МЕЖДУНАРОДНОЕ РАБОЧЕЕ ДВИЖЕНИЕ ПОСЛЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ (1918-1923 гг.).
Германская революция 1918-1919 гг., изучению которой мы посвяпши две прошлые лекции, наряду с Октябрьской революцией в России была крайним, наиболее острым и глубоким проявлением кризиса традиционной структуры капитализма, проявившегося с особенно большой силой после окончания первой мировой войны.
Но этот глубокий кризис охватил не только эти две страны, но весь тогдашний капиталистический мир. Конечно, его проявления были весьма различными в разных странах. Конкретные проявления этого кризиса зависели от национальных особенностей тех или иных стран, от особенностей их исторической эволюции, от достигнутого уровня развития экономики и социально-политических отношений, наконец, от конкретной ситуации, сложившейся в той или иной стране ко времени окончания первой мировой войны, и от степени обострения социально-классовых отношений. Тем не менее признаки кризисно- сти всей структуры традиционного капитализма и распространенности представлений о необходимости решительной трансформации существующей структуры общества в той или иной степени были характерны тогда для всех стран. А это говорило о том, что перед рабочим движением после первой мировой войны в какой-то мере стояли общие задачи. В связи с этим важно проанализировать сложившуюся после первой мировой войны общую кризисную ситуацию и те задачи, которые стояли тогда перед рабочим движением и его международными организациями, проанализировать стратегию и тактику этих международных организаций - возрождавшегося после первой мировой войны II Интернационала и вновь созданного Коммунистического Интернационала. Это и будет темой нашей настоящей лекции. Очень долго в марксистской историографии безраздельно господствовала сложившаяся еще в первые послевоенные годы трактовка. Утверждалось, что первое послевоенное пятилетие, период 1918-1923 гг. - это период мощного революционного движения, охватившего все страны развитого капитализма, это период революционного штурма капитализма, период непосредственной борьбы за ликвидацию капитализма и за установление диктатуры пролетариата как орудия социалистической трансформации общества. На это была нацелена вся деятельность Коммунистического Интернационала, созданного левыми социалистами в 1919 г. Утверждалось, что достигнутая к тому времени зрелость объективных экономических и социальных предпосылок социалистического переустройства общества позволила Коминтерну взять твердый стратегический курс на мировую пролетарскую революцию, на прямое противостояние пролетариата и буржуазии. Успеху этого курса, для которого существовали все объективные условия, помешали, как утверждалось в марксистской историографии, достаточная зрелость субъективного фактора, неподготовленность пролетариата и, что особенно подчеркивалось, действия социал- демократических лидеров как прямых ставленников контрреволюционной буржуазии, как проводников буржуазного влияния в массах рабочего класса. Коренное изменение ситуации в нашей стране в течение последнего десятилетия, большая свобода научного исследования позволили прийти к заключению, что традиционная концепция марксистской историографии страдает большими преувеличениями и что ее оценки не соответствуют реальной действительности периода 1917-1923 гг., а значит, необходим НОРмй серьезный анализ этой действительности. Однако, как это свойственно для новых трактовок важнейших исторических проблем, которые появились в течение последних лет, пересмотр традиционных оценок существа периода 1918-1923 гг., особенно в публицистической литературе, ведется, как правило, по принципу “смены знака”, т. е. “с плюса на минус и наоборот”. В противоположность тому, что говорилось раньше, утверждается, что ни о каком кризисе капитализма после первой мировой войны не могло быть и речи, что, напротив, в эти годы продолжалось прогрессивное эволюционное развитие капиталистического общества, что в 1918-1923 гг. в основных странах ие было массовых движений, носивших анти капиталистический характер, а следовательно, для создания и действий Коминтерна не было необходимых оснований. Из всего этого делается вывод, что позиция социал-демократических лидеров стран Запада была абсолютно верной, а Коминтерн, созданный и руководимый русскими большевиками, пытался навязать международному рабочему движению утопическую коммунистическую программу. Надо сказать, что в этих рассуждениях есть некоторое рациональное зерно. Но и только. На самом деле реальная картина ситуации 1918-1923 гг. была намного сложнее и противоречивее и по сравнению с апологетическими оценками традиционной советской историографии, и по сравнению с нигилистическими и столь же упрощенными трактовками современной публицистики. Задача настоящей лекции - попытаться дать объективную оценку ситуации, сложившейся в 1918-1923 гг., и вытекавших из нее задач международного рабочего движения, а также оценку того стратегического и тактического курса, который был взят в тот период основными международными рабочими организациями социалистического и коммунистического вправлений. * * * В наших лекциях мы уже неоднократно говорили о том, что после первой мировой войны со всей силой развернулся глубокий кризис традици- нной структуры классического капитализма XIX в. Глубинной экономичной основой этого кризиса стало противоречие между экономической эффективностью традиционного капитализма и недостаточной социальной защищенностью членов общества, противоречие, достигшее особой остро, ты в эпоху монополистического, корпоративного капитализма. Это неиз- бежно повлекло за собой сильное обострение социально-классовых протн. воречий, рост рабочего и демократического движения, широкое распространение требований кардинальной трансформации капиталистического общества на принципах социальной справедливости в демократическом н даже социалистическом направлениях. Как мы уже видели, в раде стран, где война принесла особенно серьезное расстройство жизни общества, а к тому же где к противоречиям монополистической стадии капитализма добавлялись сильные пережитки докапиталистических отношений, движение за кардинальное реформирование общества приобрело революционный характер. Такой страной стала Россия. Революционный характер это движение приобрело, как мы уже говорили, и в Германии. К этому перечню надо добавить развитие революционного движения на территории бывшей Австро-Венгерской монархии, кульминационным пунктом которого стало возникновение в марте 1919 г. Советской республики в Венгрии. Следовательно, в 1917-1919 гг. некоторые крупные страны стали перед реальной перспективой возникновения социалистической альтернативы капитализму (по крайней мере, так тогда казалось). Все это не могло не сказаться и на положении в других, даже наиболее высокоразвитых, странах капитализма, включая Англию, Францию и Соединенные Штаты, где положение после окончания первой мировой войны было несравненно более благоприятным и где основные демократические задачи были решены еще в ходе буржуазных революций XVII-XIX вв. Несмотря на это, и в данной группе стран после первой мировой войны обозначился сильный подъем рабочего движения, а также общенационального народного движения, носившего антимонополистический характер. Правда, в отличие от России, Германии и Венгрии это движение не носило революционного характера, там не создавалась обстановка революционного кризиса. Но в то же время в ходе массового рабочего движения и в этих странах выдвигались такие требования, которые свидетельствовали о широко распространившемся стремлении к решительному переустройству всей структуры капиталистического общества в демократическом, а иногда и в социалистическом направлениях. Таким образом, независимо от субъективных устремлений участников движения в нем даже в ведущих странах капитализма возникли отдельные элементы революционного характера. В 1918-1919 гг. это отчетливо осознавалось наиболее реалистически мыслящими политическими деятелями стран Запада. Так, например, в 1919 г. премьер-министр Англии Дэвид Ллойд-Джордж писал: “Вся Европа насыщена духом революции... Повсюду среди рабочих царит не просто дух недовольства, но дух гнева и даже открытого возмущения против довоенных условий. Народные массы всей Европы, от края до края, подвер- raKJT сомнению весь существующий порядок, все нынешнее политическое, социальное и экономическое устройство общества”. В чем же это проявилось? Во-первых, это проявилось в возникновении массовой волны стачечно- ю движения с радикальными лозунгами, в особенности с лозунгом социализации, т. е. обобществления, национализации важнейших отраслей промышленности и транспорта, прежде всего угольной промышленности, железных дорог и других отраслей инфраструктуры. Большую популярность этих лозунгов мы уже видели на примере Германии, где программа социализации получила хотя и декларативное, но все же законодательное оформление. Но это было характерно и для других ведущих стран капитализма, где лозунг социализации выдвигался в ходе крупных стачечных выступлений горняков и железнодорожников, как это было, например, в 1919 г. в Англии. Требование национализации железных дорог получило всеобщее распространение среди участников стачечного движения даже в США. Не случайно оно было поддержано даже лидерами Американской федерации труда. Необычный, радикальный характер стачечного движения тех лет неоднократно отмечался в буржуазной печати. Так, английский журнал “Ecomomist” писал в 1920 г.: “Мы столкнулись сейчас не с обычными трудовыми конфликтами, основанными на традиционных принципах борьбы за увеличение заработной платы и за сокращение рабочего времени, как это было ранее. Мы стоим лицом к лицу с угрозой уничтожения самого фундамента, на котором воздвигнуто все здание экономики нашей страны”. Во-вторых, радикальный характер массового рабочего движения 1918- 1920 гг., выходивший далеко за рамки традиционных его форм, проявился в том, что, не ограничиваясь экономическими стачками и парламентскими. методами политической борьбы, рабочие активно применяли новые формы борьбы, необычные для предшествующего периода, - всеобщие стачки, движение за установление рабочего контроля над производством и д аже за участие рабочих в управлении производством. Особое распространение эти новые формы борьбы приняли, как мы уже видели, в Германии, где в 1918-1919 гг. развернулась активная борьба за создание системы политических и производственных советов и за расширение их полномочий в политической жизни страны и на предприятиях. Еще боДее характерный пример новых форм борьбы представила Италия, где осенью 1920 г. широко развернулось движение рабочих в крупнейших городах Северной Италии за захват фабрик и заводов и за управление ими. В-третьих, радикальный характер массового народногд движения 918-1920 гг. проявился в развитии движения солидарности с Советской оссией В эти годы во многих странах развернулась борьба против интервенции в Советскую Россию. Наиболее яркими ее проявлениями были массовые выступления английских рабочих летом 1920 г., во время войны Польши против Советской России, восстание моряков французского флота на Черном море в 1919 г., многочисленные отказы рабочих многих стран от погрузки военных материалов для интервенционистских армий стран Антанты. Движение солидарности нередко поднималось тогда и на более высокий уровень. Широкое распространение среди передовых рабочих стран Западной Европы приобрел лозунг “Сделать, как в России”. Это, правда, совсем не обязательно означало, что передовые рабочие этих стран были готовы к борьбе за свержение власти буржуазии. Но рост ан- тикапнталистических настроений активно проявлялся в попытках создания Советов или аналогичных им по своему содержанию организаций (фабрично-заводские комитеты, организации шоп-споардов в Англии и т.д). Наконец, новый, более высокий уровень рабочего движения 1918-1920 гг. проявился в резком усилении левых социалистических групп, выступавших за разрыв со П Интернационалом, перешедшим на социал- шовинистские позиции, за решительную борьбу против капитализма. В этих условиях лозунг кардинальной трансформации капиталистического общества в социалистическом направлении получил в 1918-1920 гг. настолько широкое распространение, что его достаточно четко выдвигали даже деятели правого крыла социал-демократии, которые после окончания первой мировой войны начали практические попытки восстановления распавшегося во время войны II Интернационала в прежнем или в той или иной степени реконструированном виде. Так, в одной из резолюций конференции социал-демократических партий в Берне, созванной в феврале 1919 г. для подготовки к восстановлению II Интернационала, говорилось: “Капиталистический класс путем эксплуатации наемных рабочих повышает свои доходы и понижает их жизненный уровень. Этой тенденции капитализма можно воспрепятствовать только путем уничтожения капиталистической системы производства”. Еще более четко эти идеи были выражены в обращении к социал- демократическим партиям с призывом к участию в социалистическом конгрессе в Женеве, где в июле 1920 г. планировалось завершить восстановление II Интернационала. В этом документе говорилось: “Конгресс созывается для решения проблем политической и экономической организации рабочего класса в целях уничтожения капиталистического способа производства и освобождения человечества путем завоевания политической власти и социализации средств производства, т. е. преобразования капиталистического строя в социалистический, коллективистский, коммунистический строй”. В этих условиях подъема массового народного движения, широкого распространения идей социалистической трансформации общества, а то и практических попыток идти по пути Октябрьской революции В. И. Ленин и большевики России вместе с группами левых социалистов и коммунистов в других странах взяли курс на разрыв со II Интернационалом, на создание III, Коммунистического Интернационала, на непосредственный штурм капитализма, курс на мировую пролетарскую революцию. Этот курс получил оформление на I конгрессе Коминтерна в марте 1919 г., на котором курс на социалистическую революцию и установление диктатуры пролетариата был утвержден как стратегический курс коммунистических партий стран развитого капитализма. Следовательно, по мнению лидеров Коминтерна, этот курс стал с того времени не просто конечной целью рабочего движения, а конкретной практической задачей мировой революционной борьбы. В ряде статей В. И. Ленина четко говорилось, что после первой мировой войны социализм вошел “в стадию революционных действий”. И еще более четко об этом было сказано им в статье об историческом месте Коминтерна: “Второй Интернационал выполнил свою долю полезной подготовительной работы по предварительной организации пролетарских масс в долгую “мирную” эпоху... последней трети XIX и начала XX века. Третьему Интернационалу предстоит задача организации сил пролетариата для революционного натиска на капиталистические правительства, для гражданской войны против буржуазии всех стран, за политическую власть, за победу социализма”. Встает вопрос: каковы были идейно-политические основы выдвижения В. И. Лениным и большевиками курса на мировую пролетарскую революцию? Во-первых, это объяснялось общим представлением Ленина о монополистическом капиталйзме, или империализме, как высшей и последней стадии капитализма. Утверждалось, что капитализм исчерпал возможности для дальнейшего прогрессивного развития, что он вступил в полосу все большего упадка и разложения, что вполне созрели объективные предпосылки перехода к новой, социалистической стадии развития человеческого общества. Многократно заявлялось, что дальнейшее прогрессивное развитие общества может быть обеспечено только на пути свержения капитализма и построения социализма. Особенно четко этот вывод прозвучал в одной из речей Г. Е. Зиновьева, занимавшего в это время пост председателя Исполкома Коминтерна. На одном из первых конгрессов Коминтерна он заявил: “То, что мы переживаем сейчас, это не один из периодических кризисов капитализма, а его окончательный кризис; это сумерки, распад капитализма... Капитализм не в силах найти выход из создавшегося положения. Единственное спасение человечества, единственное спасение производительных сил - социалистическая революция”. И этот вывод не был случайным заявлением, сделанным под влиянием широко распространенных тогда в коммунистическом движении ультралевых взглядов, как об этом нередко говорилось в советской историографии 60-70-х гг., когда стали подвергаться сомнению некоторые наиболее прямолинейные утверждения коммунистических лидеров первых после- ^>е“ны* лет. Нет, это была официальная точка зрения Коминтерна. • И. Ленин не раз говорил тогда, что началась новая эпоха, “эпоха разложения капитализма, его внутреннего распада, эпоха коммунистической Революции пролетариата”. Во-вторых, создание Коминтерна и взятый им курс на мировую революцию в немалой степени были связаны с тем, что Октябрьская революция произошла и победила лишь в России, которая не входила в число самых передовых, высокоразвитых капиталистических стран. В. И. Ленин й коммунисты исходили из того, что Октябрьская революция лишь начало социалистического переустройства общества, и для его победоносного завершения необходима победа социалистической революции в странах высокоразвитого капитализма. Ленин прямо указывал тогда на это соображение как на важный фактор выдвижения лозунга мировой пролетарской революции. В 1920 г. он говорил: “Мы тогда знали, что наша победа будет прочной только тогда, когда наше дело победит весь мир, поэтому мы и начали наше дело исключительно в расчете на мировую революцию”. Наконец, был еще и третий фактор, который толкал левых социалистов на четкое идейное и организационное размежевание с правыми лидерами социал-демократии, стремившимися тогда к быстрейшему восстановлению П Интернационала. Левые социалисты считали, что лозунг социалистической революции стал в порядок дня. А деятели возрождавшегося II Интернационала направляли все силы на предотвращение революции. Правда, в своих выступлениях они, как мы уже видели, нередко выступали за социалистическое переустройство капиталистического общества. Но это переустройство, как они постоянно подчеркивали, должно было осуществиться не путем революции, а мирным, эволюционным путем, посредством парламентской борьбы и постепенного осуществления социализма. Особенно четко это прозвучало в речи одного из видных лидеров лейбористской партии Англии, игравшей в то время ведущую роль в возрождавшемся II Интернационале, Филиппа Сноудена. “В наши дни, - заявил он, - даже самые храбрые на словах... социалисты признают, что социалистическая революция будет осуществлена не иначе как путем постепенного приобретения политической власти демократией и постепенного преобразования капиталистической системы кооперативным содружеством”. Не менее определенно об этом говорилось в резолюции Женевского социалистического конгресса, завершившего в июле 1920 г. воссоздание П Интернационала: “Недостатки существующей демократии могут быть исправлены только постепенным воспитанием н пропагандой, энергичной деятельностью социалистических групп в парламентах... Было бы близоруким следовать по пути русской революции... Надо приспособить парламентскую систему к нуждам демократии и дополнить ее необходимой промышленной организацией рабочего класса”. Ясно, что при таком положении Ленин и левые социалисты, взявшие курс на революционное ниспровержение капитализма, неизбежно оказывались перед перспективой разрыва со II Интернационалом и создания нового, III, Коммунистического Интернационала. Это стало тем более необходимым, что лидеры правого крыла социал-демократии, декларировавшие свою приверженность социалистической трансформации обшест- де в своей практической деятельности решительно выступали не только против революционного антикапиталистического движения, но и против д2обого сколько-нибудь радикального внепарламентского действия, без которого было невозможным осуществление даже самых скромных демократических реформ. Мы уже вндепи это на примере поведения лидеров СДПГ во время германской революции 1918-1919 гг., которые стремились ограничить размах революционных действий лишь самыми элементарными реформами и не останавливались перед прямым насильственным подавлением всех попыток двинуть революцию дальше. Ясно, что вместе с Эбертом, Шейдеманом и им подобными нельзя было идти вместе и надеяться даже на проведение последовательных демократических реформ, не говоря уже о революционном преобразовании общества. Таким образом, можно сделать вывод, что в данных исторических условиях 1918-1920 гг. и при соответствовавшем этим условиям менталитете левых групп социалистического движения сам курс на разрыв со II Интернационалом и на создание Коминтерна был не случайностью, а неизбежностью. Но если само создание Коминтерна в обстановке подъема массового рабочего движения было в целом оправдано, то стратегический курс Коминтерна, взятый им в 1919 г., курс на мировую социалистическую революцию, был ошибочным и не оправдал себя в конкретной классовой борьбе тех лет. Почему? Во-первых, он не учитывал того, что капитализм обладает возможностями приспособления к меняющейся обстановке, к потребностям общественного прогресса, что он еще далеко не исчерпал возможностей своей прогрессивной эволюции. Ленин и левые социалисты явно недооценивали роль и возможности либерально-буржуазного реформизма, впервые выступившего еще в начале XX в. Они видели в нем лишь демагогию, социальный маневр, а не позитивный курс на использование государственного регулирования экономики и социальных отношений с целью реформирования капитализма, ограничения корпоративного произвола и внедрения в структуру капитализма социального фактора. Во-вторых, Ленин и левые социалисты недооценивали силу влияния социал-демократии. Предлагаемый правыми лидерами социал-демократии эволюционный путь развития общества казался массам рабочих в странах Запада вполне реальным из-за эффективности многих уже проведенных к тому времени демократических реформ в Англии, Франции и других странах давней парламентской демократии. Мирный путь к социализму, ’вищщаемый лидерами социал-демократии, казался массам рабочих гораздо более предпочтительным по сравнению с революционным путем осени, где пылала кровопролитная гражданская война, где массы населе- НИя переживали страшные лишения в результате войны, разрушения экономики и неизбежных в этих условиях нарушений демократии. И что еще лее важно, эволюционный путь к кардинальной трансформации общест- ва в странах Запада при условии активных, решительных действий рабочего класса и его союзников мог принести немалые успехи. Поэтому призывы коммунистов к свержению власти буржуазии, к социалистической революции и к установлению диктатуры пролетариата не получили отклика со стороны рабочего класса даже, скажем, в Германии, где развернулась народная революция, не говоря уже о том, что они оказывались в вопиющем противоречии с реальной ситуацией в таких странах, как Англия, Франция, США и другие высокоразвитые страны Запада. Не учитывая всего этого, Коминтерн и его деятели систематически переоценивали степень революционизирования западноевропейского пролетариата, преувеличивали возможность его вовлечения в непосредственную революционную антикапигалистическую борьбу. Во многих случаях они как бы переносили на Запад условия русской революции. Так, например, развитие германской революции 1918-1919 гг. они все время рассматривали по той же схеме, по которой в 1917 г. развивалась революция в России. Вспомним, что в начале германской революции В. И. Ленин говорил, что ноябрьские события 1918 г. в Германии напоминают "русский февраль”, а дальнейшее развитие германской революции он нередко рассматривал как движение “от февраля к октябрю”. И даже после поражения этой революции деятели Коминтерна часто применяли те же мерки. Например, вспыхнувший в марте 1920 г. в Германии контрреволюционный монархический капповский путч считался аналогичным корниловскому мятежу в России в августе 1917 г. На этом основании деятели Коминтерна предсказывали после провала капповского путча новый революционный подъем в Германии. Возьмем другой пример. В августе 1920 г., когда Красная Армия, отбив наступление польских войск, двигалась к Варшаве, а английское правительство предъявило Советской России ультиматум, в Англии развернулось массовое движение в защиту Советской России. Участники движения грозили ответить всеобщей забастовкой, если английское правительство начнет военные действия или хотя бы прямыми военными поставками окажет помощь польским войскам. Даже лидеры лейбористской партии и тред-юнионов поддержали это массовое движение. "Вся промышленная мощь организованных рабочих, - заявили они, - будет использована для того, чтобы поразить эту войну”. В Англии была создана разветвленная сеть советов действия, руководивших борьбой рабочих. Под угрозой всеобщей стачки правительство Ллойд-Джорджа вынуждено было отказаться от ультиматума. Эго был крупный успех демократического движения рабочих Англии. Как же это было оценено В. И. Лениным? В одной из речей 1920 г. он говорил: “Последствием нашего пребывания под Варшавой было могущественное воздействие на революционное движение Европы, особенно Англии... Мы добрались до английского пролетариата, мы подняли его движение на небывалую высоту, на совершенно новую ступень революции. Когда английское правительство предъявило нам ультиматум, то оказалось, что надо сперва спросить об этом английских рабочих. А рабочие... ответили на это образованием “Комитетов действия”. Английская nVCcca встревожилась и закричала, что это • “двоевластие”. И она была права. Англия показалась в той стадии политических отношений, какие флим в России после февраля 1917 г., когда Советы вынуждены были контролировать каждый шаг буржуазного правительства”. На самом деле эта оценка совершенно неверна, сравнение с Россией некорректно. Большинство английских рабочих участвовало в движении в ззпрпу Советской России не потому, что они были сторонниками власти Советов и стремились к повторению того курса событий, который был характерен для России в 1917 г., а потому, что политика английского правительства противоречила принципам демократии, нарушала право каждого народа избирать свой собственный путь. Об этом с предельной четкостью было сказано в выступлении виднейшего лейбористского лидера Эрнеста Бенина в августе 1920 г. “Каковы бы ни были достоинства и недостатки теории государственного управления, принятой в России, - заявил он, - это дело самой России, и мы не имеем права определять ее форму правления, как не потерпели бы и мы, если бы Россия пыталась определять нашу форму правления”. Ошибочный общий стратегический курс Коммунистического Интернационала предопределил и не соответствовавшие реальной обстановке в мире пути решения конкретных проблем стратегии и тактики коммунистических партий. Так, во-первых, он потребовал от компартий резкого противопоставления буржуазной демократии и диктатуры пролетариата. Не случайно основной доклад В. И. Ленина на I конгрессе Коминтерна носил название “Буржуазная демократия и диктатура пролетариата”. Эго было прямым ответом на широко распространенные в социал- демократической пропаганде тех лет призывы к решительной борьбе за сохранение и расширение демократии против попыток большевиков навязать массам жестокую диктатуру. Это было лейтмотивом появившихся в 1918 г. новых работ К. Каутского, в частности его книги “Диктатура пролетариата”. В опубликованной в том же году полемической статье “Пролетарская революция и ренегат Каутский” Ленин направил все силы на то, чтобы доказать неправомерность рассуждений Каутского о защите “чистой демократии” против “диктатуры”. Он утверждал, что в послевоенном мире создалась обстановка, когда перед рабочим движением оказалась единственная реальная альтернатива - либо сохранение диктатуры буржуазии в форме буржуазной демократии, либо установление диктатуры пролетариата. Из этого следовал общий теоретический и практический вывод Ленина: Главное, чего не понимают социалисты и что составляет их теоретиче- СкУК> близорукость, их плененность буржуазными предрассудками и их политическую измену по отношению к пролетариату, - это то, что в кали- Мистическом обществе, при сколько-нибудь серьезном обострении заложенной в основе его классовой борьбы, не может быть ничего среднего, *Р°Ме Диктатуры буржуазии или диктатуры пролетариата”. Взятый как общее правило, этот тезис неверен. Ведь конкретные фор. мы политической власти в развитых странах капиталистического мира, оказавшегося после первой мировой войны перед задачей решительных социально-политических преобразований, были самыми различными. Среди них были чисто буржуазные или даже полуабсолютистские монархии, консервативные республики, буржуазно-демократические республики, демократические республики с более или менее значительными начатками социальной инфраструктуры. В каждом из этих случаев соотношение и очередность решения чисто демократических задач и задач, выходящих за рамки буржуазного строя, могли быть самыми различными. Конечно, как показал опыт России 1917 г., могла создаться обстановка столь чрезвычайного обострения социальных противоречий и классовой борьбы, что даже решение элементарных демократических задач, месяц за месяцем оттягивавшееся буржуазным Временным правительством, было осуществлено Октябрьской революцией. Но ведь решая в условиях 1919- 1920 гг. вопрос о реальной альтернативе, стоявшей перед той или иной страной Запада, надо было прийти к обоснованному заключению о наличии не просто “сколько-нибудь серьезного обострения” классовой борьбы, как это было сказано в ленинской формулировке, а о столь чрезвычайном ее обострении, что социалистическая революция действительно становилась в порядок дня. В 1919 г. лидеры Коммунистического Интернационала пришли к выводу, что после первой мировой войны в странах развитого капитализма возникла именно такая обстановка. Однако опыт показал, что этот вывод был ошибочным. Поэтому даже в Германии, где развернулась массовая народная революция и где стремления к кардинальной трансформации общества были весьма распространенными, реальная альтернатива, сложившаяся в 1918-1919 гг., была, как мы уже видели, не той, о которой говорили германские коммунисты, - т. е. не Советы или Учредительное собрание, а значит, не диктатура пролетариата или буржуазная диктатура, а другая альтернатива - консервативная республика, а то и восстановление монархии или демократическая социальная республика. И уж, конечно, коммунистическая альтернатива была совсем неприемлема в условиях Англии, Франции, Соединенных Штатов и других высокоразвитых стран Запада. Во-вторых, курс Коминтерна на мировую социалистическую революцию предопределил и тактику коммунистов по отношению к социал- демократии. В этой ситуации они оказывались, по сути дела, по разные стороны баррикад. Отказ социал-демократов от революционных методов был истолкован коммунистами как доказательство того, что социал- демократические партии превратились в ординарные буржуазнодемократические партии, стоящие на страже основ капиталистического общества. Их реформистские программы демократических преобразований в условиях революционного кризиса превратились, по мнению коммунистов, в главный тормоз революции, а реформизм полностью изжил себя. Более того, поскольку лидеры социал-демократии Германии и ряда других стран нс останавливались даже перед вооруженной борьбой против революционных сил, они превратились в классовых врагов пролетариата. ^ Поэтому главной задачей коммунистов в этих условиях, по мнению Коминтерна, была непримиримая борьба против социал-демократии, разоблачение, или, как тогда говорили, “клеймение” социал-демократов как пособников контрреволюции. Разработанная Коминтерном тактика компартий по отношению к социал-демократическим партиям заключалась в бескомпромиссной борьбе за ослабление социал-демократии, за отрыв масс рабочего класса, в том числе и рядовых членов социал- демократических партий, от вождей социал-демократии и за объединение дох масс вокруг коммунистических партий. Так, уже на I конгрессе Коминтерна было четко и прямо заявлено: “Открыть глаза всем трудящимся на иудино дело социал-демократов и вооруженной рукой обезвредить эту контрреволюционную партию - в этом одна из важнейших задач международной пролетарской революции”. Пример такой прямолинейной бескомпромиссной борьбы показывал Ленин. Так, например, ленинская работа “Пролетарская революция и ренегат Каутский” была написана не в духе принципиальной, но все же уважительной полемики, а в грубом, зубодробительном или издевательском тоне, абсолютно исключающем какие бы то ни было возможности сколько-нибудь нормального общения. И это было не исключением, а правилом. Надо, правда, сказать, что социал-демократы отвечали тем же, обрушивая на головы коммунистов потоки брани и не гнушаясь прямой клеветой. Подобный курс коммунистов по отношению к социал-демократии вряд ли был бы полностью верен даже в том случае, если бы стратегический курс Коминтерна на социалистическую революцию бь?л оправдан. Ведь даже среди руководителей социал-демократических партий были не только правые социалисты/но и деятели с более левыми взглядами. В условиях же, когда стратегический курс коммунистов расходился с реальностью, враждебные отношения коммунистов и социал-демократов друг к другу приносили огромный вред. Тактика Коминтерна была особенно губительной потому, что его дея- тели, как правило, не отделяли наиболее правых лидеров социал- демократии, занимавших правореформистские и шовинистские позиции, от деятелей центристского направления и даже от левых социалистов, находившихся в рядах социал-демократических партий. Дело в том, что в°сстановлснный в июле 1920 г. II Интернационал объединил только часть наиболее умеренных социал-демократических партий. Ведущую Р°ль в нем заняли лидеры лейбористской партии Англии. К ним примыкали Социал-демократическая партия Германии, социалистические партии Бельгии, Голландии, Швеции и ряда других стран. Но многие партии, занимавшие центристские позиции, отказались присоединиться ко II Интернационалу, считая неприемлемым для себя согласие с его шовинист- СКИми и правореформистскими позициями. Среди этих партий были Неза- висимая социал-демократическая партия Германии, Австрийская социал- демократическая партия, Независимая рабочая партия Англии, часть Со* циалистической партии Франции. Во всех этих партиях существовало довольно сильное левое крыло, близкое по ряду своих теоретических позиций к компартии. Так, деятели левого крыла нередко высказывались в защиту Советской России, признавали необходимость свержения власти буржуазии, выступали за присоединение к Коминтерну (правда, на определенных условиях), а иногда и принимали решения об этом. Так, например, в августе 1919 г. на социалистической конференции в Люцерне, в Швейцарии, делегации НСДПГ и Французской социалистической партии внесли проект резолюции, который требовал использования созданной войной кризисной ситуации для повсеместного завоевания политической власти, построения социализма и уничтожения классов. Классовая борьба, а не компромиссы с буржуазией, говорилось в проекте резолюции, должны стать основой воссоздаваемого Интернационала. Летом 1920 г. представители левого крыла ряда центристских партий, отказавшихся присоединиться ко П Интернационалу, в составе делегаций этих партий прибыли в Москву на II конгресс Коминтерна, чтобы вести переговоры об условиях присоединения к Коммунистическому Интернационалу, так как по ряду важных вопросов позиции центристских партий отличались от позиций коммунистов.
Например, партии центристского направления, как правило, не поддерживали лозунг диктатуры пролетариата. Они выступали против требуемого коммунистами немедленного разрыва с реформизмом и центризмом и высказывались против построения партий на принципах демократического централизма. Однако деятели Коминтерна заняли непримиримую, бескомпромиссную позицию по отношению к этим партиям, соглашаясь на вступление их в Коммунистический Интернационал только на условиях коммунистов. Приведем характерный пример. Делегация Независимой рабочей партии Англии, центристского объединения в рамках лейбористской партии, приехав в Москву, поставила ряд вопросов перед Исполкомом Коминтерна. Один из них был таков: чем отличаются коммунисты от других направлений социалистического движения? Вместо ответа, который мог бы повести к поиску общих позиций, деятели Коминтерна показали себя типичными сектантами и догматиками. “Нет других форм социализма, - гласил ответ, - есть только коммунизм. Все другое, что выступает под вывеской социализма, есть либо заведомый обман лакеев буржуазии, либо самообман людей и групп, которые не решились выбрать между борьбой на жизнь и смерть и ролью пособников гибнущей буржуазии”. Стремясь оградить компартии от проникновения любых реформистских идей и влияний, II конгресс Коммунистического Интернационала принял “21 условие приема в Коминтерн”, которые содержали полный перечень его стратегических и тактико-организационных принципов и которые рассматривались коммунистами как обязательные условия ДЛЯ любой международной организации, претендующей на присоединение к Коминтерну. Однако многие из этих условий были абсолютно нсприемле- для лидеров центристских партий, а ведь за ними шли многие рядовые социал-демократы, готовые к союзу с коммунистами. Позиция центристских лидеров наиболее четко была выражена одним из руководителей Социалистической партии Франции Жаном Лонге. Он довил: “Интернационал может предлагать всем секциям основные тактические директивы, имея в вицу достижение максимума революционной эффективности и установление, по возможности, единого боевого фронта против мирового капитализма. Но наша партия не потерпит, чтобы от нее потребовали единообразной организации и устава. Они не могут быть одинаковыми во всех странах. Их должна сама определять каждая партия, сохраняя полную свободу и неограниченность своих прерогатив”. А представитель Итальянской социалистической партии Дж. Серрати заявил в своей речи на П конгрессе Коминтерна: “Надо распахнуть двери Коммунистического Интернационала всем партиям, которые могут вместе с ним совершить революцию, а затем уже спорить”. Такая позиция была в свою очередь абсолютно неприемлема для деятелей Коминтерна. Все это неизбежно вело к раздробленности левых сил, отталкивало от коммунистов даже многих из тех социал-демократов, которые могли быть привлечены к революционной борьбе за проведение коренных реформ, за кардинальное преобразование общества. Итак, и стратегический курс, и тактическая линяя Коммунистического Интернационала в 1919-1920 гг., в период наибольшего обострения классовой борьбы, в период, когда в ряде стран шла острая революционная борьба, не соответствовали реальной ситуации, характерной для тех лет. * * * Примерно к 1921 г. объективная обстановка в мире стала изменяться. В чем это проявилось? Во-первых, революционное движение в странах Центральной и Восточной Европы потерпело поражение. Только Советская Россия к 1921 г. °тбила атаки интервентов и внутренней контрреволюции. Революции в Других странах были подавлены. В мае 1919 г. пала Советская республика в Баварии, а в августе того же года ее судьбу разделила Советская республика в Венгрии. Попытка возобновления и углубления революционной б°рьбы, предпринятая в марте 1920 г. в Германии после краха капповско- г° путча, потерпела поражение. К 1921 г. осталась позади и наиболее ост- рая фаза социально-классовой борьбы в основных странах Западной Европы и Северной Америки. В Соединенных Штатах это произошло в койне 1919 г., во Франции - весной 1920 г., в Англии - летом 1920 г„ в Италии - осенью 1920 г. Буржуазии во всех этих странах удалось парализо- вать развитие обозначившихся в 1918-1919 гг. элементов революционного характера в социально-классовой борьбе. Поэтому с 1921 г. обозначились явное замедление, явный отлив революционной волны 1918-1920 гг., снижение остроты классовой борьбы в С1Ранах Запада. Эго не мог не признать и Коммунистический Интернационал. Ill конгресс Коминтерна летом 1921 г. констатировал, что рсво. люционное движение “не опрокинуло ни мирового, ни европейского капитализма”. Отбив натиск революционной волны, крупная буржуазия с начала 20-х гг. перешла в наступление на рабочий класс и в целом на народные массы, стремясь отобрать завоеванные ими в ходе острой классовой борьбы 1918- 1920 гг. демократические права и свободы в социально-экономической и политической сферах жизни общества. Это значительно увеличило значение демократических, антимонополистических задач и лозунгов в ходе социально-классовой борьбы. Однако сдвиг вправо в политике крупной буржуазии в начале 20-х гг., наступление на позиции рабочего класса и всех трудящихся были не единственной реакцией политических лидеров крупной буржуазии на подъем массового рабочего движения, грозившего перерасти в революционную борьбу против капитализма. Под влиянием этих событий произошли более серьезные изменения в политике буржуазных партий -ив этом второе важное проявление крупных изменений в реальной обстановке в начале 20-х гг. После первой мировой войны в результате сильного подъема массового народного движения резко возросла роль масс в политической жизни общества. К этому же вело и утверждение более демократических избирательных систем, а иногда и установление всеобщего избирательного права в странах Запада. Все это выдвигало народные массы на авансцену политического процесса. Без опоры на массы теперь уже нельзя было управлять. В результате возникла острая необходимость расширения социальной базы буржуазного господства. Каковы же были пути достижения этой цели? Наиболее важным и наиболее распространенным способом достижения этой цели был путь либерально-буржуазного реформизма, т. е. либеральный вариант государственно-регулируемого капитализма. По этому пути с большей или меньшей последовательностью шли в первые послевоенные годы правительство Ллойд-Джорджа в Англии и правительство президента Вильсона в США. Разновидностью этого реформистского пути было создание коалиции буржуазных партий с социал-демократами либо даже передача социал- демократическим партиям функций государственного управления. Мы уже видели, что в 1918 г. это произошло в ходе революции в Германии. В 1920 г. впервые пришло к власти рабочее правительство в Швеции во главе с лидерами шведских социал-дсмо1фатов. Это были первые проявления социал-демократического реформизма, т. е. возникновение более левого варианта государственно-регулируемого капитализма. На рубеже 20-х гг. обнаружился и другой, гораздо более опасный дл* демократических сил путь к расширению социальной базы буржуазного господства. Это был путь фашизма, т. е. путь вовлечения широких масс мелкой буржуазии и даже части рабочего класса в реакционные массовые движения под лозунгами слома аппарата буржуазной демократии и установления строя тоталитарной диктатуры, при которой, как обещали фашистские лидеры, будут наиболее эффективно решены все социальные проблемы. Эго был другой, реакционно-фашистский вариант государственно- пегулируемого капитализма. В определенной степени, как мы подробно будем говорить об этом в наших дальнейших лекциях, он тоже вел к расширению социальной базы буржуазного господства. На рубеже 20-х гг. начало активно развиваться фашистское по своей сути национал- социалистское движение в Германии. Но в тот период своего наибольшего развития достигло фашистское движение в Италии, где в 1922 г. ему удалось прийти к власти. Существенное изменение объективной обстановки к началу 20-х гг. проявилось и в том, что влияние реформизма, пропагандируемого лидерами социал-демократии, на рабочее движение важнейших стран капитализма оказалось гораздо более сильным, чем считали коммунисты. Опыт показал, что социал-демократические партии вели за собой большинство рабочего класса стран высокоразвитого капитализма. Так, в 1921 г. во всех коммунистических партиях капиталистических стран насчитывалось примерно 750 тыс. человек. А в социал-демократических партиях было в то время около 8 млн членов. В реформистских профсоюзах, объединившихся к тому времени в так называемый Амстердамский Интернационал, находившийся под идейным руководством социал-демократии, числилось тогда 22 млн членов. Кроме того, около 4,5 млн членов различных профсоюзов, не входивших в Амстердамский Интернационал, шло за центристскими социал-демократическими партиями. Позиции коммунистов в профсоюзном движении были гораздо слабее. Таким образом, к началу 20-х гг. обозначилось резкое изменение реальной обстановки в крупнейших странах Запада. Это поставило перед международным коммунистическим движением задачу изменения основных стратегических и тактических установок. С начала 20-х гг. В. Й. Ленин и шедшие за ним деятели коммунистического движения все более определенно высказывались за то, чтобы в новой обстановке перейти “от революционного штурма капитализма к его длительной осаде”. Более того, в ряде выступлений Ленина прослеживалось косвенное признание недостаточной оправданности политической линии коммунистов и в 1919-1920 гг. Так, в одной из своих речей Ленин говорил, что коммунисты часто заменяли “трезвый учет не очень благоприятной для немедленного и непосредственного действия обстановки усиленным маханием красными флагами”. Теперь с изменением реальной обстановки курс на немедленное революционное действие оказывался еще более неправомерным. Руководство Коммунистического Интернационала приходило к заключению о необходимости перехода от непосредственных революционных боев к выдвижению промежуточных, частичных задач, к борьбе против наступления Т’Униого капитала, к сплочению вокруг этих требований широких масс Рабочего класса и его союзников. Тем самым могли постепенно создаваться Условия для перехода к новому этапу - к последующей революционной Рьбе за низвержение власти буржуазии. Словом, по мнению Ленина, коммунистические партии становились перед новыми задачами - “не ус. корять революцию, а усиливать подготовленность пролетариата*’. Таким образом, к руководству Коминтерна постепенно приходило понимание того, что на первый план выдвигаются не социалистические, а демократические задачи, рассматриваемые как первый, подготовительный этап на пути к социалистической революции. В связи с этими общими соображениями по вопросу об основном направлении борьбы компартий В. И. Ленин и его сторонники в высших органах Коминтерна начали разработку нового подхода к решению важнейших проблем стратегии и тактики коммунистических партий. Так как широкие массы рабочего класса оказались не готовы к непосредственной борьбе за власть, коммунисты должны были теперь звать рабочих не к революции, не к установлению диктатуры пролетариата, а к совместной борьбе всех трудящихся против наступления капитала, к борьбе за частичные требования, за сохранение и расширение демократических прав и свобод, за то, что все рабочие считают своей общей целью. Новая ориентация коммунистического движения получила достаточно четкое отражение в решениях Ш конгресса Коминтерна летом 1921 г. Была поставлена задача сплочения масс в борьбе против наступления крупного капитала, за частичные цели. Новые задачи, перед которыми оказались коммунистические партии в начале 20-х гг., потребовали изменения отношения коммунистов к социал- демократии. В своих выступлениях Ленин и другие лидеры Исполкома Коминтерна говорили о том, что стоявшая перед коммунистами задача разоблачения социал-демократии как проводника идейного влияния буржуазии сохранилась и на новом этапе борьбы. Но общая ситуация в мире в начале 20-х гг. изменилась. Сила реформизма оказалась гораздо больше, чем полагали коммунисты. Социал-демократические партии по-прежнему вели за собой большинство рабочего класса. Но самое главное заключалось в том, что началась определенная переориентация коммунистического движения, а это решительно меняло его отношение к социал-демократии. На прежнем этапе, когда коммунисты ставили своей задачей непосредственную борьбу за установление диктатуры пролетариата, союз с социал-демократией был невозможен, так как коммунисты и социал-демократы были фактически по разные стороны баррикад. Теперь же, когда на первый план выдвину- лись промежуточные, демократические цели борьбы, стал возможен союз с социал-демократами, которые как раз и выдвигали эти демократические задачи. Более того, этот союз стал абсолютно необходимым, ибо он давал возможность объединения в этой борьбе широких масс рабочего класса и его союзников. Поэтому деятели ИККИ разъясняли компартиям, что на новом этапе борьбы в основу их тактики должна быть положена не борьба за ослабление социал-демократических партий, не борьба за то, чтобы оставить социал-демократических вождей “генералами без армий”, а за то, чтобы давлением объединенных сил пролетариата разорвать союз социал- демократов с буржуазией и вовлечь их в совместную борьбу против на* с1уПления капитала, за частичные требования. Этой цели и служила выдвинутая коммунистами идея единого рабочего фроига. Впервые эта идея была выдвинута в решениях Исполкома Коминтерна в декабре 1921 г. Лозунг единого рабочего фронта был затем обсужден и одобрен на I расширенном пленуме ИККИ в феврале-марте 1922 г. В самом по себе стремлении к единству действий пролетариата, разумеется, не было ничего нового. Но на первом этапе, в 1919-1920 гг., в nfpnnn непосредственной революционной борьбы за свержение власти буржуазии. Коминтерн понимал под единым фронтом рабочего класса объединение рабочих вокруг компартий в борьбе за установление диктатуры пролетариата. Поэтому руководство Коминтерна считало необходимым отрыв рабочих масс от социал-демократии, ее ослабление, подрыв ее влияния. Теперь, в 1921-1922 гг., Ленин и другие деятели ИККИ выдвинули новое понимание идеи единого рабочего фронта. Теперь это была борьба за создание единого рабочего фронта вместе с социал- демократией, в союзе с нею, борьба за объединение всех направлений рабочего движения вокруг промежуточных, частичных лозунгов. В этой новой обстановке руководство Коминтерна признало правомерным установление единого рабочего фронта не только снизу, с рядовыми членами социал-демократических партий, но и сверху, с руководством общенациональных и международных социалистических организаций. Предложенная руководством Коммунистического Интернационала в 1921-1922 гг. новая ориентация международного коммунистического движения была, бесспорно, важным шагом в верном направлении. Новая ориентация Коминтерна имела гораздо больше шансов на ее реальное осуществление, чем его прежний, явно противоречивший обстановке курс на непосредственную революционную борьбу. Но повышение эффективности действий коммунистов в новых условиях объяснялось и серьезными сдвигами в рядах социал-демократии. Дело в том, что в социалистических партиях центристского направления, отказавшихся от вступления в воссозданный в 1920 г. Н Интернационал, возникло и стало быстро усиливаться движение за объединение действий всех социалистических сил. Особенно активно это движение стало развиваться после объединения основных центристских партий в Международное рабочее объединение социалистических партий (МРОСП). Это произошло в феврале 1921 г. на конференций в Вене. Поэтому новая международная организа- >шя стала обычно называться Венским Интернационалом, в противовес Лондонскому” II Интернационалу и “Московскому” III Интернационалу. Наиболее важную роль в Венском Интернационале играли лидеры Ав- ‘Црийской социал-демократической партии во главе с Фридрихом Адле- Р°м- К ним примыкали руководители НСДПГ, а также лидеры Независимой рабочей партии Англии и Социалистической партии Франции. В со- Став МРОСП входили также социалистические и социал-демократические Партии Швейцарии, Италии, Испании и США. Устав МРОСП, принятый на Венском конгрессе, декларировал революционные цели нового объединения. Так, в нем говорилось, что Венский Интернационал охватывает революционный пролетариат и стремится к осуществлению социализма путем борьбы и захвата политической власти. Руководители центристских партий выступали против откровенного оппортунизма лидеров II Интернационала. Но в то же время они осуждали и экстремизм Коминтерна. Так, во вступительной речи Ф. Адлера на Венском конгрессе говорилось, что Венский Интернационал будет “одинаково далек и от наивного нетерпения коммунистов и от скептического неверия деятелей II Интернационала”. И далее: “Мы должны быть так же далеки как от наивной веры во всеисцеляющие свойства демократии, так и от слепой веры в диктатуру как единственную возможность”. Еще более определенно этот принцип был зафиксирован в резолюции Венского конгресса. “Интернационал, - говорилось там, - не должен ограничивать борьбу пролетариата применением одних лишь демократических методов. Но он не должен требовать подражания русской рабоче- крестьянской революции, как это делает Ш Интернационал”. Все это говорило о своеобразном промежуточном, среднем положении Венского Интернационала между II и III Интернационалами. Именно отсюда и возникло ироническое название, данное МРОСП коммунистами.. Они называли его “Двухсполовинным Интернационалом”. Центристское, промежуточное положение Венского Интернационала отчетливо проявилось в возникновении в его рядах и в широком распространении идеи объединения всех социалистических сил в едином Интернационале. Именно это, говорили руководители МРОСП, даст возможность вести успешную борьбу против наступления крупной буржуазии, за сохранение и расширение демократических прав и свобод, в защиту Советской России. В этот единый Интернационал предлагалось включить и Коминтерн. Конечно, эта идея была утопичной, и коммунисты не замедлили это отметить. Предложение Венского Интернационала предполагало объединение течений, между идейными позициями которых была пропасть. В самом деле, разве можно было хотя бы мысленно представить объединение в едином Интернационале, скажем, Шейдсмана и Ленина! Тем не менее в предложениях деятелей международного центризма было и рациональное зерно. Они могли быть истолкованы как призыв к совместным действиям всех течений социалистического и коммунистического движения под лозунгом борьбы за частичные, демократические цели. И неудивительно, что идея единых действий трех Интернационалов по ряду конкретных проблем нашла широкий отклик в рядах социал- демократии. По сути дела, она была созвучна идее единого рабочего фронта, разработка которой как раз в то время шла в коммунистическом движении. Откликаясь на эту насущную потребность, руководство исполкома Венского Интернационала в ноябре 1921 г. предложило Исполкому Коминтерна совместно взять курс на проведение международной пролетарской конференции с целью выработки плана общих действий рабочего «пасса в борьбе против наступления буржуазии. В январе 1922 г. бюро исполкома МГОСП выпустило с этой целью обращение к рабочим всех стран. Зги инициативы совпали по времени с разработкой новой ориентации международного коммунистического движения, с выдвижением лозунга единого рабочего фронта, который предусматривал возможность единства действий не только с рядовыми социал-демократами, но и с лидерами социал-демократии. Поэтому идея переговоров и частичных соглашений руководителей всех трех Интернационалов была одобрена руководством Коминтерна. Первая практическая попытка осуществления этого курса была предпринята в апреле 1922 г., когда в Берлине было проведено совещание представителей трех Интернационалов. На совещание прибыли: от II Ии-, тернационала - лидеры бельгийских социалистов Эмиль Вандервелъде и Камилл Гюйс маис, представитель английских лейбористов Рамзей Макдональд и деятель СДПГ Отто Вельс; от Венского Интернационала - лидер австрийских социал-демократов Фридрих Адлер, представители французских социалистов Жан Лонге и Поль Фор, деятель НСДПГ Артур Криспин и деятель российских социалистов Юлий Мартов; наконец, от Коминтерна - деятель Компартии Германии Клара Цеткин, один из лидеров Компартии Франции Луи Фроссар, лидер японских коммунистов Сэн Катаяма и представители РКП(б) Карл Радек и Н. И. Бухарин. Выступившая от имении делегации Коминтерна К. Цеткин выдвинула предложение - уже в апреле 1922 г. провести массовые рабочие демонстрации против реакции, против наступления капитала, против Версальского диктата в системе международных отношений, в защиту Советской России, за осуществление частичных демократических требований пролетариата, а затем на этой основе созвать Всемирный рабочий конгресс. В ответ делегация П Интернационала в выступлении Э. Вандервелъде, соглашаясь, в принципе, с необходимостью единства действий трудящихся, предъявила Коминтерну ряд предварительных условий, при соблюдении которых только и были, по ее мнению, возможны дальнейшие переговоры. Среди этих условий - отказ коммунистов от создания коммунистических ячеек в профсоюзах, согласие на международное обследование положения в Грузии, где в 1921 г. вооруженным путем была установлена Советская власть, а также согласие на присутствие представителей международного социалистического движения на готовившемся тогда в Советской России судебном процессе над лидерами эсеровской партии.-Эти Условия были поддержаны и представителями Венского Интернационала. Делегация ИККИ отвергла попытки лидеров II и “Двухсполовинного” Интернационалов вмешиваться во внутренние дела Советского г°сУДарства. Тем не менее в интересах достижения единства действий Международного рабочего движения по важным вопросам демократической борьбы делегация ИККИ пошла на некоторые уступки. Она дала принципиальное согласие на создание комиссии из представителей всех **>ех Интернационалов для изучения документов о положении в Грузии. Согласие на эту уступку предусматривалось директивами Исполкома Коминтерна. Кроме того, ради достижения единства действий делегация Коминтерна сочла возможным пойти в своих уступках дальше того, что допускалось директивами ИККИ. Она обещала ходатайствовать перед правительством Советской России о том, чтобы представителям II и Венского Интернационалов было разрешено присутствовать на судебном процессе по делу эсеровских лидеров в качестве общественных защитников, и о том, чтобы к обвиняемым не была применена смертная казнь. В конечном счете Берлинское совещание представителей трех Интернационалов приняло решение о проведении Всемирного рабочего конгресса (правда, без указания сроков) и о создании для его подготовки организационного комитета из представителей руководства трех Интернационалов. В состав оргкомитета вошли: Э. Вацдервельде, О. Вельс и Р. Макдональд от П Интернационала, Ф. Адлер, Э. Братске, А. Криспин от Венского Интернационала, и К. Цеткин, К. Радек и Л. Фроссар от Коминтерна. Берлинское совещание обратилось с призывом к трудящимся всех стран провести в алреле-мае 1922 г. массовые демонстрации под лозунгами борьбы за введение 8-часового рабочего дня, борьбы с безработицей, установления нормальных отношений с Советской Россией и создания единого пролетарского фронта в национальном и международном масштабе. Эти решения были крупным успехом международного рабочего движения, реальным доказательством плодотворности идеи единого рабочего фронта. В течение апреля-мая 1922 г. во многих странах прошли массовые демонстрации трудящихся под лозунгами, принятыми на Берлинском совещании представителей трех Интернационалов. Однако договоренности, достигнутые в апреле 1922 г. в Берлине, оказались недолговечными. Организационный комитет по подготовке Всемирного рабочего конгресса собрался всего лишь один раз. Деятели П и Венского Интернационалов уже в мае 1922 г. взяли курс на проведение такого конгресса без участия Коминтерна Они обвинили представителей Коммунистического Интернационала в навязывании своей точки зрения партиям, входившим в состав двух других Интернационалов, в стремлении ликвидировать независимость социалистических партий. Они систематически обвиняли Коминтерн в том, что он является “орудием Москвы” и защищает террористические методы правительства Советской России. Деятели Венского Интернационала не отставали от лидеров II Интернационала в обвинениях Коминтерна и Кремля. Так, в одном из своих выступлений Ф. Адлер предъявил суровые обвинения Ленину. “Анархия во II Интернационале, - заявил он, - дала возможность Ленину на свой страх и риск, без согласования с представителями сознательного пролетариата всех стран, совершить один из самых тяжелых по своим последствиям экспериментов для рабочего класса не только России, но и всего мира”. Несомненно, в обвинениях лидеров II и “Двухсполовинного” Интернационалов была солидная доля истины. Коминтерн и два другие Интернационала разделяли глубочайшие противоречия. И в реальной дей- 'твительносги Венский Интернационал и в особенности его лидеры были Намного ближе к правореформистскому II Интернационалу, чем к Комин- герну. Об этом очень метко сказал лидер бельгийских правых социалистов [(. Гюисманс. Характеризуя руководителей Венского Интернационала, он 1аявил: “Думают они, как мы, а пытаются говорить, как москвичи”. Все это так. Но ведь принципиальные идеологические разногласия Коминтерна и двух других Интернационалов не должны были мешать един- яву действий всех трех международных организаций по многим конкретным вопросам политической жизни, по отстаиванию частичных требований рабочего класса и других слоев трудящихся. Деятели же Венского Итернационала, подобно лидерам II Интернационала, напротив, сделали ли принципиальные идеологические разногласия по вопросу об общем политическом курсе поводом для срыва единого рабочего фронта по вопросу о частичных лозунгах борьбы. Близость П и Венского Интернационалов была наглядно продемонстрирована их все большим тяготением к объединению, которое и произошло наконец в мае 1923 г. на конгрессе в Гамбурге, где оба Интернационала объединились в единый Рабочий социалистический Интернационал. Объединение произошло на платформе, весьма близкой к позициям лидеров II Интернационала. Таким образом, деятели II и “Двухсполовинного” Интернационалоз сыграли немалую роль в неудачной попытке создания единого рабочего фронта в международном масштабе, которая была предпринята в 1922 г. Однако немалая доля вины в этой неудаче падала и на коммунистов. Делегация Коминтерна на Берлинском совещании представителей трех Интернационалов часто занимала негибкую позицию, вела полемику в грубом, разоблачительном тоне. И это, к сожалению, не было случайностью, не было лишь уклонением отдельных участников делегации ИККИ от верного тона полемики, как об этом говорилось иногда в советской историографии 60-70-х гг., когда вина за это возлагалась на будущих оппозиционеров в рядах ВКП(б), особенно на К. Радека. Нет, эта линия была общим направлением делегации, исходящим из директив Исполкома Коминтерна и непосредственно от Ленина. Вот как определялась линия поведения делегации Коминтерна в написанном Лениным наказе: “Мы должны найти повод заявить официально, что мы рассматриваем II и Двухсполовинный” Интернационалы не иначе, как непоследовательных и колеблющихся участников в блоке с контрреволюционной буржуазией, и ‘гго мы идем на совещание о едином фронте в интересах достижения возможного практического единства в непосредственном действии‘масс и в интересах разоблачения политической неправильности всей позиции II и Двухсполовинного” Интернационалов”. Более того, это делалось в ряде случаев в очень грубой форме. Так, го- в0ря 0 первоначальном проекте директив ИККИ, Ленин предложил внести него ряд изменений. “Самое главное предлагаемое мною изменение, - писал он, - состоит в том, чтобы выкинуть абзац, называющий вождей II и “Двухсполовинного” Интернационала пособниками всемирной буржуа, зии... Совершенно неразумно рисковать срывом огромной важности дела из-за того, чтобы доставить себе удовольствие лишний раз обругать мер- завцев(|), которых мы ругали и будем ругать в другом месте тысячу раз”. Не говоря уже о сомнительном праве использования подобных эпитетов по отношению к политическим деятелям, с которыми ведется дискуссия о достижении единства действий, этого изменения в практике делегации Коминтерна так и не последовало. А это было использовано лидерами П Интернационала. Выступивший на совещании Э. Вандервельде выразил возмущение по поводу обвинений, выдвигавшихся делегатами Коминтерна, и сделал из этого вывод о невозможности сотрудничества с ними. Недостаточно гибкую и явно неразумную позицию заняло правительство Советской России по вопросу об условиях, выдвинутых представителями II и Венского Интернационалов на Берлинском совещании. Ленин, в принципе, осудил уступку, сделанную делегацией ИККИ по вопросу о судебном процессе над лидерами эсеров. Тем не менее правительство Советской России взяло на себя обязательство соблюдения этого условия. Но после прекращения деятельности организационного комитета по созыву Всемирного рабочего конгресса Советское правительство заявило, что оно считает себя свободным от принятых ранее обязательств. Правда, оно разрешило представителям II и Венского Интернационалов присутствовать на судебном процессе в Москве по делу лидеров эсеровской партии, который был проведен в июне-августе 1922 г. Но суд приговорил 12 эсеровских руководителей (из 47 обвиняемых) к смертной казни. Не ставя в данном случае вопроса о правомерности или неправомерности самого суда над эсеровскими лидерами, необходимо сказать, что это решение было явно неразумным, ибо оно дало возможность использовать судебное решение для оправдания позиции двух Интернационалов, отказавшихся от попыток установления единства действий с Коминтерном. Сразу же после московского судебного решения исполком Венского Интернационала выступил со следующим заявлением: ‘Так как приговор над эсерами сделал невозможным совместную деятельность с коммунистическими партиями, а переговоры с Москвой и с партиями, примыкающими к ней, совершенно безнадежны, то объединенные действия должны проходить помимо Москвы”. Конечно, это был лишь удобный повод для лидеров международных социалистических организаций, и деятели Коминтерна справедливо указали на то, что жизни эсеровских лидеров были не более чем “разменной монетой”, с помощью которой деятели двух Интернационалов сорвали созыв Всемирного рабочего конгресса. Но все же это не меняло сути дела: ведь удобный повод д али сами коммунисты. Таким образом, первая попытка установления единого рабочего фронта, предпринятая в 1922 г., окончилась неудачей. Эго не остановило дальнейших попыток В. И. Ленина и его сторонников в коммунистическом движении продолжать усилия с целью создания единого рабочего фронта. Более того, на последующих пленумах ИККИ и да IV конгрессе Коминтерна в ноябре 1922 г. был сделан следующий шаг в направлении: было принято решение о возможности создания рабочего правительства с участием коммунистов и социал-демократов. Лозунг рабочего правительства рассматривался Лениным и руководством Коминтерна как переходный лозунг, как воплощение революционно- демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, как первая ступень на пути к установлению диктатуры пролетариата. По сути дела, в 1922-1923 гг. были выдвинуты первые наметки новой стратегической ориентации международного коммунистического движения, которые, как мы с вами увидим в последующих лекциях, получили дальнейшее развитие в середине 30-х гг. Однако в 20-х гг» этой крайне необходимой переориентации коммунистического движения так и не произошло. Объективная обстановка настоятельно требовала крутого стратегического поворота политики Коминтерна. Однако руководство ИККИ этой цели в 1922-1923 гг. так и не поставило. Оно все время говорило лишь об изменении тактики. Официальный стратегический курс Коминтерна оставался прежним, он лишь формулировался более осторожно. Почему? Во-первых, руководство Коминтерна исходило из того, что, несмотря на отлив революционной волны, продолжается кризис мирового капитализма, а значит, возможны новые революционные выступления, новая волна революционного штурма капитализма. Эти оценки и были положены в основу политического курса Коминтерна во время острого политического кризиса в Германии осенью 1923 г., когда без достаточных на то оснований был взят курс на пролетарскую революцию и установление диктатуры пролетариата. Во-вторых, в коммунистическом движении того периода были весьма сильны позиции ультралевых, которые решительно выступали против тактики единого рабочего фронта и проповедовали “теорию наступления”, выступая за революционные действия независимо от реальной обстановки, не считаясь с позицией большинства рабочего класса. Особенно сильными позиции ультралевых были в компартиях Франции, Италии и Испании, но они находили проявление и в других компартиях. Агитация ультралевых нередко оказывала влияние на позиции значительной части коммунистов. Все это заставляло Ленина и его сторонников на пленумах и конгрессах Коминтерна ради достижения единства соглашаться на компромиссы с ультралевыми и включать в решения Коминтерна такие формулировки, которые могли быть истолкованы и зачастую действительно истолковывались в духе “теории наступления”. В-третьих, немалое влияние на позиции Коминтерна оказывали все бо- Лее открытые антикоммунистические действия лидеров социал- демократии. Разорвав всякие переговоры с коммунистами, лидеры Рабо- ^г° социалистического Интернационала практически отбросили любую Революционную фразеологию. Они четко провозгласили курс на медлен- Н^К) эволюцию капитализма в сторону социализма, на мирное парламент ское сотрудничество с буржуазными партиями. Это неизбежно усиливало левацкие тенденции в коммунистическом движении, вело к толкованию тактики единого рабочего фронта лишь как маневра с целью разоблачения социал-демократии. А с 1924 г., после смерти В. И. Ленина, произошел уже полный отход Коммунистического Интернационала от более реалистических установок 1921-1923 гг., отход от политики единого рабочего фронта, от любого сотрудничества с социал-демократами. На V конгрессе Коминтерна летом 1924 г. выдвинутый в 1922 г. лозунг рабочего правительства толковался уже не как переходный лозунг, а как “синоним диктатуры пролетариата”, а в коммунистическом движении все более распространялось представление о социал-демократии как о “левом крыле фашизма”. Этот поистине гибельный курс получил программное оформление в 1928 г. на VI конгрессе Коминтерна. В принятой там программе Коммунистического Интернационала содержалось положение, что основная стратегическая линия коммунистических партий стран высокоразвитого капитализма должна быть направлена на непосредственную революционную борьбу за установление диктатуры пролетариата. Последствия этого стратегического курса коммунистических партий оказались крайне неблагоприятными в начале 30-х гг., когда в условиях глубочайшего экономического кризиса вновь развернулась острая классовая борьба, надвинулась угроза фашизма. Но об этом - в следующих лекциях.