Лекции. Профессора

Лекции в моё студенческое время (1951-1955) читались профессорами, в основном, по имеющимся - ими написанным или составленным - конспектам. Эти конспекты сохраняются в академической библиотеке, и всякий интересующийся может ознакомиться с ними.

Студенты до сих пор используют их в качестве пособий при подготовке к экзаменам.
Во время моего обучения в Московской Духовной Академии здесь трудилась целая плеяда профессоров-выпускников прежних (до 1917 года) трёх Духовных Академий: Московской, Киевской и Казанской. «Мы благодарим Бога, - говорил как-то в нашей Академии Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, - за то, что Он сохранил преемственность возрождённых Академий с прежними... Ещё бы несколько лет - и эта преемственность пресеклась бы». Встречи с этими представителями «старой школы» были для нас весьма и весьма полезны. От этих старцев, прошедших чрез многолетние испытания жизни, но свято сохранивших святую православную веру, веяло особым миром и особой благодатью. Одно присутствие их, один вид оказывали на всех нас благотворное влияние.
Из профессоров прежде всего остался в памяти Ректор Академии доктор богословия (докторскую степень получил по указу Святейшего Патриарха Алексия I к 150-летию Академии за месяц до своей кончины), выпускник прежней Московской Духовной Академии митрофорный протоиерей Константин Ружицкий (1888-1964). Читал он на старших курсах Академии Нравственное богословие. Конспект, который нам рекомендовался к сдаче экзамена, не производил на нас впечатления. Но лекции читал отец Ректор интересно, абсолютно не

придерживаясь и не следуя конспекту. В основном, он исходил из своей многолетней пастырской практики - приводил поучительные примеры, неординарные случаи, много цитировал творений святых Отцов... Конечно, всё это делалось применительно к Нравственному богословию. Побуждал также и нас в порядке очереди делать во время лекции рефераты по тем или иным вопросам морали. Как правило, делалось это на основании святоотеческих творений. Хотя конспект отца Константина был довольно отвлечённый по своему содержанию, но сам он не любил излагать мысли абстрактно, как не любил и «мудрования» при чтении нами наших рефератов.
Одно печальное событие в семье отца Константина раскрыло перед нами новую добрую черту в его характере - большую любовь к своей семье, к детям. В расцвете лет умерла его дочь. Отец Константин, который так недавно спешил каждого укрепить, ободрить, утешить, был своим горем просто сражён - плакал как дитя, только без вопля. Он приходил к нам на лекцию, прочитывал два-три предложения, останавливался и долго молчал. На глазах были слёзы, катились они и по щекам. Мы тоже молчали и вместе с ним скорбели, сидели неподвижно, никто ничем не занимался. Пытался продолжить лекцию, но как только начинал её - снова появлялись слёзы...
В день своих именин (3 июня по н.ст./21 мая по ст.ст.) отец Константин надевал все полученные им ордена и шёл в Актовый зал, где его уже ожидала вся Академическая семья для поздравления. Проходило оно и торжественно, и семейно. После поздравления все преподаватели приглашались на трапезу, которая устраивалась в квартире Ректора. Было тесновато, но уютно, тепло, непринуждённо. Здесь уже шло персональное поздравление. Говорилось много хороших искренних слов... День этот очень и очень всех нас сближал, как-то роднил, бодрил. Я особенно воспринимал его с радостью, потому что это день и моего Ангела.
По кафедре отца Ректора я писал своё курсовое сочинение, за которое присваивалась учёная степень кандидата богословия. Полагалось в процессе работы показать руководителю небольшую часть черновика. Я отнёс отцу Константину заключение к работе. Через несколько дней он вернул мне его сплошь исчёрканным. Я приуныл и не знал, как поступить, что делать с заключением, а значит - и с

г
главами сочинения. Но хорошо изучившие характер отца Ректора (я уже отмечал чуткость студентов - они больше знают, чем нам представляется), посоветовали мне поступить следующим образом: очевидные ошибки исправить, всё остальное оставить без изменений. Поначалу такой совет меня смутил, и я не решался так делать, но, посмотрев ещё и ещё раз на исчёрканный текст и ободряемый советчиками, дерзнул. Результат был точно такой, как мне предсказали советчики-студенты. «Вот теперь хорошо», - сказал отец Ректор... В своём отзыве на моё курсовое сочинение отец Константин поставил по тому времени самый высокий балл - пять с минусом (чистая пятёрка ставилась очень редко. Заметьте, тогда курсовые сочинения оценивались баллом).
Господь удостоил меня побывать возле могилы отца Константина. Похоронен он в Киеве. Рядом с ним могила матушки Марии и дочери Натальи. Вот запомнились же их имена на всю жизнь, хотя постоянно поминаю в своих молитвах лишь протоиерея Константина. Вечная память и его родным, дорогим спутницам в его славном земном труде!
На второе место я ставлю профессора, протоиерея доктора богословия, выпускника Казанской Духовной Академии Александра Вете- лева (1892-1976), ибо он оказывал на нас огромное духовное влияние. Читал он Патрологию и Гомилетику, но никогда не следовал конспекту. По аудитории он ходил, держа в руках мел. Периодически подходил к доске и с помощью изображения мелом чертежей наглядно раскрывал что-либо таинственное. Помню, что он каким-то образом (не помню только каким) изображал мелом на доске даже душу человеческую. Цели он достигал - мы легко усваивали материал и твёрдо запоминали. Ходя по аудитории, он имел обыкновение подойти к кому-нибудь и погладить его по голове или похлопать по плечу, спине. А так как обе руки у него были в мелу, то на том месте, к которому он прикасался, оставались следы. Бывало, на спине после его прикосновения чётко отпечатывались все пять пальцев. Поэтому, когда он приближался к кому-либо, тот старался наклонить голову как можно ниже, чтобы избежать прикосновения. Это вызывало у нас смех, смеялся и сам отец Александр. Чаще других «удостаивался» «поглаживаний» отца Александра Исупов Серафим (ныне митрофорный протоиерей в г. Вятка), потому что он сидел рядом с кафедрой профессора.

г
Содержание лекций отца Александра, всегда проходивших очень живо, память, к сожалению, не сохранила. Но твёрдо осталось в памяти иное, не менее ценное: «Памятование церковного дня» (так отец Александр называл, а, следовательно, и мы). Начали творить это «Памятование» и проводили его по инициативе и под руководством отца Александра. Состояло оно в следующем. В самом начале лекции один из студентов по желанию - не по «приказу» - (чаще всех был им Исупов Серафим) брал святое Евангелие, книгу «Апостол», житие дневного святого и Минею текущего месяца. Открывая священные книги, он излагал содержание дневного чтения святого Евангелия и Деяний Апостольских (или Посланий святых Апостолов), давал краткий комментарий и делал нравственный вывод. Затем представлялось житие древнего святого. Если в «Четьих-Ми- неях» имелось под одним числом несколько житий разных святых, то выбиралось более поучительное. Иногда сообщалось о всех святых, но тогда эти сообщения были предельно краткие. Завершалось «Памятование» чтением отдельных стихир и тропарей из Минеи. Подчас этим чтением сопровождалось житийное повествование. Всё взятое вместе связывалось в единое целое, что вызывало у всех особый интерес.
Отец Александр в течение всего сообщения стоял рядом с докладчиком, дополнял сказанное, помогал делать комментарии, выводы и особенно представлять весь материал как соединённое Святой Церковью нерасторжимое наставление или единое молитвенное обращение к Небу.
Поначалу «Памятование церковного дня» воспринималось как дополнительная нагрузка, не вписывающаяся в учебную программу, но постепенно, оно вошло в летопись нашей жизни как светлые её страницы. Почему? Да потому, что оно, духовно настраивая и воспитывая, вводило нас в атмосферу молитвы, в литургическое богословие, понуждало постоянно жить в Церкви воинствующей - земной вместе с Церковью Торжествующей - Небесной. А ведь это и есть одно из главных призваний духовной школы!
Подобное «Памятование» отец Александр пытался ввести и на других курсах Духовной Академии. Но с уходом его в мир иной - мир Вечности - всё прекратилось. А жаль!..

г
Вечная память дорогому Учителю, глубоко церковному пастырю, крепко, неразрывно соединившему со Святой Церковью и своих студентов!
Инспектор Академии магистр богословия профессор Николай Петрович Доктусов (1883-1959) читал Священное Писание. Читал по конспекту, но часто отвлекался - широкие знания не позволяли ему сосредоточиться на какой-либо узкой теме, увлекали его в самые неожиданные для нас области. У нас сложилось мнение, что профессор Н.П.Доктусов знает всё, что возможно знать человеку, и мы называли его «ходячей энциклопедией».

В любое рабочее время к нему можно было обратиться с любым вопросом в полной уверенности, что будет получен обоснованный ответ. Я к нему неоднократно обращался с вопросами, а однажды с просьбой - посмотреть план для моего курсового сочинения. Николай Петрович почесал указательным пальцем свой подбородок (такая была у него привычка) и текст плана взял. На следующее утро он вернул мне его без единой поправки, дав очень хорошую оценку. Это меня ободрило, вселило надежду на успешное выполнение работы. Случилось так, что он оказался потом вторым рецензентом моего сочинения (поставил балл четыре с половиной - тогда ставили и половинки). Он был интеллигентнейшим человеком высочайшей духовной культуры. Своего собеседника он не упрекал и не ставил в неловкое положение даже самыми, казалось бы, невинными словами, вроде: вы не правы, вы не убедительно говорите, вы не разобрались в деле... Всё это он обнаруживал, но деликатно, уважительно, спокойно - и этим вызывал у собеседника ещё больше симпатии к себе. Этим Инспектор Московской Академии напоминал мне Инспектора Минской Семинарии. Замечания некомпетентные, недоброжелательные, лицемерные Николай Петрович аккуратно, но настойчиво отклонял. К предложениям же добрым, разумным прислушивался и следовал им. Так было, например, в первый год моей преподавательской работы (1955-56 учебный год). Я и другие молодые преподаватели сразу же встретились с проблемой оценки письменных работ: одни подходили очень строго, другие очень мягко. И тогда инспектор созвал всю «молодежь» на совет. Выслушав все предложения, он обобщил их и вместе с нами - в полном согласии - было выработано единое решение, которое потом приме

нялось и прочими преподавателями (для каждой оценки - отметки было указано допустимое количество ошибок).
Ежедневно Инспектор (иногда с отцом Ректором) приходил во время обеда в студенческую столовую... Ходит с палочкой вдоль столов и посматривает по сторонам... После обеда его сразу окружали студенты и долго не выпускали. Собственно, он и приходил в столовую для ежедневных непринужденных встреч и бесед с учащимися. Нам, естественно, это было известно, и мы к обеду запасались вопросами, а вернее, свои вопросы откладывали до обеда. А вечером можно было частенько видеть, как в Академическом садике вместе гуляют два старца - отец Ректор и Инспектор.
Жил Н.П.Доктусов очень скромно. В Академии у него была маленькая комнатка за стеной квартиры отца Ректора (у Ректора было две небольшие комнаты над теперешней столовой). Комнатка эта напоминала собой скромную келью смиреннейшего инока (я был в ней несколько раз). А ведь с ним проживала и старушка супруга!
Второй «ходячей энциклопедией» в Академии был Иван Николаевич Хибарин (1892-1977) (в сороковые годы он был заместителем редактора Большой Советской Энциклопедии). Преподавал он английский язык и, хотя знал его в совершенстве, но нам, практически ничего не давал, потому что в его преподавании не было даже подобия какой-то системы. То, что задавал, никогда не спрашивал. А спрашивал то, что придёт в голову. Обычным «ответчиком» всегда был дежурный, подносивший к кафедре журнал с фамилиями отсутствующих на занятиях, невзирая на то, что дежурный мог быть один и тот же. Но для нас Иван Николаевич остался почитаемым за свои энциклопедические знания. Малейший повод перед началом лекции служил дверью, открывающей перед нами богатейшие сокровища знаний. О чём только он нам не рассказывал: о разных странах, народах, обычаях, святителях, подвижниках, вообще о деятелях разных религий, писателях, поэтах, учёных, выходил и за пределы Земли, унося нашу мысль в межпланетное пространство... Слушали мы с большим интересом. Жаль, что никто не записывал этих сообщений... А ведь его имени нет даже на общем памятнике почившим преподавателям в нашем Академическом садике!.. Как легко мы, пока что живые, забываем и малое и великое!

г
Профессор Николай Иванович Муравьёв (1891-1965) преподавал Историю Древней Церкви. Читал спокойно, спрашивал строго. Во время занятий обычным был такой диалог профессора со студентом: Вы читали ? Читал, Николай Иванович, читал. Нужно не читать, а учить.
И ставил двойку, которую исправить было нелегко.
Профессор Алексей Иванович Георгиевский (1904-1984) читал Литургику. Конспекту он строго не следовал, но всё-таки придерживался или его, или своих дополнительных записей. Читал живо, всем ставил хорошие отметки. Троек по его предмету не было. Мы называли его «Радость моя», потому что это были его любимые слова, которые он часто повторял, добавляя ещё к ним: «Целую вас».
Профессор Иван Никитич Шабатин (1898-1972) занимал кафедру по Истории Русской Церкви. К сожалению, он постоянно отвлекался к тематике для нас ненужной. Мы его ценили не как преподавателя, а как писателя - церковного историка. В «ЖМП» появлялись написанные им статьи, прикрытые псевдонимом «Никита Волнянский». Даже супруга его не знала, что за этим именем стоит её муж. Обнаружила она это случайно, когда в память о нём была устроена в вестибюле чертогов выставка, где представлялись и труды Профессора.
Профессор Владимир Семёнович Вертоградов (1888-1964) читал Священное Писание Ветхого Завета. Читал по конспекту, медленно, громко. За ним можно было всё записать. Вскоре ушёл на пенсию, т. к. у него катастрофически падало зрение. О кончине его стало известно только после похорон.
Доцент Михаил Николаевич Виноградов (1887-1956) преподавал Историю русского раскола. На лекциях много внимания уделял литературному старообрядческому памятнику - «Житию» протопопа Аввакума. Читал он это «Житие» артистически. Делая нужные акценты на соответствующих словах, при этом внимательно следя за реакцией аудитории из-под очков, чем вызывал всеобщий дружный хохот. Человек он был очень добрый, доступный. Иногда в Лавру приезжает его дочь Галина Михайловна. Она могла бы рассказать о своём отце всё, что интересует Академию.

Выходящим из ряда преподавателей своеобразной самобытностью можно считать профессора Владимира Ивановича Талызина (1904-1967). Своеобразие его состояло в том, что он читал лекции по Церковному праву слово в слово по конспекту - поначалу мы специально проверяли, потом перестали. Но что удивительно - читал наизусть! На кафедре у него не было никаких записей. Если мы его останавливали вопросом, он отвечал и снова продолжал, не опуская ни единого штриха из имевшегося у нас и написанного им учебного пособия. Память у него была феноменальная.
Низко кланяюсь и другим моим учителям: профессору протоиерею Сергию Савинскому (1877-1954) - читал Догматическое богословие; профессору Николаю Михайловичу Лебедеву (1879-1967) - преподавал древнелатинский язык; профессору Василию Дмитриевичу Сарычеву (1904-1980) - раскрывал вопросы веры по Основному богословию; Митрополиту Волоколамскому и Юрьевскому Питириму (тогда - священник Константин Нечаев) - читал Историю западных исповеданий(1).
Вспоминаю и также низко кланяюсь уже моим сослуживцам: доктору богословия, моему предшественнику по кафедре Патрологии и официальному оппоненту на магистерскую диссертацию профессору Михаилу Агафангеловичу Старокадомскому (1889-1973); профессору, протоиерею, старцу, прибывшему к нам из Ленинградской (ныне Петербургской) Духовной Академии, Иоанну Козлову (1887-1971), - строгому к себе и очень-очень доброму к другим (всегда вспоминаю: подхожу к нему взять благословение перед защитой магистерской диссертации - отец Иоанн благословил широким крестом и громко сказал: «Мой голос - за!» Это было незадолго до его блаженной кончины); профессору, протоиерею, магистру богословия Алексию Остапову (1930-1975) и доценту, уже упоминавшемуся выше, Николаю Николаевичу Ричко (1924-1972) - моим добрейшим однокурсникам; профессору, игумену, магистру богословия Марку Лозинскому (1939-1973) - моему ученику и второму официальному оппоненту на мой магистерский труд;
^ Скончался в 2003 г. - Ред.

1955 год в Московской Духовной Академии, III и IV курсы МДА.
В первом ряду сидят (слева направо): проф. Н.П.Доктусов, архиепископ Никон, проф. прот Константин Ружицкий -
ректор МДА, проф. Н.М.Лебедев.

доценту, схиархимандриту, магистру богословия Иоанну Маслову (1932-1991) - также моему ученику, официальному оппоненту на мою докторскую диссертацию, духоносному старцу и плодовитейшему церковному писателю. />Все они - светлые лица. О них, как и обо всех прочих, надо вести специальную речь - обстоятельно, вдумчиво, аналитически. Надеюсь, что найдутся желающие и скажут своё слово. Бог им в помощь!

<< | >>

↑

Источник: Скурат К.Е.. Воспоминания. Труды по Патрологии (I-V века). 2006

Еще по теме Лекции. Профессора:

- Адвайта - Атеизм - Буддизм - Зарубежная художественная литература - Индуизм - Ислам - История религий - История церкви - Православие - Протестантизм - Религии разных народов - Религиозная литература - Религиозные деятели - Религия и наука - Священные тексты - Теология (Богословие) -