Философия как история философии.

В принципе Гегель категоричен в понимании истории философии как единого процесса выявления сформулированных им методологических принципов и категорий. Различие философских идей, утверждает автор «Науки логики», — только кажимость, проистекающая из несходства ступеней единого процесса или непонимания особых принципов, положенных в основу той или иной системы. При углубленном же осмыслении истории философии выясняется, что такие идеи и принципы «суть лишь ответвления одного и того же целого. Последнее по времени философское учение есть результат всех предшествующих... и должно содержать в себе принципы всех их; поэтому оно... есть самое развитое, самое богатое и самое конкретное» (там же, с. 99). Философские системы преходящи, но сохраняются их наиболее значимые идеи, требующие новой систематизации, которую теперь и осуществил сам Гегель в «Лекциях по истории философии». Ее изображение выявляет и огромную эрудицию автора в этой области, и сложность ее предмета, не вмещающегося только в его логическую схематику.

В теоретически напряженном «Введении» к своим «Лекциям» Гегель подчеркивает трудность понимания предмета самой философии в его переплетенности с другими проявлениями и аспектами духовной культуры. Предмет философии в отличие от предметов частных наук многозначен, расплывчат, трудноопределим. Автор иронизирует в этом контексте над английскими и французскими пониманиями философии, чрезмерно ориентированными, как он считает, на естествознание, тогда уже весьма математизированное и даже отождествляемое с ним. «Общую научную культуру мы, немцы, редко причисляем к философии» (5, т. IX, с. 57). У самого Гегеля результаты естественно-научной мысли в умозрительном философствовании выступают как некий подчиненный момент рассудочной «конечности». Естественно-научная мысль близка философии только своей понятийной формой.

Еще труднее выявляются взаимоотношения между философией и религией вследствие ее мировоззренческой широты, расплывчатости ее образов и туманности догматов. Проясняя эту проблематику, Гегель пытается по возможности и даже максимально приблизить религию при всей ее определяемое™ представлениями к философии.

Но, как многосведущий историк философии, автор «Лекций» говорит о хронологической первичности религии в отношении философии, а также о длительном конфликте между ними. Уже в древнегреческие времена «так называемые атеисты», начиная с Ксенофана, проявляли враждебность к «народной религии». Но такое недоразумение преодолевается, конечно, в пользу философии. В Античности оно доказано неоплатониками, поднявшимися до понимания «всеобщего содержания» в прежде отвергавшейся многими атеистами «народной религии» (там же, с.

Примерно две трети «Лекций по истории философии» посвящено древнегреческой эпохе. В результате внимательного ее изучения Гегель сделал глубокий обобщающий вывод, что «философия древних до такой степени является основой новой философии, что она должна заключаться в последней и является той почвой, на которой выросла новая философия» (6, с. 46; Энгельс повторит эту идею). Вместе с тем при изображении идей древнегреческих философов в соответствии со своим логико- умозрительным конструктивизмом автор «Лекций» иногда отступает от хронологической последовательности древнегреческих философов (элеа- ты — раньше пифагорейцев, Левкипп —Демокрит — раньше Эмпедокла и Анаксагора и других). Преувеличивая понятийно-логический элемент в учении Гераклита, Гегель заявляет, что берет в свою «Логику» все его положения (5, т. IX, с. 246). Закономерно, что «подлинно спекулятивному учению Платона», как затем и энциклопедии Аристотеля, этим «учителям человечества» (т. X, с. 132, 123) в «Лекциях» отведено наибольшее место.

Знаменательна резко отрицательная позиция Гегеля в отношении к схоластике, этой «варварской философии рассудка», который «вертится лишь в беспочвенных сочетаниях категорий» (т. XI, с. 154). Ансельму Кентерберийскому уделяется несколько больше внимания в связи с его онтологическим «доказательством» бытия Бога, отвергнутым Кантом и восстановленным Гегелем. О Фоме Аквинском дана лишь небольшая справка, надо полагать, не в последнюю очередь потому, что этот фундаментальный схоластик стал одним из основных авторитетов католицизма, что было совершенно неприемлемо для «партийности» Гегеля.

По примеру Аристотеля (в первой книге его «Метафизики») автор видит в философии необходимую роскошь, которая становится возможной лишь после удовлетворения первостепенных жизненных нужд. Принципиальный историзм выражен в известной формуле Гегеля, что «философия есть... время, постигнутое в мысли» (7, с. 55). Но постигается она только ретроспективно, по достижении определенного уровня духовной культуры. Отсюда знаменитая метафора Гегеля: «Когда философия начинает рисовать своей серой краской по серому, тогда некая форма жизни стала старой, но серым по серому ее омолодить нельзя, можно только понять; сова Минервы начинает свой полет лишь с наступлением сумерек» (7, с. 56).

Критикуя поверхностность современных ему изображений философских идей прошлого, автор «Лекций по истории философии» предостерегает таких авторов от «соблазна перечеканить древних философов в нашу форму рефлексии» (приводятся и примеры такового), подчеркивая при этом, что «каждая система философии... отображает особенную ступень развития, принадлежит своей эпохе и разделяет с нею ее ограниченность» (5, т. IX, с. 46, 47). Но критик «старой» метафизики и творец спекулятивной диалектики был убежден, что он открыл и зафиксировал теперь абсолютную истину, последнее откровение самосущего Духа. С этих высот, опять телеологически, Гегель представлял основоположные понятия и категории всей предшествующей философии, стремящейся к его собственной системе.