Отсылка к «Л'Ьтописцу Великому Русьскому» сделана явно москвичом, не одобрявшим своеволия новгородцев: «Таков бо есть обычай новгородцев: часто правают ко князю великому и паки |)агозятся. Й не чудися тому: бЬша бо челов'Ъци суровы, непоко- риви, упрямчиви, непоставни.
. . Кого от князь не прогн'Ьваша? Или кто от князь не угоди им, аще и Великий Александр Яросла- вичь не уноровил им?. . И аще хощеши распытовати, разгни книгу «Летописец Великий Русьский» и прочти от Великаго Ярослава и до сего князя нын'Ьшняго». Это — весь наш исходный материал. Из него следует, однако же, немало. 1) В «Л'Ьтописце Великом Русьском» рассказывалось о каком- то конфликте или конфликтах какого-то «Великаго» Ярослава с новгородцами. 2) И после рассказа о Ярославе читатель мог там найти примеры трений между новгородцами и князьями, включая Александра Ярославича Невского. 3) «Л'Ьтописец Великий Русьский» доводил свое изложение до «нын'Ьшняго» великого князя московского и владимирского Василия Дмитриевича (1389—1425 гг.), у которого и произошел последний, современный для летописца, конфликт с Новгородом. Первый вопрос, от ответа на который зависит очень многое: о каком Ярославе идет в отсылке речь — о Ярославе I Владимировиче Мудром (1019—1054 гг.) или о Ярославе II Всеволодиче (1190—1246 гг. )? Принято считать, что «Великим Ярославом» именуется здесь Ярослав Мудрый и что его упоминание в связи с «Летописцем Великим Русьским» есть «ясное свидетельство того, что в конце XIV в. в Москве не только велись отдельные записи, но существовал полный обзор всей русской истории «от Великаго Ярослава и до сего князя нынешняго», т. е. до Василия Дмитриевича Московского. Наличие в этом летописце киевских известий, — пишет Д. С. Лихачев, — нельзя понимать иначе, как то, что уже тогда во главе московской летописи находилась Повесть временных лет» 221. Но как только мы допускаем, что «Великий Ярослав» — это Ярослав Мудрый, мы оказываемся в затруднении. Отношения новгородцев с князем Ярославом Владимировичем скорее могут служить примером их необыкновенной покладистости, нежели неуживчивости с князьями. Как известно, именно новгородцы, простив Ярославу предательское избиение своих «нарочитых мужей», доставили ему победу над соперником Святополком и отцовский киевский престол, за что и получили от него льготы в отношении налогов. Причина же конфликта Новгорода с Москвой в 1392 г. состояла как раз в том, что великий князь Василий Дмитриевич потребовал у новгородцев дополнительных податей, «черный бор», и возвращения грамоты, согласно которой митрополичье право суда передавалось новгородскому архиепископу, что означало требование одновременного восстановления подати, связанной с правом на суд; «новгородцы же того не послушаша». Обычно при столкновениях такого рода с князьями новгородцы первыми вспоминали Ярослава Мудрого и его льготные грамоты 15. На грамоты Ярослава Мудрого «всегда ссылались новгородцы, когда им приходилось отстаивать свою независимость». «На протяжении ряда веков, вплоть до московского завоевания новгородцы связывали начало своей независимости с Ярославом Мудрым и теми грамотами, которыми он якобы снабдил Новгород» 222. Например, под 6738 (1230) г. в Новгородской I летописи находится сообщение, что князь Ярослав Всеволодич «ц'Ьлова святую Богородицю», т. е. присягал новгородцам, «на грамотах на вс'Ьх Ярославлих и навсМ воли Новгородчкой» 223. Невероятно, чтобы москвичи, ссорясь с Новгородом как раз из-за податей, стали бы сами напоминать читателям Ярослава Мудрого, автора льготных грамот. И наконец, Ярослава Мудрого Великим, просто «Великим», летописи, за исключением одного известного мне случая 224, не называют. Но летописцы не раз так называют другого Ярослава — Ярослава II Всеволодича. «Князь Ярослав Великий, — читаем мы в Лаврентьевской летописи, — отда Суждаль брату своему Святославу», «Батый же почти Ярослава Великого честью»225, в Рогожском летописце: «преставися Ярослав Вел[икий], сын Всеволодичь» 226; в Новгородской I летописи под 6812 г.: «преставися великий князь Андрей Александрович, внук Великого Ярослава. . .». Чуть раньше отсылки к Летописцу Великому Русскому упомянут в Троицкой, как мы видели, Александр Ярославич Невский, сын Ярослава Всеволодича, и тоже назван «Великим»: «. . .кто от князь не угоди им, аще и Великий Александр Ярославич не уноровил им?» Также и Рогожский летописец, и Симеоновская летопись дают нам пример величания Александра Ярославича, наряду с его отцом Ярославом, просто «Великим»: «В лгЬто 6848 преставися князь великий всея Руси Иван Данилович, внук Ве- ликаго Александра, правнук Великаго Ярослава» 227. Третий князь, называемый в летописях «Великим», — это Всеволод Большое Гнездо, отец Ярослава и дед Александра; «В лето 6746, — находим мы в Лаврентьевской летописи, Рогожском летописце и Симеоновской летописи, — Ярослав сын Всеволода Вел1икого1 с'Ъд'Ь на столе в Владимири» 228. Перед нами — след традиции величания трех владимирских князей — деда, сына и внука — просто «Великими». Другие князья, за исключением Владимира Святославича (причем очень редко) 229, в летописях так fie называются. И, кажется, эти князья в других летописях, кроме Рогожского летописца, Симеоновской и Троицкой летописей, так не называются. Отсылая нас к Летописцу Великому Русскому, Троицкая летопись подряд упоминает двух из трех «Великих» князей: Ярослава и Александра. Ясно, что здесь имеются в виду отец и сын, т. е. «Великий Ярослав» — это не Ярослав Мудрый, а Ярослав Всеволодич, отец Александра Невского. «...ПРОЧТИ ОТ ВЕЛИКАГО ЯРОСЛАВА» Но как понимать слова «прочти от Великаго Ярослава»: «(пропусти начало летописца и) прочти (только) от. . .» или же «прочти (всё с начала до конца, т. е.) от. . .»? Если бы речь шла о Ярославе Мудром, мы должны были бы понимать эту рекомендацию как предложение «разгнуть книгу», пропустив начало Повести временных лет. Поскольку же речь здесь идет, как мы выяснили, о Ярославе Всеволодиче, то понятно, что нам предлагают пропустить всю дотатарскую историю (и если в Летописце Великом Русском была Повесть временных лет, то, конечно, пропустить всю ее целиком). Но ведь и прежде Ярослава Всеволодича князья сталкивались с новгородцами. Почему же нам предлагают пропустить так много и прочесть только «от Великаго Ярослава»? Доходя «до сего князя нынешняго», Летописец Великий Русский не мог, конечно, продолжаться дальше, — по крайней мере в тот момент, когда на него ссылались, во времена великого князя Василия Дмитриевича. Стало быть, вторая указываемая нам граница — это конец Летописца. А первая граница — не указывает ли она на его начало? Трудно, однако, представить себе, чтобы летопись того времени начиналась не с начала земли русской, вернее, не от сотворения мира или от расселения библейских народов, а прямо с «середины» русской истории. «Как правило, наиболее значительные русские летописи начинаются от сотворения мира, от потопа или от Вавилонского столпотворения, от которого, по средневековым пред- етавлениям, получили свое начало народы мира. От Вавилонского столпотворения расходится веер событий в «Повести временных лет».
Отсюда ведут свое начало славяне. Начало славян переходит в сообщение сведений о разделении славян, разделение славян переходит в рассказ о русских племенах, затем выстраивается цепочка событий русской истории. Этот объединяющий все узел событий русской истории ложится в основу и местных летописей»230. Троицкая и Лаврентьевская летописи начинаются Повестью временных лет, т. е. с раздела земель между сыновьями Ноя. Симеоновская должна была бы начинаться так же, но в ней просто отсутствует начало по статью 1177 г. Сложнее дело обстоит с Рогожским летописцем. Рогожский летописец ведет свое повествование от сотворения мира, но обо всем начальном периоде истории — всемирной и русской дотатарской — говорит очень кратко. В нем есть краткая и подробная часть. Основному, подробному его изложению — в отличие от Троицкой и Лаврентьевской, где изложение сразу идет подробно и ровно, — предшествует большой объем сокращенного летописного текста. Возможно, что нам потому предлагают пропустить, «разгибая» Летописец Великий Русский, его начало, что начало это было сокращенным, кратким, как в Рогожском летописце. Это текст не для чтения, скорее — для просмотра, связи, для напоминания «предыстории». Обзорное благодаря краткости и «ступенчатое» благодаря хронологическим выкладкам и заголовкам, дробящим краткий этот текст на статьи 231, «вступление» Рогожского летописца подводит нас, как лестница, к главной, непрерывной и более подробной части повествования. Кратким текст в Рогожском летописце перестает быть довольно резко на статье 6825 (1317) г. (Правда, дальше, на протяжении первой половины XIV в., попадаются кое-где короткие годовые статьи, состоящие всего из одного-двух лапидарных известий, тем не менее перемена характера изложения на статье 6825 г. хорошо заметна.) Но некоторая детализация изложения происходит раньше — в рассказе о первых десятилетиях XIII в., в районе известий о завоевании Руси татарами. Заголовку «На Калц'Ь побоище» предпослана последняя, третья по счету, хронологическая выкладка — от Адама до битвы на Калке. Начало всемирной истории она цепочкой дат (через Христа, Константина, крещение болгар, «преложение книг», крещение Руси, первых русских князей, убиение Бориса и Глеба, перенесение их мощей и взятие Киева Половцами) связывает с началом истории Под- татарской Руси. Это последняя хронологическая выкладка и и соседствующие с ней заголовки «На КалцЪ побоище» и «Пленение царя Батыя» как бы подводят черту подо всем, о чем коротко было сказано выше, отграничивает «предысторию» — историю библейскую, византийскую и русскую дотатарскую, — от истории Руси, покоренной татарами. Зрительно этот рубеж в летописи хорошо заметен. Завоевание Руси татарами — понятный, естественный рубеж для историко-политического мышления эпохи татарского владычества: это последний порог «настоящего» того времени. Для нас же здесь интересно то, что время установления татарской власти на Руси есть время «Великаго» Ярослава Всеволодича. Подчинение татарами страны есть как раз момент восшествия Ярослава Всеволодича на престол великих князей владимирских, освободившийся вследствие гибели на реке Сити его брата, Юрия Всеволодича. В Рогожском летописце (а равно в Лаврентьевской и Симеоновской летописях) вслед за сообщением о Батыевом нашествии говорится: «В л^то 6746 Ярослав сын Всеволода Вел[икого] с^де на стол^ в Владимири. И бысть радость велика хр[и]стианом, ихже избави Бог от безбожных татар» 232. Несколько более подробным, связным и непрерывным изложение в Рогожском летописце становится как раз «от Великаго Ярослава». Потому можно допустить, что указанные в отсылке на Летописец Великий Русский пределы свидетельствуют нам о композиции этого летописца. В таком случае слова «прочти от. . .» следовало бы понимать так: «(пропустив сокращенную библейскую, византийскую и русскую дотатарскую историю) прочти от (того места, где повествование делается более связным и подробным, т. е. от) Великаго Ярослава (Всеволодича). . .» «И АЩЕ ХОЩЕШИ РАСПЫТОВАТИ...» «Разгнув» Летописец Великий Русский, конечно, мы должны были бы обнаружить в нем свидетельства о конфликтах новгородцев с князьями, начиная с «Великаго» Ярослава и включая «Великаго» Александра Ярославича Невского. В статье 6723 (1215) г. Рогожского летописца, на границе прерывистого «вступления» и непрерывной части (эта статья уже заметно отличается от предшественниц большей величиной), довольно обстоятельно рассказывается о вражде Ярослава Всеволодича с Новгородом, завершившейся битвой на Липице, в которой Ярослав потерпел поражение от предводимых Мстиславом Мстиславичем новгородцев (нач.: «Того же л-Ьта в НовЪгород'Ь глад бысть. . .»; конец: «И поб'Ьже Ярослав и паде Ярославлих бес числа, а иных изымаша»)2?. Этот рассказ (общий у Рогожского летописца с Летописью Авраамки) является сокращением значительно большего по объему повествования Новгородской IV летописи (основанного в свою очередь на Новгородской I). Новгородская IV (вслед за Новгородской I) выставляет Ярослава в очень неблагоприятном для него свете, так что ее рассказ служить иллюстрацией мысли редактора Троицкой летописи не смог бы. В Рогожском же летописце мы видим характерное именно для центральнорусского прокняжеского редактора перемещение оценок: о пошедших в бой на переяславцев и суздальцев новгородцах говорится: «поидоша брат на брата, отцы на сыны, сыны на отци, раби на господу». Эти слова тоже взяты из Новгородской IV летописи, но там они относятся ксуздальцам («поидоша сынове от отци, а отци на дети, брат на брата, рабы на господу, а господа на рабы») 233. Таким образом, повествование Рогожского летописца «от Великаго Ярослава» сразу дает нам пример конфликта с этим князем новгородцев, поданный, как это и должно быть в Летописце Великом Русском, в прокняжеском истолковании. Далее в Рогожском летописце, в статье 6748 (1240) г., мы видим и то другое, что должны были бы увидеть в «Л'Ьтописце Великом Русьском», а именно —сообщение о конфликте новгородцев с Александром Невским: «А Александр князь поиде на низ, распре- вся с Новогородци» 2Э. Как мы помним, в отсылке к Летописцу Великому Русскому Троицкой летописи было сказано, что «Великий Александр Ярославичь не уноровил им». Рогожский летописец оказывается единственной из круга близких летописей, удовлетворяющей и этому последнему, обязательному для Летописца Великого Русского условию, — сообщающей о конфликтах «Великих» Ярослава и Александра с Новгородом 234. Подводя итоги, можем сказать, что Рогожский летописец связывается с Летописцем Великим Русским по трем признакам: во-первых, князья Ярослав Всеволодич и Александр Ярославич называются здесь, как и в отсылке Троицкой летописи, просто «Великими»; во-вторых, композиция Рогожского летописца дает возможность как-то понять указанные в отсылке границы рекомендуемого для чтения текста; и, в-третьих, Рогожский летописец содержит необходимую для Летописца Великого Русского информацию о конфликтах между новгородцами и «Великими» Ярославом и Александром.