Историческая ситуация в Северном Причерноморье на рубеже VI —V вв.

В конце VI в. в Северном Причерноморье произошло крупное военно-политическое событие, поменявшее ход исторического развития как населявших его местных племен, так и самих греческих полисов. По всей видимости, в 519 г.

Тем не менее скифский поход Дария опосредованно, подобно бумерангу, отразился и на судьбе Ольвии Одним из основных достижений археологических исследований последних двух десятилетий на ее хоре следует считать открытие следующего феномена. Из более чем 70 разведанных или частично раскопанных земледельческих поселений архаического периода (см. гл. II), число которых, не исключено, со временем увеличится, к концу первой трети V в. выживают считанные единицы в непосредственной близости от Ольвии 2. Это означает, что хора Ольвии, не исчезнув вовсе, сильно редуцировала, стянувшись до непосредственной городской округи, и отныне эксплуатировали ее жители самой столицы.

Кроме этого наблюдается еще ряд синхронных симптоматичных явлений. Именно в то же время резко сокращается территория Березанского поселения, концентрирующегося теперь снова там, где оно возникло в середине VII в. — в северо восточной части современного острова 171. Этот факт едва ли следует объяснять своего рода экономическим «подавлением» Березани Ольвией в связи с переносом центра в последнюю 172. Как уже мною раз отмечалось 173, с момента образования в середине VI в. единого Ольвийского по лиса между обоими поселениями не существовало никакого антагонизма, поскольку сложилось единое ольвиополитское или борисфенитское гражданство. Заметное сокращение территории поселения на Березани непосредственно вызвано оттоком ее населения, как и жителей аграрных поселков, в саму Ольвию и в возникающее, что весьма симптоматично, несколько позже так называемое «предградье» — поселение вне стен, расположенное к западу от Заячьей балки 174. Проанализировавший материалы раскопок предместья К. К. Марченко приходит к вполне убедительной, на мой взгляд, гипотезе о том, что это поселение, вполне осознанно устроенное на западном склоне Заячьей балки и уступавшее по своим природным факторам самой Ольвии (отсутствие питьевой воды и естественных рубежей обороны), предназначалось для заселения бывшими жителями ольвийской хоры, занимавшими более низкую ступень социальной лестницы и состоявшими преимущественно из варварского населения 175. Наконец, к первой половине V в., скорее еще к его первой четверти, относится строительство оборонительных стен Ольвии, которые в середине столетия Геродот (IV. 78—79) застал уже укрепленными мощными

башнями 8- В этой связи тем более важно отметить тот факт, что в самой Ольвии не наблюдается никаких признаков упадка, а как з наоборот — расцвет многих сторон жизни.

Как же мы должны оценить и объяснить столь странный фено- мен, когда полис вдруг в течение небольшого промежутка вре мени фактически отказывается от ставшей доминирующей отрасли своей экономики — сельского хозяйства? Естественно, сразу еле дует оставить в стороне в качестве причины природные факторы, такие, как резкое ухудшение климата, приведшее к постоянной за cvxe. похолоданию, либо внезапное истощение почв и т. п.. посколь ку все они немыслимы в столь короткий периодОтдавая себе в этом отчет, исследователи предложили три иные версии. Согласно одной из них. отлив населения с ольвийской хоры был вызван синойкизмом, имевшим целью сформировать Ольвию как урбанистический центр. Уязвимость и несостоятельность подобной концепции достаточно ясно показана в предыдущей главе. Согласно второй — отток земледельческого населения в город связан с потребностью в массовой рабочей силе для возведения общественных и жилых сооружений, а также оборонительных стен |и. К третьей гипотезе пришли одновременно и независимо друг от друга Марченко и автор этих строк м, предположившие, что обезлюдение хоры и сопряженные с ней явления порождены угрозой со стороны скифов, активизировавших свой нажим на Ольвию в начале V в. до н. э.12

Недавно вторая точка зрения была подвергнута весьма обстоятельной критике в статье Марченко |3, что избавляет от необходимости останавливаться на этом вопросе специально. Замеч\ лишь, что ее сторонники отнюдь не отрицают связи вышеописанного феномена со скифской угрозой, они лишь подменяют причину следствием: по нашему мнению, именно опасность нападения скифов обусловила обезлюдение ольвийской хоры, отток в столицу масс сельских жителей и создание, таким образом, значительных людских ресурсов, которые и были задействованы на строительстве прежде всего оборонительных, а кроме того, других общественных и частных сооружений.

Попытаюсь теперь кратко воссоздать изменение политической ситуации в обширном Северопонтийском регионе В конце VI — начале V в. в соответствии с теми данными, которыми мы располагаем и. Подчеркну прежде всего, что в эту эпоху вступали во взаимодействие уже не два мира — греки и варвары, — а несколько крупных и более мелких политических образований: с од. ной стороны, окончательно сложившиеся, высокоорганизованные эллинские полисы — Ольвия, Никоний, Керкинитида и города Бос- пора, с другой — Скифское царство, обладавшее мощным экономическим и военным потенциалом |5, с третьей — ряд варварских племен (тавры, синды, меоты и др.), уступавших по политической организации царским скифам, но тем не менее представлявших на политической арене реальную силу, с которой нельзя было не считаться.

Как бы ни оценивать социальную структуру Скифского царства той эпохи 176, оно обусловило на рубеже VI—V вв. те внешнеполитические сдвиги, которые и привели к зарождению качественно новых процессов в среде северопонтийского эллинства. Отправным рубежом этих изменений явилась победа над войском Дария I, одержанная царскими скифами. После этого скифские правители резко меняют свою политику, перейдя к экспансии в сопредельные земли |7.

Относительную и абсолютную хронологию отдельных акций этой территориальной экспансии пока разработать трудно, однако можно предположить, что одним из первых было дальнейшее покорение или замирение лесостепных скифских племен. На многих лесостепных городищах именно в конце VI в. до н. э. прослеживаются слои пожарищ, возникшие, несомненно, в результате военных столкновений со степняками. В итоге одни городища погибают в огне, другие после пожара заново отстраиваются, третьи (где нет пожарищ) были просто оставлены их населением 1 . Высказыва- гипотеза, что эти разрушения явились следствием вторжения Папия И отступления скифов по землям тех нескифских племен торые отказались принимать участие в войне 177. Едва ли это так Паже принимая на веру реальность глубинного похода Дария, опи анного Геродотом (IV. 121 — 144) , следует учитывать, что персы

имени возможность сжигать городища Лесостепи (подобно упомянутому в IV. 123) только по маршруту своего наступления В поко- пении царскими скифами племен, не примкнувших к союзу, следует скорее усматривать отголоски замирения последних уже после

ВОЙНЫ. 2.

В результате завоевания Лесостепи царские скифы стали распоряжаться огромными материальными богатствами, присваиваемыми путем внеэкономического принуждения (данниче- ство, грабительские набеги) у покоренных земледельческих племен”. Значительные излишки продуктов присвоения (зерно, скот, рабы и пр.) требовали сбыта, поэтому скифы, не имевшие ни торгового флота, ни навыков в морском деле, обратили свои взоры в сторону греческих полисов Причерноморья, во-первых, как источника обогащения, а во-вторых — как потенциальных посредников в торговле с Эгейским миром 178. Я не склонен полагать, что все перечисляемые ниже акции осуществлялись последовательно одна за другой одним и тем же главным войском Скифского царства: некоторые из них вполне могли быть синхронными и предприниматься не основными военными силами царских скифов, а какими-то их более или менее крупными отрядами, причем не всегда путем массированного наступления, но отдельных разорительных набегов179. Главное в том, что это звенья одной цепи, инспирированные новой экспансионистской политикой Скифской державы.

Есть все основания предположить, что после Лесостепи скифы выбирают сначала юго-западное направление экспансии, о чем может свидетельствовать их глубинный рейд 496 г. через всю Фракию до Херсонеса Фракийского180. Естественно, за этим вторжением не могла не воспоследовать длительная полоса военнополитических конфликтов скифов с молодым Одрисским царст •ом перемежавшихся мирными передышками Скифская агрессия a Северо-Западном Причерноморье затронула и греческие полисы *того района, с чем связывают слой пожарища, зафиксированный яри раскопкач Истрии 181 Одновременно с ликвидацией ольвиЯ спой чоры исчезают и сельские поселения в Нижнем Поднестровье составлявшие, видимо, хору Никония 3

Не мииояала скифская экспансия и Ольвии Археологически это прослеживается прежде всего в появлении погребе* ний кочевых скифов за северной и восточной границами ольвийской территории именно в начале V ь1л Подчинив себе Лесостепь и постоянно воюя с фракийцами, скифы перекрыли традиционные п>ти пополнения варварского зависимого населения Ольвийского полиса, в итоге чего нз состава его лепной керамики исчезли карпвто д>найскне и лесостепные элементы 2*. Не случайно именно в это тревожное время Ольвия обносится кольцом оборонительных стен Насколько позволяют судить пока еще немногочисленные систематические раскопки, оставление сельских поселений их жителями не сопровождалось разрушениями и пожарищами На основании этого некоторые исследователи склонны констатировать мирные взаимоотношения скифов и эллинов * с чем.

несколько погребении убитых в начале V в.; в двух захоронены

?ти (')• сраженные скифскими стрелами” с теми же иниилен- ?Я%|И мы встречаемся и в Ольвии. в некрополе которой открыты тгребення. датируемые V веком; в одном был захоронен воин Г наб0Р0М из Ю стрел, убитый выстрелом из лука (наконечник

«астрял в ребре), в другой братской могиле лежали (с западной Lиентаиией). по-видимому, два местных жителя, также сраженные стрелами, засевшими соответственно в правом плече и в нижній челюсти 1 Не исключено, что дальнейшие систематические исследования ольвийской хоры дадут ту же картину, что и в Лесостепи. где одни поселения гибнут в пожарах, а другие просто остав- 11НЫ своими жителями.

в очерченный таким образом исторический фон великолепно вписывается еше один памятник, хотя и многократно издававшийся. но не привлекавшийся в интересующей нас связи. — стела Леокса, сына Мольпагора, найденная случайно на территории ольвийского некрополя Плита представляет собой AiupiyXtXfov, т е. имеет рельефы с обеих сторон. На одном изображен стояший обнаженный юноша с копьем, на другом — также стоящая фигура, но в восточном, «скифском* одеянии с горитом у левого бедра, держащая обеими руками стрелу. Б В. Фармаковский узнавал на втором рельефе амазонку, последние публикаторы (Бакалакис. Фос. Клер мои. Хиллер. Пфуль и Мёбиус) —скифского сопровождающего самого Леокса. представленного на первом рельефе. Однако по ряду признаков предпочтение следует отдать интерпретации первоиздателя.

На обеих узких гранях стелы высечены две фрагментированные надписи, которые Фармаковский и Латышев читали и восстанавливали как посвятительные, однако О. О. Крюгер привел ряд достаточно веских аргументов в пользу того, что обе надписи надгробные. причем текст А — метрическая эпитафия 1э. Его восстановление е. g. выглядит так:

А. [fvftdAr orjp’ рлт|цха Хёгш 6'fm TTjXe пдке [о*; лог)

|^v хгГт|фі Л*в»;сх; 6 МоХлаубрвф.

Б. (— iivrjnld «ті [pi)

|.\rto|ov Л\и>.лауо| ffm A.I. vel І неї v 6v ич ПНІ U 2. vel [elvaJuot feprr|gii — в зависимости от обстоятельств смерти.

'' Раскопки экспедиции ГЭ под руководством Л. В Копейкиной и Я. В. До- иаисдого. материал не опубликован

Скчднова В .VI Погребения с оружием из архаического некрополя Оль- «И//ЗОАО i960 1(34). С. 68.

«•то ,ф*Рма*°*сВ В. // ИАК 1915. 58. С. 82—127; IOSPE. I*. 270; Peek. GV1. r,u- LSAG Р 368. 372. 416. N 60; Pfuhl Е . МбЬии Н Die ostgriechischen

^breliefs Mai т. 1977 I S 12 ff N II. Taf 4. Hansen CEG P 93 >q N 173 tkvih ^® Stele des Leoxos. Molpagores’ Sohn. aus Olbia und die

^ ,4'h erieohischen Bexirhungen im fruhen 5. Jh v. Chr. // Archaologischer (в печати| Здесь излагаются основные соображения (u, *Р*>«Р О О. // ИРАИМК. 1921. I. С. 41-50; 1925 4 С 91-93 Критнче-

«ражен и я Латышева (см НРАНМК 1922 2 С 65-70» не выглядят “"•точно весомыми

После статьи Крюгера абсолютное большинство исследователей определяет памятник как надгробие. Исходя из требований симметрии в размещении обеих надписей на боковых гранях стелы я считаю возможным предложить следующее восстановление текста Б:

[ЛешЕо ц\г]цІа Ии|і)

|тй МоДлауо) уеш.

Несмотря на обилие исследований, посвященных этому произведению, вероятнее всего, местной ольвийской пластики, не исчерпаны, как мне думается, все возможности интерпретации обоих его рельефов в их взаимосвязи. Фармаковский был склонен связывать появление на нем изображения амазонки с популярностью в аттическом искусстве поздней архаики и ранней классики легенды о похищении Тезеем Антиопы, хотя и твердо считал стелу произведением ионийского скульптора второй четверти V в.36 Это предположение маловероятно хотя бы потому, что по стилистическим признакам, подкрепляемым и палеографией надписей, памятник должен теперь датироваться около 490 г. или вторым десятилетием V

в ' , а интенсивное аттическое влияние прослеживается в культуре Ольвии лишь с середины этого столетия (см. ниже) Меткое замечание, к сожалению не обратившее на себя должного внимания, было сделано Крюгером: «Это либо указание на смерть в бою, либо амазонка выступает и на нашем камне в качестве представительницы хтонического мира» 38.

Действительно, поиск интерпретации рельефов в плане отображения обстоятельств смерти Леокса мне кажется наиболее интересным и продуктивным. Как бы ни дополнять эпиграмму, бесспорен тот факт, что умерший погиб вдали (rrjXs), а надгробие воздвигнуто над его кенотафом. В каком же сражении пал Леокс, сын Мольпагора? Ответ на этот вопрос могла бы подсказать сама датировка памятника и сюжеты его рельефов. В них ольвийским художником отчетливо противопоставлены два начала: эллинское в образе обнаженного прекрасного юноши-воина, символизирующего все достоинства воспитания в духе калокагатии, и варварское в облике представительницы племени воительниц-амазонок, постоянно сражавшихся с греческими героями-гоплитами. Иными словами, мастер стремился сказать своим произведением, что ольвийский воин-аристократ (это следует из его имени и отчества) пал за отечество в одном из сражений со скифами, которыми, видимо, была так полна история Ольвии второго десятилетия V в. Причем выразил свою идею художник не грубо и прямолинейно, но в лучших традициях эллинского искусства, вырезав на рельефе (как сделали бы, например, его египетские или персидские коллеги) не просто попираемого врага и даже не униженного варвара

^ Фармаковский Б В Указ. соч. С. 117—119. *?’ Pjuht Е . Mobius Н Op. cit. S. 13 15 Крюгер О. О // ИРАИМК 1921 1 С. 49.

скифа, но прекрасно и утонченно выполненную фигуру амазонки, метафорически олицетворяющую собой противостояние и противопоставление двух миров и двух идеологий — эллинства и варварства, оппозиция которых стала особенно настойчиво заявлять о себе после разгрома Ионийского восстания и похода Дария на Элладу. Не исключен, конечно, и хтонический аспект образа амазонки, но опять же не как абстрактного, но конкретного по своему этносу олицетворения смерти.

Предложенная интерпретация побуждает пересмотреть реконструкцию и самой метрической эпитафии. Н. В. Шебалин обратил мое внимание на то, что подобная надпись должна была быть выдержана целиком в торжественном, «высоком» стиле, не допускающем bouche trou вроде [лои] в конце стк. 1 (см. выше). Им же предложено очень удачное дополнение начала эпиграммы [Mvfjp ’apeifjc; е'от] Tjxa. Развивая дальше эти интереснейшие соображения, я предлагаю иную реконструкцию эпитафии, находящую по лексике и структуре замечательную параллель в одном polyandrion из Милета .

[Муг)ц арехті? ёат)т!ха, кёуш 6’fm тпХе лоХе|шд лрб]

[oikopevoe х*нт|аі Аёсо|ое ’6 МоХлауоре [ш).

Памятник доблести, я говорю, что вдали, за отчизну Жизнь отдавши, лежит сын Мольпагора Леокс.

Понимание rfj^e как наречия и постпозиция предлога в лро noXewQ ouX.6pfcvos (pro patria mortuus) кардинально меняют смысл надписи, делая ее из банального стихотворного надгробия, эпитафией в честь благородного ольвийского юноши, сложившего голову, сражаясь за отеческую землю.

Итак, я склонен предположить, что вооруженная конфронтация ольвиополитов со скифами имела место лишь на первой стадии скифской экспансии, когда основные силы номадов были отвлечены борьбой с не менее воинственными и сильными фракийцами. Вероятно, после заключения где-то в 80-х годах V в. до н. э. мирного соглашения между теми и другими, воплотившегося в династийном браке скифского царя Ариапифа с дочерью владыки одрисов Тереса 182, руки у скифских правителей в этом регионе были развязаны, и они окончательно подчиняют полисы Подне- стровья и Ольвию своему диктату, после чего положение стабилизируется, о чем речь впереди.

Одновременно, а может быть, и чуть раньше они поворачивают вектор своей экспансии в сторону Боспора Киммерийского, где им пришлось, однако, столкнуться с совсем иной ситуацией. В отличие от разрозненных, достаточно удаленных друг от друга полисов в низовьях Тираса и Борисфена, на берегах Боспора в результате как милетской, так и вторичной, внутренней колонизации создалась целая цепь плотно расположенных крупных и бог мелких ЭЛЛИНСКИХ апойкий, сумевших консолидироваться НепЄЄ лицом скифской угрозы в единую военно-оборонительную симм хию и одновременно религиозную амфиктионию вокруг Пантика пея и его главного святилища Аполлона 183. Сумев привлечь на свою сторону дружественное им племя синдов, они воздвигают мощную систему обороны в виде так называемого Тирнтакского вала, перегородившего часть Керченского полуострова, защитив тем самым находящиеся внутри его полисы (Пантикапей, Тиритаку, Мирме- кий, Порфмий) от нападений со стороны номадов, а кроме того создают и кольцо обороны вокруг некоторых более слабых горо- дов 184. Согласно предложенной мною исторической реконструкции, во главе союзного войска боспорских полисов встает представитель знатного пантикапейского рода Археанактидов с полномочиями типа более позднего отратт^убе аитохратюр, которому успешное отражение скифской агрессии позволило сначала стать тираном в своем родном городе, а со временем занять — ему или его преемникам — лидирующее положение и в боспорской сим- махии. Это предопределило дальнейший исторический ход преобразования полисов Боспора в территориальное государство Спартокидов 185.