Позднесоветские режимы сексуальности

Публичные интерпретации половых отношений в позднесоветском дискурсе утверждали эксклюзивную моральность супружеского и романтического секса, естественность гендерных различий, активность мужской сексуальности, сексуальную пассивность женщины и ее материнское предназначение. Профессиональные дискурсы (медицинский, сексологический и гигиенический, а также педагогический, психологический и научно-публицистический) поддерживали нормативные предписания (см.: Темкина 2003). Нормой считалась брачная сексуальность, основанная на взаимной любви к духовной близости; предполагалось, что сексуальные отношения в браке обязательно приводят к рождению детей. Сексуальность (половые отношения) не являлась предметом широкого публичного обсуждения, репрезентации были ограничены профессиональными рамками.

В повседневных дискурсах и в критическом публичном дискурсе воспроизводились данные нормы, но в то же время происходили существенные изменения сексуальных практик. А. Роткирх называет эти изменения «революцией в повседневности» (Rotkirch 2000: 24), способствующей распространению внебрачной и внерепродуктивной сексуальности. Начиная с 1960-х годов отмечается значительный рост разводов, повторных браков, происходит нормализация добрачных и внебрачных связей (адюльтера) в массовой культуре и повседневной жизни, а также нроблематизация официального дискурса в периферийных научно-публицистических дискурсах. Разрыв в публичных и повседневных репрезентациях позволил назвать такую сексуальность лицемерной (Zdravomyslova 2001). Сексуальная сфера в основном замалчивалась; она характеризовалась низкой степенью институциональной рефлексивности (отсутствием доступного экспертного знания, институционального обеспечения репродуктивного планирования и т. д.).

Рассмотрим, как воспроизводился разрыв публичных и приватных дискурсов сексуальности, обеспечивая их непротиворечивое сосуществование.

Итак, для позднесоветской сексуальности характерно господство гетеросексуального и гендерно иерархизированного режимов сексуальности, основанных на доминанте мужской сексуальности. В официальном публичном дискурсе ядро составляет синкретизм брака—репродукции—секса. Романтический и коммуникативный режимы поддерживаются разнообразными культурными репрезентациями.

На уровне повседневности артикулируются практики, соответствующие этому режиму, однако они составляют иную

Таблица 3. Режимы сексуальности: официальный и повседневный дискурсы Официальные дискурсы: законы, СМИ, программная школьная литература,советское кино Повседневные дискурсы; автобиографические и биографические нарративы Гегемония гетеросексуальности; уголовное наказание секс- меньшинств до 1993 года, умолчание Гегемония гетеросексуальности; дифференциация социальных сред по степени толерантности в отношении секс-меньшинств; гомосексуальность репрезентируется как девиация Биологизнрованное, тендерно поляризованное гражданство, выраженное в разных предписаниях, адресованных мужчинам и женщинам в отношении их сексуальных потребностей н практик; двойной стандарт и мужская сексуальная доминанта Гендерпо иерархизированпая и поляризованная сексуальность, предписывание мужчинам и женщинам различных сексуальных потребностей; утверждение сексуальной активности и биологической поли- гамиости мужчин, пассивности и проблематичной сексуальности женщин Синкретизм сексуальности и репродуктивности — ядро официальной политики сексуальности — поддержан идеологией, законодательством, Культурными репрезентациями; брак — основная легитимная форма сексуальных отношений; материнство — приоритетная гражданская обязанность; допускается внебрачное материнство; пронатальная политика и идеология поддерживаются низкой степенью институциональной рефлексивности в отношении сексуальности (недостаточностью знаний, недоступностью эффективной контрацепции); следствием является «принудительное» или вынужденное материнство Синкретизм сексуальности и репродуктивности составляет основу повседневных дискурсов о сексуальности, поддерживается социальной политикой, предоставляющей льготы матерям, и организацией приватной жизни, ядро которой составляет «расширенная нук- леарная» семья; нарративы о сексуальной жизни, в особенности у женщин, включают развернутые рассказы о беременностях, абортах, родах и воспитании детей; контрацептивную культуру можно назвать абортной; рутииизация страхов нежелательной беременности и опыта аборта характерна для женщин на протяжении всего репродуктивного цикла

Таблица 3.

Таблица 3. (окончание) сексуальности; обсуждается в профессионализированных медицинских дискурсах как проблемы сексуальной дисфункции партнеров; медики признают гендерную асимметрию в сексуальном удоволь- стпи мужчин н женщин либо замалчивается и женщинами, и мужчинами Темы рисков безопасности в обсуждении сексуальности замалчиваются, но присутствуют в профессиональных дискурсах; идеология рассматривает риски сексуальности как нарушение предписаний брачной моногамной сексуальности; появляется обсуждение групп риска как носителей нелегн- тимных сексуальных практик Режим риска актуализирован в определенных средах, в конкретных ситуациях (отпуска и командировки), связан с эман- сипированностью женщин и традиционностью мужчин, провоцирован промискуитет- ным поведением (употреблением алкоголя, общением с «чужаками», принуждением к сексу, насилием и т. д.)

конфигурацию, с большей значимостью романтического и коммуникативного дискурсов сексуальности. Аспекты сексуальной жизни — пресекаемые, отрицаемые и осуждаемые официальными идеологиями (гомосексуальность, коммерциализация сексуальности, частично риски сексуальности) — признаются в повседневном дискурсе как характерные для определенных социальных сред и ситуаций. Официально осуждаемые и исключаемые практики замалчиваются, скрываются от окружения, в рассказах о жизни они проблематизированы. Официальный дискурс носит пуританский характер, однако в профессиональном и повседневном дискурсах обсуждается тема сексуального удовольствия (фрагментарно и гендерно асимметрично).