Граждане и юридические лица, являясь субъектами гражданских правоотношений, приобретают определенные права и обязанности, составляющие содержание конкретного правоотношения. Полнота и реальность осуществления субъективных прав зависит от того, насколько эффективна их защита в случае нарушения.
Следует согласиться с точкой зрения В.П. Грибанова, который считал, что если право не защищено, то оно “превращается” в “декларированное право” и может быть рассчитано лишь на добровольное уважение. Оно приобретает характер лишь морально обеспеченного права, покоящегося только на сознательности членов общества и авторитете государственной власти4. В связи с этим, чтобы обеспечить нормальный гражданский оборот, необходимо гарантировать возможность защиты права в любой предусмотренной законом форме. Мы придерживаемся сложившейся в науке, литературе и законодательстве позиции, согласно которой “защита гражданских прав” представляет собой более узкое понятие по сравнению с понятием “охрана гражданских прав”5. Поскольку второе охватывает всю совокупность мер, обеспечивающих нормальный ход реализации прав. “Защита” же гражданских прав - не что иное, как предусмотренные законом меры охраны гражданских прав в случае их нарушения или реальной угрозы такого нарушения. “Защита гражданских прав” предполагает возможность охраны прав не только от деяний активного, но и пассивного характера (т.е. от действия и бездействия); кроме того, вне зависимости от субъективной стороны нарушения (вины нарушителя), например, самостоятельные действия по защите своих прав в состоянии крайней необходимости, что позволяет отграничить это понятие от “обороны”. Институт защиты гражданских прав долгое время привлекал к себе пристальное внимание ученых. Его исследованию посвящен целый ряд работ, которые отражают регламентацию этого института Гражданским кодексом РСФСР 1964 года6. Необходимо отметить, что с введением в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации (ГК РФ) институт защиты гражданских прав претерпел значительное изменение. Так, в отечественном гражданском законодательстве и праве «оформилась» в более или менее окончательном виде такая форма защиты гражданских прав как самозащита, которая до 01.01.95 г. хотя и применялась, но, имела исключительный статус. Представляется, что самозащита гражданских прав в широком смысле этого слова может рассматриваться как любые действия лица, связанные с защитой своих прав от нарушения, которые противопоставляются действиям, исходящим от государственных и иных компетентных органов, например, семейное законодательство предусматривает случаи, когда орган опеки и попечительства обязан защищать права несовершеннолетнего и без его обращения или заявления, а лишь по сообщению должностных лиц организаций и иных граждан, которым стало известно о нарушении прав несовершеннолетнего и его законных интересов (п.З ст.56 CK РФ). Пункт первый статьи 41 Гражданского кодекса Российской Федерации содержит положение, в соответствии с которым “по просьбе совершеннолетнего дееспособного гражданина, который по состоянию здоровья не может самостоятельно осуществлять и защищать свои права (курсив наш. - Э.С.) и исполнять обязанности, над ним может быть установлено попечительство в форме патронажа”. В этом понимании способами самозащиты являются и подача иска, жалобы в соответствующие судебные и административные органы, и самостоятельная защита своих гражданских прав в процессе судебного разбирательства, и др. Нас же интересует понятие самозащиты в более узком, гражданско- правовом смысле этого слова. В части второй статьи 14 ГК РФ законодатель указывает требования, предъявляемые к способам самозащиты. Однако закон не определяет перечень способов самозащиты гражданских прав. Этот пробел невозможно устранить путем простого перечисления или указания в законе. Необходимо дать понятие самозащиты, указав признаки, позволяющие отнести то или иное действие к ее способам. Вызывает некоторое недоумение содержащееся в литературе утверждение о том, что «самозащита гражданских прав нашла свое выражение и в российском законодательстве. Под самозащитой гражданских прав понимается совершение управомоченным лицом незакрепленных законом действий фактического порядка, направленных на охрану его личных или имущественных прав или интересов, интересов и прав других лиц и государств»7. He останавливаясь на анализе самого понятия, изложенного В.В. Прибыловой, отметим, что российское законодательство не содержит понятия самозащиты. Нет его и в Гражданском кодексе РФ. В теории же еще до появления указанной нормы в ГК РФ наметилось четыре основных подхода к определению содержания самозащиты гражданских прав. Первый: самозащитой являются действия, направленные на защиту от нарушения своих гражданских прав только во внедоговорных отношениях (В.П. Грибанов8, М.И. Усенко9, В.А. Рясенцев10 и др.11); второй: это действия, направленные на защиту от нарушения своих гражданских прав во внедоговорных отношениях, а также некоторые действия, направленные на защиту своих прав в договорных отношениях, например, удержание вещи (М.И. Брагинский12, Н.И. Клейн13); третий: это действия, направленные на защиту прав только в договорных отношениях (Г.Я. Стоякин14); четвертый: самозащитой являются действия, направленные на защиту от нарушения своих гражданских прав как во внедоговорных, так и в договорных отношениях (Ю.Г. Басин15). Остановимся подробнее на их анализе. Так, В.П. Грибанов под самозащитой гражданских прав понимал “совершение управомоченным лицом дозволенных законом действий фактического порядка, направленных на охрану его личных или имущественных прав и интересов”16. Указанную точку зрения разделяют М.И.Усенко17, В.А. Рясенцев18 и др., нередко отождествляя самозащиту с действиями в состоянии необходимой обороны и крайней необходимости. Однако с подобной формулировкой самозащиты, на наш взгляд, трудно согласиться по ряду причин. Во-первых, действительно, эти категории имеют общие черты, такие, например, как: I) общие разноотраслевые начала (ст.ст. 23, 35, 36, п.2 ст. 45 Конституции РФ, ст.ст.37, 39 УК РФ, ст.ст. 12,14 ГК РФ и др.); 2) они представляют собой односторонние действия, осуществляемые самостоятельно управомоченной стороной; 3) носят правоохранительный характер; 4) имеют однородные условия правомерности действий, предусмотренные законом (соразмерность, необходимость действия в пределах, указанных в норме права, и т.п.). Однако, как нами ранее уже указывалось, существует ряд моментов, не позволяющих полностью отождествлять самозащиту гражданских прав и действия в состоянии необходимой обороны и крайней необходимости. Рассмотрим их подробнее. I) При самозащите действия управомоченного лица направлены на защиту своих гражданских прав, действия же в состоянии необходимой обороны и крайней необходимости могут быть направлены на защиту не только своих прав, но и на защиту прав и законных интересов другого лица, общества и государства. 2) Действиями в состоянии необходимой обороны и крайней необходимости могут защищаться, в отличие от самозащиты гражданских прав, не только гражданские права, а любые (политические, трудовые и иные) права. 3) Основанием для реализации права на самозащиту является любое нарушение гражданских прав , в то время как основанием для действий в состоянии уголовно - правовой необходимой обороны является совершенное преступление (административно-правовой - административное правонарушение), а крайней необходимости - наличная19 опасность, угрожающая самому причинителю вреда или другим лицам, и т.п. 4) Условия правомерности действий в состоянии необходимой обороны и крайней необходимости и действий по реализации права на самозащиту, при всей их внешней схожести, нельзя рассматривать как полностью совпадающие. Так, ряд авторов считают, что самозащита допустима лишь в случае нарушения конкретного гражданского права20, это условие логически вытекает из текста ст. 14 ГК РФ, где говорится, что способы самозащиты должны быть соразмерны нарушению и не выходить за пределы действий, необходимых для его пресечения. По нашему мнению, для реализации права на самозащиту достаточно наличного нарушения права (т.е. наличия продолжаемого (незаконченного) нарушения либо реальной угрозы нарушения права). Такое же условие, как соразмерность (если обратиться к этимологии этого слова21) принятых мер нарушению и действие их в пределах, необходимых для его пресечения, предполагает причинение правонарушителю вреда, равнозначного, по своему характеру и степени вреду, им нанесённому, что по своей сути не совсем верно, т.к. превышением пределов необходимой обороны признаётся лишь явное несоответствие защиты характеру и степени опасности посягательства, а в случае действий в состоянии крайней необходимости вред причинённый должен быть менее значительным чем, вред предотвращённый. Кроме того, реализацией права на самозащиту, в зависимости от того, имеется ли угроза нарушения права или же эта угроза становится реальной и перерастает в нарушение права, преследуется цель обеспечения неприкосновенности права, пресечения нарушения и ликвидации последствий нарушения права. Исходя из вышеизложенного, представляется, что самозащита гражданских прав допускается в случае наличного посягательства на право, которое лицо имеет на законных основаниях, если при её реализации не было допущено явного несоответствия способов самозащиты характеру и степени опасности посягательства, а также не были превышены пределы действий, необходимых для обеспечения неприкосновенности права, пресечения нарушения и ликвидации последствий такого нарушения. Во-вторых, представляется необходимым уточнить позицию В.П. Грибанова, который считал, что самозащита гражданских прав имеет своей целью охрану только личности гражданина, права собственности и иных вещных прав22 , поскольку закон теперь предполагает возможность самостоятельной защиты любых гражданских прав, вне зависимости от их характера (т.е. как договорных, так и внедоговорных), что видно из названия и текста статей 12 и 14 ГК РФ. Вместе с тем, данное обстоятельство не мешает О. Г. Лазаренковой продолжать отстаивать указанную позицию23 в связи с чем представляется необходимым предоставить дополнительную аргументацию, подтверждающую несостоятельность представления о самозащите исключительно как о необходимой обороне и крайней необходимости с позиций нынешнего времени. Ранее, в советской науке, необходимую оборону и крайнюю необходимость именовали самозащитой, поскольку такое понятие соответствовало буквальному характеру действий, отодвигая самозащиту как форму защиты на «задворки» гражданского права. Их «аналоги» в договорных отношениях именовались мерами оперативного воздействия, тем самым подчеркивая, что они носят исключительный характер, применяются только тогда, когда необходимо срочное воздействие и в условиях плановой договорной дисциплины имеют временный характер, до принятия к нарушителю иных мер в административном или судебном порядке. Теперь же, существует понятие, которое, включает в себя и способы самозащиты прав, возникающих из договорных и внедоговорных отношений. И выравнивает статус самозащиты с иными формами защиты гражданских прав. Представляется, что руководствоваться старыми понятиями, и игнорировать новые, которые в результате развития научной мысли трансформировались из этих старых понятий в более стройные, логически обоснованные, нашедшие свое прямое закрепление в законодательстве, нельзя. Самозащита объективна, как ее не назови, по своей природе она останется таковой. Следует отметить, что указанная выше позиция относительно отнесения способов самозащиты гражданских прав, возникающих из договорных отношений (мер оперативного воздействия) к самозащите нашла свое широкое подтверждение и в судебной практике24. В.В. Прибылова пишет, что «под самозащитой гражданских прав понимается совершение управомоченным лицом незакрепленных законом действий фактического порядка, направленных на охрану его личных или имущественных прав или интересов, интересов и прав других лиц и государств»25, далее, ею рассматриваются действия в состоянии необходимой обороны и крайней необходимости. Помимо возражений, указанных нами выше данное определение требует дополнительного критического анализа. Так, представляется необоснованным указание на то, что действия, именуемые ею фактическими (в состоянии необходимой обороны и крайней необходимости) относятся к числу «незакрепленных законом действий», поскольку этим способам самозащиты, помимо общих норм, посвящены ст.ст. 1066,1067 ГК РФ. М.И. Брагинский, Н.И. Клейн, анализируя субинститут самозащиты гражданских прав, включили в него уже отдельные способы самозащиты гражданских прав, вытекающие из обязательственных отношений (например, удержание вещи и др.), умалчивая при этом о возможности самозащиты прав, вытекающих из обязательств в целом26. С.С. Сарбаш, соглашаясь, что самозащита может применяться и к договорным отношениям, подвергает критике указанную позицию, полагая, что удержание не является самозащитой, т.к. не отвечает таким признакам самозащиты как: соразмерность способа самозащиты нарушению и способ самозащиты не может выходить за пределы, необходимые для его применения. Так, С.С. Сарбаш указывает, что ««способ защиты» при применении удержанияможет быть лишь тем, который указан в законе, где сказано, что ретентор вправе удерживать вещь, подлежащую передаче должнику. Таким образом, если ретентор, например, завладеет вещью насильственным образом, то данные действия будут расцениваться как неправомерные... . Кроме того, если защищающееся лицо может самостоятельно избирать способы защиты, ее интенсивность, продолжительность и прочее, действия ретентора определены рамками закона. ... ретентор лишен возможности выбора каких-либо иных временных отрезков применения удержания, чем тех, которые установлены законом»27. С данным подходом нельзя согласиться по следующим причинам. Во-первых, указанные критерии являются не признаками самозащиты, отсутствие хотя бы одного из которых говорит, что это иной способ защиты. Это условия правомерности того или иного способа самозащиты. И несоблюдение их «превращает» правомерную самозащиту в правонарушение. Во-вторых, способы самозащиты должны быть допускаемы законом или договором, это касается не только самого способа, но и специальных условий их применения, если такие условия, как в случае с удержанием, предусмотрены законом или договором. В-третьих, довод о том, что ретентор лишен возможности выбора каких-либо иных временных отрезков применения удержания, чем тех, которые установлены законом, в соответствии с предыдущим тезисом верен, но это не означает, что ретентор лишен возможность выбрать любое время для его прекращения до наступления указного законом обстоятельства (например, до исполнения должником обязательства). Этот выбор перед ним остается. Тоже касается и интенсивности и прочих характеризующих аспектов самозащиты. B- четвертых, обязанность выбора соразмерного способа самозащиты С.С. Сарбаш «смешивает» с возможностью избрания средства реализации выбранного способа. У управомоченного на самозащиту лица имеется возможность выбора способа: применить удержание или, например, отказаться от исполнения договора. Оно законом в анализируемом случае не ограничено и соответствует условиям правомерности и признакам самозащиты. Средства реализации действительно ограничены, но это касается не только удержания, но и любого другого способа самозащиты или защиты. Если управомоченное лицо применяя необходимую оборону против нарушения права собственности на малоценное имущество (например, ведро картошки) выберет в качестве средства защиты противоправное поведение в форме физического устранения правонарушителя, то такое действие будет не соответствовать закону, однако сама необходимая оборона, как способ самозащиты, не перестанет быть таковым. Кроме того, если автор видит какое-то несоответствие в правовом регулировании осуществления отдельного способа самозащиты, признакам самозащиты гражданских прав вообще, то возможно следовало бы рассмотреть вопрос о приведении законодательства, регулирующего удержание в адекватное состояние. Нельзя не отметить и то обстоятельство, что позиция С.С. Сарбаша строится на анализе единственного подхода к определению признаков правомерности самозащиты гражданских прав, возможно его позиция изменилась бы, если бы его исследованию подверглись бы сами пределы осуществления самозащиты или мнения иных ученых по этому поводу. К мнению С.С. Сарбаша присоединяется и Е.А. Романова, которая помимо указанных выше доводов, приводит, например, такой: «удержание - один из способов обеспечения исполнения обязательств, представляющий имущественную гарантию кредитору, реализуемую в судебном порядке путем продажи удерживаемой вещи с публичных торгов, а самозащита осуществляется вне суда»28. С этим нельзя согласиться, т.к., во-первых, для самого удержания вещи никакого суда не требуется. Во-вторых, автор путает удержание как способ самозащиты и такой способ судебной защиты как обращение взыскания на удерживаемое имущество. Второй применяется когда само удержание (способ воздействия на правонарушителя путем временного лишения его возможности осуществлять полный объем правомочий собственника) не имеет надлежащего воздействия. Если обороняющийся воспользуется возможностью необходимой обороны, но не защитит в ее результате свои права, а затем обратится в суд с требованием к правонарушителю о возмещении вреда, необходимая оборона перестанет быть способом самозащиты? Конечно нет. Одно другрго не исключает, т.к. у управомоченного лица остается возможность и после применения самозащиты воспользоваться судебными способами защиты своих прав. Другой ее довод основан на том, что «самозащита применяется против неправомерного посягательства нарушителя на право защищаться»29. Данный довод не выдерживает совсем никакой критики, поскольку общеизвестно, что самостоятельно могут защищаться любые гражданские права. Кроме того, автору следовало бы пояснить каким образом можно нарушить право на защиту и как потом его можно посредством самозащиты защитить. Г.Я. Стоякин под самозащитой понимает “предусмотренные законом односторонние действия юридического или фактического характера, применяемые управомоченным на их совершение субъектом и направленные на пресечение действий, нарушающих его имущественные или личные права”30. Он считает, что ни необходимая оборона, ни крайняя необходимость не являются гражданско-правовыми мерами самозащиты, поскольку это действия физического, а не правового характера31. Однако право на самозащиту своих прав (в том числе и гражданских) в состоянии необходимой обороны и крайней необходимости предусмотрено законом (Конституцией, Уголовным и Гражданским кодексами), кроме того, статьи 1066 и 1067 ГК РФ предусматривают наступление правовых последствий в случае реализации этих прав. Поэтому, на наш взгляд, действия в состоянии необходимой обороны и крайней необходимости носят правовой характер, но, как и любые действия, могут рассматриваться в качестве физических действий. Под действиями фактического характера Г.Я. Стоякин понимает действия по самостоятельной защите гражданских прав во внедоговорных отношениях, а под действиями юридического характера - действия по самозащите прав в договорных отношениях32. Аналогичной позиции придерживаются А.М. Эрделевский33 и К. Борисова34, применяя данные термины при анализе способов самозащиты. Ho, по нашему мнению, любое действие при самозащите носит фактический характер и влечет юридические последствия, вне зависимости от того, какие отношения оно защищает. В связи с изложенным, мы не разделяем позицию Г.Я. Стоякина, А.М. Эрделевского и К.Борисовой. В литературе имеется еще и мнение, что действия, совершаемые в состоянии необходимой обороны при их соответствии установленным пределам, не влекут правовых последствий35. Такая позиция представляется спорной и требующей дополнительной аргументации. Например, пресечение правонарушения или восстановление нарушенного права (скажем права собственности на мобильный телефон) не является тем правовым последствием, которое возникло в результате применения действий в состоянии необходимой обороны. Разве не изменился правовой статус имущества, правовое положение не владеющего собственника и пр. Продолжая логику автора, применение удержания, также не влечет правовых последствий, если правонарушитель под действием этого способа самозащиты исполнил обязательство. Ведь в результате каждый получил то, что ему и так причиталось. Здесь же, автор указывает, что существует еще группа действий, совершаемых в порядке самозащиты: действия, совершаемые в состоянии крайней необходимости, которые обычно вызывают правовые последствия в виде уменьшения или освобождения от возмещения вреда в судебном порядке, а также меры оперативного воздействия, которые могут повлечь изменение или прекращение существующих правоотношений36. Очевидно, что автор в указанной ситуации (при характеристике необходимой обороны и крайней необходимости) «подменил» правовые последствия ответственностью за совершение указанных действий и «смешал» их с последствиями, возникающими при осуществлении самозащиты прав, возникающих из договорных отношений. Результатом чего явилось очевидное противоречие: с одной стороны такие действия, совершаемые в порядке самозащиты как действия, совершаемые в состоянии необходимой обороны при их соответствии установленным пределам, не влекут правовых последствий, а с другой, «с точки зрения теории юридических фактов действия по самозащите могут порождать новые, изменять или прекращать уже существующие правоотношения»3 7. Возвращаясь к анализу положений, изложенных Г.Я. Стоякиным, следует отметить, что направленность самозащиты в ее трактовке является несколько суженной, потому, что зачастую при помощи мер самозащиты преследуется такая цель, как обеспечение неприкосновенности права или ликвидация последствий нарушения, вплоть до полного восстановления положения, существовавшего до нарушения, а не только пресечение нарушения (например, удержание вещи). Ю.Г. Басин под самозащитой гражданских прав понимает допускаемые законом односторонние действия заинтересованного лица, направленные на то, чтобы обеспечить неприкосновенность права и ликвидацию последствий его нарушения. К мерам самозащиты он относит не только действия фактического характера, но и такие действия, которые применяются лицом “при помощи государственных (банковских, например) органов, но лишь при условии, что такой орган исполняет обращённое к нему требование, не рассматривая спора по существу”37. В.М. Баранов и JLA. Сиятскова, анализируя критерии правомерности самозащиты указывают, что «критерием правомерности самозащиты является только закон либо иной нормативно-правовой акт»38. По нашему мнению, указанные мнения недостаточно полно отражает специфику самозащиты. Представляется, что возможность реализации конкретных способов самозащиты может допускаться не только законом, но и договором, потому что не включение в условия договора возможности использования тех или иных действий в целях самозащиты может в случае их применения (хотя бы они и были направлены против нарушения права) быть обжаловано и признано неправомерным. Установленные договором пределы осуществления того или иного способа самозащиты являются обязательными для сторон и выход за их пределы также неправомерен. Ю.Г. Басин, видимо, также упустил из виду, что способы самозащиты могут преследовать (в том числе) и такую цель, как пресечение нарушения. Говоря о самозащите, необходимо отметить, что закон не содержит перечня лиц, имеющих право на самостоятельную защиту своих гражданских прав. Следовательно, им вправе воспользоваться как физические, так и юридические лица, права которых нарушены. По нашему мнению, в случае невозможности самостоятельной защиты своих гражданских прав потерпевшей стороной она может обратиться за помощью в осуществлении права на самозащиту к другим лицам (т.е. прибегнуть к так называемой товарищеской взаимопомощи). Так, например, К. в течение двух лет ожидал от С. исполнения вступившего в законную силу судебного решения, в соответствии с которым ответчик был обязан передвинуть изгородь и устранить препятствия в пользовании земельным участком. Тогда К. с помощью знакомых принудительно перенес изгородь39. В данном случае действия К. и его знакомых были признаны правомерными, поскольку тем самым К. реализовал свое право на самозащиту. Это свидетельствует о том, что взаимопомощь и сейчас имеет немаловажное значение при осуществлении права на защиту, несмотря на то, что в современных условиях товарищеская взаимопомощь в договорных отношениях теряет свой первоначальный смысл (как безвозмездная товарищеская помощь, которая обосновывалась некоторыми учеными в качестве гражданско-правового принципа40), потому как подобное является редким случаем в отношениях между коммерческими структурами. Хотелось бы отметить, что ГК, регламентируя право на самозащиту, не оговаривает круг субъектов гражданского права, имеющих на нее право. Однако представляется, что такая их группа, как Российская Федерация, ее субъекты и муниципальные образования, не может воспользоваться правом на самозащиту, т.к. их особенность заключается в том, что реализовать свое право на защиту они наиболее оперативно и эффективно могут только через соответствующие компетентные органы (государственные, межгосударственные или иные). Основанием для применения самозащиты гражданских прав является любое их нарушение. Это может быть как преступление, так и административное или гражданское правонарушение. В некоторых случаях требуется неоднократное нарушение права. От характера нарушения и степени его опасности зависит лишь выбор способа самозащиты и определения пределов его реализации. Главное, чтобы нарушение гражданского права было реальным, а не предполагаемым. Поскольку в противном случае мы будем иметь дело с самоуправством. Выбор способа самозащиты определяется еще и в зависимости от того, какое именно гражданское право нарушено. ГК РФ предоставляет физическим и юридическим лицам право самостоятельно защищать любые свои гражданские права без каких-либо ограничений в характере отношений, из которых они вытекают (из имущественных или связанных с ними личных неимущественных отношений; договорных или внедоговорных). Кроме того, представляется, что исходя из положения п.2 ст.2 ГК, который гласит, что неотчуждаемые права и свободы человека и другие нематериальные блага защищаются гражданским законодательством, а также из отсутствия какой-либо оговорки о сужении круга отношений, при нарушении которых допускается самозащита, можно сделать вывод, что реализацией различных способов самозащиты допускается защита и таких объектов, как жизнь, здоровье, достоинство личности, личная неприкосновенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, личная и семейная тайна, право свободного передвижения, выбор места пребывания и жительства, право на имя, право авторства и некоторые другие принадлежащие лицу блага. Отношения, которые не являются объектом гражданских прав, но защищаются с помощью гражданско-правовых средств (т.е. являются объектом защиты гражданских прав), могут самостоятельно защищаться лишь посредством реализации мер защиты внедоговорных отношений (например, необходимой обороны, крайней необходимости и т.п.). Так, скажем, в случае распространения в средствах массовой информации каких- либо сведений о ком-то, не соответствующих действительности, нарушающего права лица, о котором идет речь, это лицо вправе реализовать свое право на самозащиту, которое может выразиться, например, в выступлении в средствах массовой информации с опровержением (п.З ст.
152 ГК РФ). Полагаем, что нарушенные личные неимущественные права (например, коммерческая тайна и др.) могут быть объектом самозащиты в гражданском праве только в том случае, если требуется обеспечение его неприкосновенности или пресечение нарушения. Если же нарушение совершается или уже совершилось, то самозащита возможна также, если эти блага могут быть восстановлены, в противном случае могут быть только в судебном порядке компенсированы убытки, причиненные этим нарушением, чему во многом может способствовать их предварительная материальная оценка. Представляется, что самозащита может осуществляться только в форме действия, поскольку трудно себе представить, как бездействуя можно защитить свое право. Действия управомоченного лица (т.е. лица, в силу закона или договора наделённого правом самостоятельно, без обращения за помощью к компетентным органам, защищать свои гражданские права) могут быть направлены на защиту личности граждан, права собственности и иных прав, имеющих вещно-правовой характер. Хочется отметить, что перечень способов самозащиты гражданских прав во внедоговорных отношениях не исчерпывается только действиями в состоянии необходимой обороны и крайней необходимости, правовые последствия реализации которых предусмотрены Гражданским кодексом (ст.ст. 1066, 1067), поскольку из содержания целого ряда норм можно выделить ещё одну группу мер - это используемые собственником либо иным правомерным владельцем меры охраны имущества, не связанные с обязательственными отношениями (например, установка различного рода запоров, сигнализаций, противоугонных и иных устройств). Необходимо отметить, что действия по задержанию преступника не могут рассматриваться как способ самозащиты, хотя и осуществляемые лицом, права которого нарушены, и направленные на пресечение нарушения права, поскольку вопрос о защите прав в данном случае решается посредством вмешательства государства (в лице его органов или должностных лиц). В противном случае эти действия, в процессуальном смысле, просто не будут являться задержанием. Способы самозащиты гражданских прав, вытекающих из договорных отношений, представляют собой меры, принимаемые управомоченным лицом как субъектом гражданского правоотношения, направленные на защиту субъективных прав, т.е. прав, вытекающих из обязательств (например, удержание комиссионером причитающегося ему вознаграждения из сумм, подлежащих передаче комитенту; безакцептное списание задолженности, удержание вещи; и др.). В литературе Д.В. Микшисом высказано мнение о наличии так называемой «наступательной самозащиты», суть которой, в общем, сводится к тому, что она самозащита может осуществляться не только охранительными мерами или обороной, но и посредством дозволенного самоуправства (к которым он относит, например, право задержания вещи). При этом, автор указывает, что Г.А. Свердлык и Э.Л. Страунинг сводят самозащиту в ее традиционном понимании к принятию охранительных мер и обороне, ссылаясь на книгу «Защита и самозащита гражданских прав», изданную в 2002 году41. Представляется невозможным обойти вниманием данное мнение по следующим причинам. Прежде всего, понятие «дозволенное самоуправство» должно использоваться с определенной долей условности, т.к. если оно законодательно допустимо, то самоуправства в его правовом понимании (как правонарушения, предусмотренного административным и уголовным законодательством) нет. Во-вторых, если им и воспользоваться, то, несложно заметить, что оборона, по своей сути также является способом такого «дозволенного самоуправства», т.к. лицо, чье право нарушено применяет к правонарушителю, например, физическую силу, что в обычной обстановке было бы правонарушением, но в данном случае такое правонарушение допускается законом. Следовательно, и у обороны, которую хочет отграничить Д.В. Микшис от «наступательной самозащиты» и у самой «наступательной самозащиты» единая природа и разделять их по этому основанию нельзя. Характер самозащиты предполагает возможность совершения действий, которые в обычной обстановке представляли собой правонарушение (гражданское, административное или уголовное), но которые в условиях наличного правонарушения допускаются законом или договором. Эта природа заложена собственно в самозащите гражданских прав. В-третьих, возможно, автор не стал бы выдвигать такое предложение, если бы ознакомился с работами критикуемых им авторов, да и собственно с указанной им книгой. Даже пытливый читатель, не сможет обнаружить там позиции авторов, что самозащита гражданских прав сводится к принятию охранительный мер и обороне, потому как ее там нет, возможно поэтому Д.В. Микшис не указал страницу на которой ему посчастливилось увидеть такую позицию авторов. Авторы отстаивали и продолжают отстаивать позицию, что самозащита не ограничивается действиями в состоянии крайней необходимости или необходимой обороны, а может быть реализована в договорных отношениях (например, страницы 153, 161, 169, 186-199 критикуемого Д.В. Микшисом учебного пособия), в том числе и посредством удержания (например, страница 196). Представляется, что действия, направленные на самостоятельную защиту прав, могут выражаться не только в принятии каких-то мер непосредственно самим управомоченным лицом, но и в требовании соблюдения или совершения определенного рода действий от другой стороны. Эти действия тоже направлены на защиту своих прав в случае их нарушения (например, требование кредитора поручительства третьих лиц за должника, как обязательное условие для получения кредита; и т.п.). Такие действия в зависимости от их основной функциональной нагрузки могут рассматриваться и, например, как средства обеспечения обязательств. Кроме того, такие требования могут выражаться в понуждении другой стороны к соблюдению предусмотренной для конкретной сделки формы. Поскольку ненадлежащее оформление сделки в соответствии с пунктом 2 статьи 159 ГК РФ влечет ее признание недействительной. И, соответственно, заключенная таким образом сделка теряет всякую возможность своей защиты перед нарушением. В том числе и самостоятельной. В итоге лицо, пренебрегшее надлежащей формой заключения договора (например, в целях ухода от налоговых платежей или получения иной выгоды), при попытке вернуть свое имущество рискует быть привлеченным не только к гражданско-правовой, но и к уголовной ответственности. Для реализации мер самозащиты характерно, что они могут быть впоследствии обжалованы в суде или ином компетентном органе, что является своеобразной гарантией соблюдения законных прав и интересов лица, нарушившего чужое право, и позволит оградить граждан и юридические лица от возможных случаев самоуправства со стороны лиц, реализующих действительное или предполагаемое право на самозащиту. С.Н. Веретенникова выделяет в качестве признака самозащиты гражданских прав то, что «с точки зрения теории юридических фактов действия по самозащите могут порождать новые, изменять или прекращать уже существующие правоотношения»42. Представляется, что данное положение не может быть признано признаком самозащиты, т.к. прежде всего содержит допущение «могут порождать», что недопустимо при определении признаков, т.к. признак это то, что либо есть, либо его нет и тогда нет самого, характеризуемого им явления. Во-вторых, характеристика самозащиты как юридического факта не является его признаком, т.к. оно свойственно не только самозащите, но и ряду иных категорий, которые даже к защите могут не относиться. Самозащиты можно и нужно исследовать с позиции юридических фактов, но выносить это свойство самозащиты в качестве признака необоснованно. В качестве другого признака самозащиты С.Н. Веретенниковой указывается, что самозащита является формой защиты частноправовых интересов, но может использоваться для защиты публичных интересов43. Данное положение также вызывает ряд нареканий. Прежде всего, следует отметить, что характеристика самозащиты с позиции ее места в системе защиты гражданских прав не может являться признаком, способным отграничить конкретное действие от иного действия, не являющегося самозащитой. Кроме того, не аргументирована возможность при помощи применения способов самозащиты защитить не только гражданские права, но и частноправовые интересы. И, наконец, как мы выше указывали, выделяя отличия необходимой обороны, крайней необходимости и гражданско- правовой самозащиты, публичные интересы не могут защищаться посредством гражданско-правовой самозащиты, т.к. это выходит за пределы гражданско-правового регулирования и охраны. Нельзя согласиться и с включением в перечень признаков самозащиты гражданских прав положения о том, что «в ряде случаев пресечение, отражение или восстановление нарушенного права может быть достигнуто только посредством оперативных мер защиты, к числу которых относится и самозащита»44. He сложно заметить, что в данном случае положение автора вообще нельзя отнести к числу признаков самозащиты, т.к. оно характеризует некую более широкую чем самозащита категорию. Кроме того, оперативные меры защиты, к которым традиционно относят меры самозащиты прав, возникающих из договорных отношений, почему то, по мнению С.Н. Веретенниковой, стали более широкой категорией, чем самозащита, которая включает в себя не только меры оперативной защиты или воздействия в договорных отношениях, но и меры самозащиты прав, возникающих из внедоговорных отношений. He могут признаваться признаками самозащиты и такие положения, перечисленные автором как «право на самозащиту имеет определенные временные границы», «срок исковой давности на самозащиту не распространяется», «само право на самозащиту как любое другое право может нарушаться»45, т.к. они не позволяют отличить самозащиту, как системное явление, от иных категорий, а в лучшем случае дают характеристику отдельных его способов или условий правомерности, которые следует отличать от признаков самозащиты. Исходя из вышеизложенного, по нашему мнению, признаками самозащиты гражданских прав являются: 1) самозащита осуществляется в случае нарушения гражданского права или реальной угрозы такого нарушения; 2) самозащита осуществляется в одностороннем порядке (т.е. только лицом, права которого нарушены, без обращения в компетентные органы); 3) самозащита осуществляется только в форме действия; 4) возможность реализации конкретного способа самозащиты должна быть предусмотрена в законе или договоре; 5) направленность действий при самозащите на обеспечение неприкосновенности права, пресечение нарушения, ликвидацию последствий этого нарушения; 6) возможность последующего обжалования действий лица, самостоятельно защищающего свое гражданское право, в компетентные органы. Необходимо отметить, что претензионный порядок обладает всеми указанными нами выше признаками и может рассматриваться как способ самозащиты прав в договорных отношениях. Право на самозащиту должно осуществляться в соответствии с общими положениями гражданского законодательства. Так, п. I ст.9 ГК РФ провозглашает, что граждане и юридические лица по своему усмотрению осуществляют принадлежащие им гражданские права. Указанное положение вытекает из диспозитивности как одной из черт метода гражданско- правового регулирования. Необходимо помнить, что при осуществлении права на самозащиту её способы не должны выходить за пределы действий, необходимых для пресечения нарушения. Поскольку любые действия, выходящие за пределы нормативных предписаний, хотя бы они и были направлены на защиту действительного права, будут носить характер самоуправства. В целях обеспечения правовой защиты граждан и юридических лиц, эффективной реализации права на самозащиту следует выделить условия правомерности ее реализации. Выработка этих условий имеет особое значение, поскольку отсутствие хотя бы одного из них свидетельствует о неправомерности действий, совершаемых лицом в целях самозащиты. Несмотря на то, что самозащита представляет собой новую форму защиты права, в литературе уже имеется два подхода к определению условий ее правомерности. Н.И. Клейн, исходя из анализа текста статьи 14 ГК РФ, выделяет три условия, при наличии которых допускается самозащита гражданских прав: 1) нарушение права46; 2) необходимость пресечь это нарушение; 3) соразмерность принятых для пресечения нарушения мер характеру и содержанию правонарушения47 . Подобный подход (т.е. выделение условий правомерности реализации права на самозащиту из одной - единственной нормы, а не из анализа всего гражданского законодательства в целом), на наш взгляд, не совсем верен, поскольку чаще всего грозит быть неполным. Кроме того, с указанными условиями трудно согласиться по следующим причинам. Во-первых, право на самозащиту может реализовываться в договорных и внедоговорных отношениях. Дня реализации права на самозащиту во внедоговорных отношениях, например таким способом, как гражданско-правовая необходимая оборона, по нашему мнению, не всегда требуется нарушение права, так как она допускается, как мы считаем, и при реальной угрозе такого нарушения. А действия, направленные на самозащиту в договорных отношениях, предпринимаются еще даже до возникновения реальной угрозы нарушения права, хотя механизм их реализации действительно срабатывает только после нарушения субъективного гражданского права, до этого же эти действия направлены на обеспечение неприкосновенности права. Самозащита может осуществляться в случае нарушения, которое совершается, а также в случае, когда оно еще не произошло, но может произойти в будущем (ст. 1065 ГК). Поэтому говорить о наличии нарушения права как необходимом условии правомерной реализации права на самозащиту не совсем верно. Кроме того, следует отметить, что нарушение должно иметь место (или его реальная угроза), является признаком самозащиты. Если его нет говорить о самозащите нельзя вообще и тем более оценивать ее правомерность (т.к. ее самой нет). Включение Е.Б. Борисовой данного положения в условия правомерности самозащиты противоречит ее же подходу к определению признаков гражданско-правовой самозащиты, где в числе первого признака указывается: «самозащита осуществляется в случае нарушения гражданского права или его реальной угрозы»48. Во-вторых, всякое нарушение права нуждается в пресечении. Трудно представить себе ситуацию, когда не было бы в этом необходимости. А потому выделение такого положения в качестве условия, при наличии которого самозащита признавалась бы правомерной, на наш взгляд, представляется излишним. М.И. Брагинский считает, что для правомерной самозащиты достаточно соблюдения следующих трех условий: 1) лицо, самостоятельно защищающее свое право, является бесспорным его обладателем; 2) избранный лицом способ самозащиты должен быть соразмерен нарушению; 3) способ самозащиты не может выходить за пределы действий, необходимых для его применения49. Что касается первого условия, то, на наш взгляд, более удачной была бы формулировка: лицо может самостоятельно защищать свое действительное право. Она является более точной, поскольку на практике может возникать целый ряд ситуаций, могущих носить спорный характер и требующих разбирательства спора в суде, когда лицо будет защищать предполагаемое, а не действительное право, например, при истребовании имущества от добросовестного приобретателя. Представляется, что такое условие правомерности, как соразмерность способов самозащиты нарушению, требует дополнительных разъяснений. На наш взгляд, не может быть способ самозащиты соразмерен нарушению, т.к. содержание этих понятий различно, а соразмерность подразумевает равенство50, что по отношению к указанным понятиям в принципе невозможно. Так, под способом защиты понимается способ действия, т.е. каким образом будет осуществляться самозащита. А под нарушением понимается не только способ нарушения, его опасность для защищаемых прав, но и вред, который этим нарушением причинен или может быть причинен. Полагаем, что второе условие правомерности реализации права на самозащиту возможно изложить следующим образом: вред, причиненный реализацией права на самозащиту, не должен явно не соответствовать реальному или возможному вреду, причиненному нарушением. В данном случае нет никаких препятствий применять слова во всех их значениях и со всеми оттенками, которые допускаются русским языком. Ho когда речь идет о значении слова, о его объеме, следует позаботиться о точности терминологии, не допускающей различных его толкований. Третье условие заключается в том, что способы самозащиты не должны выходить за пределы действий, необходимых для их реализации, потому как в противном случае они перестают быть таковыми и перерастают, например, в самоуправство. Проблеме пределов самозащиты гражданских прав во внедоговорных отношениях большое внимание уделил в своих работах В.П. Грибанов51. Однако он затронул пределы самозащиты в основном в случае посягательства на жизнь и здоровье граждан, не определив пределы самостоятельной защиты гражданских прав в случае посягательства на иные объекты, защищаемые гражданским законодательством (например, на имущество, на неприкосновенность жилища, на коммерческую тайну и т.п.). Особенность защиты этих объектов заключается в том, что их значимость для каждого лица в каждом отдельном случае неравноценна. Например, угроза потери чести для офицера куда более значима, чем что-то еще, и может привести даже к самоубийству. Для профессионального охотника же, основным средством охоты которого является ружье, нет, наверное, ничего более значимого, чем это самое ружье, потеря которого может привести к потере основного заработка, а то и к голодной смерти. Мнение о неравноценности одних и тех же благ для разных категорий лиц частично находит свое подтверждение и в некоторых гражданско-правовых нормативных актах, например в приложении № I к Гражданскому процессуальному кодексу РСФСР52. Следовательно, способы самозащиты одних и тех же благ могут быть различными, может быть различным и вред, причиненный лицу, нарушающему это благо. Установить какие бы то ни было жесткие пределы в этих условиях достаточно сложно. Право на самозащиту может реализовываться вне зависимости от наличия или отсутствия возможности обращения за защитой к государственным или иным органам, что логически вытекает из анализа общеправового института необходимой обороны, а также тех социальных задач, которые призвана решать данная форма защиты прав. Поэтому, на наш взгляд, представляется недостаточно обоснованной позиция О.А. Красавчикова, по мнению которого, для правомерной реализации права на самозащиту необходимо, чтобы “обстановка (обстоятельства места и времени) в момент нарушения права исключала возможность обращения за защитой к государственным и общественным органам”53. Отстаиваемая нами позиция нашла отражение и в принятом Государственной Думой Уголовном кодексе РФ, который вступил в действие с 01. 01. 1997 года. Пункт 2 статьи 37, регламентирующий необходимую оборону, содержит положение, согласно которому право на необходимую оборону принадлежит лицу независимо (разрядка наша. - Э.С.) от возможности избежать общественно опасного посягательства или обратиться за помощью к другим лицам или органам власти. Нельзя согласиться с мнением С.Н. Веретенниковой относительно того, что в качестве условия правомерности самозащиты названо следующее: «способы самозащиты не должны выходить за пределы действий, необходимых для пресечения правонарушения»54. Если руководствоваться таким условием, то действия, связанные с ликвидацией последствий правонарушения путем восстановления нарушенного права или компенсации за вред, причиненный правонарушением не должны рассматриваться как самозащита, а сами будут являться правонарушением, с чем нельзя согласиться. Таким образом, по нашему мнению, необходимо выделить следующие условия правомерности реализации права на самозащиту: 1) лицо может самостоятельно защищать только свое действительное право; 2) вред, причиненный реализацией права на самозащиту, не должен явно не соответствовать реальному или возможному вреду, причиненному нарушением; 3) способы самозащиты не должны выходить за пределы действий, необходимых для их реализации. Следует отметить, что возможность реализации права на самозащиту не ограничена только временем до подачи иска в судебные или иные органы. Применение мер самозащиты гражданских прав в некоторых случаях возможно и в целях защиты своих прав во исполнение судебного решения. Когда нарушение является длящимся и началось еще до обращения в суд или же право возникло в результате судебного разбирательства и нарушение последовало соответственно после вступления в законную силу судебного решения. Так, гражданка обратилась в прокуратуру с жалобой на якобы самоуправные действия, выразившиеся в ее принудительном выселении из квартиры. При проверке оказалось, что имелось вступившее в законную силу решение суда по гражданскому делу о выселении заявительницы из квартиры, которое она не спешила исполнить. Тогда истица в отсутствие ответчицы вынесла ее вещи в безопасное место. При этом какого-либо имущественного ущерба причинено не было. Действия истицы в данном случае были признаны правомерными и соответствующими требованиям статьи 14 ГК РФ55. Ho ни в коем случае недопустима самозащита права после окончания нарушения, т.к. такие действия будут выходить за пределы, допускаемые законом, и будут носить характер самоуправства. Закон не ограничивает число способов самозащиты, которые могут быть применены к правонарушителю. Следует полагать, что они могут применяться как отдельно, так и в комплексе, но лишь с соблюдением условий их правомерной реализации, указанных нами ранее. Представляется, что самозащита, являясь одной из форм защиты гражданских прав и будучи допускаемой законом, представляет собой одну из мер государственного принуждения56 . Что вытекает из делегирования государством лицу права самостоятельно защищать свои гражданские права, а также из возможности в случае недостаточно эффективной реализации права на самозащиту обратиться за защитой к государству (в лице его органов) или иным компетентным органам. В правовой политике всего мира наблюдается закономерность: чем слабее государственная власть, чем меньше ее авторитет, - тем более широкие права по защите нарушенных прав государство делегирует своим гражданам. В основном это происходит путем расширения пределов такой защиты и вызвано неспособностью государства в подобных условиях надлежащим образом осуществлять свои функции. Однако роль принуждения зачастую переоценивают, можно подумать, что все обязанности реализуются только вследствие угрозы наступления неблагоприятных последствий со стороны государства, большинство из них выполняется добровольно. Способы самозащиты гражданских прав в зависимости от конкретных обстоятельств могут выполнять различные функции. Зачастую один способ может выполнять несколько функций, так же как и несколько различных способов могут быть направлены на выполнение одной функции. Основной функцией самозащиты является в первую очередь защита гражданских прав от нарушений (или правоохранительная функция). Отдельные способы самозащиты могут выполнять и иные функции, производные от основной. На наш взгляд, целесообразно выделить лишь некоторые, наиболее общие из них. Такие, например, как: превентивную (предупредительную); пресекательную (заключающуюся в пресечении нарушения); функцию обеспечения надлежащего исполнения обязательств; обеспечения неприкосновенности права; гарантийную (например, удержание вещи); восстановительную и другие. Следует отметить, что некоторые способы самозащиты, в зависимости от основной функциональной нагрузки, которую они несут в конкретной ситуации, могут быть рассмотрены как меры совершенно иного характера (примером может служить удержание вещи, которое может рассматриваться в качестве и способа самозащиты права в одном случае и средства обеспечения обязательства в другом). Таким образом, необходимо подчеркнуть роль функциональной нагрузки в направленности того или иного действия для определения его содержания. Право на самозащиту, на наш взгляд, безусловно распространяется и на случаи, когда нарушается право собственности, что, к сожалению, зачастую упускается из поля зрения некоторыми учеными, внимание которых обращено лишь к исковым средствам и способам его защиты (виндикационному, негаторному искам и др.)57. Поскольку лицо, право собственности которого нарушается, зачастую сначала пытается самостоятельно пресечь нарушение и восстановить нарушенное право (например, действиями в состоянии необходимой обороны при грабеже), а уже затем, в случае невозможности достижения положительного результата, собственник обращается за помощью к компетентным органам, в том числе в суд, с целью, скажем, истребования имущества от добросовестного приобретателя. Поэтому мы считаем, что не совсем справедливо ограничиваться только процессуальными средствами защиты права собственности, т.к. это несколько умаляет роль самозащиты как одной из форм защиты права. Зачастую самостоятельная защита права не применяется ввиду несовершенства закона и подзаконных актов, гораздо проще применить действия, граничащие с криминальными, чем добиться правомерного результата правовым способом. Так, например, распоряжение мэра Москвы о застройке и конкурсной приватизации чердачных помещений предполагает возможность их приобретения лишь в случае согласия всех жителей соседних квартир, без выдвижений ими каких-либо оснований. Тем самым фактически создается правовая почва для вымогательства и злоупотреблений своим правом со стороны соседей. И, как следствие, лицо, желающее приобрести указанное помещение, понуждается к буквально ублажению соседей или принятию не правовых форм воздействия на них для защиты своего права на это помещение. Таким образом, исходя из вышеизложенного, под самозащитой гражданских прав, с нашей точки зрения, следует понимать допускаемые законом или договором действия управомоченного лица, направленные на обеспечение неприкосновенности права, пресечение нарушения и ликвидацию последствий такого нарушения. Проведенный в рамках настоящего параграфа анализ понятия, признаков, условий правомерной реализации права на самозащиту позволяет, в целях повышения эффективности ее осуществления, учитывая поверхностность формулировок и возникающие в процессе правоприменения вопросы, предложить следующую редакцию статьи 14 ГК РФ “Самозащита гражданских прав”: “Статья 14. Самозащита гражданских прав. 1. Любое лицо имеет право на самозащиту гражданских прав, то есть допускаемые законом или договором действия управомоченного лица, направленные на обеспечение неприкосновенности права, пресечение нарушения и ликвидацию последствий такого нарушения. Самозащита допускается независимо от возможности уклониться от посягательства либо обратиться за помощью к другим лицам или представителям правоохранительных органов. 2. Вред, причиненный действиями, осуществляемыми в рамках самозащиты, не должен явно не соответствовать вреду, предотвращенному такими действиям ”. Указанная редакция, по мнению авторов, более полно характеризует объект настоящего исследования. На наш взгляд, заслуживает внимания тот факт, что осознание понятия самозащиты гражданских прав невозможно без уяснения ее правовых особенностей мер (юридической природы), позволяющих определить место самозащиты в системе права и иных правоохранительных, рассмотрению которых посвящен следующий параграф работы.