Специальная пропаганда или пропаганда фактов

Может быть, наше обсуждение уже выполнило свою главную задачу. Оно, вероятно, дало вам некоторое представление о процедуре, используемой в психологическом анализе пропаганды. А сейчас обратимся к более общим выводам, которые мы получили в ходе нашей работы.

Одна из наиболее заметных реакций, которую мы наблюдали в нашем исследовании, — это распространяющееся недоверие к пропаганде, проявляемое многими людьми. Пропагандисты вызывают огромную эпидемию. Любое утверждение о человеческих ценностях, вероятно, будет снабжено ярлыком «просто пропаганда» и сразу обесценено. Прямое выражение чувств кажется подозрительным. Мы приводим типичный комментарий обычного человека с улицы, который считает, что другие стремятся повлиять на него:

Я думаю, что слишком глупо влиять на зрелый ум. У меня все это вызывает совсем другой род реакции, чем полагают. Я считаю, что они хотят вызвать у меня чувство патриотизма, но я думаю, это вызывает у меня противоположную реакцию.
И в придачу в конце — бодрое «Звездное знамя». Все преданы флагу, но не любят, когда он развевается перед их лицами.
Это недоверие к чувствам не удивит вас. Очевидно, на войне было не так уж много фанфар. Психоаналитик Эрнст Крис указал на это, говоря о наших врагах и о нас самих: «Солдаты уходят на войну в печали и молчании»[732]. Есть такое же высказывание в одном из наших исследований:
В последнее время мы не видели солдат, марширующих, как в 1917-м. Сейчас мы не сентиментальны.
Какое значение имеет такое отсутствие порывов энтузиазма для пропагандиста, который стремится оказать всевозможную поддержку военным действиям?
Согласно нашим наблюдениям, подобное недоверие направлено главным образом против пропаганды, которая явно стремится повлиять на людей или возбудить их, взывая к их чувствам. Попытки вызвать сильные эмоции обесценены. Но этот скептицизм носит ограниченный характер. Та же самая аудитория, которая воздвигла защиту от пылких призывов к патриотическим чувствам, проявляет готовность признать значение другого типа пропаганды, который мы условно назвали специальная пропаганда или пропаганда фактов.
Начнем с наблюдения, сделанного в ходе наших исследований. Мы сразу заметили глубокий интерес к подробным обстоятельным фактам. Факты важнее всего. Эту установку отражает следующий (приведенный в одном из наших исследований) комментарий человека:
Большинство людей [5/с] не любят сорт ура-патриотизма, который вас возбуждает. Мне [5/с] нравятся факты.
Это желание особой, почти специфической информации иногда приобретает наивные формы, как можно увидеть из следующего замечания о документальном фильме, подчеркивающем силу нацистов:

Я был действительно удивлен. Я имею в виду, что не верю всему прочитанному в газетах. Но тому, что вы действительно видите собственными глазами, и тому, что документально подтверждено, вы должны поверить.
Одна из наиболее впечатляющих сцен в вышеупомянутой пропагандистской радиопрограмме в подробных деталях описывала, как скорость всего конвоя нужно было соразмерять со скоростью самого медленного корабля. Погружение в этот слой специальной информации приводило к значительному воздействию, и возникало понимание того, что люди из торгового флота добровольно жертвовали собой ради общего блага. В этих фактах есть моральное содержание («конечно, мои жертвы несопоставимы с их жертвами» — вывод слушателя), которое могли принять те, кто отвергал прямые призывы того же рода. Фильмы, показавшие сцены боя или бомбардировки, оказывались эффективными, если в фокусе скорее были детали операции, чем подчеркнутое прямое пропагандистское «сообщение» для аудитории. Рассказывает факт, а не пропагандист.
Теперь мы можем спросить: почему преобладает интерес к фактам? Каковы функции этого интереса? Конкретный эпизод, наполнен- ный обстоятельными деталями, служит в качестве прототипа или модели, которая помогает людям ориентироваться в том мире, в котором они живут. Эпизод обладает ценностью для ориентации. Для большей части населения исторические события, которые они переживают, являются полной неразберихой. Нации, которые вчера были врагами, становятся союзниками на следующий день. Будущее кажется мрачным и безысходным или ярким и обещающим. У многих нет времени или возможности понять тенденции и силы, стоящие за этими событиями, даже если они понимают, как тесно эти события связаны с их собственной жизнью. Все это подчеркивает сильную потребность в ориентации. Конкретные факты играют роль модели, исходя из которой можно объяснить и понять более сложные события.
Есть множество иллюстраций. Так, один эпизод в пропагандистской радиопрограмме произвел заметное впечатление на аудиторию: во время последней войны Франклин Делано Рузвельт, в то время помощник министра военно-морского флота, сопровождал экипаж подводной лодки при ее испытании непосредственно после ряда катастроф с подводными лодками. Это сообщение оказывается более убедительным и эффективным, чем простое утверждение о мужестве и большом опыте нашего президента. Этот эпизод полностью выполнил объяснительную функцию.
Он показал, что он не был трусом: и если солдаты были готовы пойти ко дну, то и он был готов; этот человек лучше, чем кто-либо другой, может быть президентом, поскольку он сам испытал и делал такие вещи.

Точно так же, когда в фильме специально показали фактическое отсутствие бронетанковых подразделений в Англии после Дюнкерка, этот факт эффективно интегрировал различные несвязанные вопросы. Об этом неоднократно вспоминали в интервью. Этот факт помог кристаллизовать (так сказать) изобретательность и мужество англичан перед лицом значительно превосходящих сил. Это оказалось эффективным, в то время как непосредственная оценка англичан могла вызвать скептицизм и сомнение.

Факты, которые интегрируют и «объясняют» главный ход событий, составляют важнейший компонент пропаганды фактов.
Мы можем сделать еще одно общее наблюдение о пропаганде фактов. Мы заметили, что есть определенный тип фактов, который имеет желаемое пропагандистское значение и является наиболее эффективным. Это «сенсационные факты», тип, используемый в колонках «верьте или не верьте» и юмористических программах. Они эффективны по крайней мере по трем причинам. Во-первых, они ценны для привлечения внимания. Сенсационный факт выделяется как «изображение» на «фоне». Во-вторых, такие пикантные новости имеют ценность для их распространения. Они легко становятся частью пространной беседы и небольшого разговора («А вы знаете, что...»). Основной смысл пропаганды, таким образом, оказывается у всех на устах. В конце концов, эти интегрирующие сенсационные факты ценны для доверия. Они «голые», как точно говорит поговорка. Невелика вероятность, что они вызовут недоверие, которое так глубоко укоренилось в народе.
Пропаганда фактов имеет и другие характерные черты, которые отличают ее от пропаганды, которая стремится убедить громкими призывами и прямой проповедью. Пропаганда фактов не пытается просто указать людям, куда им идти, а скорее показывает им путь, который им следует выбрать, чтобы добраться до цели. Так сохраняется чувство личной автономности. Человек принимает решение. Его решение добровольное, а не по принуждению. Именно косвенным образом, а не с помощью предписаний действует пропаганда фактов. Она имеет ценность руководства. Возрастающая сила факта имеет свой собственный импульс, так сказать. Практически она является силлогизмом с имплицитным выводом, но этот вывод делает аудитория, а не пропагандист. Рассмотрим подходящий пример: недавно военным агентством была издана брошюра, адресованная семьям солдат, находящихся на службе в вооруженных силах, чтобы убедить их не передавать никому содержание писем, полученных из-за границы. Лишь небольшой акцент был сделан на теме, рассказывающей, как неосторожно сказанные слова стоят жизней и кораблей. Вместо этого боль- Мертон «Социальн. теория»
шая часть брошюры была посвящена подробному описанию методов, которые использует враг для получения полной информации из частей и обрывков, собранных агентами в разных случаях и в разных местах. Исследования показали, что брошюра достигла цели и оказалась убедительной, позволив читателю самому сделать неизбежный вывод из тщательно подобранного множества фактов. Добровольный вывод был бы менее вероятным в результате разочарования, которое часто следует за пропагандистской проповедью. Риторические призывы могут вызвать временное согласие с ними, а затем — упреки; автономные решения под нарастающим воздействием фактов не приводят к такой оценке.
Довольно интересно, что, по-видимому, и наши враги также обнаружили силу специальной пропаганды. Этот тип пропаганды, так же как любое другое средство* можно использовать, а можно и злоупотреблять им. Псевдофакты могут вытеснить факты. Некоторые наблюдатели комментировали нацистскую «подтасовку» реальности. Например, сообщалось, что до вторжения нацистов в Бельгию туда был заброшен немецкий офицер. У него обнаружили план вторжения, абсолютно непохожий на то, что реально планировалось. Или еще один пример: первая ночная бомбардировка Берлина. Рассказывали, как в швейцарских и шведских газетах, которым доверяли в Англии, нацисты внедряли сообщения о больших разрушениях. Эти сообщения были переданы по немецкому внутреннему радио (как английские), и местному населению предлагали сравнить реальный урон и самим увидеть, что сообщения были неверными. Таким образом, вероятно, многие люди не могли избежать вывода, что англичане солгали. Эффект такого рода внушения был, по-видимому, значительно больше, чем если бы немецкое радио прямо опровергло правдивость англичан.
Между прочим, можно заметить, что логика пропаганды фактов не слишком далека от логики прогрессивного образования. Как правило, в прогрессивных школах учителя не указывают, что дети должны делать и во что должны верить, но скорее создают ситуации, которые заставляют их выбирать для себя поведение и убеждения, которые учителя считают приемлемыми.
Ваш собственный опыт показывает, что пропаганда фактов не является новой концепцией. Мы только сформулировали эту идею, чтобы она представляла определенную ценность для планирования пропагандистских программ. Широко распространенное недоверие и скептицизм, доходящий до крайностей цинизма, подтачивают силы. Но поскольку они существуют, их следует принять во внимание. Если пропаганда полностью сведена к проповеди, она рискует усилить не
доверие. Пропаганду фактов можно использовать для изживания цинизма, заменив его общим пониманием.
Мы не считаем, что проповеди полностью ушли в прошлое. Общие ценности и общие установки все еще необходимо укреплять у значительной части населения, если пропаганда оказывается эффективной. Но наши наблюдения принесут пользу тем из нас, кто задумывается о конструктивной послевоенной эпохе. Нам не следует ждать той поры, когда послевоенные проблемы навалятся на нас, чтобы понять, насколько для объединения общества необходимо обращаться к средствам пропаганды.
И, в конце концов, нам не следует преувеличивать роль пропаганды. В конечном счете пропаганда не может добиться своих целей, если она противоречит событиям и силам, лежащим в основании этих процессов, как уже обнаружили фашисты. Пропаганда не заменяет социальную политику или социальную практику, но она помогает людям понять и политику, и практику.

<< | >>

↑

Источник: Мертон Р.. Социальная теория и социальная структура. 2006

Еще по теме Специальная пропаганда или пропаганда фактов:

- Cоциология семьи - Антропология. Этнография - Гендерная социология - Демография - Домоведение - История социологии - Методы сбора и анализа социологических данных - Общая социология - Первоисточники по социологии - Политическая социология - Социальная безопасность - Социальная работа - Социальная структура и стратификация - Социально-территориальные общности - Социоинженерная деятельность - Социологические работы - Социология культуры - Социология личности - Социология общественного мнения - Социология права - Экономическая социология - Этносоциология -