В начале ХХ в. возникает третий этап развития позитивизма. Он характеризуется различными направлениями. Прежде всего, позитивизм связан с идеями Людвига Витгенштейна и Венского кружка. Витгенштейн (1889—1951) — австрийский философ, изложивший в работе под названием «Логико-философский трактат» (1921) основные идеи неопозитивизма, которые впоследствии разрабатывались в Венском кружке.
Венский кружок создан Морицем Шликом (учеником Маха) на кафедре философии Венского университета. Программный документ этой школы — «Научное познание мира. Венский кружок» — вышел в 1929 г. В Венский кружок, кроме Морица Шлика, входили Отто Нейрат, Фридрих Вайсманн, Курт Гедель (известный математик, своими теоремами о непротиворечивости и неполноте внесший весьма значительный вклад не только в математику, но и в философию) и Рудольф Карнап. Кроме Венского кружка к неопозитивизму примыкают также Львовско-Варшавская школа и Берлинский кружок (Берлинское отделение Венского кружка). Берлинское отделение называлось Обществом эмпирической философии. Л. Витгенштейн Основные идеи неопозитивизма были изложены Витгенштейном в «Логико-философском трактате». Целью философии, как пишет Витгенштейн, является логическое прояснение мысли. «Результат философии — не некоторое количество “философских предложений”, но прояснение предложений. Философия должна прояснять и строго разграничивать мысли, которые без этого являются как бы темными и расплывчатыми» (2, с. 40). Поскольку истина всегда выражается в языке, а проблемы возникают вследствие того, что мы неправильно пользуемся нашим языком, то философия должна быть прежде всего критикой языка. Почему математика достигает абсолютной истины, с которой никто не спорит? Почему все считают ее образцом научного познания? Именно потому, что математика разработала свой язык, который с точки зрения науки является идеальным. Любая другая наука должна также следовать этому методу и создать свой идеальный язык, тогда отпадут все псевдопроблемы и разногласия, возникающие не только в философии, но и в науке. В этом и состоит роль философии. Она должна заниматься не вымышленными метафизическими проблемами, а помогать науке. Со своей стороны, наука поможет философии в решении ее проблем. Так, создание идеального языка науки является шагом на пути создания истинной онтологии, поскольку язык есть образ мира. Это действительно так, поскольку мир выступает как совокупность фактов, а не вещей. Для человека мир есть совокупность фактов. Факт — это и событие, и предложение, и мысль. Человек создает образ факта, а логический образ этого факта есть мысль. Мысль имеет сходство с действительностью, но это сходство состоит в логической форме. Логический язык есть образ мира. Идеальным языком науки может быть лишь комбинация символов, содержащих смысл, а не бессмыслицу. Эти символы должны иметь абсолютно однозначный смысл. Предложения науки должны быть атомарными и независимыми друг от друга. Отношения между предложениями не должны зависеть от смысла этих предложений, они должны быть внешними, формальными. Эта идея явно высказывалась уже Аристотелем, создавшим формальную логику. Таким образом Витгенштейн доказывает, что язык существует не сам по себе, а отражает конкретный мир. Только идеальный язык соответствует реальному миру — язык, основанный на фактах, на атомарных предложениях, на атомарных суждениях. В науке можно говорить лишь о том, о чем можно говорить: «...то, что вообще может быть сказано, может быть сказано ясно, а о чем невозможно говорить, о том следует молчать» (2, с. 6). Поскольку говорить можно, лишь используя атомарные предложения, имеющие в своей основе факты, то об этом и нужно говорить, об остальном следует молчать и не говорить разного рода бессмыслицу и ахинею, как это делают философы и создатели метафизических систем. Тогда и исчезнут метафизические проблемы как псевдопроблемы. Впоследствии Витгенштейн отойдет от идеи создания идеального языка в науке, метаязыка, и придет к выводу о необходимости изучения реального языка, изучения его семантики и синтаксиса, поскольку создание идеального языка приводит к различным неразрешимым проблемам. Венский кружок Идеи Витгенштейна оказались созвучными школе Венского кружка, основным представителем которой являлся Рудольф Карнап (1891-1970). В 1930 и 1931 гг. выходят две статьи Рудольфа Карнапа: «Старая и новая логика» и «Преодоление метафизики логическим анализом языка». В этих статьях была изложена программная линия развития философии логического позитивизма. Именно так стал называть себя позитивизм в начале своего третьего периода — неопозитивизма. В этих статьях Карнап указывает, что логика — единственно истинный метод философствования. Самого предмета у философии нет и быть не может. Вся философия должна сводиться к логическому анализу предложений и понятий науки, причем наука понимается только в эмпирическом ее содержании. Только те предложения имеют смысл, которые имеют своим референтом опыт. Философствование может совершаться только в связи с эмпирической наукой. Сущность философского познания, в отличие от самой эмпирической науки, состоит в уяснении смысла предложений эмпирической науки путем логического анализа. Философии как отдельно существующей теоретической системы нет. Философия есть средство логического анализа языка науки; своего собственного языка у философии нет. Она берет свой метод и предмет из научного познания. Все философские школы оказываются ложными, а поскольку они претендуют на обладание своим собственным методом, то они оказываются ложными не только по содержанию, но и бессмысленными по своему методу. Вся философия как метафизика оказывается не выдерживающей никакой критики. Нельзя, утверждает Карнап, спрашивать о сущности процессов, о сущности явлений вне или позади самих этих явлений. Можно рассуждать только о явлении, о том, как нечто происходит, а не почему происходит то или иное событие, какая сущность лежит в основе этих событий. Для того чтобы объяснить, каким образом философия может помочь уяснению своего логического и понятийного языка, Рудольф Карнап выдвигает принцип верификации — основной принцип неопозитивизма. В связи с этим Карнап вводит понятие протокольного предложения (или предложения наблюдения). Задача логического позитивизма состоит в том, чтобы попытаться свести все предложения научного знания к протокольным предложениям, т. е. к предложениям, в основе которых лежит только факт и которые уже не могут разлагаться ни на какое другое предложение. Протокольное предложение — это предложение, соответствующее некоему факту, атомарное предложение. Атомарное предложение должно быть проверяемо на опыте, должно иметь своим референтом опыт. В этом и состоит принцип верификации, т. е. в том, что любое предложение науки является истинным тогда и только тогда, когда оно может быть сведено к предложениям факта, к протокольным предложениям, которые непосредственно проверяемы на опыте. Если же предложение невозможно свести к такому протокольному предложению, то оно, следовательно, не имеет никакого смысла. Такие предложения сплошь встречаются в философии. Понятие имеет смысл тогда и только тогда, когда оно встречается в протокольном предложении. Если понятие употребляется вне протокольного предложения, то это понятие окажется бессмысленным. Такими понятиями наполнена философия, к ним Карнап относит понятия «дух», «материя», «сущность», «субстанция», «принцип бытия», целые предложения (типа «Я мыслю, следовательно я существую»). «Принцип бытия» — это начало бытия. У Фалеса, как утверждает Карнап, это слово еще имело под собой некоторый смысл, оно было включено в протокольное предложение, Фалес имел в виду конкретное чувственное вещество — воду. Впоследствии в элейской школе под словом «начало» понимали нечто неопределенное, несводимое к протокольным предложениям. Философия в дальнейшем стала погрязать в лжетерминах, за которыми не скрывается никакое научное знание, псевдопонятиях. Если философы хотят показать, что их понятия не являются ложными, они должны показать те протокольные предложения, в которых они могут существовать. Если не смогут показать, то это — псевдопонятия. К таким же словам относятся и термины традиционной теологии, в первую очередь слово «Бог». Это слово используется в трех смыслах: мифологическом, метафизическом и теологическом. В мифологическом употреблении слово имеет ясное значение. Этим словом обозначают телесное существо, которое восседает где-то на Олимпе, на небе или в преисподней. В метафизическом употреблении слово «Бог» означает нечто сверхэмпирическое, телесное же значение у него теперь отсутствует. Оно означает просто нечто неопределенное, не имеющее конкретного значения. Слова, которыми пытаются пояснить смысл слова «Бог» (например, «первопричина», «абсолют», «безусловное», «независимое» и т.п.), сами не имеют конкретного опытного содержания и поэтому бессмысленны.
Поэтому предложения религиозной метафизики — это псевдопредложения. В теологическом употреблении нет своего собственного значения: слово «Бог» принимает либо мифологическое значение, и тогда предложения осмысленны, либо метафизическое с бессмысленными предложениями. Карнап исследует более подробно предложения философского языка, которые могут содержать не только ложные и псевдопонятия, но могут быть неправильно построены. У них может быть нарушен синтаксис — как грамматический, так и логический. Пример нарушения грамматического синтаксиса, по Карнапу, имеется в предложении «Цезарь есть и», в котором явно нарушен синтаксис, грамматические правила, поэтому это предложение бессмысленно. Предложение «Цезарь есть простое число» построено синтаксически правильно, но оно также бессмысленно, потому что в нем нарушено логическое правило построения предложения. Так как оно, пишет Карнап, «выглядит как предложение, но таковым не является, ничего не высказывает, не выражает ни существующего, ни не существующего, то мы называем этот ряд слов “псевдопредложением”» (3, с. 76). Метафизические вопросы также не имеют смысла. Если не указывается значение слова или предложение составлено без соблюдения правил синтаксиса, то можно считать, что вопроса не имеется. Карнап приводит ряд таких псевдовопросов: «“Этот стол бабик?”; “Число семь священно?”, “Какие числа темнее — четные или нечетные?”» (3, с. 81). Карнап рассматривает и самое знаменитое философское предложение «Я мыслю, следовательно я существую». Оно состоит из двух частей: «Я мыслю» и «я существую». В первой части, «Я мыслю», утверждает Карнап, нарушен грамматический синтаксис, здесь отсутствует предикат. Декарт должен был сказать: «Я мыслю нечто», но не сказал, и фраза повисает в воздухе. Поэтому первая половина фразы бессмысленна. Вторая половина фразы — «Я существую» — также неправильно построена, потому что существовать может только предикат, а не субъект. Правильнее было бы сказать, не «я мыслю», а «существует нечто мыслящее». Связь этих двух частей также неправомочна, ибо делается неправильное отождествление двух Я: в «Я мыслю» под Я имеется в виду субъект, а в предложении «я существую» — предикат, поскольку говорится о существовании Я. Таким образом, в фразе «Я мыслю, следовательно я существую» нарушен и грамматический, и логический синтаксис. Это предложение, с одной стороны, неверифицируемо, а с другой — построено по логически, синтаксически и грамматически неверным правилам, следовательно, это предложение бессмысленно. Значит, на его основе не может быть построена никакая философская теория. Карнап делает более общий вывод, что в правильном языке вообще не может быть построена никакая метафизика. Задача философии состоит в том, чтобы найти пути построения правильного научного языка. Карнап выделяет пять типов предложений; три типа из них — это научно-осмысленные предложения: 1) тавтологии (A=A), или аналитические суждения Канта, 2) заведомо ложные предложения — контрадикции (противоречия) и 3) эмпирические предложения, т. е. все предложения, которые можно верифицировать. Все остальные предложения оказываются неверными. Среди них: 4) бессмысленные предложения (тра-та-та, блям-блям и т. п.) и 5) метафизические предложения. Логический позитивизм должен ответить на вопрос: к какому типу предложений относится то или иное высказывание, и должен помочь или негативно, т. е. устранить бессмыслицы, или позитивно, т. е. найти правильный метод построения логического языка. Метафизика, с точки зрения Венского кружка, лишена какого- либо научного смысла. Но она и не совсем бессмысленна. Она содержит нечто, но что именно? Карнап не отождествляет, разумеется, бессмысленные и философские предложения. Отличие между ними в том, что эмпирические предложения служат для объяснения явлений и вещей, а философские — для выражения чувства миросозерцания: «(Псевдо-) предложения метафизики служат не для высказываний о положении дел, ни существующем (тогда они были бы истинными предложениями), ни не существующем (тогда они были бы, по меньшей мере, ложными предложениями); они служат для выражения чувства жизни» (3, с. 87). Для выражения этого чувства существует и другой способ — искусство. Искусство, по Карнапу, это адекватное средство для выражения чувства жизни, а философия — неадекватное средство. Художник не будет доказывать истинность своих чувств, а метафизик аргументирует, что недопустимо в области чувств. По образному выражению Карнапа, «метафизики — музыканты без музыкальных способностей» (3, с. 88). Иначе говоря, философ хочет выразить свое чувство жизни, но не может этого сделать потому, что его средство для выражения неадекватно. С этой точки зрения метафизика оказывается беспомощной, она не может дать ни научного знания, ни эмоционального. Философия логического позитивизма оказалась достаточно влиятельной, хотя впоследствии она столкнулась с серьезными трудностями и стала развиваться в нескольких направлениях. С одной стороны, принцип верификации оказался, по мнению английского философа Карла Поппера, весьма уязвимым, и он выдвинул взамен него принцип фальсификации, а с другой — возникла философия лингвистического анализа. Почему позитивизм не смог остаться на точке зрения логического анализа? Дело в том, что позитивизм сразу же столкнулся с проблемой общезначимости протокольных предложений. Почему протокольные предложения должны быть общезначимыми? Протокольные предложения есть не что иное, как констатация того, что некоему субъекту кажется в некотором его опыте. Но еще древние скептики совершенно справедливо утверждали, что все живые существа ощущают по-разному, приводя массу примеров — упоминая о дальтониках, больных желтухой и т. д. Проблема общезначимости протокольных предложений сталкивается с проблемой индуктивного знания. Если утверждается истинность некоего протокольного предложения, то утверждается, что оно обладает абсолютной истинностью. Но опыт всегда ограничен, поэтому для того, чтобы иметь абсолютно истинные знания, нельзя выводить его из опыта. Вспомним критику индукции Ф. Бэконом, Декартом или Паскалем, которые, хотя и по-разному, считали, что индуктивное знание никогда не может быть образцом абсолютно истинного знания. Так что опытное знание, лежащее в основе принципа верификации, оказывается не столь уж и абсолютным. Сторонники логического позитивизма, решая проблему общезначимости протокольных предложений, не нашли ничего лучшего, как решить ее путем конвенционализма, т. е. договора. Например, о том, что трава зеленая, люди просто договорились, хотя какого она цвета на самом деле — неясно. Однако проблему индуктивности и объективности истины ссылкой на конвенционализм не решишь. Эта проблема более глубокая. Карнап впоследствии отказался от принципа логического позитивизма и стал выдвигать теорию логических каркасов (см., например, его статью «Эмпиризм, семантика, онтология» (1959)). Необязательно существует некий один-единственный логически правильный язык. Более того, построение такого идеального логического языка приводит к неразрешимым проблемам, парадоксам. Еще Бертран Рассел указывал, что в любом формально непротиворечивом языке всегда существуют парадоксы. Для того чтобы решать эти парадоксы, нужно выходить за пределы этого языкового конструкта. К этому пришел и Карнап, когда выдвигал теорию языковых каркасов. Разные научные системы могут строиться на основании разных языковых каркасов. Главное, чтобы этот каркас был правильно построенный, тогда научная теория оказывается истинной. В связи с этим появляется проблема объективности истины. Получается, что истина лишь когерентна, что критерием ее является непротиворечивость, правильность построения теории, но, по всеобщему убеждению, непротиворечивость — не единственное свойство истины. Истинное высказывание должно соответствовать объективному состоянию вещей. Из теории же языковых конструкций это совершенно не следует. Впоследствии стали отказываться и от теории языковых каркасов. Витгенштейн и другие философы еще раньше выдвинули концепцию о том, что философия должна исследовать реальный язык. Слово имеет значение не в каком-то абстрактном языке, а в реальном, конкретном, существующем человеческом языке. Сложности возникают из-за того, что мы не можем правильно осмыслить текст, в котором встречается некое слово. Наш язык настолько многогранен, настолько неизучен, что мы, сами того не замечая, часто не видим его различные нюансы, скажем, путаем местами субъект и предикат, одно слово подменяем другим. Задача философии состоит не в построении идеального языка, а в исследовании реального конкретного языка, в прояснении этого языка. Возникает философия лингвистического анализа, аналитическая философия. Сейчас это одно из наиболее влиятельных направлений в современном позитивизме.