3- ТЕОРИЯ ОБЩЕСТВЕННЫХ КЛАССОВ НА ОСНОВЕ РАЗДЕЛЕНИЯ ТРУДА И ОБРАЗОВАНИЯ ПРОФЕССИЙ
Существуют попытки построения учения о классовом расслоении и о сущности образования классов на основе разделения труда и профессий. Представителями такого рода учения о социальных классах являются Шмоллер, с одной стороны, и Артур Боэр — с другой.
Что касается Шмоллерау то вопросу об общественных классах и классовой борьбе он уделяет большое внимание. Но подходит к этой проблеме Шмоллер не как экономист-теоретик; в разрешении этой проблемы он не думает найти положения, которые бы могли стоять в теснейшей связи с экономической теорией и которые бы могли пролить свет на некоторые проблемы последней. Шмоллер подходит к проблеме классов как политик, заинтересованный разрешением «социального вопроса». Как вдумчивый исследователь Шмоллер не может разрешать проблему классов и классовой борьбы простым отрицанием классов или их игнорированием, как делала, по его же словам, старая естественная теория народного хозяйства, исходившая из идеи социальной гармонии357. Правда, Шмоллер сам не далек от этой идеи социальной гармонии, но последняя для него является не фактором повседневной жизни в истории человеческого общества, а одним из идеалов, к которому приближается общество. «Интересы социальных классов, — говорит Шмоллер в своих “Ueber eineige Grundfragen”, — должны постепенно оздоровляться (sich lautern), но, кроме того, они должны в силу прогресса народно-хозяйственной организации приходить к такому состоянию, при котором переносились бы легче конфликты и делались бы менее значительными. Гармония интересов является одним из идеалов, к которому мы приближаемся с каждым новым прогрессом истории»358. Но так или иначе, подойдя к проблеме классов, Шмоллер принимается за исследование последней со всей добросовестностью своего исторического метода. Полагая, что образование общественных классов теснейшим образом связано с историей разделения труда и развития профессий, вытекая из последних, Шмоллер принимается за кропотливое исследование по истории разделения труда> ставя своей задачей сначала фактическую историю образования разделения труда чисто описательного характера, а затем обработку этого сырого материала и выяснения сущности как самого разделения труда, так и образования классов359. Всю сложную проблему классов Шмоллер разделяет на две части: в первой части он разбирает вопрос об образовании социальных классов, останавливаясь, главным образом, на выяснении основ этого образования; во второй части проблемы он рассматривает вопрос о борьбе классов и классовом господстве. Решение этих вопросов в более законченном и разработанном виде Шмоллер дает в «Grundriss der Volkswirtschaftslehre»360. Обширный исторический материал, которым располагает Шмоллер в своем разрешении той и другой части проблемы классов, однако, не привел Шмоллера к богатым и ценным теоретическим выводам и стройной теории классов, как это видно из его учения о социальных классах. Последнее сводится в общем к следующему. Прежде всего под образованием социальных классов Шмоллер понимает «разложение общества на известное число более или менее значительных групп, сословий или классов, в которые соединяются равные или близкие по своему сходству индивиды и семьи, образуя более или менее открытые или совершенно замкнутые единицы не на основе сродства и соседства, а на основе общей профессии, трудовой деятельности, владения, образования, нередко политических прав и не в целях ведения общих хозяйственных дел, но чтобы укрепиться в сознании своей общности для преследования общих интересов»361. Здесь мы видим попытку дать определение понятия социального класса, — попытку, однако, малоудачную. Определение Шмоллера неудачно уже тем, что неясно само определяемое, самый объект определения («группы, сословия или классы»); понятие класса Шмоллер, по существу, не отличает от понятия сословия; различие между тем и другим лежит, по его мнению, лишь в правовых разграничениях и наследственности. Все более или менее значительные из ставших оседлыми народов, которые, говорит Шмоллер, пережили уже строй кровного родства и систему родового быта и подверглись разделению труда и образованию профессий, состоят из различных общественных классов, построенных на началах иерархии; их или всего два, например, дворянство и народ, или три — дворянство, народ и несвободные, или аристократия, средний класс, низший класс; нередко каждый из этих классов образует множество подклассов; эти общественные классы являются групповыми образованиями из лиц или семей, которые раньше обозначились словом «сословия», когда они разделялись между собой в правовом отношении и были наследственны; в настоящий же момент они обозначаются больше именем «классов»1. Несомненно одно, думает при этом Шмоллер, что, раз возникши, эти группы уже не исчезают, какой бы модификации они не подвергались в ходе истории, из столетия в столетие. С точки зрения Шмоллера, таким образом, классы — это то же, что и сословные образования, но освободившиеся уже от правно-политических различий между собою и потерявшие характер наследственного перехода из поколения в поколение. В чем же видит Шмоллер основу этих групповых образовании «классов или сословий»? Уже в своем определении понятия общественного класса Шмоллер говорит об основах (но не об основе) образования социальных классов; среди этих основ он указывает на различия в профессии, трудовой деятельности, владении, образовании, политических правах. Нагромоздивши в одну кучу столько основ самого различного характера и порядка, Шмоллер в дальнейшем анализе своем отбрасывает, однако, некоторые из перечисленных основ, но зато прибавляет еще и новые. Так, например, образование как классообра- зующаяя основа у Шмоллера скоро же отпадает.^ Равным образом он отнимает характер такой же основы и у права, и господства, оставляя за ними лишь значение сил, влияющих в том или ином направлении и лишь модифицирующих образование классов. «Образование общественных классов, — говорит Шмоллер, — имеет естественно-психологические и хозяйственно-технические причины, которые действуют независимо от права и государства; но прак- тически они действуют только в государстве и внутри права и его ограничений, а также внутри больших моральных общественных процессов, которые образуются в человеческом общении и которые могут усиливать, ослаблять, или модифицировать образование классов»362. Методологически элиминировавшись от правно-политической основы и основы образования как причин, непосредственно не действующих на возникновение классов, Шмоллер спешит выдвинуть новые факторы: психологический и расовый. С точки зрения Шмоллера, психологический фактор начинает действовать в смысле образования социальных классов уже с того самого момента, когда в обществе начинают появляться существенные различия между индивидами или семьями; психологические причины действуют в данном случае в том направлении, что среди индивидов с более или менее одинаковым положением начинают вырабатываться «равные или близко друг к другу стоящие интересы, чувства, представления и идеи»; развивается потребность среди определенных индивидов к самопризнанию (Anerkennung); в каждой данной группе индивидов появляется чувство сословной и профессиональной чести, а затем уже классовый дух, классовое самосознание, образующее среди индивидов с общими интересами более или менее крепкую социально-психологическую связь; этот классный дух вырастает сначала в форме полубессознательного, неоформленного, темного чувства к общению, которое затем крепнет, развивается по мере роста культуры, роста самосознания группы, враждебных, антагонистических течений со стороны групп с иными интересами и противоположными настроениями; этот классовый дух и классовое чувство, составляющее свой особый мир психологических настроений группы и способствует тому, что данная группа вырастает, оформляется и образуется в социальный класс363. Таково действие и сила при образовании общественных классов психологического фактора, с точки зрения Шмоллера. Но, в конце концов, и психологический фактор как одну из причин, вызывающих образование классов, являющуюся, по мнению Шмоллера, даже «важнейшим корнем всякого классообразова- ния», он также оставляет в стороне, не считая его, по-видимому, первичным фактором, но, тем не менее, ничем не обосновывая такое жонглирование факторами как классообразующими причинами. Итак, какие же основы образования классов находит Шмоллер? «Отвлекаясь от ... модифицирующих элементов, — говорит Шмоллер, — мы получаем расу, разделение труда и образование профессий, а также и распределение дохода»364. Разделение труда, согласно Шмоллеру, происходит одновременно с образованием профессий, и, таким образом, Шмоллер приходит к признанию собственно трех причин, непосредственно вызывающих образование социальных классов; эти три причины Шмоллер располагает в следующем порядке: а) раса, Ь) разделение труда и с) распределение (предполагается, конечно, неравномерное распределение) дохода. Никто, по мнению Шмоллера, не отрицает, что все эти три причины определяюще действуют на образование классов, но спор идет лишь о степени влияния этих трех рядов причин, и спор вполне понятный, как думает Шмоллер, так как речь идет о бесконечно сложных явлениях и взаимодействиях. Гобино и его школа17* сводят все классовые противоположности к расе, признавая, что аристократы всего мира имеют индо-германскую кровь, а что у низших классов течет кровь негров. Такой взгляд Шмоллер считает, однако, сильно преувеличенным. Таким же сильным преувеличением является, по его мнению, и представление социалистов, которые сводят причину образования классов исключительно или преимущественно к неравенству имущества и дохода; таково, по мнению Шмоллера (ошибочному, как мы увидим ниже), учение Маркса, таков же взгляд на этот предмет и Бюхера, которые «стоят не далеко от этого понимания». «Я пытался, — прибавляет в данном случае Шмоллер, — подчеркнуть, главным образом, влияние профессий и разделения труда, но к окончательным результатам наука еще не может придти в настоящий момент нашего познания»365. Разделению труда как классообразующему фактору Шмоллер придает, таким образом, преобладающее значение, почему его учение об общественных классах и можно характеризовать, главным образом, именно по этой основе, хотя в своем анализе Шмоллер не оставляет и другие факторы, кроме разделения труда; особенно неохотно он расстается с расой. «Я хотел бы особенно отметить, — говорит Шмоллер в своей рецензии на книгу ван Оверберга, — что исторически впереди других стоит раса и разделение труда»Л Между тем то, что сам Шмоллер говорит о расовом факторе, логически должно было бы Шмоллера заставить элиминироваться от этого фактора при анализе образования общественных классов. «Расхождение (между классами), — говорит Шмоллер, — острее всего было там, где государственная жизнь сложилась под влиянием господства более сильной расы над слабейшей и где, несмотря на столетия долгого взаимного соприкосновения, возникшие из различных рас классы чувствуют себя еще чуждыми друг другу. Но, — прибавляет при этом Шмоллер, — образование классов не отсутствует и там, где государство однородно по своему расовому составу»366. Если признать, что образование классов совершается и находит себе место и вне расовых элементов, то необходимо заключить отсюда, что расовый фактор является лишь случайным при образовании общественных классов, что раса не составляет необходимого элемента классов и не входит в сущность классообразования. Если Шмоллер признает существование социальных классов и там, где не было столкновения рас, он мог смело элиминироваться в своем исследовании сущности и «внутренних причин»367 образования классов от фактора расы, так как в данном случае раса является уже внешним привходящим элементом, во всяком случае, элементом несущественным, неопределяющим. Но отрешиться от множественности факторов, от плюрализма, Шмоллер не может уже в силу методологической особенности своей школы, которая боится отвлечений, абстракций, обобщений, которая, накопляя и нагромождая факты и причины одни на другие, думает, что еще не пришло время для обобщений и чистой абстракции в экономической науке. Равным образом и по отношению к фактору неравномерного распределения богатства (имущества и доходов) логическая и методологическая необходимость должна была бы привести Шмоллера к элиминированию его при исследовании о классообразовании. Достаточно в данном случае указать, прежде всего, уже на то, что для Шмоллера различия в социальном положении, имуществе и доходе являются лишь вторичными последствиями социальной дифференциации. «Первое образование собственности, — говорит Шмоллер, — и начавшееся неравномерное распределение ее есть лишь результат разделения труда и образования классов... Уже на основе существующего образования классов являются различия в распределении и земельной собственности, которые затем закрепляются путем права наследственной передачи и в культурных странах продолжают развиваться в течение многих столетий... .Но всякое распределение земельной собственности... не первопричинно, а является следствием уже существующих ранее разделения труда и профессий, а также уже появившихся ранее различий в личных свойствах и характерных особенностях различных социальных групп»368. Главную противоположность между наемными рабочими и предпринимателями Шмоллер видит точно так же не во владении, не в различии размеров имущества и дохода, а в наследственных свойствах тех и других, образование которых, по мнению Шмоллера, много важнее для социальных реформ, чем исправление неравенства в распределении богатства369. Шмоллер, таким образом, считает распределение богатства не первопричиной, а следствием «вторичного» ряда, вытекающим из факта разделения труда. Это положение Шмоллера и было тем главнейшим пунктом, который вызвал больше всего нападок со стороны критиков Шмоллераив особенности со стороны Бюхера, который считал данное положение Шмоллера перевернутым и которому Шмоллер, несмотря на уничтожающую критику Бюхера, оставался, тем не менее, верен370. Но в таком случае странным казалось бы ставить распределение имущества и дохода в один ряд с разделением труда, придавая причине и вытекающему из нее следствию одинаковое причинообразующее значение. Шмоллер, тем не менее, это делает и упорно настаивает на своем, несмотря на все указания критики. Между тем, уже из собственного представления Шмоллера о распределении богатства как явлении производном и вытекающем из факта разделения труда, следует необходимость элиминирования в образовании классов этого фактора. Мы находим, таким образом, что центральный пункт учения Шмоллера об основах образования социальных классов лежит все- таки в разделении труда, хотя сам Шмоллер, исходя из принципа множественности факторов при исследовании социальных явлений, в своем анализе образования и сущности социальных классов базируется на основе трех факторов как причинно-действующих: расы, разделения труда и распределения дохода (и имущества). Последуем поэтому в том же порядке за дальнейшем развитием взглядов Шмоллера по вопросу об общественных классах. Выставляя расовый фактор в качестве одной из классообразующих причин, Шмоллер находит силу его прежде всего в том, что тип расы удерживается в течение многих столетий, благодаря наследственности. Этому фактору Шмоллер, во всяком случае, придает большое значение. Там, говорит он, где расы и племена жили в тесном общении между собою и где они еще не очень отшлифовались в сво их. расовых особенностях благодаря кровосмешению, там история всех времен показывает нам, что высшие и низшие классы представляют собой соответственно высший и низший расовый тип. Вместе с этим, конечно, имело место, по мнению Шмоллера, действие и других причин, особенно образования профессий и неравномерности собственности; и не всегда легко, думает Шмоллер, определить, какая степень влияния приходится на разделение профессий и какая на расовое различие. «Но, что расы и принадлежность к определенному племени являются одной из причин образования классов, что классовые противоречия ярче всего возникают и развиваются на расовой основе, что влияние расы продолжается в течение бесконечного крличества поколений, ни один самый наивный человек, — говорит Шмоллер, — не станет отрицать»371. Собственно наивысшую степень действия расы на образование социальных классов Шмоллер видит лишь по отношению к более или менее отдаленному прошлому. В новейшее время сила этого фактора, по его мнению, притупляется уже. Но в происхождении рабства и крепостничества Шмоллер придает расовым столкновениям преобладающую роль372. Мы уже говорили выше о том, как невелико научное значение расовой основы в теоретическом анализе образования и сущности общественных классов. Перейдем поэтому ко второй основе, на которой строит Шмоллер свое учение об образовании социальных классов, — разделению труда и возникновению профессий. Основе разделения труда и профессий Шмоллер склонен придавать решающее значение для образования классов, насколько только позволяет ему выделять тот или иной фактор из ряда других его теорий множественности факторов. Защите и аргументации этого фактора Шмоллер уделяет наибольшее внимание. Он не прочь даже в целях большей аргументации опираться на мнение социалистических писателей, хотя в других случаях он награждает представителей социализма и вождей низших классов общества самыми нелестными эпитетами373. В данном случае Шмоллер думает опереться на авторитет Энгельса, приводя его слова, что «деление общества на классы покоится на законе разделения труда»374. Энгельс, действительно, процесс образования классов ставит в близкую связь с процессом разделения труда; но, как мы увидим ниже, для Энгельса разделение труда является лишь необходимым естественно-техническим условием образования социальных классов, а не причиной его; причинную же основу образования классов Энгельс видел не в разделении труда, а в отношениях производства и распределения, т. е. в процессах чисто экономического характера. Но посмотрим, чем и как аргументирует Шмоллер свое положение о том, что основа образования общественных классов покоится на разделении труда. Можно думать, говорит Шмоллер, что появление профессий и разделения труда внутри народов создает при известных условиях особые разновидности в народном характере, которые путем наследственной передачи переходят из поколения в поколение. Благодаря этому образуются резкие расхождения и противоположности в способе жизни и в условиях труда, которые хотя и испытывают на себе нивелирующее влияние духовного и физического характера в силу постоянного соприкосновения и взаимного общения, но влияние это обычно невелико и непостоянно. Вместе с тем с прогрессирующим разделением труда и профессий духовная и физическая приспособленность к определенного рода деятельности настолько развиваются, что обыкновенно дети продолжают профессию отцов, что они выбирают себе жен большей частью из одного и того же круга родственных профессий, что остающийся неизменным способ жизни и род труда настолько входят в тело и дух индивидов и классов, что нервы и мышцы, мозг и кости каждого приспособляются к специальной определенной деятельности. Такого рода приспособляемость ведет, по мнению Шмоллера, к тому, что в соответствующих кругах вырабатывается обыкновенно определенный вид воспитания, образования, нравственности и привычек, что во всей совокупности своей способствует закреплению типа. Специфические особенности и различия, созданные частью благодаря естественному отбору, частью благодаря долгому приспособлению и наследственности, частью, наконец, благодаря однородному образованию и среде, вырастают в соответствующие типические классовые характерные черты. Эти типические классовые черты не везде, конечно, одинаковы, подвергаясь колебанию как в степени ясности своего проявления, так и в степени своей определенности и постоянства: все зависит в данном случае от характера профессий и труда, от продолжительности наследственных влияний и от различного рода других условий- Но едва ли кто будет отрицать, думает Шмоллер, что пастушеский посох и плуг, меч и молот, веретено и ткацкий станок, игла и рубанок налагают на определенные группы общества специфическую печать и не только временно, но передаваясь из поколения в поколение. Пока господин и раб делали одну и ту же работу, вели одинаковый образ жизни, до тех пор между ними не существовало никаких классовых противоположностей: социальные противоположности вызваны были различием профессий и труда375. Шмоллер, однако, не хочет сказать, что всякое разделение труда вызывает образование классов. Такое действие Шмоллер приписывает лишь таким фазам разделения труда, которые имеют крупный масштаб, проникают глубоко в жизнь народа, захватывая широкие части его и производят значительные технические, духовные, моральные и организаторские улучшения376. В своем положении о причиннодействующей при образовании классов роли разделения труда Шмоллер, таким образом, опирается на психологическую и биологическую базу (наследственность и приспособляемость), думая, что разделение труда и профессии вырабатывают различия и противоположности в психологии соответствующих групп и что эти различия, передаваясь наследственным путем в конце концов создают типы, т. е. классы с определенно выраженным типом. Является, однако, вопрос, действительно ли профессиональные свойства, особенности и различия передаются по наследству. Шмоллер решает этот вопрос утвердительно, ссылаясь на работы де Кандоля, Рибо, Гальтона и утверждая, что чувство, характер, интеллигентность (Intelligenz), а также инстинкты и способность к сообразительности (Sinneswahrnehmungen) способны к наследственной передаче. Специального исследования у Шмоллера мы, однако, не находим по данному вопросу; он ограничивается лишь незначительными ссылками из вышеупомянутых авторов и общими голословными утверждениями. Это положение Шмоллера о наследственности дифференцированных индивидуальных качеств, приобретенных под влиянием разделения труда, является чрезвычайно слабым в учении Шмоллера и вызвало справедливую критику особенно со стороны Бюхера и ван Оверберга. Ссылаясь на Бугле, Деляжа и на мнения ряда биологов, Оверберг приходит к заключению, противоположному утверждению Шмоллера, именно, что «наследственность профессиональных качеств не установлена ни биологической наукой, ни результатами специальных наблюдений»377. Но даже независимо от правильности или неправильности положения о наследственности профессиональных качеств, основное положение Шмоллера о том, что разделение труда и профессий являются основой, вызвавшей образование общественных классов, остается весьма слабо аргументированным. Бюхер считает это положение, как мы уже говорили, перевернутым, так как, по его мнению, само разделение труда есть следствие различия в имуществе и доходах; самый выбор профессии, по мнению Бюхера, обусловливается имущественным состоянием; если сын рабочего, говорит Бюхер, не может стать не чем иным, как только рабочим, то это обусловливается не его наследственной профессиональной приспособленностью, а его бедностью; с точки зрения Бюхера, еслй говорить об основе образования классов, то таковую можно видеть только в различии имущества и доходов, а разделение труда и профессий суть лишь следствие различий в богатстве378. Ближе к Шмоллеру стоит ван Оверберг, но и последний находит, что разделение труда — только одна из причин образования классов, но при этом отнюдь не главная379. Не разделяет положения Шмоллера и Бугле, хотя это положение он по недоразумению приписывает не столько Шмоллеру, сколько социалистам380. Наиболее слабым пунктом в учении Шмоллера о разделении труда и профессий как классообразующей основе является невыясненность и неопределенность понятия разделения труда. Так как вместе с понятием о разделении труда Шмоллер всегда нераздельно связывает и понятие о профессии, то можно думать, что он имеет в виду техническое разделение труда, приводящее к образованию различных профессий: сельского хозяйства, торговли, транспорта, добывающей и обрабатывающей промышленности, государственной службы и т. д. В этом смысле образование профессий еще отнюдь не должно сопровождаться образованием неравенства между профессиями; неравенство предполагает общественное отношение; профессия же — категория техническая; в понятии профессии содержится идея специализации, а не неравенства отношений. При таком понимании строить на разделении труда образование социальных классов, являющихся определенными общественными отношениями, методологически немыслимо. Но в некоторых случаях Шмоллер под разделением труда понимал как будто нечто большее, чем простое техническое разделение деятельности между различными группами общества, независимое от их взаимоотношений. «Я говорил, — пишет Шмоллер, например, в ответ на критику своей теории со стороны Оверберга, — что новый класс появляется лишь там, где новые виды деятельности и новый способ жизни начинают связывать людей, дают им одинаковое положение, благодаря одинаковой профессии и где из этого одинакового положения вытекают психические классовые связи, равное юсловное чувство, одинаковая сословная честь, общий сословный дух»381. Здесь Шмоллер, говоря об одинаковом «положении» и об одинаковом «способе жизни», имеет в виду не столько уже общность профессии, сколько общность положения в этой профессии и способа жизни, т. е. не столько вертикальный раздел по профессиям, с колько горизонтальный, по положению в профессии, так как занятый, например, в сельском хозяйстве или транспорте может находиться в различных социальных плоскостях: вверху или внизу социальной ле- i гницы, и одинаковое положение может быть мыслимо только при общности социального положения. В таком случае идет речь уже о v оциальном моменте, а не о техническом, не о профессиональном. 11о-видимому, понятию профессии Шмоллер дает слишком широкое толкование, разумея в этом понятии и моменты социальные. На такое смешивание Шмоллером профессиональных групп с группами социальными и недостаточное разграничение между теми и другими указывает и Оверберг382. Несмотря на всю шаткость фактора профессий и разделения труда, Шмоллер, тем не менее, его ставит в первую линию при объяснении образования социальных классов, оставляя расу и неравенство распределения на втором месте. Вполне понятно, что и вся аргументация его обращена, главным образом, на разделение труда; но, как мы видели, аргументация эта слабая и в методологическом отношении, и по существу. Учением об основах происхождения и образования общественных классов Шмоллер, однако, не ограничивается. Помимо указания о трех основах классового расслоения общества, он останавливается и на дальнейшей характеристике этого классового расслоения, а также и на некоторых его социологических предпосылках; кроме того, мы находим у него и конкретное изображение картины социальных классов современной Германии. Важнейшей характерной чертой общественных классов Шмоллер считает их иерархизацию, иерархичность. С образованием классов, говорит он, необходимо образуется и классовая иерархия. Причина такой иерархии лежит, по мнению Шмоллера, не только в том, что в большинстве случаев при образовании классов одни группы вырастают, развиваются, крепнут, в то время как другие остаются в прежнем положении или даже опускаются ниже; и не только в том, что образование общественных классов есть всегда в то же время и распределение власти и политической силы, что выражается обыкновенно в образовании классов господствующих и управляемых. Все это играет роль, по мнению Шмоллера, но не является главной причиной классовой иерархии. Главная же причина, как он думает, лежит в более общем психологическом факте, а именно — в присущем человеку чувстве и такого рода способе мышления, чтобы все приводить к определенному порядку, все подвергать должной оценке, все сложные явления одного вида сводить в один общий ряд. Такая оценка каждого члена существует в любой семье, в любом тесном кругу, причем каждый индивид этой семьи или круга оценивается, по мнению Шмоллера, смотря по тому, что он для данной семьи, для данного круга делает, в зависимости от своего личного влияния, от размеров своих доходов и имущества, от качества оказываемых услуг не чисто материального порядка и прочее. Такая же оценка и такой же масштаб существуют, как думает Шмоллер, и в обществе по отношению к социальным группам. Каждая профессиональная группа и каждый общественный класс в общественном мнении получают себе, по мнению Шмоллера, оценку, смотря по тому, что дает обществу в глазах общественного мнения эта группа или класс; в общественном мнении общественные классы всегда располагаются в данном случае по известному рода рангам; такова уж психологическая потребность самого общества, как думает Шмоллер. Масштаб такой оценки, по мнению Шмоллера, может быть весьма различный и варьирует в зависимости от исторической эпохи, уклада общественной жизни и пр. В одни эпохи, говорит Шмоллер, в первом ранге стоит духовенство; в другие — военное сословие; то дворяне и землевладельцы, то купцы и промышленники. Высшая оценка и ранг нарастают медленно, завоевываются в течение ряда поколений; нередко случается поэтому, что в первом ранге находится класс, который уже не соответствует в действительности такой оценке; последняя может оставаться еще в общественном мнении и после того, когда жизнь выдвинула на первое место уже новый класс1. В качестве исторической иллюстрации последнего положения Шмоллер указывает на то, что раньше некогда простой физический труд в глазах некоторых общественных групп долгое время недооценивался; в настоящее же время, наоборот, некоторые теории и классы переоценивают его. Во всяком случае, говорит Шмоллер, «определенная иерархия сословий (и классов?) — психологическая необходимость всех времен» (Grundriss, I, стр. 394). Факту классовой иерархии Шмоллер придает громадное социальное значение. Эту иерархию он считает важнейшим орудием, при водящим в движение общественный прогресс. Шмоллер думает, что и обществе каждый класс, каждая социальная группа, каждый индивид в любой группе и в любом классе ставит себе целью подняться на высшую социальную ступеньку, в высший ранг. И если бы, говорит Шмоллер, для единиц в обществе не было цели стремлений, не было высшей точки достижения, хромала бы всякая энергия. «Полное социальное равенство было бы смертью для общества»; было бы плохо, если бы человек не имел надежды улучшить свое положение383. В связи с этим стоит и развиваемая Шмоллером идея необходимости общественных классов, необходимости социального неравенства. Без классов, думает Шмоллер, и без их взаимодействия не может быть никакой сколько-нибудь высокой культуры. Классовый порядок Шмоллер считает нормальным для общественного строя. Он допускает, что иногда бывают злоупотребления со стороны господствующей аристократии, но, по его мнению, еще большой вопрос, что больше вредит обществу: эти ли злоупотребления, возможные со стороны аристократии, или идущая к господству и добивающаяся его демократии384. Господство аристократии Шмоллер вообще ставит очень высоко в социальном отношении. Мы не знали бы, говорит он, никакой культуры, если бы аристократии всегда не принадлежала руководящая роль, и прав был Шеффле, говоря, что аристократия, какая бы она ни была, лучше, чем отсутствие всякой аристократии. Из примеров Греции Шмоллер глубоко убежден в том, что средние и низшие классы не способны к здоровым реформам и социальным преобразованиям и после неудачных экспериментов быстро теряют власть385. Шмоллер не скрывает той социологической основы, из которой он в данном случае исходит. Являясь защитником существующего классового строя в обществе и сторонником господства аристократии, какова бы она ни была, Шмоллер развивает идею социального подбора, выживания сильнейших и вытеснения слабейших. Всякое образование классового строя, говорит он, стоит в связи с возвышением более деятельных, более жизнеспособных. «Без этого процесса отбора, — говорит Шмоллер, — нет прогресса ни в какой области. Только таким путем происходило развитие всех племен и народов; дееспособный, активные, сильные элементы забирали в свои руки руководительство; причем дело сводилось преимущественно к по беде более сильных в физическом и в духовном отношении... Под чинение слабейшей расы более сильной и более способной расой всегда служило прогрессу386. Шмоллер ссылается в данном случае на учение Гобино, Ляпужа, Аммона, признавая закон социального отбора, превосходящего на биологической основе животного приспособления и выживания сильнейшего. Этим Шмоллер расписывается в своей идейной близости к естественно-биологической теории общественных классов, о которой мы говорили выше. Социологические корни шмоллеровского учения о социальных классах и безнадежно аристократической теории Аммона одни и те же. Отсюда одинакова их и научная оценка. Чтобы дать более полное представление о той части учения Шмоллера о социальных классах, где он разбирает вопрос об образовании классов и выясняет сущность социальных классов, рассмотрим также попытку Шмоллера дать конкретное описание общественных классов, существующих в современную эпоху в Германии. Современное общество, говорит Шмоллер, в больших государствах никогда не распадалось только на два класса — господствующий и подчиненный, но на целый ряд классов с весьма различными интересами387. Общество, по его мнению, не распадается только на буржуазию и пролетариат. Против такого двухчленного раздела говорит уже то обстоятельство, думает Шмоллер, что высшие государственные чиновники и служащие в общественных учреждениях и союзах, а также низшие чиновники и быстро вырастающие в своем числе частнослужащие и все вообще представители либеральных профессий по своему социальному общему положению представляют весьма отличный класс как от предпринимателей, так и от рабочих. Чиновничество Шмоллер считает особым, отдельным классом, который в Германии, во время абсолютизма, а нередко также и в другие различные моменты, был даже господствующим классом. Для многих государств и в настоящее время оно является, по мнению Шмоллера, важнейшим классом, особенно там, где оно не попало в зависимость от феодальной и денежной аристократии. Этот класс чиновников вместе с частно-служащими и лицами либеральных профессий Шмоллер ставит между буржуазией и пролетариатом; с первой у этого класса общность более высокого образования, с последним — общая жизнь на жалование и на трудовые услуги; вербуется он из всех классов, его же духовный горизонт и его нравственные традиции те же, какими характеризуется вообще среднее сословие (Mittelstand). В классовой борьбе этот класс может образовать противовес верхним и низшим классам и служить мостом и посредствующим элементом между той и другой сторонами388. Частно-служащих Шмоллер точно так же не на ходит возможным идентифицировать с классом рабочих, хотя они и борются, подобно последним, за большую прочность своего положения, за улучшение своего дохода, за лучшее к себе отношение. Все такого рода замечания и указания Шмоллер считает необходимым принимать во внимание, если хотеть правильно учесть классовое расслоение германского народа. У самого Шмоллера мы находим две попытки установления картины классового расслоения для Германии; одну, сделанную в 1897 году, вместе с попыткой решения вопроса о том, уменьшается или растет средний класс в Германии (с XIX-го века)389, другую позднее — в «Grundriss», во 2-ой части390. В своей первой попытке Шмоллер классовое расслоение германского населения производит на нескольких основах сразу, верный своему методу множественности факторов и совокупности причин, а именно: на основе характера хозяйственной деятельности (Betriebsmerkmalen), размеров имущества и доходов и социального положения. С точки зрения этих основ, Шмоллер различает 4 класса: высший класс, высший средний, низший средний и низший классы. К высшему первому классу он относит аристократию и всех лиц с вполне обеспеченным существованием и именитым социальным положением; за таковых он принимает всех с доходом в 8000-9000 марок, или с имуществом выше 100000 марок; сюда Шмоллер относит всех более крупных земельных собственников и предпринимателей, высших чиновников, врачей, художников, рантьеров; их Шмоллер насчитывает в Германии (для 1895 г.) У4 милл.
семей. Ко второй своей группе высшему среднему классу Шмоллер относит лиц (семьи) с доходом в 2700- 8000 марок, или с имуществом от 60000-100000 марок; сюда принадлежат средние землевладельцы и предприниматели, большая часть высших чиновников, не попавшая в первый класс, многие из либеральных профессий; в 1895 году этот класс насчитывал до 23/4 миллионов семей. К низшему среднему, третьему классу Шмоллер причисляет лиц с доходом в 1800-2700 марок, которые большей частью обладают еще и собственным имуществом, ведут собственное дело или имеют более или менее прочное место; сюда принадлежат мелкие крестьяне, ремесленники, мелкие торговцы, низшие чиновники, заводские мастера, лучше оплаченные рабочие; число их Шмоллер определяет для 1895 года в 33/4 миллиона. Наконец, к четвертому, низшему классу Шмоллер относит лиц с доходом не свыше 1800 марок; сюда принадлежат, главным образом, наемные рабочие, но точно так же и многие из низших чиновников, беднейших ремесленников и наибеднейших мелких крестьян; число их Шмоллер определяет в 5У4милл., семей391. В следующей своей попытке классового расчленения германского населения (1904 г.) Шмоллер лишь отчасти видоизменяет свою первую схему. Вместо четырех классов он усматривает пять, и, кроме того, расчленяет не средние классы на отдельные категории (классы), а класс предпринимателей. Если располагать в порядке сверху вниз, то вторая классификация Шмоллера представится в таком виде: 1) класс крупных предпринимателей; 2) класс средних предпринимателей и промышленников; 3) класс мелких предпринимателей, куда автор относит мелкое крестьянство, ремесленников, мелких торговцев; 4) класс крупных чиновников, представителей либеральных профессий, низших чиновников, частно-служащих; 5) класс рабочих, живущих наемным трудом392. Что касается первой и второй схемы классового расчленения германского населения, которые мы находим у Шмоллера, то они страдают всеми недостатками метода множественности исходных точек и основ. Первая схема представляет собою собственно распространенное трехчленное деление общества на классы: высший, средний и низший, причем средний класс у Шмоллера разбит, в свою очередь, еще на два класса. Основа такого деления — потребительно-меновая, т. е. размер годового бюджета. Такое расслоение населения в любой стране и за тот или иной год, а также точный учет его, несомненно, могут представлять громадный интерес во многих отношениях. Но если такое расслоение населения делается в целях характеристики социально-классового строения общества в данный момент и выяснения взаимоотношения классов, то такое расслоение по размерам доходного или расходного бюджета совершенно не достигает цели. Мы из схемы Шмоллера видим группы германского населения, расположенные по размерам получения доходов, за исключением разве лишь аристократии, которая отнесена к первому классу, независимо от размеров своих доходов. Но что говорят нам те группы, которые мы имеем перед собой, о классовом расчленении? Имеем ли мы, действительно, перед собой социальные классы, как их понимает сам Шмоллер? Мы видим, что чиновничество Шмоллер объединяет в особый социальный класс. Но в своей схеме (первой) он отдельные группы чиновничества разбивает по трем классам. Следовательно, как социальная груАпа чиновничество представляется Шмоллером лишенным единства и цельности, но в таком случае оно не может быть названо классом. Мы должны признать, что в первой схеме Шмоллера мы видим различные поимущественные и подоходные группы населения, расположенные по размерам получаемого каждой семьей дохода; мы нидим, что в эти группы вставлены также некоторые профессиональные групповые образования (чиновники, лица либеральных профессий), которые разнесены по разным категориям, смотря по размеру дохода их членов. Но социальных классов перед нами нет в собственном смысле. Схема Шмоллера четырехчленного раздела ничего нам не выясняет в этом отношении и может быть признана в смысле выяснения социального строя общества неудачной. Малоудовлетворительна и вторая попытка Шмоллера — дать описание социальных классов Германии в пятичленной схеме. Последняя, по существу, может легко быть вложена в трехчленный ряд: 1) класс предпринимателей и самостоятельных хозяев-собственни- ков (крупных, средних и мелких: мелких крестьян, ремесленников и мелких торговцев); этот класс является тем, что обычно разумеют иод именем «буржуазии»; 2) класс, состоящий из чиновников, частно-служащих и представителей либеральных профессий, — то, что обычно называют «средним сословием» (Mittelstand); и 3) класс наемных рабочих («пролетариат»). Таким образом, схема Шмоллера сводится к делению на буржуазию, т[ак] называемый] «средний класс» и пролетариат. Но спрашивается, почему буржуазию Шмоллер представляет в целых трех классах и какое существенное социальное различие между, например, крупным и средним предпринимательством? У Шмоллера это остается невыясненным. Далее, почему чиновничество слито у него на этот раз с лицами либеральных профессий и с частно-служащими, раз, согласно взглядам Шмол- лера, чиновничество составляет самостоятельный социальный класс? Наконец, куда же помещена излюбленная Шмоллером аристократия? Ведь к предпринимательству она может быть и непричастной! Словом, на схемах шмоллеровских классов мы должны заключить, что самого понятия «социальный класс» Шмоллеру не удалось выяснить и поэтому его попытки разложить германское современное население на социальные классы неудачны и не приводят к чему-либо определенному. До сих пор мы имели дело с той частью учения Шмоллера о социальных классах, где он трактует вопрос об образовании классов и о сущности классового расслоения общества. Посмотрим теперь, что говорит Шмоллер в своей второй части учения о классах — о классовой борьбе и классовом господстве. Исследовать вопрос о сущности классовой борьбы и классовом господстве Шмоллер считает весьма трудной задачей. Старая естественная теория народного хозяйства к этому вопросу совсем не подходила; исходя из своей гармонической точки зрения, она, по справедливому замечанию Шмоллера, не знала классов или же их игнорировала. И хотя социализм стал заниматься, говорит Шмоллер, анализом классовых противоречий и классовой борьбы, но он дал, по мнению Шмоллера, слишком обостренную и сенсационно преувеличенную картину этой борьбы и противоречий; научной теории социализм, как думает Шмоллер, не дал. Первый камень такой научной теории классовой борьбы заложила, по мнению Шмоллера, новая историческая наука в лице Нибура, Тьерри и Гизо, а также громадная социально-описательная литература по этому вопросу. Сложность рассматриваемой проблемы увеличивается еще, говорит Шмоллер, тем обстоятельством, что все, что говорится о классовой борьбе, о классовом господстве, о социальном развитии или социальной реформе, лежит на границе, где сходятся, соприкасаются и переплетаются, с одной стороны, хозяйственные и социальные процессы образования классов, с другой стороны, государственная система и государственное управление, право и правовые учреждения1. . К чему же, однако, приходит, говоря о классовой борьбе и классовом господстве, сам Шмоллер? Рассматривая явления антагонизма, борьбы и господства классов в их общей совокупности и неразрывности, Шмоллер ставит их в зависимость, по своему обыкновению, от множества одновременно действующих причин и факторов: состава населения, наличности расовых различий, различия профессий, распределения имущества и дохода, интеллектуальной и религиозной культуры, организации самих классов и, наконец, силы и организации правительства. В частности, антагонизм социальных классов, степень его Шмоллер ставит в связь со степенью социального развития народа. Чем меньше, примитивней и грубее общественный организм, тем слабее и незначительней, говорит Шмоллер, классовые противоположности. Более цивилизованные народы обыкновенно полны классового антагонизма. Последний особенно обостряется при высокой степени социального развития, по мере народно-хозяйственного прогресса. Но более всего способствовало обострению классовой борьбы, по мнению Шмоллера, денежное и предпринимательское хозяйство. Постепенный рост экономической противоположности интересов, говорит Шмоллер, разлагал единство старого народного строя, способствуя возвышению и усилению господствующих классов и регрессированию и упадку низших классов; последние, прибавляет при этом Шмоллер, «теряли даже свои старые положительные качества (верность, послушание, способность довольствоваться немногим), не приобретая взамен ного никаких других более высоких качеств»1. Останавливаясь на «природе» классовой борьбы, Шмоллер замечает, что столкновения интересов различных классов всегда будут иметь себе место в больших государствах с резко выраженным классовым строением, да они и неизбежны уже потому, что всякий прогресс, победа лучших начал всегда исходят из трений и столкновений сил. Историю всякого народа Шмоллер разлагает на две различные эпохи, взаимно чередующиеся между собою: эпоху социального мира и эпоху социальной борьбы. Конечно, и в эпоху социального мира классовый антагонизм не исчезает, но, говорит Шмоллер, он или не проявляется, находясь в скрытом состоянии, или отступает на задний план перед доминирующими общественными интересами в каждый данный момент. Эпоха социальной борьбы наступает в моменты особенного обострения классового антагонизма, когда или выступает на сцену новый социальный класс, или существующим среднему или низшему классам грозит порабощение или уничтожение; в этом случае начинается ожесточенная борьба между классами, которая приводит или к социальным реформам, или к революции, после чего снова начинается эпоха социального мира, период равновесия. В чем же выражается борьба классов? По существу своему она есть, в представлении Шмоллера, борьба за власть и господство вообще и происходит — как в области государственного права и гражданских прав, так и в области экономической — из-за распределения доходов, причем Шмоллер находит два метода этой борьбы, поскольку она раскрывалась в истории народов: один метод — в форме мирного преобразовательного течения, метод медленных, постепенных социальных преобразований, направленных на усовершенствование социального организма; другой — в форме разрушительного течения, метод насильственного ниспровержения. Вообще же вся классовая борьба представляется Шмоллеруттшъ следствием того, что известно под именем классового господства. Под последним можно разуметь, по мнению Шмоллера, или отношения социальной зависимости, возникающие на почве экономических сношений между высшими и низшими классами (господами и рабами, предпринимателями и рабочими, кредиторами и должниками, сильными продавцами и слабыми покупателями); или же зависимости слабого класса от сильного, возникающей благодаря тому, что сильный класс захватывает в свои руки политическую власть и пользуется ею в интересах своего класса. Из этих двух возможных толкований термина классового господства — в смысле экономической зависимости и политической — Шмоллер предпочитает последнее. Рассматривая классовое господство с точки зрения захвата государственной власти одним из существующих классов, становящимся благодаря этому господствующим классом, Шмоллер считает подобное явление ненормальным, продуктом вырождения, явлением, с которым нужно бороться всеми средствами, так как государственная власть, по мнению Шмоллера, такова, что она должна служить общественным интересам, а не интересам класса393. Особенно путает в данном случае Шмоллера не то, что государственною властью может завладеть в своих интересах аристократия, а то что на место аристократических классов может выдвинуться класс демократии, господство которого Шмоллеру представляется много более худшим и опасным для правильной государственной жизни, чем господство аристоркратии394. Признавая классовое господство ненормальным явлением, Шмоллер, однако, находит, что, собственно говоря, нет ни одного народа, достигшего высокой степени культуры, который не проявлял бы наклонностей к классовому господству. Но в то же время Шмоллер думает, что народ, обладающий высокой культурой в области госу- дарственно-правовых отношений, обладает рядом мер для противовеса классовому господству. Среди этих мер Шмоллер указывает на развитие правового чувства; на создание таких правовых и государственных институтов, которые бы препятствовали классовым злоупотреблениям; на развитие общественного мнения; на проведение великих социальных реформ; на создание сильной монархической власти. На последнюю Шмоллер возлагает особенно сильные надежды. «Наиболее надежную гарантию, — говорит он, — против слишком больших классовых злоупотреблений представляют те из европейских государств, которые соединяют свободное конституционное устройство с прочной наследственной монархией»395. Главное основание для таких надежд, возлагаемых на монархию, притом еще наследственную, Шмоллер видит в том, что единственно только она может создать сильное правительство, могущее справиться с демок- ратизмом, крайности которого, по мнению Шмоллера, могут всегда привести к тирании и цезаризму1. Подводя итоги как учению Шмоллера, так и его оценке, мы приходим к следующим выводам: 1) Шмоллер признает классовое строение общества на протяжении всей человеческой истории, но приходит к этому признанию социальных классов не из основ своего теоретического мировоззрения, а как социальный политик; 2) благодаря последнему обстоятельству, теоретическая сторона учения Шмоллера о социальных классах страдает нестройностью, неопределенностью, расплывчатостью и недостаточной обоснованностью; 3) в частности: а) Шмоллер не проводит строго определенного разграничения между сословиями, классами и профессиями, нередко смешивая в одну категорию сословное расчленение, классовое и профессиональное; Ь) основа образования класса остается у него неустановленной, так как он исходит из методологически неправильной идеи множественности факторов; с) отсюда же неудачно и делаемое Шмоллером определение понятия социального класса; 4) основные предпосылки, из которых исходит Шмоллер в своем учении о классах, в научном отношении весьма слабы и шатки; это — биологический закон «социального» подбора и выживания сильнейшего, а также идея неустранимости (вечности) социального неравенства и классового строя; 5) в качестве важнейшего корректива классовой борьбы и классового господства Шмоллер рекомендует проведение социальных реформ в сторону постепенного смягчения классового антагонизма и достижения социального мира при помощи сильной монархической власти; 6) борясь путем реформ с классовым господством, Шмоллер думает теми же средствами вести борьбу и с социализмом и демократией; отсюда ясно выплывает его защита господства аристократии, свои симпатии к которой Шмоллер всячески подчеркивает; 7) учение Шмоллера об общественных классах показывает лишний раз, что множественность факторов и эклектизм в теории не могут привести к научно ценным результатам, несмотря на самую высокую научную эрудицию применяющих этот эклектизм исследователей. Шмоллер, как мы видели, образование социальных классов сводил предпочтительно к образованию профессий, причем последнее он соединял с разделением труда вообще. Там, где профессиональное расчленение как основа образования классов оказывалось бессильным в объяснении тех или иных явлений или соотношений, Шмоллер, как мы видели, оставлял эту основу и по методу множественности факторов обращался или к расовым различиям, или, если последние также ничего не могли объяснить, к различию в распределении и т. д. Благодаря этому обстоятельству, неудовлетворительность теории разделения профессий и труда как основы образования общественных классов не могла быть вскрыта и обнаружена с такой рельефностью, как она этого заслуживала бы. У Шмоллера есть, однако, последователь в учении об общественных классах, который, не разделяя шмоллеровского метода множественности факторов, строит теорию классов исключительно на основе образования профессий. Это — французский философ и социолог Артур Боэр, о котором мы говорили вначале (см. Введение). На изучение социальных классов Боэр смотрит как на необходимую предпосылку всякого социального знания. И вопрос о социальных классах его интересует, главным образом, в смысле методологической проблемы социологии. Но вместе с тем у Боэра мы находим попытку попутно с методологическим исследованием определить и понятие общественного класса, установить основу образования классов и, наконец, с точки зрения найденной основы, дать соответствующую классификацию общества, а также выяснить и «законы» взаимоотношений общественных классов396. Подобно Шмоллеру, Боэр подходит к выяснению основы социального класса путем психологическим. Человек, живущий в обществе, является в глазах Боэра не только гражданином, не только членом известной государственно-правовой организации и не только сочленом той или иной религиозной общины: он в то же время необходимо является некоторого рода единицей хозяйственной организации, выполняя в обществе какое-нибудь занятие, профессию, ту или иную функцию. На психологическом анализе всякого такого рода выполнения занятия, профессии или функции Боэр и останавливает главным образом свое внимание. Природа занятия, говорит он, вырабатывает определенный образ жизни, и этот определенный образ жизни, проникая с каждым днем все глубже и глубже сутце- l I во человека, в конце концов, приспосабливает тело к привычному положению, налагает определенный отпечаток на физиономию, вырабатывает определенные манеры и жесты; с другой стороны, тот же специфический строго определенный образ жизни, или природа занятий, дает уму человека особого рода привычный образ мысли и направление мышления и создает преобладающую систему определенного рода идей, верований и чувствований. Отсюда — у всех, имеющих одни и те же занятия, принадлежащих к одной и той же профессии, вырабатывается одинаковый круг поведения, одинаковая, гак сказать, роль397. В силу этой общности, продолжает Боэр, и создаются определенные группы индивидов, аналогичные группам клеточек, соединенных в органы и оперирующих совместно для образования жизненных процессов; так печень выделяет желчь; легкие поглощают кислород и выделяют углекислоту; таковы же и все органы тела, имеющие каждый определенную функцию398. Таковы, по мнению Боэра, и группы индивидов, существующие в обществе и складывающиеся на основе единства своей природы и своих функций. Итак, профессия, по мнению Боэра, налагает на каждого индивида определенный отпечаток, при этом весьма глубокий и заметный; в силу действий, ежедневно повторяемых в продолжении многих лет, она внедряет привычки, изменяющие в одном и том же направлении первоначально различные натуры и приводящие к образованию однородного общего типа как физического так и морального; такой тип собирает и объединяет в себе все общие черты каждой группы, выработанные вследствие одинакового влияния одной и той же профессии на физическую сторону человеческого организма, на человеческую психику, вкусы, характер, ум, желания, идеи, верования399. Такой тип именно Боэр и считает удовлетворяющим всем требованиям, предъявляемым в научных исследованиях: он, прежде всего, общий тип; он очищен от всяких случайных индивидуальных особенностей; он объединяет в себе только общие черты. Когда типы каждого класса точно определены, социальному исследователю можно будет с достаточной определенностью узнать, каковы взаимные отношения между классами. Но, чтобы получить серьезные результаты, исследователь должен, по мнению Боэра, считаться со всеми значительными группами, входящими в состав общества, и расположить их по степени важности каждой группы для жизни общества, отдавая предпочтение группам, имеющим большое значение. Таким образом, основу образования социального класса Боэр видит в профессиональной деятельности, которая объединяет в себе лиц, принадлежащих к одному общему типу, благодаря одинаковому влиянию одной и той же профессии. Отсюда вытекает у него и определение понятия социального класса. Социальные классы, говорит Боэр, — это различные группы, составляющие общество и включающие в себя всех индивидов, которые «получили одинаковое образование, развились в одинаковой среде, ведут одинаковый образ жизни, имеют одинаковые привычки, одинаково чувствуют и мыслят и, наконец, одинаково поступают при сходных обстоятельствах400. Проще, классы, из которых состоит общество, это группы лиц, принадлежащих к одной и той же профессии401. Согласно своему определению понятия общественного класса и основе, на которой построено последнее, Боэр дает «примерную» (provisoire) таблицу общественных классов в современном обществе. Общество делит он на 14 больших групп, которые он называет «классами», причем первую половину этих классов, т. е. первых 7 групп, он считает правящими классами, а вторую половину, или последние 7 групп — подчиненными классами402. К «правящим» Боэр относит: I) законодателей, 2) судей, 3) представителей государства или глав государства, 4) представителей исполнительной власти, 5) армию, 6) представители духовной власти и 7) представителей руководящей интеллигенции: учителей светских и духовных школ, историков, журналистов, проповедников, публицистов, политических деятелей, ученых и философов, поэтов и артистов. К классам управляемых, подчиненных (les sujets) Боэр относит: 8) класс крестьян, 9) рабочих (самостоятельных или же подчиненных предпринимателю, их деятельность — в переработке сырья в полезные и годные для употребления предметы), 10) предпринимателей (patrons), куда принадлежат также инженеры, архитекторы, директора, управляющие (эта категория по своей профессиональной сфере та же, что и предыдущий класс рабочих, но отличается от последнего вкусами, привычками, интересами и идеями, а потому составляет, согласно Боэру, особый класс), II) торговцев и финансовых дельцов, 12) занятых на транспорте, 13) бедняков, вообще класс лиц, не имеющих средств к существованию и 14) преступные элементы. Женщины, с точки зрения Боэра> не образуют отдельного класса; они распространяются по всем предыдущим делениям, входя одинаково во все классы; но в то же время по своим физическим и моральным отношениям они пред- с гавляют, по мнению Боэра, особый подкласс, которым не следует пренебрегать403. Как мы видим, Боэр не находит возможным соединять в один класс рабочих и предпринимателей, несмотря на одну и ту же сферу их деятельности. Разобщение между этими двумя категориями начинается, по мнению Брэра, с момента введения машин, когда труд перестал быть изолированным и стал организовываться под управлением предпринимателей-капиталистов. Боэр считает интересы этих двух категорий — рабочих и предпринимателей — противополож- 11 ыми, откуда он и выводит существующее расхождение между ними, вражду и разрастающуюся между ними пропасть, приводящую к постоянной борьбе; эту борьбу Боэр представляет себе как борьбу между капиталом и трудом404. Но почему одна и та же сфера профессиональной деятельности приводит в конце концов к противоположным интересам и к образованию отдельных классов, над этим вопросом Боэр не останавливается, а между тем разделение лиц, занятых в индустрии, на два различных класса противоречит уже его основе образования социальных классов, сводящейся к однородности профессиональной деятельности. Устанавливая две большие категории общества — классы правящие и классы управляемые — Боэр нигде не делает попытки раскрыть характер и «природу» господства и подчинения одних групп над другими, вследствие чего это деление Боэром общества на две большие категории теряет всякое значение. Больше того, классы, отнесенные в таблице Боэра в ту или иную из этих двух категорий (классов господствующих и классов подчиненных), попадали сюда по признаку чисто внешнему, случайному: так, например, солдаты попали в класс господствующих («армия»); в то же время капиталисты и предприниматели, коммерсанты и банкиры очутились в боэровской таблице в категории управляемых. Только такая шаткая основа для понимания сущности социального класса как профессия, которой руководился Боэр в составлении своей таблицы, могла привести к полнейшему непониманию основ социального строя и социальных отношений господствующей системы капитала! Правда, Боэр смотрит на свою таблицу классов как на примерную только; но ее нестройность и несогласованность слишком резко бьют в глаза. Боэр основой классификации социальных классов считает общность профессии. Но если последний класс его таблицы — преступные элементы общества — с некоторой натяжкой и могли бы еще образовать особую профессию, то бедность (13-й класс Боэра) ни в каком случае уже не может сойти за профессию. Очевидно, последние два социальные класса Боэра совершенно не соответствуют его классификационной и классообразующей основе. Исследуя классовую структуру общества, Боэр касается и вопроса о взаимоотношениях, существующих между социальными классами. Классы, говорит он, не существуют в действительности изолированными одни от других; они находятся в теснейшей взаимной связи, как органы в каком-нибудь животном организме; при этом функции каждого класса и их взаимные соотношения определяются общей структурой общественного целого. Социальная жизнь, в представлении Боэра, есть сплетение действий и взаимодействий социальных классов между собою. Эти действия и взаимодействия подчинены некоторого рода постоянным отношениям; а такого рода постоянные отношения, которые управляют действиями и взаимодействиями социальных классов, и есть, по словам Боэра, социальные законы405. И таким образом, для Боэра установить определенного рода более или менее постоянные отношения, существующие между классами, значит собственно установить социальные законы. Вот почему Боэру говоря об отношениях, существующих между социальными классами, говорит собственно о социальных законах, управляющих действиями каждого класса и являющихся, в сущности, общими законами социального развития. Боэр устанавливает таких 8 законов или отношений: 1) закон независимости или свободы, 2) закон престижа, или любви к власти, 3) закон враждебных действий, 4) закон согласия или гармонии, 5) закон приспособления, 6) закон равновесия, 7) закон прогресса и 8) закон населения406. Первый закон, закон независимости и свободы, Боэр считает основным. Он состоит в том, что каждый класс, в своем стремлении к удовлетворению собственных потребностей, своих желаний, своих чувствований, старается оттолкнуть от себя всякое постороннее вмешательство; ни один класс не расположен отказаться от того, на что он смотрит как на высшее благо; у каждого класса свой идеал, которому он следует, собственные привычки, которых каждый класс старается придерживаться; каждый из классов старается освободиться от всяких принуждений, направленных в сторону изменения условий жизни класса. Каждый класс стремится жить, укрепляться, сохранить за собой свои преимущества. Но отстаиванием своей независимости ни один класс не хочет довольствоваться; этого ему еще мало. Каждый класс так же, как и каждый индивид в классе стремится, кроме того, к расширению сферы своего влияния. Классы не только стараются избавиться от всякого постоянного вмешательства, но и стремятся подчинить себе друг друга и заставить служить своим интересам и своим целям. Каждый класс при этом пользуется различными средствами для расширения своего влияния в зависимости от обстоятельств: то ловкостью, то силой, то убеждением, то принуждением. В этом состоит второй закон — престижа, или любви к власти. Но вполне понятно, что всякое движение к расширению в одном классе наталкивается на такое же движение к обратному расширению другого класса. На этой почве находит свое применение закон враждебных действий. Два класса борются друг с другом, когда их цели противоположны, когда благосостояние одного класса исключает или уменьшает благосостояние другого. В этой борьбе каждый класс применяет такие средства, какие ему свойственны: правительство пользуется своей властью; духовенство действует угрозой отлучения от церкви или грозит загробными мучениями; предприниматели выталкивают из своих предприятий непокорных рабочих, понижают заработную плату, стремясь голодом сломить противодействие рабочих; рабочие, в свою очередь, организуются в союзы, действуя стачками и массовым отказом от продолжения работы, дезорганизуя этим промышленность и разоряя капиталистов. Закон согласия проявляется там, где два или более классов преследуют одни и те же цели и стремятся ввиду этого соединить свои силы для более успешного достижения этих общих целей. В этом случае между слившимися классами развивается чувство взаимной симпатии и сознание своей солидарности. Иногда классу общность интересов его с интересами других классов не ясна. Тогда классы более культурные стараются раскрыть этому классу существующую между ними общность и склоняют его к соглашению. Социальные классы обладают такою же способностью приспособления к окружающей социальной среде, как и живые существа, которые быстро приспосабливаются к той среде, в какую они поставлены, развивая в себе такие качества, которые бы могли увеличивать их силу или гарантировать им безопасность существования. В данном случае по отношению к социальным классам, с точки зрения Боэра, действует закон приспособления. Каждый класс, как бы ни были тяжелы условия его существования, в конце концов в силу этого закона приспособляется к существующим условиям и своему положению; дети крепостных средневековья с детства привыкли к своей тяжелой жизни. Это приспособление выражается, по мнению Боэра, не только в форме пассивного приспособления, которое притупляет боль и атрофирует желания, но и в форме активности, направленной к улучшению положения: римские плебеи приобрели себе одно за другим все гражданские права, политические и религиозные. Благодаря постоянному трению, существующему между классами, последние в конце концов постепенно сживаются рядом друг с другом, и пока никакая внешняя причина не нарушает течения социальной жизни, наступает между классами некоторого рода равновесие. В данном случае проявляется действующий между социальными классами закон равновесия, который находит себе место особенно там, где господствует кастовый строй. Такого же рода равновесие наступает и там, где классы достигают в своих тенденциях к расширению взаимно нейтральной зоны и, приспособившись к своим определенным функциям, закрепляются в неподвижных формах. Закону равновесия противополагается закон прогресса. Прогресс может находиться в зависимости от многих причин. Он может наступить, например, вследствие роста населения. Правда, увеличение населения сначала является причиной стеснения и служит для массы толчком к движению по пути расширения и нередко к насильственному вторжению в высшие классы. Наоборот, уменьшение рождений в закрытом классе является причиной упадка: Спарта погибла за неимением спартанцев. Прогресс зависит также от увеличения богатства: третье сословие во Франции разбогатело, и в то же время выросла и его социальная мощь. Но наиболее важная причина прогресса — это рост собственных средств, на которых зиждется деятельность каждого класса; земледелие прогрессирует, когда крестьянин поддерживает источники земли удобрением, известным севооборотом, трудами по орошению и т. д.; армия прогрессирует применением более могучих орудий и вооружения, более неприступных укреплений, более страшных по силе взрывчатых снарядов; торговля развивается благодаря росту железных дорог, каналов и проч.; наука развивается, обязанная этому не столько большим интеллектуальным силам у ученых, сколько накоплением и сбережением, путем книг, знаний, которые таким образом могут накопляться до бесконечности; промышленность прогрессирует благодаря усовершенствованию орудий, изобретению машин, применению крупных капиталов. Число индивидов, составляющих класс, весьма изменчиво; оно подлежит постоянным колебаниям, определяемым пропорцией между родившимися и умершими. Здесь мы имеем дело с законом населения, который сводится, согласно Боэру, к тому, что при незначительной (слабой) степени развития промышленности роковым образом может наступить момент, когда давление и нищета разрастаются, если рост населения продолжает прогрессировать и нет возможности направить избыток населения в другое место. Борьба классов тогда с особенной силой разгорается. Особенно в стесненном положении находятся в этом случае низшие классы, живущие под сильным давлением со стороны высших, которые не проявляют желания хоть чем-нибудь пожертвовать из своих преимуществ. Напряженность увеличивается, и, когда страдания делаются нестерпимыми, разражаются волнения и нередко революции. Этот закон населения в приложении ко всему обществу в его целом был открыт различными экономистами и в особенности Мальтусом. Но этот предмет, т. е. проблема населения, поддается наиболее точному изучению, по мнению Боэра, лишь тогда, когда он применяется и рассматривается не по отношению ко всему обществу в целом, а отдельно в пределах каждого класса, причем ценный материал для исследования сравнительного развития различных классов дает статистика. Все эти «законы» Боэр иллюстрирует на фактах истории античного мира1. Но все эти «законы» Боэра являются общими законами социального развития, отнюдь не специфическими законами классовых соотношений. Закон равновесия, например, закон приспособляемости, закон прогресса — все это может представлять интерес для общей социологии, но к проблеме классов как к экономической проблеме эти законы имеют мало отношения. Когда мы говорим об отношениях между социальными классами и постоянство этих отношений ищем выразить в какой-нибудь простой общей формуле (закон), мы разумеем под этим, что класс А развивает в себе ряд таких действий, которые вызывают соответствующий ряд взаимодействий класса В, и наоборот. Но ни закон населения, ни закон прогресса не являются точным выражением действий одного класса и взаимодействий другого. Закон прогресса, например, в земледельческом классе выражается, по мнению Боэра, в удобрении земли, в росте земледельческой техники, в правильном севообороте; но все это отнюдь не отношения; всякий же закон, по Боэру, есть закон отношений, прежде всего. Правильная и здоровая мысль Боэра в данном случае лишь в том, что социологические законы, подобные законам населения, прогресса, приспособляемости, могут быть плодотворнее изучены и привести к наиболее точным научным результатам лишь тогда, если эти законы социального развития исследуется в применении к каждому социальному классу в отдельности, а не в применении к обществу вообще. Но это уже касается метода изучения социальных законов, а не содержания и сущности классов отношений. Делая общее заключение изложенному учению Боэра о социальных классах, мы должны признать, что Боэр оказался хорошим методологом, но плохим догматиком. Боэру не удалось установить правильную основу социальных классов. Принявши за основу классового расчленения образование профессий, он ни на шаг не подвинул вперед выяснение понятия социального класса. Он всюду смешивает понятие социального класса с понятием профессии. Если Шмоллер не пришел к положительным результатам в разрешении проблемы социальных классов, потому что исходил из негодного метода множественности факторов, то Боэр не дал научного разрешения этой проблемы потому, что он не экономист: трактуя о социальных классах, Боэр не представляет себе, что он в данном случае имеет дело с экономической категорией. Отсюда — и те «социальные законы» классовых взаимоотношений, которые устанавливает Боэр, суть общие законы социального развития и имеют мало отношений к классам в их взаимодействиях между собою. Отмеченные недостатки в учении Боэра так же, как и указанные недостатки учения о классах Шмоллера, суть недостатки, присущие вообще теории общественных классах, построенной на основе разделения труда и профессий. Теория эта должна быть отвергнута как ненаучная уже потому, что сама основа классов, на которой она построена, не выдерживает серьезной критики.