стоит и тот метод, применяя который, Шуппе двигается по направлению к своей онтологической цели. Это и не метод догматической конструкции, и не метод эмпирической классификации.
Это — метод анализа непосредственно данного факта сознания, метод разложения этого факта на его различные моменты, выделения среди этих моментов элементов бытия и реконструкции самого бытия из этих правомерно-бытийных элементов. Вслед за всей этой аналитической работой должна, конечно, последовать конструкция бытия, непрерывное и це 1 «Die Logik lehrt also nicht eine subjective Verfahrungsweise des blossen Denkens (ohne Objecte) — die ist gar nicht denkbar — sondem giebt inhaltiche Erkenntnisse, natllrlich nllgemeinster Art, vom Seienden llberhaupt und seinen obersten Arten... Von dieser Seite ist die Ix)gik materale Logik, zugleich Ontologie» (Grundriss der Erkenntnistheorie und Logik. S. 4). ?Die Logik ist von dieser Seite eine materiale, sie erkennt die obersten Gattungen des Seienden» (Erkenntnistheoretische Logik. S. 112). [«Все же логика учит не субъективному способу обращения с безобъектной, голой мыслью — такой она даже немыслима, а предлагает содержательное познание существующего в целом и его высших форм. С этой точки ’фения логика является материальной логикой, т. е. вместе с тем онтологией»; «С этой точки зрения логика является материальной, она познает высшие формы существующего» (нем.)] 402 Б. В. ЯКОВЕНКО лостное его возведение, которое явится вместе с тем и внутренней, принципиальной классификацией подлинных родов, видов и индивидуумов бытия. Но только в том случае эта конструкция, эта подлинная цель всех философских стараний будет правомерна и неоспорима, если за спиной ее будет всегда чувствоваться пройденный критико-аналитический путь.1 Взаимоотношение этих двух методов предварительного и систематического можно пояснить следующим образом. Вот перед вами руководитель раскопками какого-либо древнего города. Осторожно по его указаниям притрагиваются к земле заступы, медленно и постепенно снимаются пласты за пластами, предварительно будучи обкапываемы со всех сторон и прорываемы во всех направлениях. А он — руководитель — в это время пристально смотрит в землю, сравнивает, умственно взрывает целые глыбы и бегает взором своим по всем ямам, рвам и пещерам, пытливо выискивая правильного разреза и оголения, наиболее безопасного и соответствующего разрываемому городу способа его выявления. И так постепенно вырастает мертвый город, эта груда развалин, обломков и осколков и полуразрушенных зданий. Но вот работы закончены, и город стоит на поверхности. Тогда былой руководитель раскопками преображается. Толпы народа ходят за ним по пустынным улицам, и как бы по мановению жезла от его слов улицы эти для них оживают. Обломки тогда приобретают прежнюю цельность, осколки спаиваются воедино, развалины получают снова свой былой жизненный вид. И город в эти минуты живет своей старой жизнью, как живой организм, как подлинная система. Как бы возможно это было, если бы длительный аналитический труд не создал условий для возможности такого оживления, такой конструкции? Не явствует ли из этого, как велика ценность такой предварительной критической работы и насколько прав Шуппе, полагая ее в основание своего философского дела? Этот предварительный метод ныне получил специальное наименование: его называют феноменологическим? Не Шуппе дал ему это имя, но он рыл им неустанно и мощно философскую почву и главным образом этому обязан как своею значительностью, так и своим значением.