В конце 50-х — начале 60-х гг. когнитивные антропологи анализировали лексику и семантику языка, усматривая в них ключ к когнитивной организации знаний о культуре. Недостаточное внимание уделялось когнитивным процессам, которые влекут за собой культурное научение, распределение культурных знаний, взаимоотношений культурных значений с политическим порядком, конфликтной природе культурных сообщений, а также процессу, посредством которого культурные значения получают мотивационную силу.
К этим вышеперечисленным темам в настоящее время главным образом и обращаются современные когнитивные антропологи в исследованиях, которые изучают воздействие культуры на индивидуальную субъективность и поведение. «На протяжении трех последний десятилетий когнитивисты много раз пересматривали свои позиции. В настоящее время основное внимание теоретиков привлекают дискурс, а не лексика, культурные схемы, а не семантика языка. Теоретические дискуссии разворачиваются вокруг того, как коллективно интерпретированный опыт создает фундамент мышления индивидов»2. Когнитивные антропологи имеют дело с культурными схемами, с «культурной частью познания». Они фокусируют свое внимание на том, как системы культурного знания ограничиваются и оформляются мозговыми механизмами. Как результат его регулярной передачи от поколения к поколению, культурное знание приходит в организованное состояние таким образом, что оно «соответствует» возможностям и ограниченности человеческого ума341. Когнитивные антропологи не только изучают детали разнообразных когнитивных и культурных систем, но также заняты исследованиями, нацеленными на открытие общих черт в этих системах. Их методы изучения когнитивных универсалий являются эмпирическими и сравнительными. Данные об отдельных обществах рассматриваются в межкультурной перспективе, универсальные структуры и процессы являются изолированными, и выводы делаются об их историческом и эволюционном развитии. Когнитивноантропологические исследования концептуальных систем обычно являются обобщенными моделями, упускающими индивидуальную изменчивость. Однако индивидуальная изменчивость в культурном знании занимает центральное положение в когнитивных антропологических исследованиях того, как различие индивидуальных моделей организовывается в культурные системы, и того, как изменчивость дает начало изменениям в культурных системах. Недавнее исследование показало, что факт индивидуальной изменчивости не исключает возможности построения когерентных оценок культуры.
В качестве дополнения к сложным и общим моделям культуры, формальная математическая модель «культуры как консенсуса» была сформулирована для описания и измерения индивидуальной изменчивости в культурном знании внутри групп342. Когнитивная антропология по многим своим подходам близка к психологической антропологии и культурной психологии. Исследовательские области этих трех дисциплин разделены еще настолько слабо, что мы не можем сказать, сформируется ли каждая из них во вполне самостоятельную дисциплину (пусть и плотно связанную с двумя остальными) со своими собст венными целями, задачами и методами или же в конечном итоге они сольются в одну дисциплину. Сегодня границы между ними провести непросто. Каждая из этих трех дисциплин содержит примерно половину исследований, которые могут быть отнесены с полным основанием к другой или даже к трем сразу. Вторая половина при этом содержит, в свою очередь, половину исследований, которые могут быть отнесены к прочим сферам познания — таким как кросс-культурные исследования, когнитивная психология, психология развития, психолингвистика. А остаток у каждой из этих дисциплин уже будет оригинальным. Ричарда Шведе- ра можно рассматривать и как психологического антрополога, и как культурного психолога, но кроме этого он писал работы и по когнитивной антропологии. Многие работы Роя Д'Адрада можно анализировать как относящиеся к психологической антропологии, ряд его идей активно используется в культурной психологии, но чаще он выступает как когнитивный антрополог. Более того, с его точки зрения, «культура стала областью когнитивной психологии: она стала содержанием когнитивной психологии. До 1957 г. определения культуры были прежде всего бихевиористскими — культура была моделью поведения, действий или обычаев. Бихевиористские акценты ставились и в лингвистике, и психологии. Идея, что там присутствует когниция, затронула одновременно все три сферы (исследования культуры, или антропологию, лингвистику и психологию) — в траекториях, сходных во всех этих дисциплинах. Я думаю, что это было прекрасной заменой. Но и в психологии, и в лингвистике, и в антропологии появился надлом»343. О культуре как о когнитивной системе говорит даже также такой «чистый», казалось бы, психологический антрополог, как М. Спиро344. ?