В. Е.Маневич ПРОБЛЕМЫ ТЕОРИИ И ПРАКТИКИ ХОЗРАСЧЕТА В 2CVX ГОДАХ

В годы военного коммунизма сложилась централизованная система управления промышленностью. В составе ВСНХ были созданы главные управления — главки (например, Главтекстиль, Главметалл), управлявшие предприятиями отрасли по всей стране.

С переходом к нэпу начинается перевод промышленности на хозрасчет; промышленность должна теперь работать на рынок, заготовлять на рынке сырье и топливо, реализовать и продавать свою продукцию, выплачивать заработную плату, окупать затраты, получать прибыль. Хозрасчетная организация промышленности, работа на рынок, элементы конкуренции должны были обеспечить рациональное, экономное хозяйствование.

Хозрасчетные права предоставлялись не отдельным предприятиям, а трестам — отраслевым объединениям предприятий. Тресты делились на общесоюзные, республиканские и местные. Общесоюзных трестов — крупных отраслевых объединений было около 80, республиканских — примерно 90, местных — более 300. Таким образом, в народном хозяйстве страны насчитывалось примерно 500 самостоятельных хозрасчетных предприятий. Мелкие государственные предприятия, не включенные в состав трестов, подчинялись губсовнархозам и также хозрасчетными правами не пользовались. Тресты в своей деятельности подчинялись весьма жесткому регулированию со стороны ВСНХ, который спускал трестам производственные задания, контролировал капитальные в ложе- ния, распределял полученные ими прибыли.

Чтобы избежать конкуренции между трестами, навязать рынку высокие цены, в 1922 г. стали создаваться торговые объединения трестов — синдикаты. Каждый синдикат охватывал тресты целой отрасли промышленности или группы отраслей. Наиболее крупными синдикатами бкши Всероссийский текстильный синдикат, Кожсиндикат, Металлосин* дикат, Продасиликат.

Синдикаты являлись, по сути дела, монополистами на рынке целой отрасли промышленности, и даже нескольких отраслей. Например, Всероссийский текстильный синдикат объединял тресты хлопчатобумажной, льняной, шерстяной промышленности; Продасиликат — кирпичной, стекольной и др. Являясь монополией, синдикат мог поделить рынок между входящими в его состав трестами, исключить конкуренцию, навязать рынку цены, обеспечивавшие не только возмещение издержек производства, но и прибыль.

Однако уже в 1923—1924 гг. выясняются негативные последствия монополии, исключающей конкуренцию. Осенью 1923 г. возник тяжелый кризис сбыта промтоваров. Цены на промышленные товары, поднятые благодаря усилиям синдикатов, оказались непосильно высокими для крестьянского спроса. Крестьянство практически отказалось покупать промтовары по монопольно высоким ценам, стремилось переключить свой спрос на продукцию кустарей и ремесленников.

Тогда были приняты меры для экстренного принудительного снижения цец. Возможны были два варианта воздействия на цены: либо восстановление механизма конкуренции и снижения цен, либо возведение в принцип централизованного, принудительного снижения цен при сохранении монополизации рынка, объективно толкающей к их повышению. Избран был второй путь.

Синдикаты не были последней инстанцией в аппарате управления промышленностью. Как органы, регулирующие производство, они были подчинены ВСНХ; как органы, регулирующие сбыт, определяющие цены, — Комвнуторгу, Наркомвнешторгу, Наркомфину; как органы, распределяющие кредит, — Госбанку. Таким образом, система управления промышленностью в годы нэпа оставалась жестко централизованной, громоздкой, бюрократической и, следовательно, нерациональной, расточительной.

Эволюция системы управления промышленностью и торговлей имела свою внутреннюю логику. Вслед за принудительным установлением цен неизбежно должно было последовать директивное определение номенклатуры продукции и издержек производства, директивное распределение товарных масс на рынке. Вслед за бюрократизацией рынка шла бюрокра* тизация кредита. Весь процесс бюрократического окостенения оборота занял всего 4—5 лет и в 1929 г. почти завершился.

Процесс бюрократизации рынка начался с его монополизации синдо катами. В 1923 г. комиссия РКИ поставила вопрос о ликвидации синди-

катов или резком ограничении их деятельности163. Однако речь при этоN/ шла не о восстановлении рыночной экономики, рыночного регулировав ния, а об увеличении роли ВСНХ в руководстве трестами, которая умалялась синдикатами. Комиссия РКИ вскрыла многие негативнье последствия монополизации рынка синдикатами, но все же осталась при том мнении, что аппарат ВСНХ справится с трудностями на рынке лучше, с меньшими издержками, чем механизм свободного ценообразования и рыночной конкуренции. !

На деле в 1924—1927 гг. шел процесс сближения, а затем и слияния аппарата синдикатов и главков ВСНХ, причем синдикаты все больше и больше утрачивали характер торговых объединений, превращались в ’’тресты трестов”.

* *

*

В начале нэпа, в 1921 г., при организации первых хозрасчетных трестов никто не теоретизировал на тему, в какой степени хозрасчет ’’присущ” или ”не присущ” социализму; исходили из имевшегося опыта: до революции казенные предприятия частично функциониродали ”на коммерческих основаниях”, частично находились на бюджетном финансировании (на смете), а среди крупных частных предприятий.все большую роль играли акционерные общества. В годы военного коммунизма все предприятия национализированной промышленности работали на смете, финансировались из бюджета. С переходом к нэпу вновь стали переводить государственные предприятия на коммерческие основания (на коммерческий расчет). Вместе с тем в организации трестов сочетались черты казенных предприятий на коммерческом расчете и акционерных обществ. Видимо, архитекторы нэпа понимали, что голая централизация управления и собственности не создает механизма для возникновения новых предприятий, для перелива капитала, для живых межотраслевых связей и т.д. Именно поэтому трестам и придавались черты акционерных обществ.

Согласно законодательству начала 20-х годов тресты могли привлекать капитал других трестов, ведомств, государственных бюджетных организаций, кооперативов, частных лиц. Местные власти могли участвовать в капитале трестов, не только делая денежные и имущественные вклады, но и предоставляя им земельные участки, лесные делянки, полезные ископаемые (эта передача также могла оформляться акциями) . Отдельные граждане могли становиться участниками (пайщиками, акционерами) государственных трестов, вкладывая в них свои средства или предоставляя в их распоряжение свои открытия, изобретения, рационализаторские предложения.

^ С самого начала в деятельности хозрасчетных трестов обнаружилось глубокое противоречие: противоречие между положением акционерного общества и казенного предприятия. Пока существует акционерное общество, оно пользуется определенными правами на вложенный в него капитал. Отношения между акционерным обществом и акционерами, вложившими в него свой капитал (включая государство), регулируются законами. Акционеры имеют право на участие в управлении акционерным обществом и на получение части прибыли (дивиденда). Отношения же государства с казенными предприятиями законами не регулируются, они определяются служебными циркулярами, усмотрением вышестоящих инстанций. Государство распоряжается всей прибылью, всеми капиталами, всей продукцией казенного предприятия.

Экономисты очень скоро научились ’’разрешать” реальные противоречия с помощью, ’’диалектических” конструкций, гласящих, что план не противоречит хозрасчету, хозрасчет — плану, хозрасчетная самостоятельность предприятий осуществляется в рамках директивного планирования и направлена на выполнение плановых заданий и т.п. Юристы такими рассуждениями обойтись не могли, поскольку в их задачу входило формулирование четких правовых норм, регулирующих правовое положение предприятия (треста).

В 20-х годах между юристами шел спор о том, можно ли отделить роль государства как управляющего органа и как собственника капитала, может ли государственный капитал обладать подвижностью, мобильностью, самостоятельностью движения и, следовательно, может ли государство как собственник капитала и как орган управления выступать не в одном лице, а во множестве лиц.

Мировая юридическая практика выработала правовую форму, адекватную акционерной организации предприятий, обслуживающую движение акционерного капитала: юридическое лицо. Эта форма позволяет выступать в хозяйственном обороте в качестве экономической самостоятельной единицы капиталу, принадлежащему разным лицам, или расщепляться между разными экономическими единицами капиталу, принадлежащему одному лицу, сохранять устойчивость экономической единицы и не затрагивать собственности отдельных реальных лиц на капитал и т.д. Юридическая практика выработала формы участия государства в гражданском обороте в качестве специфического юридического лица (фиск) и в качестве множества других юридических лиц.

В качестве специфического юридического лица (в качестве фиска, т.е. казны) государство обладает правом на получение налогов (это сфера публичного права), в качестве множества других юридических лиц (которыми могут быть различные государственные учреждения, фонды и т.д.) государство управляет движением принадлежащих ему капиталов и в этом отношении подчиняется обычному гражданскому праву, регулирующему взаимоотношения товаропроизводителей и независимых собственников. Ряд юридических конструкций в 20-х

годах исходил из того, что отношения между предприятием и государ-/ ством должны строиться по типу отношений акционерного общества^ и акционера, что как предприятие, так и государство в хозяйственном обороте должны выступать в качестве юридических лиц.

Юридическим конструкциям, которые пытались (в правовом отношении) так или иначе отделить хозрасчетное предприятие от государства, очертить их права по отношению к государству, противостояла теория ’’товарной собственности”, согласно которой тресты лишь во взаимоотношениях с другими товаропроизводителями на рынке выступают как самостоятельные хозрасчетные предприятия, по отношению же к государству они таковыми отнюдь не являются. Тресты тождественны государству, и поэтому собственность трестов — это и есть государственная собственность, которой могут свободно распоряжаться вышестоящие инстанции управления. Юридические нормы (гражданское право) регулируют лишь рыночные взаимоотношения трестов, продавцов и покупателей, но они не распространяются на взаимоотношения трестов с наркоматами.

Разрешение противоречия в правовом положении государственного треста юридическая концепция ’’товарной собственности” намечала на путях преодоления товарного производства и исчезновения тем самым сферы применения гражданского права в народном хозяйстве.

Как развивалась хозяйственная практика в 20-х годах? Уже в середине 20-х годов инстанции государственного аппарата (наркоматы, главки, синдикаты) свободно распоряжались не только прибылью трестов, но и их капиталами, и производимой ими продукцией, директивно вмешивались во внутреннюю жизнь хозрасчетных предприятий. Роль предприятия как самостоятельного товаропроизводителя быстро сходила на нет. Вслед за экономической практикой шло и законодательство. Если декрет о трестах 1923 г. еще во многих отношениях приравнивал тресты к акционерным обществам, использующим государственный капитал, то декрет о трестах 1927 г., напротив, приравнял существовавшие в то время акционерные общества к обычным казенным предприятиям, завершив превращение акционерной формы организации предприятий в пустую формальность. Конечно, нельзя исключить, что существовал и другой путь разрешения противоречия в положении государственных трестов, а именно утверждение современных для XX в. хозяйственных форм, широкое развитие акционерной организации предприятий, соответствующее этой организации юридическое оформление. Почему этого не произошло в 20-х годах — самостоятельный и большой вопрос, на котором мы не можем сейчас останавливаться. Важно отметить, что те формы организации государственных предприятий, которые существовали в 20-х годах, допускали альтернативные пути развития.

* *

*

Теоретическая экономическая литература, посвященная проблемам хозрасчета в 20-х годах, относительно небогата; тем не менее представляет большой интерес ее эволюция в течение 20-х годов. Эта эволюция затрагивает пересмотр самого подхода к централизованному управлению хозяйством, отказ от термина ’’коммерческий расчет” в пользу термина ’’хозяйственный расчет”, признание государственных промышленных предприятий ’’предприятиями последовательно социалистического типа”.

Эволюцию подхода к проблемам хозрасчета можно проиллюстрировать на высказываниях одного и того же автора, признанного авторитета в вопросах экономики промышленности и теории хозрасчета, —

А,М.Гинзбурга. Еще в 1926 г. он писал, что ^ахиллесовой пятой” государственного хозяйства до сих пор всегда и везде была наклонность к бюрократизму и чрезмерной централизации. Преобладание этой тенденции составляет одну из важнейших проблем управления государственной промышленностью... Хозяйственная жизнь с трудом подчиняется централизации... Хозяйственная деятельность покоится на максимальном развитии личного творчества, инициативы, приспособления к окружающей среде>. Где нет простора для инициативы и заинтересованности, ”там воцаряется казенная рутина, мертвый застой и непроизводительная трата труда”164

На рубеже 20-х и 30-х годов такие высказывания стали невозможными. Всеобщим стало воспевание чудодейственных возможностей плана, плановой организации производства, распределения, кредита, снабжения и т.д. И вряд ли можно винить тех советских экономистов, которые, видимо, против воли присоединялись к общему хору. Важно то, что и на рубеже 20-х и 30-х годов хотя и не прямо, но все же присутствовала критика централизованного управления и планирования.

Так, Гинзбург в книге, вышедшей в 1930 г., констатировал возрождение ’’главкистских” методов руководства промышленностью и хотя прямо и не критиковал их, но, по сути дела, показал их внутреннюю противоречивость, неосуществимость на практике. ’’Аппарат ВСНХ, — писал Гинзбург, — одно время совсем свернувший главные управления по отраслям промышленности, вновь перестроился по главным управлениям и комитетам. Число их составило 11, и функции сильно разрослись. К ним отошли все вопросы управления данной отраслью промышленности... Вопросы снабжения, сбыта, финансирования, строительства — все они решаются при ближайшем участии главков. Роль главков объясняется тем, что в данных условиях плановое руководство промышленностью не ограничивается одним только составлением планов — оно превращает-

ся в систематическое оперативное руководство изо дня в день, применительно к известным плановым построениям, меняющимся беспрестанно в процессе исполнения”165

Здесь Гинзбург сформулировал, по сути дела, крамольный тезис, что централизованное планирование неизбежно превращается в повседневное вмешательство в экономическую жизнь предприятий со стороны самого верхнего эшелона управления — главков ВСНХ. Иначе плановые начала внедрены быть не могут. ”В центре плановой работы, — писал Гинзбург, — стоят производственно-финансовые задания, декретируемые от высших инстанций к низшим. Задания исходят из предположений о полной увязке всех элементов народнохозяйственной работы и точном выполнении планов по всей системе хозорганов. Но стихия жизни врывается в эти планы и нарушает в той или иной мере условия выполнения заданий. А с тем вместе делается неизбежным пересмотр заданий в течение рабочего года. Утверждение промфинпланов запаздывает. В 1928/29 г., например, промфинпланы утверждались еще в июне”166

Таким образом работа по плану превращается в непосредственную и постоянную опеку сверху, причем сам план играет не такую уж значительную роль, он постоянно пересматривается, а то и просто превращается в фикцию, когда он утверждается в середине планового года. Главное, Гинзбург видел во всем этом не какой-либо устранимый недостаток или случайность, а закономерное, неизбежное следствие директивного планирования.

Причина директивного управления не сводилась, по его мнению, к невозможности точного осуществления планов, она заключалась еще и в том, что ресурсы воспроизводства сосредоточены в руках аппарата управления, его вышестоящих инстанций. ’’Поскольку все основные ресурсы народного хозяйства сосредоточены в ведении наркоматов, — никакое осуществление широких плановых заданий невозможно без систематического согласования текущей работы производственных предприятий с самыми разнообразными правительственными инстанциями. Достаточно просмотреть приказы ВСНХ за последние годы, чтобы убедиться, как часто административными распоряжениями разрешаются чисто оперативные вопросы производства, строительства, снабжения, сбыта или финансирования”167 В результате регулирование производства сменяется администрированием.

Особенно ограничены были права трестов в процессе воспроизводства основного капитала, в капитальном строительстве и в обновлении техники. Финансовые источники капитальных вложений распределялись через бюджет. ’’Роль, которую в капиталистическом хозяйстве выполняет регулятор фондовой биржи, в советском хозяйстве принадлежит бюджету”168 Но даже и те средства, которые формально не передавались в бюджет, а оставались на счетах треста, он не мог использовать по собственному усмотрению, без санкции ВСНХ. Все капитальные работы, включая капитальный ремонт, тресты имели право осуществлять только по смете, утверждаемой ВСНХ на год вперед169 *

*

*

Борьба за реорганизацию управления промышленностью, за самостоятельность хозяйственных звеньев шла в течение всех 20-х годов. Директора предприятий, объединившись в свой клуб, добивались ”раст- рестирования”, тресты старались вырваться из синдикатов или обойти их, синдикаты, объединившись в свою организацию (Всесоюзный совет синдикатов), усиленно доказывали вредность диктата со стороны ВСНХ и Наркомторга, во всеуслышание говорили о прогрессирующем разрушении рынка, бюрократическом окостенении хозяйства. Правда, при этом ни одно из звеньев системы управления не хотело поступиться своими правами по отношению к звену нижестоящему. То, что действовавшая система управления несовместима с элементарной бережливостью, неспособна улавливать запросы потребителя, гибко реагировать на хозяйственную ситуацию, что она независимо от воли ее функционеров по природе своей застойна и расточительна, — это в 20-х годах было сказано и аргументировано неоднократно.

Наиболее драматичный характер приобрела борьба за хозрасчет промышленных предприятий - заводов и фабрик — решающего звена в управлении промышленностью.

В конце 1922 г. редакция ’’Правды” проводила конкурс на лучшего директора промышленного предприятия, работу эту возглавляла М.И.Ульянова. В ’’Правде” из номера в номер публиковались заметки о работе отдельных предприятий, об организации труда, снабжения, ремонта, приводились отзывы рабочих о директорах предприятий. Этот конкурс позволил директорам ближе узнать друг друга, организоваться вокруг редакции ’’Правды”. При клубе ’’Правды” возникла секция красных директоров имени М.И.Ульяновой.

Необходимо сказать несколько слов о самом термине ’’красные директора”. Директора предприятий делились тогда на две категории: красные директора и спецдиректора. Первые — из числа членов партии, в прошлом, как правило, рабочие, вторые — из числа беспартийных специалистов. Положение спецдиректоров было настолько непрочным, отношение к ним настолько подозрительным, что они не могли прини- мать активного участия в общественной жизни. Движение директоров за хозрасчет предприятий было почти всецело движением красных директоров.

С августа 1923 г. начал выходить журнал ’’Предприятие” — орган секции красных директоров при клубе ’’Правды”; позднее секция стала именоваться просто ’’клубом красных директоров”. В последующие месяцы клубы директоров возникли в Ленинграде, Киеве, Харькове и других городах. К концу 1924 г. насчитывалось 27 клубов красных директоров, главным образом в областных и губернских центрах, объединявших директоров не только центрального города, но и губернии или области.

Активная группа, руководившая клубом в Москве и журналом ’’Предприятие”, была довольно малочисленна. Из номера в номер журнал печатал статьи Н.В.Архангельского (председатель клуба), М.Гроссмана (директор текстильной фабрики, который на губернских съездах красных директоров выступал с докладами о работе журнала), директоров

А.Звездова, П.Капустина, экономиста и публициста Вл.Сарабьянова.

Важнейшим вопросом, который поднимали красные директора, был вопрос о переводе предприятий (заводов, фабрик) на хозрасчет, о предоставлении им хозяйственной самостоятельности. При этом среди директоров и публицистов, выступавших против засилья трестов, можно выделить два течения: радикальное и умеренное. Сторонники радикального течения (Л.Сабсович, П.Капустин) высказывались за ’’растрести- рование” промышленности; предприятия должны обрести полную хозяйственную независимость от трестов, осуществлять весь цикл коммерческой деятельности. Тресты должны сохраниться как торговые и заготовительные организации, выполняющие определенные операции на основе договоров с предприятиями. Представители умеренного направления (Н.Архангельский, М.Гроссман, Вл.Сарабьянов и др.), отрицая лозунг ’’растрестирования”, требовали расширения прав директора в рамках трестовской организации управления промышленностью. Они настаивали на том, чтобы права и обязанности директора по отношению к тресту были четко очерчены законом, чтобы директору было предоставлено решающее слово при составлении производственных программ и заключении коллективных договоров, чтобы предприятия получили самостоятельный баланс, самостоятельно осуществляли калькуляцию расходов на производство, поставляли продукцию трестам по договорным ценам, включающим прибыль, могли самостоятельно осуществлять закупки (кроме заготовок массового сырья).

Строго говоря, различие между сторонниками ’’растрестирования” и их более умеренными коллегами было не столько принципиальным, сколько тактическим: умеренные из числа красных директоров, видимо, стремились продемонстрировать свою лояльность по отношению к ВСНХ, опровергнуть предубеждение против клуба директоров как якобы оппозиционной общественной организации и тем вернее достичь

цели — хозяйственной самостоятельности предприятий. Умеренное направление явно возобладало в работе клуба и журнала, Л.Сабсович и П.Капустин скоро отходят от работы в журнале (хотя П.Капустин еще в 1924—1925 гг. оставался членом редколлегии).

Основные недостатки в работе трестов, которые вскрывались в статьях журнала ’’Предприятие”, написанных главным образом директорами, можно суммировать следующим образом: 1)

тресты неверно планируют производство, не зная толком ни возможности предприятий, ни требования рынка, ни запросы потребителей. При размещении производственных заданий тресты стремятся загрузить более или менее равномерно все предприятия, как передовые, так и отсталые, что сказывается на общем уровне себестоимости: 2)

тресты неверно составляют калькуляцию издержек производства: реальных расходов предприятий они не знают, зато включают в калькуляцию высокие расходы на содержание своего аппарата; 3)

тресты боятся рынка, не приспосабливаются к нему, а, напротив, административным воздействием или используя свое монопольное положение, стремятся его подчинить; 4)

получая продукцию от предприятий, тресты реализуют ее медленно, в соответствии со своими видами на овладение рынком, выдерживают высокие цены; финансовое положение предприятий их при этом не волнует; если бы предприятия передавали трестам продукцию для реализации в порядке договоров, а тресты оказывались бы должниками предприятий, они вынуждены были бы ускорить реализацию товаров, снижать цены и т.д.; 5)

централизуя финансовые ресурсы, тресты крайне затрудняют работу предприятий: у предприятий не остается средств для капитального ремонта, для реконструкции и т.д. Необходимый ремонт оборудования предприятия вынуждены осуществлять за счет оборотных средств, включать затраты на ремонт в себестоимость продукции, что удорожает себестоимость. В целом хозяйничанье трестов истощает предприятия; 6)

недостатки деятельности трестов, связанные со сбытом продукции, полностью присущи и их заготовительной деятельности: заготовки сырья ведутся неоперативно, по высоким ценам, сырье и материалы поступают некомплектно, низкого качества; директор предприятия лишен возможности отказаться от негодного сырья, воздействовать на его цену; 7)

работая по заданиям трестов, стремясь выполнить их далеко не всегда обоснованные требования по количеству выпускаемой продукции и снижению себестоимости, предприятия идут на снижение качества; в конечном счете, качество продукции оказывается безразличным всем — и трестам, и предприятиям, и вышестоящим инстанциям; 8)

тресты вмешиваются в непосредственное управление предприятиями, сковывают и подавляют их инициативу; 9)

тресты перераспределяют оборотные средства между предприятиями, тем самым обезличивая их.

Все эти моменты обусловливают высокие издержки производства, отрыв производства от интересов потребителя, низкую эффективность использования всех ресурсов, расточительство. Для того чтобы преодолеть эти пороки хозяйственного механизма, красные директора предлагали перевести предприятия на хозрасчет. В этом случае предприятия, наделенные собственными средствами, смогут своевременно осуществлять ремонт и переоборудование; составлять собственную калькуляцию и тщательно следить за динамикой издержек производства, всех видов расходов; от некачественного или чрезмерно дорогого сырья предприятия смогут отказываться, осуществлять закупки самостоятельно или, если найдут это рациональным, поручать заготовительные операции трестам, отношения с которыми будут регулироваться юридическими нормами и строиться на добровольно-договорной основе. Освобожденные от опеки трестов, предприятия смогут развернуть свою инициативу, предприимчивость, внести рационализацию во все сферы производственной, сбытовой, заготовительной деятельности. Работая на рынок (непосредственно либо посредством трестов и синдикатов), предприятия будут вынуждены уделять должное внимание качеству продукции и вместе с тем, будучи освобождены от трестовской калькуляции затрат, трестовских произвольных заданий, предприятия получат реальную возможность заботиться о качестве продукции. Всякая помощь одного предприятия другому должна носить характер займа.

Перевод предприятий на хозрасчет позволил бы существенно упростить систему управления производством и сбытом продукции, а следовательно, и расходы по содержанию аппарата управления. Однако характерно, что никаких доводов в пользу сохранения за трестами тех управленческих функций, которыми они располагали, не приводились.

В связи с кризисом сбыта осенью 1923 г., последовавшим за резким ростом цен на промтовары, полемика красных директоров против трестов обострилась. Как на одну из причин роста цен они указывали на безобразное хозяйничанье трестов, на дороговизну всего громоздкого аппарата управления. ’’Наша промышленность страдает от непосильной ноши главко-тресто-синдикатского багажа”, — писал директор А.Звез- дов170. На 825 тыс. рабочих трестированной промышленности приходилось 100 тыс. служащих управленческого аппарата, занятых в 484 трестах и 17 синдикатах171

В декабре 1923. г. правление клуба красных директоров приняло тезисы ’’Промышленный кризис и пути его изживания”, где перевод предприятий на хозрасчет рассматривался как важнейший путь рационализации промышленности, снижения себестоимости и цен. В тезисах, в частности, говорилось, что на уровень цен влияет число торговых посредников, через руки которых проходит товар по пути от производителя к потребителю (фабрика, трест, синдикат, Центросоюз или торг,

губсоюз, первичный кооператив). Аналогичная звенность существовала и при заготовке сырья. Регулируя распределение кредитов, тресты финансировали отстающие предприятия в ущерб передовым, тем самым дезорганизуя кредит, подрывая его коммерческие основы. Тезисы содержали следующие конкретные предложения: сократить число торговых посредников, предоставив право фабрикам самим вступать в контакты с первичными кооперативами, а синдикатам — непосредственно сбывать товар покупателю; упростить процесс закупок сырья, разрешив фабрикам и заводам самостоятельный выход на сырьевой рынок; калькуляцию перенести непосредственно на предприятия; отношения между предприятиями и трестами строить на основе договоров (включая договорное установление цен, по которым товар отпускается фабриками трестам, наделение предприятий собственными средствами, выделение им самостоятельного баланса, оставление у предприятий фонда амортизации и прибыли, входящей в состав договорных цен, самостоятельное использование предприятиями средств фонда амортизации и прибыли для расширения производства и улучшения быта рабочих и служащих). За трестами должны остаться торговые функции, которые они будут выполнять по соглашению с предприятиями. На основе изучения спроса тресты должны размещать заказы на предприятиях.

Тезисы клуба красных директоров были одобрены МК РКП (б), они легли в основу резолюции МК о промышленности.

Одобрение тезисов красных директоров Московским обкомом партии было воспринято директорами и экономистами как победа в борьбе за хозрасчет предприятий. В журнале ’’Предприятие” (1924. № 1) была опубликована статья Вл.Сарабьянова ’’Организуйтесь, директора!” В этой статье объяснялось, что кампания директоров ”за урегулирование отношений треста и фабрики” выиграна. Тресты признали, что их прежнее отношение к предприятиям было ’’главкистским”. ’’Деловой живой коллектив всегда победит консерватизм механически спаянных людей, каковыми являются наши трестовики в своей массе”, — торжествовал победу Сарабьянов172

Однако в этой же победной статье Вл.Сарабьянов признавал, что объе-" динению директоров в клубы мешает их боязнь навлечь на себя неудовольствие трестов, отсюда — их пассивность. Следовательно, ’’победа” была весьма относительной: реальная власть оставалась в руках трестов, юридических изменений во взаимоотношениях трестов и предприятий не произошло. Тем не менее Сарабьянов полагал, что ’’период острой борьбы с трестовиками прошел. Этой борьбы боялись и многие директора. Теперь взаимоотношения между трестами и фабриками налаживаются, и мы входим в полосу совместной работы с трестовиками”173

Уже ближайшие месяцы показали, что Сарабьянов сильно недооценивал ’’механическую спайку” носителей консерватизма и преувеличивал

’’победу” Уже во втором номере журнала ’’Предприятие” за 1924 г. речь о необходимости перевести заводы и фабрики на хозрасчет идет так, как будто никакой победы в декабре одержано не было. В годовом отчете правления клуба красных директоров, сделанном председателем клуба Н.Архангельским в январе 1924 г., говорилось: ’’Нужно полагать, что на предстоящем Всесоюзном съезде Советов... будет поставлен вопрос о раскрепощении фабрики и завода, ибо вся предшествующая работа НОТ в неуспехе своем постоянно наталкивается на бесправие фабрики”174 В третьем номере журнала за 1924 г. Н.В.Архангельский писал, что взаимоотношения трестов с предприятиями отнюдь не урегулированы, препирательства между ними продолжаются, для нормализации этих отношений необходим закон, определяющий права и обязанности трестов и предприятий. Одновременно необходимо вовлечь массы рабочих в творческое участие в производстве, в движение рационализаторов, в управление, освободить движение НОТ от централистской опеки. Аналогичные требования выдвигались в статье П.Капустина, опубликованной в том же номере журнала.

К февралю клуб красных директоров в Москве объединял 173 директора заводов и фабрик, что составляло 60 % директоров московских промышленных предприятий. В провинции активность директоров была намного ниже. В конце 1923 г. журнал ’’Предприятие” разослал письма четырем тысячам директоров по всей стране, приглашая их к сотрудничеству в журнале. Из 4 тыс. адресов откликнулся только один, сообщивший, что сотрудничать б журнале не может из-за крайней занятости.

В мае 1924 г. директора торжествовали новую победу. Как сообщал журнал ’’Предприятие”, ’’этот наболевший вопрос (о самостоятельности предприятий. - В.М.) разрешен на днях в положительном смысле на последнем заседании Президиума ВСНХ”175 Действительно, Президиум ВСНХ СССР на заседании 14 мая 1924 г. утвердил новое положение, призванное регулировать взаимоотношения треста и предприятия. Это положение предусматривало ведение учета расходов непосредственно на предприятии, предоставление предприятиям права осуществлять заготовки мелкими партиями и самостоятельно принимать мелкие заказы (минуя тресты, без их санкции); взаимоотношения между трестами и предприятиями должны были строиться на основе заказов.

Часть директоров считала такое расширение прав предприятий достаточным, но некоторые директора и публицисты требовали дальнейшего расширения самостоятельности предприятий. Так, Сабсович в статье, опубликованной в Торгово-промышленной газете176, утверждал, что решение ВСНХ — противоречивое и недостаточное. Он предлагал закрепить за предприятиями оборотные средства, дать им возможность самостоятельно повышать заработную плату работникам, закрепить за предприятиями часть получаемой прибыли, предоставить им право вести самостоятельно все заготовки, какие они сочтут нужными, право открывать собственные магазины и т.д. Другими словами, речь шла о полной коммерческой самостоятельности предприятий, о праве их выхода на рынок. С критикой Сабсовича выступили Гроссман и Зорин177 Сабсовича поддержал И.Ковшов178, который подчеркивал то важное обстоятельство, что расширение прав директоров приказом ВСНХ в конечном счете отдается на усмотрение трестов, поскольку предусматривается в пределах, определяемых трестами.

Очень скоро обнаружилось, что административное решение ВСНХ, не изменившее правовых основ взаимоотношений трестов и предприятий, не внесло каких-либо ощутимых изменений в управление промышленностью. Уже в июльском номере ’’Предприятия” вопрос о хозрасчете предприятий поднимается вновь и обсуждается так, как будто не было одержано двух ’’побед” и в положении предприятий ничего не изменилось. В сентябре 1924 г. Гроссман, который еще летом находил решение ВСНХ достаточным, констатировал, что даже урезанные права, предоставленные приказом ВСНХ предприятиям, тресты до предприятий не довели. ”До сих пор идет снабженческая трестовская опека; отсутствие договоренностей твердой, точно оговоренной и разработанной производственной программы и т.д. и т.п. Некоторые тресты по сей день противятся ведению на фабрике ’’своего” баланса и своей калькуляции”179 Тресты нередко устанавливают себестоимость ниже фабричной, а цену - значительно выше себестоимости, в результате тресты присваивают высокую прибыль, в то время как предприятия остаются убыточными180

В октябре 1924 г.

Как сообщал журнал ’’Предприятие” в августе 1924 г., на октябрь этого года было намечено проведение всесоюзного съезда красных директоров183, который должен был во весь рост поднять перед руководством партии и страны вопрос о хозрасчете предприятий, выявить мнение широкого круга практических работников, суммировать негативный опыт трестовской организации промышленности. Была опубликована повестка дня съезда красных директоров, намеченная правлением московского клуба директоров. Два важнейших вопроса, которые предстояло вынести на съезд: самостоятельность предприятий и роль трудящихся в управлении184

Всесоюзный съезд красных директоров был назначен, однако прошло два месяца, а съезд явно откладывался. В октябре журнал ’’Предприятие” публикует заметку М.И.Ульяновой ”К всесоюзному совещанию красных директоров”, в которой говорится, что совещание это должно открыться в ближайшее время; но оно не состоялось ни в ноябре, ни в декабре 1924 г. Вместо всесоюзного съезда (который в некоторых публикациях стали более скромно называть всесоюзным совещанием) проходят съезды губернские (московский, ленинградский, харьковский и др.).

В докладе Н.В.Архангельского на Московском губернском съезде красных директоров констатировалось настороженное отношение в руководящих кругах к деятельности клуба. На нашу организацию, говорил Архангельский, стали смотреть чуть ли не как на раскол всего экономического фронта185 И докладчик, и выступавшие в прениях отмечали спад активности клуба красных директоров, переход его к частным, чисто организационным вопросам.

Затишье в движении за хозрасчет совпало с относительно благополучным и бескризисным ходом восстановительного процесса после завершения денежной реформы весной 1924 года. Однако уже в начале 1925 г. появились признаки новых трудностей на рынке, в середине 1925 г. обнаружились рост цен, недостаток широкого круга товаров — предметов потребления и средств производства.

Между тем страна переходила к индустриализации, на очередь дня ставились массовые капитальные вложения. Нерациональное, расточительное хозяйствование грозило сорвать планы индустриализации, увековечить техническую и организационную отсталость советской промышленности. На это со всей определенностью указывал журнал красных директоров. Через пять лет, писал Вл.Сарабьянов, половину наших заводов составят новые предприятия, а это значит, что по техническому уровню мы сможем превзойти Америку. Перед нами открывается перспектива массового производства дешевых и высококачественных товаров, перспектива выхода на мировой рынок промышленных товаров. Но для всего этого мало одних капиталовложений, необходимы рационализация производства, оптимальная организация управления186 Через год Сарабьянов вновь возвращается к этой же мысли: рационализация возможна лишь при развязывании инициативы заводов и фабрик, бюрократическое трестовское управление рационализацию осуществить неспособно. Однако взаимоотношения между трестами и предприятиями остаются ненормальными, они практически исключают рационализацию, создают крайне неблагоприятную атмосферу для проявления инициативы. Задержка в переводе предприятий на хозрасчет чревата тяжелыми потерями для народного хозяйства187 Индустриализация требовала накоплений, источников капиталовложений, требовала прибыльной, эффективной работы промышленности. Между тем расточительность в работе промышленности, торговли, заготовок обусловила высокую себестоимость, ограничивала реальные источники накоплений. Отсутствие реальной заинтересованности работников, скованность инициативы превращали в шумную формальность кампании за рационализацию.

В результате рост производительности труда, достигнутый в 192.2— 1924

гг. благодаря росту реальной заработной платы, преодолению физического недоедания, а также восстановлению элементарного порядка на производстве, в конце 1925 г. приостановился и даже пошел вспять. До 1925 г. включительно на рост производительности труда действовал эффект восстановления промышленности, состоявший в том, что увеличение нагрузки, вовлечение в производство законсервированного оборудования увеличивали выработку на одного работника и снижали себестоимость. По мере завершения восстановительного периода действие эффекта восстановления исчерпывалось. Нужны были новые факторы роста производительности труда, новые стимулы: технический прогресс, рационализация, качественное улучшение организации труда и производства, материальная заинтересованность, инициатива. Но эти факторы не были приведены в действие. В результате во второй половине 1925 г. начинается снижение производительности труда. За период с октября 1924 г. по июнь 1925 г. производительность труда в промышленности выросла на 21,3 %. Но за следующее полугодие (с июля по декабрь 1925 г.) производительность труда снизилась на 4,3 %. Снижение производительности труда не смогло преодолеть даже существенное повышение заработной платы. В июле — сентябре 1925 г. реальная заработная плата выросла на 21,4 %. В следующем квартале

(октябрь — декабрь 1925 г.) произошел закономерный перелом и в движении заработной платы: в то время как номинальная заработная плата продолжала расти (на 2,8 % за квартал), началось снижение реальной заработной платы в результате роста цен. Реальная заработная плата снизилась за три месяца на 3,1 %188

Решительным сторонником коренной реорганизации управления промышленностью явился Ф.Э.Дзержинский, в то время председатель ВСНХ. Выступая на I Всесоюзном съезде отделов труда трестов летом 1925

г., Дзержинский говорил: ”Наша система и наша практика управления являются одной из тех помех, которые мешают развивать производительность труда... Существующие методы нашего управления создают неслыханную волокиту, создают то, что мы не можем угнаться за жизнью, мы теряем темпы... Наши аппараты растут неслыханно... Благодаря этому мы имеем в нашей торговле такие неслыханно большие наценки и накидки, благодаря этому мы имеем столь обостренный товарный голод и благодаря этому мы не имеем достаточно средств для восстановления индустрии”189 Дзержинский писал о том, что тресты связывают инициативу предприятий, парализуют их предприимчивость, покрывают убытки одних предприятий за счет других и т.д.190 Он взялся за разработку не административного, а законодательного акта, регулирующего права и обязанности предприятия. Уже в 1925 г. были расширены права предприятий в части распоряжения основными фондами.

В 1926 г. руководимый Дзержинским ВСНХ ведет работу по пересмотру декрета о трестах 1923 г. В мае 1926 г. был опубликован подготовленный ВСНХ проект нового закона о трестах191, в июле - выдержки из уточненного проекта ВСНХ, касающиеся прав заводоуправлений192. В выработке этого проекта непосредственное участие принимали директора.

Предприятия должны были получить самостоятельность в снабжении и сбыте, в счетоводстве и калькуляции, предполагалось, что будет запрещено всякое вмешательство в оперативную деятельность предприятий. Планы, сметы, инструкции должны были вырабатываться с участием директоров предприятий.

Ф.Э.Дзержинский вновь вернулся к идее созыва Всесоюзного съезда руководителей предприятий, В сентябре 1925 г., выступая на съезде советов, Дзержинский высказался за созыв такого съезда в ближайшем будущем.

Красные директора через свой журнал откликнулись на высказывание Дзержинского, предложив провести съезд директоров в октябре 1925 г. Однако съезд был вновь отложен. Видимо, его проведение по-прежнему

вызывало серьезное сопротивление. В мае 1926 г. проходил второй Московский губернский съезд красных директоров. Н.В.Архангельский, основной докладчик на съезде, говорил, что вопрос о созьюе Всесоюзного съезда будет доведен нами до конца. Можно выразить уверенность в том, что к осени текущего календарного года Всесоюзный съезд состоится.

20 июня 1926 г. умер Дзержинский. Новый декрет о трестах был принят лишь через год, в изменившейся экономической обстановке, в урезанном виде.

Ситуация в организации промышленности, в рациональности хозяйствования к концу восстановительного периода остается в целом такой же, как и в первые годы нэпа. Вновь и вновь констатируется, что ’’нет действительного реального учета потребностей, нет истинного плана в работе, нет организованности, увязки и деловой договоренности. Отсутствует ответственность за правильное снабжение, за принятые на себя обязательства”193 Взаимоотношения предприятий с трестами ’’определяются чисто субъективными факторами: уменьем доказать необходимость той или иной меры, настойчивостью, решительностью и т.п.”194

Острая потребность в реорганизации управления промышленностью сказалась в том, что ряд трестов во второй половине 1926 г. начал перевод своих предприятий на хозрасчет по собственной инициативе (Шел- котрест, Мосполиграф, Гомза и др.). Интересы трестов в отношении к хозрасчету предприятий были противоречивы. С одной стороны, перевод на хозрасчет ограничивал власть трестов, их возможности вмешиваться в управление предприятиями. С другой же стороны, хозрасчет ограничивал иждивенческие поползновения отсталых, нерентабельных предприятий, надеявшихся не на собственную инициативу и предприимчивость, а на помощь треста, на перераспределение средств за счет передовых предприятий.

Поскольку хозрасчет предприятий в 1926 г. оставался предметом ’’самодеятельности” отдельных, наиболее передовых трестов, на практике было представлено несколько ’’типов” хозрасчета: а) предоставление предприятиям собственных оборотных средств, ограниченного права распоряжаться продукцией, права частичного самоснабжения;

б) предоставление оборотных средств и частичного самоснабжения без права распоряжаться продукцией; в) предоставление права частичного самоснабжения без права распоряжаться продукцией и без наделения оборотными средствами. Даже такой, урезанный, самодеятельный хозрасчет послужил поводом для славословий, для торжества неисправимых опіимистов. Вл.Сарабьянов, неоднократно ’’праздновавший победу” в 1923—1924 гг., в конце 1926 г. писал: ’’Сейчас уже проводится в жизнь так называемое ’’раскрепощение” завода-фабрики от излишней, мелочной опеки со стороны правления треста, проводится в жизнь по той схеме, которая была разработана почти 3 года назад директорами в лице главным образом их Московского клуба... Спустя три года мы празднуем победу по указанному вопросу...”195

Однако перевод на хозрасчет осуществлялся бессистемно, он не был подкреплен законодательным актом, права предприятий в каждом конкретном случае определялись трестом; трест, предоставляя эти права, в любой момент мог взять их назад или ограничить. Да и в целом движение за перевод предприятий на хозрасчет охватило лишь узкий круг наиболее передовых трестов, а в подавляющем большинстве тресты отнюдь не спешили с ’’раскрепощением” предприятий.

* *

*

Уже в 1927 г. обнаружились глубокие пороки в организации капитального строительства. Регулирование распределения капитальных вложений не экономическим, а ведомственным, административным механизмом приводило к стремлению мест и ведомств начать как можно больше строек. ”... Зачастую строится не то, что нужно, и не там, где нужно, затрачиваются средства на восстановление, расширение и постройку предприятий, не имеющих будущности. Несмотря на. краткий срок, который насчитывает наше новое капитальное строительство, оно уже располагает весьма большим отрицательным опытом в этом отношении”, —. говорилось в статье, подписанной ’’Производственник”, опубликованной в июле 1927 г.196

Процесс капитального строительства с самого начала оказался плохо управляемым, фактически — неплановым, начинаемые стройки не имели экономического обоснования, календарных планов строительства, утвержденных технических проектов, не решались вопросы транспортного обеспечения, оптимального размещения предприятий, неясна была сырьевая база будущих заводов, начатых строительством. Закономерным следствием ’’ударности” в проектировании и начале строительства явились затягивание сроков строительства, замораживание и перерасход капитальных вложений.

Уже тогда, в 1927 г., было ясно, что необходимы тщательное проектирование и обоснование строительства и ударность в осуществлении строек, для чего необходимы концентрация средств, очередность строительства, осуществление строек специализированными организациями, но главное — преодоление местнического и ведомственного подхода к планированию капитальных вложений. Альтернативой местническому и ведомственному подходу может быть не абстрактный ’’государственный подход” (ведь административно государство не может проявить себя иначе, как через посредство ведомств и местных органов власти), а подход экономический, функционирование экономического механизма распределения и мобилизации инвестиций, обеспечивающего наиболее эффективное, экономное их использование, следовательно, реализующего общественные интересы, включая интересы государства. Однако такой механизм не сформировался.

Итак, к 1927 г. вполне обнаружились глубокие пороки административного хозяйственного механизма. Начавшееся в 1926 г. широкое капитальное строительство еще более усугубило положение: в условиях действовавшего хозяйственного механизма новое капитальное строительство требовало огромных средств, при этом техника на действующих предприятиях не только оставалась отсталой, консервировался их технический уровень, но и затруднялось поддержание оборудования в рабочем состоянии. Практически неизбежным следствием функционирования административного метода управления экономикой явились рост себестоимости, безразличие к качеству продукции, медленный оборот вложенных средств (’’капиталов”), излишек материальных запасов в промышленности в условиях общего дефицита товаров как потребительского, так и производственного назначения.

Всякого рода кампании (за рационализацию, за научную организацию труда, за экономию и т.д.) неизбежно упирались в пороки хозяйственного механизма, в отсутствие инициативы и заинтересованности работников. Много раз обещанное, декларированное в партийных документах изменение хозяйственного механизма, призванное развязать инициативу, самостоятельность, заинтересованность предприятий, их руководителей и коллективов, так и не осуществилось. Видимо, это вынудило умеренное кроїло красных директоров, руководивших клубом и журналом ’’Предприятие”, выступить наконец с открытым забралом, подвергнуть критике всю систему руководства промышленностью, сам принцип административно-командного управления экономикой.

В первом номере журнала ’’Предприятие” за 1927 г. публикуется статья М.Гроссмана ’’ВСНХ и тресты”, в которой в полный голос ставится проблема реорганизации управления промышленностью, а именно децентрализации управления. В этой статье Гроссман не сводил проблему только к расширению самостоятельности предприятий, их прав и обязанностей, напротив, он подчеркивал, что ’’без упрощения и улучшения всей системы управления промышленностью ...трудно предполагать, чтобы предоставление предприятию больших прав и обязанностей... дало действительно серьезные результаты”35 Дело не только в том, что предприятия не имеют достаточной самостоятельности по отношению к трестам, но в самом принципе ответственности снизу доверху, в административно-приказном методе управления экономикой. ’’Централизованное управление, — писал Гроссман, — переносит центр тяжести работы на органы, которые призваны только руководить. Следовательно, всякие планы и порядки работ устанавливаются сверху, и на основа нии этих выработанных планов и порядков исполняющие органы учитываются и контролируются в деталях, а потому невольно руководящие органы разрешают себе административное вмешательство в работу исполняющих органов, убивая инициативу и творчество последних”197 Гроссман ставил вопрос о замене административных методов управления экономическими. ’’Только замена административных методов управления методами экономическими оздоровит взаимоотношения треста с ВСНХ и треста с фабрикой”198. Руководство трестами со стороны ВСНХ должно ограничиваться общегосударственными задачами, взаимоотношения между фабрикой и трестом должны строиться на коммерческой основе. Статья Гроссмана, напечатанная в январе 1927 г., содержала критику в адрес ВСНХ (а не только трестов), ставила под сомнение всю систему управления промышленностью.

В том же первом номере ’’Предприятия” за 1927 г. была опубликована статья А.Чекотило ’’Заинтересованность персонала”, в которой констатировалась органическая связь между сложившимися ’’управленческими традициями”, оставшимися неизменными со времени военного коммунизма, и отсутствием заинтересованности работников в результатах своего труда. ’’Низкая производительность труда, недостаточная дисциплина, халатное и небрежное исполнение своих обязанностей, расточительное расходование топлива, сырья, материалов, энергии, времени, бесхозяйственность всех видов и форм — все это прямые и неизбежные следствия того, что персонал не заинтересован вовсе или заинтересован слишком недостаточно в результатах своей работы, в успехе своего предприятия, своего учреждения. У людей нет интереса к делу, нет таких стимулов к повышению производительности их труда, которые вызывали бы у них инициативу и самостоятельность, работа выполняется по-казенному, лишь бы с рук долой. В этом отношении мы отстали не только от образцовых западно-европейских и американских предприятий и учреждений, но даже от наших довоенных”199

Выступление, нашедшее отражение в первом номере ’’Предприятия” за 1927 г., по-видимому, ускорило развязку в борьбе красных директоров за хозрасчет предприятий.

В мае 1927 г. клуб красных директоров был ликвидирован. Ликвидация была осуществлена в благовидной форме слияния клуба красных директоров с так называемым Деловым клубом, объединявшим работников наркоматов, трестов и синдикатов, в единый клуб работников народного хозяйства им. Дзержинского. При выборе руководящих органов нового клуба прежнее руководство клуба красных директоров было устранено. Даже среди руководителей отраслевых секций текстильщиков и металлистов не оказалось бьюшего председателя клуба красных директоров Архангельского (металлиста) и фактического руководителя журнала ’’Предприятие” Гроссмана (текстильщика). Начиная с восьмого номера журнала ’’Предприятие” (август 1927 г.), Архангельский и Гроссман исчезают из состава редколлегии также без всяких объяснений. В журнале за июнь 1928 г. появляется некролог Н.В.Архангельского — старого большевика, рабочего-революционера, одного из основателей клуба красных директоров и бессменного его председателя.

Ликвидация клуба красных директоров, служившего объединением сторонников хозрасчета предприятий, почти совпала во времени с опубликованием новаго декрета о трестах, предусматривавшего перевод предприятий на хозрасчет (29 июня 1927 г.), подготовка которого велась еще под руководством Ф.Э.Дзержинского; декрет был опубликован, когда изменилось руководство ВСНХ, а организационный центр поборников хозрасчета был ликвидирован. Казалось, что декрет о трестах 1927 г. появился слишком поздно, опоздал родиться.

Содержание декрета было крайне противоречиво. С одной стороны, провозглашались перевод предприятий на хозрасчет, выделение им баланса, а с другой стороны, никаких юридических гарантий хозрасчет предприятий не получал. Тресты, переводя предприятия на хозрасчет, должны были для каждого предприятия выработать положение, регламентирующее права и обязанности директора по руководству предприятием, коммерческим отношениям с поставщиками и самим трестом. Другими словами, перевод предприятий на хозрасчет был обставлен сложной бюрократической процедурой, осуществлять которую должны были тресты, в хозрасчете предприятий в целом не заинтересованные. Сама процедура выработки и утверждения, согласования положения для каждого предприятия, переводимого на хозрасчет, была, очевидно, настолько сложной, что тресты даже при самом добросовестном отношении к делу не могли справиться с ней в разумные сроки, а при недобросовестном отношении получали возможность бесконечно затягивать перевод предприятий на хозрасчет.

Основное содержание декрета сводилось к следующему. План производства предприятие должно было разрабатывать само и затем согласовывать с трестом. Предприятие наделялось определенными средствами, причем оборотные средства не закреплялись за предприятием, а выделялись ему на плановый период по смете, в соответствии с плановыми потребностями. Тем не менее на предприятии должны были вестись самостоятельное счетоводство, учет издержек производства (калькуляция), а экономия против плановой себестоимости в определенной части должна была оставаться в распоряжении предприятия. Решение вопроса о том, какая именно часть экономии остается у предприятия, предоставлялось тресту ”с участием директора” На какие цели предприятие могло расходовать оставленные у него средства, — это должно было регламентироваться специальной инструкцией СТО.

Как бы ни были ограничены и противоречивы положения декрета 1927 г., но и они остались на бумаге.

Проходивший в апреле 1928 г. Пленум ЦК ВКП(б) констатировал, что декрет не выполняется, и принял резолюцию, требовавшую неукоснительного проведения декрета в жизнь. Вслед за тем, в июне 1928 г., Наркомат Рабоче-Крестьянской Инспекции осуществил проверку выполнения декрета трестами. Оказалось, что подавляющее большинство трестов даже не приступало к подготовке к переводу предприятий на хозрасчет. Но самое удивительное, что выявила проверка, заключалось в том, что ВСНХ, возглавляемый В.Куйбышевым, отнюдь не торопил тресты с переводом предприятий на хозрасчет. Более того, ВСНХ на многие месяцы задерживал издание необходимых инструкций, подготовка которых прямо предусматривалась в тексте декрета и возлагалась на ВСНХ. Часть из этих инструкций к моменту проверки так и не была подготовлена, например инструкция о порядке перевода на хозрасчет предприятий различных отраслей.

Мог ли аппарат ВСНХ тормозить и срывать реформу без ведома Председателя ВСНХ Куйбышева? Мог ли Куйбышев действовать вопреки пожеланиям Сталина? Думаю, что ни то, ни другое невероятно: слишком важный это был вопрос — один из важнейших вопросов экономической политики.

Но если Сталин и Куйбышев сознательно срывали реформу, опираясь на косность и ведомственный эгоизм трестов, тогда для чего потребовалось вообще издавать декрет о хозрасчете предприятий (предварительно затянув принятие этого декрета на ц<елый год), потом целый год молчаливо срывать осуществление этого декрета, потом принимать грозное постановление на Пленуме ЦК, проводить проверку РКИ, требовать осуществления декрета... и в конце концов все же его похоронить? Есть ли во всем этом хоть какая-нибудь логика, хоть какой-нибудь смысл?

Думаю, что смысл этих событий вполне ясен: в 1926—1928 гг. Сталин и его окружение должны были хотя бы внешне считаться со своими временными союзниками — Н.И.Бухариным, А.И.Рыковым, М.П.Томс- ким, которые выступали как сторонники хозрасчета, децентрализации управления. Отсюда — двойная игра, признание необходимости реформы на словах, срыв ее на деле. Расправившись с ’’правыми” в руководстве партии, Сталин и его группа переходят в окончательное наступление на хозрасчет (теперь уже - на хозрасчет трестов), на рыночное регулирование хозяйства, на права трудящихся.

В конце 1929 г. принимается решение о новой реорганизации, которое предусматривало превращение синдикатов в объединения и передачу им практического управления промышленностью. Тресты теряли хозрасчетную самостоятельность. Вместе с тем провозглашался перевод предприятий, входящих в состав трестов, на хозрасчет, однако хозрасчет этот понимался очень узко, он ограничивался учетом себестоимости и стимулированием ее снижения. Ни реальной самостоятельности, ни собственных средств, ни права участвовать в распределении прибыли предприятия не получили.

За реорганизацией управления промышленностью следовала кредитная реформа 1930 г., которая строилась на определенных теоретических предпосылках. Предполагалось, что ликвидация многоук- ладности, отказ от нэпа делают излишними товарно-денежные отношения, реальное функционирование кредитно-денежной системы. Поэтому купля-продажа между предприятиями внутри государственного сектора должна превратиться в плановое распределение, оплата товаров — в простую формальность, кредитование предприятий — в разновидность финансирования, всецело подчиненного плановым заданиям. В этих условиях не должно быть места для взаимной задолженности предприятий (т.е. для коммерческого кредита), для внепланового перераспределения средств, для разделения собственных средств предприятий и кредитов банка. Последствия сталинской коллективизации сейчас хорошо известны. Последствия проведенных на рубеже 20-х и 30-х годов ’’реформ” в управлении промышленностью и кредитом известны значительно меньше. Между тем последствия этих ’’реформ” обнаружились очень скоро — уже в 1930—1931 гг.

Оторванная по своей идеологии и организационным принципам от реальности кредитная реформа способствовала созданию ситуации, в которой хозяйство сколько-нибудь нормально функционировать не могло. Резко возросли ненужные, незаказанные, некомплектные поставки, катастрофически нарастала масса кредитов и денег в обращении. Ненужными стали заключение и соблюдение хозяйственных договоров, пришло в расстройство материально-техническое снабжение, огромные материальные ценности замораживались в запасах. За два года (1930— 1931) материальные запасы в промышленности возросли втрое, масса кредитов — вчетверо, масса денег в обращении — в два раза. Это означало, что темп оборота общественного капитала резко замедлился, приросты промышленного производства, полученные ценой жертв и лишений, замораживаются в запасах и не дают реального расширения ресурсов для дальнейшего роста. Уже в 1932 г. темпы роста промышленности резко упали, несмотря на огромные затраты.

Одновременно с победой сверхцентрализации в управлении хозяйством укрепляется власть заводоуправлений по отношению к рабочим. В июне 1929 г. было опубликовано постановление Совнаркома РСФСР

об усилении дисциплины, о недопустимости выборности среднего и низшего командного состава на производстве: бригадиров, мастеров и т.д.

7 сентября 1929 г. было опубликовано постановление ЦК ВКП(б) о единоначалии на предприятиях. Это постановление требовало, чтобы партийные и профсоюзные организации не допускали вмешательства в управление производством, чтобы деятельность их ограничйвалась поддержкой администрации, мобилизацией коллективов на выполнение планов.

Интересно отметить следующее. Сами постановления были выдержаны в более или менее спокойных тонах, в них говорилось и о единоначалии,

и об участии рабочих в управлении. Однако комментарии этих постановлений, которые содержались в периодической печати, были куда определеннее. В этих комментариях утверждалось, что защита профсоюзами интересов рабочих перед администрацией - это ’’лживая, тред- юнионистская идея”, что она отражает мелкобуржуазное влияние на рабочий класс, что промышленность стоит ’’накануне полного разложения трудового режима” (что ниоткуда не вытекало) и, следовательно, нужны чрезвычайные меры для наведения порядка, подтягивания дисциплины и т.д. Очевидно, что эти комментарии печати и отражали смысл постановлений о дисциплине и единоначалии, а слова о ’’вовлечении рабочих масс в управление” были не более чем словами.

Подчинение общественных организаций администрации, лишение профсоюзов их важнейшей функции - защиты интересов трудящихся делали главным инструментом социальной защиты трудящихся смену места работы. Текучесть кадров в 1930 г., по-видимЬму, возросла, поскольку на ее негативные последствия неоднократно указывалось в решениях руководящих органов, в газетных и журнальных статьях.

В августе 1930 г. ЦК ВКП (б) выступил с обращением к работникам промышленности в связи с подготовкой третьего года пятилетки. В этом обращении содержался призыв принять все меры общественного воздействия в борьбе против текучести рабочей силы ’’вплоть до бойкота злостных дезертиров производства” В обращении еще раз подчеркивалось, что причины трудностей, переживаемых промышленностью на втором году пятилетки, - не объективные, а лишь субъективные, вытекают из неумения или нежелания как следует организовать работу. Однако перечень трудностей, о которых шла речь в обращении, трудно согласуется с их характеристикой как чисто субъективных (недостаточное использование оборудования, низкая сменность, узкие места, неспособность их преодолеть, простои из-за неполадок и нарушения материально-технического снабжения, аварии из-за плохого технического контроля, неудовлетворительное внутризаводское планирование; даже перебои со снабжением рабочих в 1930 г. относились к субъективным трудностям, к возмутительной работе рабочей потребительской кооперации).

Можно ли сказать, что в результате подчинения общественных организаций положение хозяйственного аппарата, хозяйственной бюрократии укрепилось, стало надежным и устойчивым? Отнюдь нет. Тон пе*г по отношению к хозяйственникам в 1929 г. существенно меняется. Существование объективных противоречий теперь отвергается, недостатки хозяйственного механизма не обсуждаются, во всех неудачах, провалах и прорывах теперь виноват хозяйственник, бюрократ, благодушный чиновник, ’’вредитель”. Неповоротливый, нерадивый хозяйственник — антипод прозорливых, никогда не ошибающихся высших эшелонов власти, ’’директивных органов” Приведем одну характерную выдержку из статьи Вл.Сарабьянова 1929 г.: ’’Единый государственный план требует максимальной рационализации, а наши хозяйственники и теперь к ней относятся свысока, срывая план. Государство настаивает на снижении себестоимости, а тресты торгуются, вместо того чтобы удешевлять выработку. Высшие органы дают директиву переводить фабрики, заводы на хозрасчет, а правления трестов саботируют, как последовательные анархисты, бьют по плановой дисциплинированности”200

Здесь хозяйственникам инкриминировалось то, что они тормозят снижение себестоимости. Однако уже в ближайшие месяцы появились публикации, сообщающие о том, что снижение себестоимости под нажимом сверху выливается в падение качества, что приносит народному хозяйству убытки, несопоставимые с достигнутой ’’экономией”201 В 1930 г. падение качества принял» угрожающий характер.

Для экономической и политической периодики этих лет характерны удивительные перепады: бравурные сообщения о величайших успехах чередуются с констатированием срывов, расхищения народного труда, зловещими призывами разоблачить прямых виновников — преступников и вредителей, в лучшем случае - благодушных чиновников, бюрократов. Хозяйственная иерархия, подмявшая общественные организации, подчинившая низшие звенья высшим, тем не менее оказалась в ловушке: во что бы то ни стало нужно было рапортовать о достижениях, но эти рапорты в любой момент моши быть объявлены преступлением. Всякие ссылки на объективные трудности, объективные причины с порога отметались. Не принимались во внимание и ссылки на низкое качество сырья, поскольку то, что для одного хозяйственника сырье, для другого — ^готовый продукт; это, говорил Куйбышев, и ребенку понятно. Казалось бы, если качество продукции снижается во всех ведущих отраслях промышленности, это значит, что обнаруживаются органические пороки хозяйственного механизма и серьезные ошибки в планировании, дело, следовательно, не в нерадивости отдельных хозяйственников. Это элементарная логика экономического мышления. Но логика уже не работала. Объективных причин трудностей и прорывов нет — следовательно, виноваты хозяйственники, даже если в их круг придется включить всех руководителей промышленности.

Противопоставление бюрократов-хозяйственников непогрешимому высшему руководству стало частью идеологического оформления сталинизма. Сталин и его окружение, во всяком случае на словах, отнюдь не идентифицировали себя с хозяйственным аппаратом, с его деятельностью, напротив, постоянно дистанцировали себя от него, постоянно возрождали и поддерживали миф о добром и мудром руководстве, которое дает исключительно верные директивы, и скверных бю- рократах-исполнителях, злостно эти директивы срывающих. Высшее руководство не только дает верные директивы, но и своей спасительной строгостью не позволяет бюрократам окончательно распоясаться. Дистанцируя себя от непосредственных хозяйственных руководителей, сталинская диктатура сумела предстать в глазах подавленных ею масс не как угнетатель, а как защитник. В результате в течение десятилетий в сознании миллионов людей жажда справедливости и порядка ассоциировалась, сливалась, отождествлялась с требованием ужесточения карательного аппарата, большей жестокости, большей ’’свободы” от всяких юридических норм и процедур. Хотя именно эта жестокость и бесцеремонность по части всех норм и законов порождали беспорядок и несправедливость. Эта отнюдь не безобидная иллюзия дожила до наших дней и время от времени высказывается в печати.

Те решения, которые получили противоречия 20-х годов, строго говоря, не соответствовали интересам ни одной из сторон: ни рабочих, ни администрации предприятий, ни всей хозяйственной иерархии.

Существовала ли альтернатива тем шагам и решениям, которые были приняты на практике? Безусловно, такая альтернатива существовала и осознавалась на всех уровнях хозяйственного руководства. Необходимость шире привлечь рабочих к управлению производством понимали и отстаивали передовые красные директора; необходимость перевода предприятий на хозрасчет осознали некоторые руководители трестов, ряд трестов в 1926 г. по собственной инициативе начал перевод предприятий на хозрасчет, наконец, понимание необходимости реформ, активизации предприятий, участия трудящихся в управлении проявляла и часть руководства ВСНХ во главе с Ф.Э.Дзержинским. Замена административных методов хозяйственного руководства экономическими, широкое самоуправление трудящихся, самостоятельность предприятий — все это могло послужить базой для широкого социального компромисса, дать простор для эффективного, рационального роста общественного производства и, следовательно, обеспечить смычку с крестьянством, движение к социализму по пути, намеченному с переходом к нэпу.