«Романтическая реакция» против механицизма и философский анализ его ограниченности
Одним из фронтов кризиса европейской культуры оказалось классическое естествознание, т. е. та область, где положение казалось не просто благополучным, а вселявшим надежды на наступление «золотого века» человечества.
Исследование природы вступило, по терминологии историка науки Т. Куна, в нормальный период своего развития, без особых взлетов, но и без разочарований, пожиная плоды предшествовавших веков. Совершается ряд технических открытий, напрямую связанных с запросами капиталистического производства, создаются научно- исследовательские лаборатории, прямо работающие на него. Если Наполеон роковым для себя образом не оценил возможности паровых двигателей (которые уже были опробованы на корабле и которыми ему предлагали оснастить свой флот), то в промышленности и на пассажирском транспорте они заработали вполне своевременно. В 1804 г. появляется паровоз Р. Тревика, в 1814 — Томаса Стефенсона. В 1825 г. проложена первая железная дорога между Страктоном и Дарлингтоном, еще через четыре года в Лондоне стал курсировать первый общественный вид городского транспорта — конные омнибусы. В 1811 г. создана пишущая машинка; 1792 — в Англии использован газ для освещения улиц и помещений; 1795 — Ф. Апер придумал способ стерилизации консервов; 1822 — Ж. Ньепс зафиксировал фотоизображение на металлической пластинке. В начале века созданы первая электрическая батарея (А. Вольта) и электромагнит (датчанин Эрстед). Огромные промышленные перспективы открывали создание, на основе исследований М. Фарадея (1791-1867), электромотора и расчет «рабочего цикла тепловой машины», который произвел в 1824 г. С. Карно (1796-1832). Научно-технический прогресс резко расширил возможности коммуникации, обогатил досуг и быт. В 1833 г. создан электрический телеграф, кабель связал Европу с Америкой, 1897 — изобретен беспроволочный телеграф; 1876 — американец Белл изобрел телефон; 1877 — создан фонограф Эдисона; 1895 — братья Люмьер показали первый кинофильм. Зрители в ужасе убегали от несущегося на них паровоза, но вскоре кинематограф завоевал мир. Торжеством механико-математического естествознания стало открытие в 1846 г. планеты Нептун, проведенное Адамсом и Леверье «на кончике пера», на основе «возмущений» орбиты Урана, последней из известных тогда планет. Весь ход развития науки и техники, казалось бы, подтверждал правомерность отказа от «метафизики». Между тем все ощутимее зрело недовольство бездушным порядком механистической картины мира, и исходило оно прежде всего от мыслителей гуманитарного склада — философов и писателей. Как своеобразная «моральная реакция» против механистического стиля мышления оценивается в истории культуры тот героико-романтический всплеск, который произошел в литературе, живописи и музыке XIX в. Но если настроения лириков мало могли поколебать железную поступь механицизма, раскручивавшего маховик капиталистического производства, то гораздо больше доверия вызывали заявления, исходившие от таких людей, как И.В. Гете, который был не только великим писателем, но и выдающимся естествоиспытателем, автором солидных исследований в оптике и кристаллографии. «Романтик, влюбленный в природу, увидит в ней гораздо больше, чем сухой ученый, смотрящий на нее сквозь черно-белые очки механицизма», — писал автор Фауста. Трагедия Фауста — это трагедия ученого, который Рвется в бой и любит брать преграды. Он видит цель, манящую вдали, Он требует у неба звезд в награду И лучших наслаждений у земли. Но ввек ему с душой не будет сладу, Куда бы поиски ни привели. Характерным выражением морального мятежа против механицизма, с требованием идеалов природы и науки, которые гармонируют с гуманистическими представлениями, стал «Космос» А. Гумбольдта (1769-1859) — произведение, уникальное в своем роде. А. Гумбольдт, один из последних представителей немецкого Просвещения, наряду с Гете, находился под явственным отпечатком его идей. «Космос» является попыткой полупоэтического, возвышенно-романтического, в некоторой степени популярного описания всей системы природы. Начав с туманных пятен и звезд, А. Гумбольдт переходит к звездным скоплениям, в одно из которых входит Солнечная система, к окруженной воздушным и водным океаном Земле, с обоснованием ее формы, температуры, строения, метеорологических и магнитных явлений и, наконец, к органическому миру, происхождение и развитие которого рассматривается в совокупности физических и химических факторов, в том числе света. «Космос» А. Гумбольдта — это выражение и сохраняющейся тенденции к созданию всеобъемлющих систем, и нарастающего желания освободиться от механистического диктата.
Подрыву механистической картины мира способствовала и философия, которая в свое время сыграла значительную роль в их утверждении. Наблюдения и выводы, сделанные философами, высветили тенденции культуры на десятилетия вперед, хотя и не могли быть широко востребованы в свое время. В действительности мало кто оказал столь значительное (пусть и опосредованное) воздействие на мышление XIX в., как Кант и Гегель — представители немецкой классической философии. Специфика философии такова, что она не делает открытий, подобных открытиям Коперника, Дарвина, Эйнштейна. Тем не менее принято говорить о «коперниканском перевороте в философии», совершенном И. Кантом. Подобно тому, как Коперник сместил центр планетной системы с Земли на Солнце, так и Кант выявил новый центр в процессе познания. Идеалом классического естествознания было абсолютное, окончательное, достоверное знание, свободное от субъективного отпечатка. Понятно, что знание добывается субъектом, но в классическом естествознании роль субъекта познания, т. е. исследователя природы, сводилась к строительным лесам, от которых очищается «стройное здание истины» после завершения строительства. Начиная с «Критики чистого разума» (1781), Кант последовательно убеждал в безнадежности такой установки в области познания. Раз невозможно элиминировать субъекта познания из сферы его результатов, значит, фокус внимания следует переключить на исследование самого субъекта познания. Включенность субъекта познания уже на всех этапах естественно-научного исследования стала очевидной лишь в начале XX в., с созданием теории относительности и квантовой механики. Кант, в отличие от субъективных идеалистов Беркли и Юма, исходит из безусловного признания объективного существования материального мира. Вместе с тем он ни в коей мере не разделяет уверенности в его безусловной познаваемости, характерной для классического естествознания и философии Просвещения. Да, мы можем исследовать явления окружающего мира, согласен Кант, устанавливать все новые связи между ними, но это вовсе не означает, что мы углубляемся в понимание сущности явлений. Сущность была и остается «ноуменом», «вещью-в-себе» (точнее «вещью по себе», «Ding — ап-sich»), нам же доступны только явления, «феномены», «вещи-для-нас». Как только мы начинаем связывать явления в некую единую систему, мы вступаем в область значительного субъективного произвола. Как видно, позицию Канта можно охарактеризовать как специфическую форму субъективного идеализма и агностицизма. Позже «субъективный идеализм и агностицизм кантовского толка» (В.И. Ленин) получат новый импульс в революционных открытиях естествознания конца XIX — начала XX в. Кант строит свои знаменитые антиномии (противоречия), вызванные приложением понятий «абсолютных бесконечных» (присущих лишь миру «вещей-в-себе») к миру опыта, «вещей-для-нас». В кантовских антиномиях с одинаковым успехом обосновываются утверждения типа: «мир имеет начало во времени и ограничен в пространстве» — и тут же противоположное: «мир не имеет начала во времени и бесконечен в пространстве». Кант был близок к пониманию, что антиномии проистекают из столкновения различных концепций материи, пространства, времени — континуальной (непрерывной) и дискретной (прерывной), «ньютоновой» и «лейбницевой». Согласование их произошло только в общей теории относительности А. Эйнштейна. Еще дальше в осмыслении диалектической противоречивости познания продвинулся Гегель. В его системе мир представал как развитие, «инобытие» абсолютной идеи, происходящее (и соответственно осмысливаемое) диалектическим образом, в единстве и борьбе противоположностей, в качественных скачках. Философия Гегеля прямо подвергла критике механистические идеалы и нормы, картину неизменной природы. Поразительно его утверждение о единстве пространства и времени: «В представлении пространство и время совершенно отделены друг от друга, и нам кажется, что существует пространство и, кроме того, также и время. Против этого “также” выступает философия»38. Это утверждение противоположно ньютоновским представлениям об абсолютных пространстве и времени как «стенах помещения, в которое затем вселяется жилец — материя». Не оценив в целом философские прозрения Канта и Гегеля, современники все же глубоко восприняли идею эволюции. Кант и Гегель «начинают научные революции второго типа» (Б.М. Кедров), где отказ от «видимости» дополняется «отказом от неизменности».