В предыдущей лекции, посвященной общей характеристике периода 30-х гг. XX в., мы уже говорили о том, что чрезвычайная социально- политическая обстановка, которая была создана глубочайшим экономическим кризисом 1929-1933 гг., настоятельно потребовала от идеологов и политиков основных стран мира решительного усиления роли государства в экономике и социальных отношениях.
Важнейшим и наиболее перспективным вариантом решения этой задачи уже в 30-х гг. стала либерально-реформистская модель государственного регулирования, которая оказалась в последующем магистральным путем развития современного капитализма, сыграв ведущую роль в процессе его превращения в государственно-регулируемое и социально ориентированное общество. Однако в конкретной обстановке 30-х гг. в ряде стран, отличавшихся меньшей зрелостью капиталистического развития или оказавшихся в силу тех или иных причин в особо трудном положении, была применена другая, тоталитарная модель государственного регулирования, которая по своему характеру и основным признакам принципиально отличалась от либерально-реформистской модели. Как мы уже говорили в прошлой лекции, наиболее полная, классическая модель тоталитарного режима в странах Западной Европы была установлена в 30-х гг. в Германии. Встает вопрос: почему именно Германия явилась такой страной? Ведь Германия отнюдь не была отсталой страной. Напротив, она была одной из наиболее развитых стран капитализма, уступая по уровню своего экономического развития только Соединенным Штатам Америки. Германская монополистическая буржуазия обладала громадным экономическим могуществом. Рабочий класс Германии был весьма многочисленным и хорошо организованным. В его распоряжении были сильные профсоюзы, массовые и влиятельные политические партии. В рамках буржуазно-демократического строя Веймарской парламентской республики они имели большой политический вес. На выборах в рейхстаг в мае 1928 г., в наиболее благоприятный период стабилизации, две Рабочие партии Германии - СДПГ и КПГ - получили в общей сложности около 40% голосов избирателей. И в этой передовой, цивилизованной европейской стране, давшей миру многих великих деятелей науки и культуры, в 1933 г. пришел к власти Фашизм, поставивший под угрозу элементарные завоевания цивилизации. Ще более парадоксальным было то, что национал-социалистская партия пришла к власти легально, при поддержке значительных слоев населения страны. Чем же объяснялся этот парадокс? Иными словами, каковы были основные причины прихода к власти в Германии нацизма, каковы были те силы, которые привели его к власти? Ответ на этот вопрос уже в 30-х гг. и в особенности после 1945 г после разгрома фашизма в результате второй мировой войны, пытались дать многие ученые и политики. Особенно остро эта проблема встала перед учеными и политиками самой Германии. Наиболее простой ответ на вопрос о том, кто же был ответственен за приход нацизма к власти в Германии, крупнейшие германские ученые в первые послевоенные годы формулировали так: в установлении нацизма виноват Гитлер, “демоническая природа его личности”. Так, старейшина германской историографии Герхардт Риттер в 1948 г. писал: "Один человек сумел привести Европу к страшной катастрофе. Одной силон своей воли он поверг в пламя весь мир”. В соответствии с этим говорилось о случайности фашизма, о том, что он не представлял собой закономерной стадии германской истории. Другой крупный германский историк, Фридрих Майнеке, подтверждая эту мысль, заявлял, что приход нацизма к власти в Германии - это "прорыв сатанинского начала в истории”. Однако эта концепция была слишком упрощенной и мало что объяснявшей. Поэтому JB 50-60-е гг. в историографии стран Запада получила широкое распространение более глубокая концепция, которая претендовала на объективность. Суть ее заключалась в том, что нацизм и другие разновидности тоталитаризма оценивались как "порождение века масс". Вступление народных масс на историческую арену, впервые сказавшееся еще в период Великой французской революции, но с особой силой проявившееся в XX в. в событиях Октябрьской революции в России и других революционных движениях тех лет, расценивалось сторонниками этой концепции как вторжение в исторический процесс слепой, иррациональной силы, как признак кризиса европейского либерализма XIX в., как выражение антидемократических устремлений масс. Поэтому делался вывод, что фашизм, Гитлер и другие вожди тоталитаризма - это продукт "века масс", выразители их чувств, комплексов, устремлений, страхов, утопий. Прямая связь между фашизмом и крупным капиталом сторонниками теории тоталитаризма отрицалась. Правда, в ряде трудов западных историков признавались факты активной поддержки отдельными представителями корпораций национал-социалистов на их пути к власти. Однако утверждалось, что монополистическая буржуазия Германии в целом не несет ответственности за установление фашизма. Есть ли в этой концепции рациональное зерно? Бесспорно, есть. Но. как мы увидим, она дает крайне одностороннюю трактовку действительного пути фашизма к власти. В противовес ей марксистская историография выдвигала противоположную концепцию. Утверждалось, что германский фашизм - это прежде всего порождение реакционных кругов корпоративного капитала. оказавших национал-социалистской партии решительную экономическую н политическую поддержку. В соответствии с этим вплоть до 90-х гг. в советской историографии господствовало традиционное для нее определение сущности фашистской диктатуры как "открытой террористической диктатуры наиболее реакционных, наиболее империалистических, даболее шовинистических кругов финансового капитала". Именно они привели нацизм к власти в Германии, использовав мелкобуржуазное фашистское движение в своих интересах. Есть ли что-либо рациональное в марксистской концепции фашизма? Конечно, есть. Но она столь же односгороння, как и противоположная ^ипрппия фашизма как "порождения века масс". В нынешней лекции мы и попытаемся дать современную научную концепцию фашизма, опираясь на новейшие отечественные исследования этой проблемы, и внимательно проследить возникновение фашистского движения в Германии и путь национал-социализма к власти. * * * Острейшая борьба между либерально-демократическими и консервативно-реакционными силами развернулась в Германии еще в первые послевоенные годы. В лекциях по истории германской революции 1918- 1919 гг. мы видели, насколько неоднозначными и противоречивыми были ее итоги. С одной стороны, она осуществила ряд важных задач буржуазной революции, которые не были решены в XIX в. Правда, попытки ее углубления, превращения ее в глубокую социальную революцию не увенчались успехом. Тем не менее принятая в 1919 г. Веймарская конституция законодательно оформила ряд важных завоеваний революции. Германия стала передовой буржуазно-демократической парламентской республикой, страной со всеобщим избирательным правом, с рейхстагом как полномочным органом законод ательной власти, с ответственностью правительства перед рейхстагом, с правом на Референдум. Более того, в конституции были узаконены некоторые социальные права граждан, создававшие основы системы социальной защищенности населения. В течение всего периода 20-х гг. во главе германских правительств стояли партии так называемой веймарской коалиции, в число которых водили Социал-демократическая партия, партия Центра и Германская Демократическая партия. Отражая интересы более передовых, либерально- Демократических слоев германского общества и опираясь на достаточно “прокую социальную базу, эти партии придерживались ‘позиции признания результатов германской революции, признания Версальского мирного договора. Социал-демократы играли важную роль в веймарской коалиции. До 1920 г. в Германии существовало социал-демократическое правительство. В чрезвычайных условиях политического кризиса 1923 г. социал-демократы вошли в состав коалиционного правительства и оставались в нем до конца этого года. В 1928 г. вновь было создано коалиционное правительство, на этот раз во главе с одним из лидеров СДПГ Генрихом Мюллером. Социал-демократы входили в состав правительств в ряде земель Германии или даже возглавляли их Наибольшее значение имело то, что в Пруссии, крупнейшей земле Германии, долгое время действовало правительство СДПГ во главе с Опо Брауном. Левые силы рабочего движения, в том числе и КПГ, использовали демократический строй и социальные завоевания революции, узаконенные Веймарской конституцией, в постоянно шедшей в 20-е гг. борьбе за сохранение и расширение демократических свобод и социально- политических прав труд ящихся. Однако, с другой стороны, неудача попыток углубления германской революции 1918-1919 гг. обусловила, как мы уже говорили, ограниченность и неполноту демократических завоеваний революции. Она не решила многих важных задач. Полностью сохранилось экономическое могущество юнкерства, оно по-прежнему играло важную роль в политической жизни страны. Социальные статьи Веймарской конституции в значительной части представляли собой лишь общие декларации, а не реальные факты жизни. Наконец, конституция зафиксировала и важные антидемократические черты политического строя Германии: сохранение рейхсрата, очень большие полномочия президента республики, печально знаменитую сг. 48 Веймарской конституции, дававшую президенту право объявлять в стране чрезвычайное положение. Все это давало консервативно-реакционным силам возможность использовать ограниченность и неполноту демократических завоеваний революции для борьбы за ликвидацию этих завоеваний и даже вообще за ликвидацию самого режима Веймарской парламентской республики, за ее превращение в консервативную республику или даже в монархию. Социально-классовую основу этих сил составляли юнкерство и более консервативные группы корпоративной буржуазии Германии, прежде всего "короли угля и стали", наиболее типичными представителями которых были в то время Гуго Сгиннес и Фриц Тиссен. В отличие от более передовых групп крупной буржуазии, действовавших в отраслях электротехнической и химической промышленности с их новейшей технологической базой, консервативные группы находились на позициях воинственного непризнания итогов германской революции и Версальского мирного договора. Они стремились к установлению в стране консервативного авторитарного строя и восстановлению былых позиций Германии в системе международных отношений. А это создавало в стране феномен консервативного экстремизма значительной части верхов германского общества. Не случайно всего лишь через год после революции была сделана попытка реакционного переворота: в марте 1920 г. в Германии вспыхнул антиреспубликанский капповский путч. Однако эта попытка провалилась. Она натолкнулась на ожесточенное сопротивление демократических сил. 0 (яране была объявлена всеобщая забастовка, в которой активно участвовали все основные труппы рабочего класса независимо от их политической ориентации. Не поддержали капповцев и важнейшие группы буржуазии, не желавшие потерять преобладающее положение в политическом строе страны, которое они получили в результате германской революции 1918-1919 гг. Реакционные круги, стоявшие за мятежниками, поняли, что ликвидировать режим Веймара одной только военной силой нельзя, что необходимо создать массовую базу для успеха дальнейших попыток реакционного антиреспубликаиского переворота. Выражая эту точку зрения, крупнейший промышленно-финансовый магнат Гуго Стиннес заявил, что надо найти такого диктатора, который мог бы говорить на языке народа, который способен был повести за собой массу. В первые послевоенные годы в Германии как раз и начала создаваться такая консервативная масса. Германская революция, ее демократические завоевания, введение всеобщего избирательного права - все это значительно расширило участие масс народа в политической жизни страны. Но наряду с активизацией в этих условиях действий левых сил рабочего движения это вторжение масс в политический процесс имело и негативные последствия. Дело в том, что, в отличие от передовых стран парламентской демократии - США, Англии, Франции, - в Германии не было глубоких демократических традиций. Там не было победоносных буржуазных революций, там и в XX в. в неприкосновенности сохранялся сословный строй общества, очень сильны были позиции милитаризма и военщины. Широкие слои народа, особенно слои мелких собственников города и деревни, вступившие теперь в политическую жизнь, находились на относительно низком уровне культуры, были в большинстве своем очень далеки от осознания реальных путей борьбы за улучшение своего положения. В их менталитете сохранялись сильные чувства уважения к монархии, дворянству и вообще к сильным мира сего, сознание приниженности людей низших сословий, преклонение перед военными кругами как защитниками национальных интересов. Следовательно, особенности исторического развития Германии обусловили наличие в стране широкой аполитичной консервативной массы. Резкое ухудшение экономического положения Германии после ее поражения в первой мировой войне неизбежно вызвало крупнейшие, катастрофические изменения в положении широких масс населения. Хозяйственная разруха, развал экономики, крах финансовой системы и растущая гиперинфляция - все это вело к сильнейшему обнищанию и разорению мелких и средних предпринимателей, ремесленников, торговцев, крестьян, лиц свободных профессий и, следовательно, означало потерю ими прежнего социального статуса, люмпенизацию широких мелкобуржуазных масс. Это вызвало все нараставший гнев масс против невыносимых условий Жизни- против богачей, наживавшихся на несчастьях народа. Но низкий уровень сознания мелкобуржуазных масс приводил к тому, что вина ад бедствия народа возлагалась на то, что произошло в Германии в результате войны, - революция, парламентский строй, левые партии Напротив, довоенная ситуация с ее стабильностью, традиционным сословным строем, с уважением к авторитету идеализировалась в массовом сознании. Поэтому недовольство мелкобуржуазных масс направлялось против демократии и парламентаризма, парламентскому строю противопоставлялась идея сильной власти, которая, как они считали, будет заботиться об интересах народа и в особенности об интересах "среднего сословия”, к которому продолжали причислять себя люмпенизирующиеся мелкие и средние собственники. Гнев широких народных масс направлялся также против Версальской системы, которая принесла немецкому народу тяжелейшие лишения. Это вело к росту национализма, к широкой популярности лозунгов борьбы против "оков Версаля", угнетающего страдающий немецкий народ. В этих условиях в первые послевоенные годы в Германии создавался феномен консервативного экстремизма масс. На этой основе и возникли в те годы массовые движения против Веймарской республики, за создание в стране сильной авторитарной государственной власти, движения, целью которых становилась "консервативная революция". Именно эти цели и ставила оформившаяся в 1919-1920 гг. Национал-социалистская немецкая рабочая партия (НСДАП). Программа НСДАП, принятая в феврале 1920 г., - знаменитые "25 пунктов НСДАП", - как раз и отражала эти очень противоречивые устремления консервативной массы. В этой программе в той или иной мере были отражены определенные социальные устремления низов общества. Так, в ней говорилось о том, что государство должно заботиться о заработке и пропитании граждан, об обеспечении престарелых, о создании "здорового среднего сословия". В программе выдвигались требования муниципализации крупных универсальных магазинов и сдачи их в аренду мелким торговцам, участия рабочих в прибылях промышленных предприятий, запрета спекуляции землей. В программе звучали даже явные антимонополистические лозунги вроде требований огосударствления трестов или "отмены процентного рабства". ' В "25 пунктах НСДАП" делался также упор на национализм и расизм, на лозунги "отмены Версаля", объединения всех немцев в “великой Германии”, завоевания новых территорий для "народа без пространства" В то же время в программе НСДАП говорилось о том, что для выполнения всех этих требований необходимо создание сильной государственной власти, основанной на принципе фюрерства в противовес парламентскому строю и "власти партий". Национал-социалистская партия во главе с Адольфом Гитлером как раз и стала, с одной стороны, выразительницей консервативного экстремизма масс, а с другой - манипулятором масс, направлявшим их на борьбу за установление тоталитарного строя. Таким образом, уже в первые послевоенные годы в Германии возник феномен консервативного экстремизма, во-первых, в значительной части верхов общества, а во-вторых, в широких массах люмпенизированных социальных низов этого общества. Первая попытка объединенных действий этих двух сил была предпри- дага в период глубокого политического кризиса 1923 г. Очередной репарационный кризис, который в январе 1923 г. привел к франкобельгийской оккупации Рурской области, означал для Германии настоящую экономическую катастрофу. Резко упало промышленное производство, полностью рухнула финансовая система страны, достигла апогея катастрофическая инфляция. В октябре 1923 г. один доллар соответствовал 40 млрд марок. Традиционная немецкая кружка пива, которую можно было в 1913 г. купить за 13 пфеннигов, осенью 1923 г. стоила 150 млн марок. Можно себе представить, как этот факт отражался в со1нании рядового немца! Громадное недовольство низов общества и попытались использовать национал-социалистская партия вместе с частью военных кругов во главе с генералом Людендорфом и при поощрении части верхов. 8 ноября 1923 г. в Мюнхене произошел так называемый "пивной путч". Это была попытка захвата власти в Баварии, чтобы затем распространить новую диктаторскую власть на всю страну. Однако гитлеровский путч 1923 г. потерпел провал. Центральная власть во главе с президентом Ф. Эбертом и руководство рейхсвера во главе с генералом Ссктом отмежевались от путчистов, и баварское руководство, первоначально поддержавшее мятежников, быстро переменило позиции. Провал нацистского путча 1923 г. объяснялся тем, что и правительственные круги Германии, и ведущие группы германской крупной буржуазии, и важнейшие политические партии стояли тогда на позициях поддержки буржуазно-парламентского строя Веймарской республики и поэтому выступили против предпринятой нацистами попытки "консервативной революции". Нацйонал-социалистская партия была запрещена, а ее лидеры, включая фюрера НСДАП Гитлера, были арестованы. Начавшаяся в 1924 г. капиталистическая стабилизация, постепенная нормализация экономического и финансового положения Германии, а затем и быстрый экономический подъем в стране - все это еще более усилило тенденцию верхов общества к поддержке режима Веймарской Республики. Национал-социалистская партия находилась в годы стабилизации в «•стоянии упадка. Она была отброшена на обочину политической жизни. Нормализация экономической ситуации улучшила положение социальных низов германского общества. Массовая база консервативного экстремизма Резко сузилась. На выборах 1928 г. НСДАП получила только 800 тыс. голосов, т. е. лишь 2,5% общего числа избирателей. В -рейхстаге национал-социалистская партия получила только 12 мест из общего числа ^0 депутатских мандатов. Наступление в 1929 г. глубочайшего экономического кризиса вновь резко изменило политическую ситуацию в Германии. Кризис вызвал громадные разрушения в экономике страны. Летом 1932 г., когда экономический кризис достиг наивысшей точки своего развития, общий объем промышленной продукции Германии составил только 59% от уровня докризисного 1929 г. В наиболее монополизированных отраслях тяжелой промышленности сокращение производства было гораздо более сильным. Так, выплавка чугуна и стали сократилась за эти три года втрое, а продукция судостроения • даже вчетверо. Сильнейшее падение производства вызвало небывалую массовую безработицу. К концу 1932 г. общее число полностью безработных достигло 7,5 млн человек. Вместе с неработающими членами семей это составляло не менее 20-25 млн человек, которые в большинстве своем лишились всяких средств к существованию, ибо пособия по безработице получали в годы кризиса только 15% общего числа безработных. Те, кто ие получал этих весьма скромных сумм, оказались перед реальной угрозой голодной смерти. Примерно столько же рабочих было занято неполную неделю. Да и те, кто по-прежнему был занят в течение полного рабочего дня, получали гораздо меньше, чем до наступления кризиса. По официальным данным, средняя заработная плата немецких рабочих снизилась за 1929-1932 гг. с 53 до 22 марок в неделю, т. е. более чем в 2,5 раза. Если учесть, что официальный прожиточный минимум семьи из 4 человек составлял в то время 39 марок в неделю, то можно себе представить, какая бездна страданий скрывалась за этими сухими цифрами правительственной статистики, как невероятно тяжело стало жить в годы кризиса рабочей семье даже тогда, когда главе семьи удавалось остаться на работе. Что же касается семей безработных, то их положение становилось совершенно безнадежным: лишь небольшому меньшинству из них удавалось перебиваться, получая нищенское пособие в 10-12 марок в неделю, остальные же были брошены на произвол судьбы. Катастрофически ухудшилось в годы кризиса и положение миллионов мелких собственников города и деревни. Громадное падение цен, настоящий паралич финансовой системы, участившиеся крахи банков и акционерных компаний - все это вело к разорению сотен тысяч крестьян, мелких торговцев и ремесленников, распродаже их собственности за неуплату долгов, превращению их в нищих. Люмпенизация широких масс населения приобрела в условиях кризиса невиданные размеры. По сравнению с другими высокоразвитыми капиталистическими странами последствия экономического кризиса для народных масс Германии были особенно тяжелыми. Общая тогда для всех стран тенденция ужесточения курса экономической политики, роста се консервативности проявлялась в условиях Германии особенно сильно, так как по сравнению с США, Англией и Францией ее финансовые ресурсы были гораздо меньше. После первой мировой войны Германия была лишена колониальных владений, у нее не было крупных зарубежных нвестиций. Напротив, вплоть до начала 30-х гг. Германия ежегодно ?уплачивала крупные репарационные взносы. Поэтому в первые же месяцы кризиса в Германии обозначился паяльный поворот к консерватизму и реакции в экономической политике. ДУТО имело важные политические последствия, ибо такой поворот был невозможен без ограничения режима парламентской демократии. Уже в декабре 1929 г. один из представителей Союза германской промышленности заявил, что необходимый в условиях кризиса курс экономической политики “потребует твердого и устойчивого правительства, серьезно желающего действовать... Если парламент не способен выполнить эту задачу, то не остается ничего иного, как вновь обратиться к чрезвычайным декретам”. Такие настроения в первые же месяцы кризиса стали типичными для всех основных групп корпоративного капитала Германии. Это означало, что даже та часть верхов общества, которая стояла ранее на позициях поддержки Веймарской парламентской республики, в начале 30-х гг. стала склоняться к установлению авторитарно-диктаторского режима. Консервативный экстремизм становился теперь характерным не для части, а для основных групп верхов общества. Коалиционное правительство во главе с представителями СДПГ, созданное в 1928 г., больше уже не удовлетворяло крупный капитал. Уже в декабре 1929 г. вынужден был уйти в отставку министр финансов этого правительства, крупнейший теоретик СДПГ Рудольф Гильфердинг. А в марте 1930 г. ушло в отставку и все правительство Г. Мюллера. Во главе нового правительство стал лидер партии Центра Генрих Брюнинг. Уже одно это означало консервативный сдвиг в правительственном торсе. Но дело еще более осложнилось тем, что буржуазные партии "веймарской коалиции" - партия Центра и Германская демократическая партия - не имели болыпкнства в рейхстаге: у них было всего лишь 103 места из 490. Поэтому правительство Брюнинга сразу же стало так называемым "президиальным кабинетом”, которое проводило свой консервативный курс экономической политики, направленный на экономию", на сокращение заработной штаты рабочих, жалованья служащих и чиновников, на снижение пособий безработным, пенсий ветеранам войны и труда и на увеличение налогов не через парламент, а путем чрезвычайных президентских декретов, путем систематического использования ст. 48 Веймарской конституции, несмотря на то что она не Давала права на ее использование при проведении финансовых мер. Ясно, что громадное, невиданное ухудшение положения народных масс в годы кризиса, консервативный курс правительственной экономической политики вызывали огромное возмущение в широких массах населения, «новь до крайности обострилась социальная обстановка в стране. Стачки Рабочих, демонстрации и голодные походы безработных, сопротивление мелких собственников города и деревни распродаже их имущества за «еуплату долгов и налогов - все это стало повседневным явлением. Катастрофические удары кризиса оказывали сильнейшее влияние на массовое сознание. Миллионы крестьян, мелких ремесленников й торговцев, представителей свободных профессий и служащих испытывали невероятные лишения под ударами кризиса, нищали, разорялись голодали. В их рядах быстро росли антимонополистические и ла^ акгакашпалистические настроения. Но для большинства представителей социальных низов общества был характерен низкий уровень сознательно* сти. Они видели, что правительство, не жалеющее средств для субсидирования крупных корпорации и юнкерства, отказывает в помощи народу, возлагает на него новые непосильные тяготы. Однако возмущение всем этим получало своеобразное преломление в отсталом сознании мелкобуржуазных масс. Оно выражалось в сочетании антимонополистических и анпшарламенгских настроений, в стремлении к сильной государственной власти, способной защищать "среднее сословие". Кроме того, поскольку режим Веймарской республики, становившийся все более непопулярным в массах, часто ассоциировался в сознании масс с деятельностью СДПГ, многие представители средних слоев выступали против "марксистского социализма", проявляли враждебное отношение к рабочим и призывали покончить с "засильем профсоюзов". Все это вновь, как и в первые послевоенные годы, усилило популярность идеи "антипарламентской революции" в целях установления авторитарной власти во главе с "народным диктатором". Вновь, и в еще больших размерах, в начале 30-х гг. в Германии обнаружился феномен консервативного экстремизма низов. Национал-социалистская партия не замедлила использовать в своих интересах этот сдвиг в массовом сознании. С первых же месяцев кризиса она решительно активизировала свою агитационную работу в массах. Стремясь вовлечь их в орбиту своего влияния, нацисты не скупились на обещания, апеллируя к программе, изложенной еще в 1920 г. в "25 пунктах" НСДАП. Крестьянам они обещали освобождение от гнета ростовщиков, или, как они говорили, освобождение от гнета "процентного рабства". Перед массами мелкой буржуазии города они обличали "хищников-капиталистов" и обещали бороться за интересы " здорового среднего сословия". Рабочим они обещали участие в прибылях промышленных предприятий. Используя недовольство народа Версальской системой, наложившей на Германию большие тяготы, гитлеровцы вели ожесточенную националистическую пропаганду, обращаясь к немцам как к страдающему народу, внушая массам мысль о необходимости войны за свержение "оков Версаля". Национал-социалистская партия создавала себе рекламу борца за национальное освобождение Германии из-под гнета "еврейско- марксистско-капиталистической олигархии". Эти идеи национализма и шовинизма нацисты противопоставляли идеям интернационализма, стремясь проникнуть даже в ряды рабочего класса. Рабочие стрян- победитель™1* живут за счет ограбления Германии, говорили они немецким рабочим. Ваш путь к справедливости - не интернациональное объединение рабочих всех стран, а объединение всех сил германской нации. Шумная, активная и умело проводимая агитация национал- социалистов оказывала серьезное влияние на массы мелких собственников н да** на некоторые слои рабочих. Авторитет нацистской партии стал расти. Очень быстро она превратилась в крупную политическую силу. рлдя на выборах 1928 г., как мы уже говорили, она получила всего лишь gOO тыс. голосов, то на парламентских выборах 1930 г. за национал- социалистов голосовало уже 6400 тыс. избирателей, т. е. в восемь раз больше. Национал-социалистская фракция в рейхстаге, представлявшая собой в 1928 г. ничтожную группу, превратилась в одну из самых крупных: она насчитывала после выборов 1930 г. 107 человек из 490. Еще более значительными были успехи НСДАП на очередных выборах, состоявшихся в июле 1932 г. Она получила на этих выборах 13 800 тыс. голосов, т. е. 39% общего числа избирателей. Фракция НСДАП, достигшая 230 человек, стала в 1932 г. самой крупной фракцией в рейхстаге. Все это свидетельствовало о том, что нацистская партия стала влиятельной политической силой в Германии, создавшей массовую социальную базу, что и дало ей возможность вступить в непосредственную борьбу за завоевание власти. Однако поддержки широких мелкобуржуазных масс и умелого манипулирования ими было все же недостаточно для того, чтобы гитлеровцы могли прийти к власти, используя для этого легальные методы борьбы. Для победы им необходима была поддержка верхов общества, влиятельных групп корпоративного капитала. В чрезвычайных условиях кризиса такая поддержка была предоставлена. Национал-социалистской партии систематически выдавались крупные финансовые субсидии, особенно после того, как в январе 1932 г. Гитлер выступил с программной речью на конференции 300 наиболее крупных представителей делового мира Германии. Правда, точных данных о размерах этих взносов до сих пор нет, так как приходные книги имперского казначейства НСДАП, в которых фиксировались все поступившие на ее счет суммы, были уничтожены в период краха фашистского режима. Но и на основании отрывочных данных можно сделать вывод что размеры этих субсидий были достаточно велики. За счет этих средств нацисты вели энергичную агитацию, тратили .крупные суммы на участие в избирательных кампаниях, содержали собственные в°снизированные соединения штурмовиков. В 1932 г. в штурмовых ®^Рада.\ насчитывалось около 500 тыс. человек. Ясно, что без крупных Финансовых инъекций национал-социалистам было бы не под силу только 38 СЧет членских взносов иметь такую финансовую базу. Но дело не только в этом. Дело в том, что в годы кризиса основные группы корпоративного капитала Германии перешли в оппозицию режиму Веймарской республики, стремясь к установлению диктаторского режима Следовательно, курс на авторитаризм стал общим курсом основных буржуазных партий. Конечно, это не означало, что все они хотели прихода НСДАП к власти. Между различными буржуазными партиями существо, вали серьезные разногласия в вопросе о том, в каких формах и «я^ц, методами должно осуществляться авторитарное правление. Каждая из этих партий сама рассчитывала играть решающую роль и далеко не всегда готова была передать ее национал-социалистам, которые все ир?Мя вызывали у представителей верхов большое подозрение своим плебейским духом и постоянными призывами к "антикапиталистической революции". Даже в том случае, когда речь заходила о привлечении НСДАП к управлению страной или даже о передаче ей рычагов власти, представители верхов надеялись на то, что это будет сделано на условиях, которые будут продиктованы этим плебеям респектабельными кругами элиты. Эту мысль очень четко выразил представитель прусского юнкерства Ольденбург-Янушау, входивший в ближайший круг президента Гицденбурга, его сосед по имению. Он заявил: "Мы уж как-нибудь справимся с этими симпатичными париями". Однако даже в том случае, если представители традиционных политических партий не придерживались такой точки зрения и не оказывали прямой помощи фашистам, политика, проводимая традиционными буржуазными партиями н направленная на ограничение парламентской демократии, создавала благоприятные условия для деятельности НСДАП. Ведь начиная с 1930 г. Германия почти все время управлялась посредством президентских декретов о чрезвычайном положении на основании ст. 48 Веймарской конституции. Их число по мере обострения кризиса увеличивалось. Так, если в 1930 г. было издано S чрезвычайных декретов, то в 1931 г. их число увеличилось до 44, а в 1932 г. • до бб. Соответственно уменьшалось число принятых рейхстагом законов: с 98 в 1930 г. до 34 в 1931-м и до 5 в 1932 г. Неизбежным результатом таких методов управления было все большее ограничение и даже выхолащивание парламентского режима. Это было очень выгодно для национал-социалистов, которые всячески содействовали разложению парламентаризма. Еще до наступления экономического кризиса Гитлер говорил о том, что действия фашистских представителей в парламенте будут рассчитаны на постепенное его использование в целях легального завоевания власти. "Вместо завоевания власти силой оружия, - заявил он, - мы, к огорчению депутатов-католиков и марксистов, сунем наши носы в рейхстаг. И пусть на то, чтобы победить их по количеству голосов, понадобится больше времени, чем на то, чтобы их потом расстрелять, в конечном счете их же собственная конституция ВСУЧИТ успех нам в руки". Когда в годы кризиса нацистской партии действительно удалось создать самую крупную фракцию рейхстага, главари нацистов формулн- оовали свои цели парламентской деятельности еще более откровенно, р^бельс, уже тогда руководивший пропагандистской деятельностью НсДАП, заявил об этом так: "Мы идем в рейхстаг, чтобы добыть в арсенале демократии оружие против неё. Мы становимся депутатами, •лобы парализовать Веймарскую республику, используя ее же поддержку". Таким образом, особенность ситуации, сложившейся в Германии в годы кризиса, состояла в том, что консервативный экстремизм низов совпал с консервативным экстремизмом верхов общества. Именно это и СУ^ЯПП объективные условия для легального прихода фашизма к власти в Германии. Однако даже в этих условиях победа фашизма в Германии не была неизбежностью. Ведь вплоть до 1933 г. в стране оставались мощные потенциальные силы сопротивления фашизму. Несмотря на все попытки нацистов прорваться в ряды рабочего класса, привлечь его своими антимонополистическими и атггикашпалистическими лозунгами, эти попытки не увенчались успехом. Вплоть до 1933 г. основная масса рабочего класса Германии была настроена антифашистски. В годы кризиса в Германии активно действовали массовые рабочие партии. За ними шли миллионы избирателей. Основные силы рабочих поддерживали Социал-демократическую партию. Правда, избирательный корпус СДПГ в период кризиса 1929*1933 гг. несколько сократился. Если в 1928 г. за кандидатов СДПГ голосовали 9,1 млн. избирателей, то на выборах 1930 г. число социал-демократических избирателей снизилось до 8,6 млн, а на июльских выборах 1932 г. - до 8 млн. Но все же и в 1932 г. СДПГ вела за собой 22% избирателей. Под руководством СДПГ находилось крупнейшее профсоюзное объединение Германии - Всеобщий немецкий профессиональный союз, насчитывавший почти 5 млн членов. В распоряжении социал-демократов были сильные военизированные отряды рейхсбаннера - "Железный фронт". Весьма сильными были позиции социал-демократов в государственном аппарате и в центре и на местах. Даже после отставки правигель- ^ва Г. Мюллера тысячи функционеров СДПГ занимали важные посты в центральных органах государственной власти. Еще более сильными были позиции СДПГ в органах управления в ряде земель. Особенно прочными они были в Пруссии, где вплоть до лета 1932 г. существовало социал- демократическое правительство Отто Брауна. Весь прусский полицейский аппарат находился под контролем министра внутренних дел.Пруссии Карла Зевсринга. По своему составу он был преимущественно социал- демократическим. возрастали. Если в 1928 г. за кандидатов КПГ голосовали 3,3 млн избирателей, то на выборах 1930 г. число голосов, поданных за кандидатов компартии, увеличилось до 4,6 млн, на июльских выборах 1932 г. - до 5,3 млн, а на выборах в рейхстаг в ноябре того же года - даже до 6 млн, что составляло 17% общего числа избирателей. У коммунистов тоже были военизированные отряды. Влияние КПГ было особенно сильным в левых кругах рабочего класса. Таким образом, позиции обеих рабочих партий Германии в годы кризиса были очень сильными. В июле 1932 г. СДПГ и КПГ вместе получили на выборах 13,3 млн голосов, т. е. 37% общего числа избирателей. Если учесть, что и СДПГ и КПГ занимали антифашистские позиции, то потенциальная сила сопротивления нацизму в Германии вплоть до 1933 г. оставалась достаточно мощной. Бесспорно, что при условии единства действий двух рабочих партий приход фашизма к власти в Германии был бы невозможен. Однако в том-то и дело, что этого важнейшего условия в Германии в начале 30-х гг. не было. Перед лицом фашистской опасности германский рабочий класс оказался расколотым. И это, к сожалению, не было случайностью. Раскол и взаимная вражда СДПГ и КПГ были вполне закономерными. Почему? Прежде всего, две рабочие партии выдвигали принципиально различные стратегические концепции своего политического курса. Руководители СДПГ были решительными сторонниками Веймарской буржуазно-парламентской республики. Режим буржуазнодемократического парламентаризма Веймарской республики они рассматривали как форму постепенной эволюционной трансформации капиталистического строя в социалистический. Эта задача, с точки зрения СДПГ становилась еще более актуальной в период кризиса, ослабившего этот режим, создавшего тоталитарную угрозу парламентаризму. Поэтому лидеры СДПГ направляли усилия на поддержание режима Веймарской республики, рассматривая себя, как образно выразился один из социал- демократических руководителей Фриц Тарнов, в роли "заботливого врача у постели больного капитализма’1. Естественно, что, занимая такую позицию, руководство СДПГ активно поддерживало все меры государственного регулирования, которые предпринимались в годы кризиса. Оно рассматривало усиление роли государства как основу для социалистической трансформации капитализма. В заявлении руководства СДПГ в 1932 г. говорилось: "Современная экономическая и политическая обстановка создала новые, более благоприятные условия и предпосылки для быстрого перехода от капитализма к социализму, чем когда-либо ранее". Еще более опредслен- но об этом заявил видный деятель СДПГ Вильгельм Дитман. "Сегодня социализм стоит у ворот капиталистического хозяйства”, - утверждал он. Здя^ипая этот политический курс, поддерживая социально- экономические меры правительства Брюнинга, направленные на усиление поли государства, лидеры социал-демократии совершенно упускали из 0яду явный поворот правительственных кругов к более консервативной и более жесткой экономической политике, отражавший переход ведущих долл крупной буржуазии от поддержки парламентаризма к авторитарным методам господства. Именно на эту опасность все время справедливо указывали деятели коммунистической партии. И их непримиримая оппозиция антинародному курсу правящих верхов, их указания на усиление тенденции к авторитаризму были, бесспорно, верной линией. Однако, решительно осуждая политический курс ведущих буржуазных партий, ставивший под угрозу элементарные демократические завоевания трудящихся, руководство КПГ призывало германский пролетариат не к борьбе за укрепление и расширение завоеваний революции 1918-1919 гг., не к борьбе за укрепление и демократизацию режима Веймарской парламентской республики, а к революционному ниспровержению этого режима как формы диктатуры буржуазии, которая становилась все более реакционной. Этот стратегический курс Компартии Германии исходил из положений программы Коммунистического Интернационала, принятой на VI конгрессе Коминтерна в 1928 г. Эта программа предусматривала, что коммунистические партии стран высокоразвитого капитализма должны ставить своей стратегической задачей непосредственную социалистическую революцию. В соответствии с этим при первых же признаках наступления глубокого экономического кризиса X пленум ИККИ в июле 1929 г. ориентировал коммунистов на скорое возникновение революционной ситуации, в условиях которой задачей компартий стран высокоразвитого капитализма должно было стать быстрейшее подведение рабочего класса к непосредственной борьбе за власть. Руководство КПГ четко проводило эту линию в своем политическом курсе. В июне 1931 г. Эрнст Тельман, обращаясь к социал-демократам, говорил о той единственной, по мнению компартии, альтернативе, которая стояла тогда перед германским рабочим движением: "Мы спрашиваем вас, социал-демократические товарищи по классу: за что вы намерены бороться: за Брюнинга или за социализм? Этот выбор • ключевой вопрос дня". Эти два политических курса, которые выдвигали в начале 30-х гг. СДПГ и КПГ, - линия на укрепление Веймарской республики или курс на № ниспровержение были абсолютно несовместимыми. Стратегический курс каждой из двух рабочих партий Германии 0 предел ил и их тактическую линию, их отношение к усиливавшейся фашистской опасности. И СДПГ, и КПГ занимали антифашистскую позицию. Но они предлагали разные, по сути дела, противоположные методы борьбы с нею. Как лидеры СДПГ относились к фашистской опасности? Они, разумеется, не могли не видеть эту опасность. Но социал-демократы явно недооценивали эту угрозу. Они видели в нацизме лишь движение недовольных мелких буржуа, которое может быстро схлынуть при первых признаках нормализации экономической конъюнктуры. Они недооценивали значения фактора консервативного экстремизма верхов, их поворота к авторитаризму. Поэтому очень часто лидеры СДПГ смотрели на гитлеровскую партию с неким чувством снисходительного превосходства. Так, например, В. Дитман заявил в 1930 г.: "Германская социал- демократия одержала победу над великим Бисмарком. Так неужели она не справится с пигмеем Гитлером!" Социал-демократические лидеры были бы правы, если бы они предлагали верный путь борьбы с фашистской опасностью. Но тот путь, который они предлагали, обрекал демократические силы на поражение. Стремясь к всемерной поддержке режима Веймарской республики, лидеры СДПГ ориентировались на поддержку существующих буржуазных правительств как "меньшего зла" по сравнению с фашизмом. Эта теория "меньшего зла” в течение всего периода кризиса была основой тактики СДПГ. Но возникает вопрос: а что же здесь неверного? Разве поддержка, скажем, правительства Брюнинга и в самом деле не была меньшим злом по сравнению с опасностью нацистской диктатуры? Да, была. Но дело в том, что уже в политике правительства Брюкинга по мере обострения кризиса все более проявлялось стремление к отходу от парламентских методов управления, к переходу на позиции авторитаризма. В этом оно фактически сходилось с курсом НСДАП. Правда, гитлеровцы шли гораздо дальше по этому пути, чем деятели традиционных буржуазных партий, но это не меняло сути дела. Тактика "меньшего зла", проводимая лидерами СДПГ, могла быть близкой к верному политическому курсу только при одном непременном условии: не безоговорочная поддержка существующих буржуазных правительств, не ориентация на верхи общества, а ориентация на массы рабочих, на массовые движения, организация массовой антифашистской борьбы вплоть до всеобщих стачек с целью изменения правительственного курса, ликвидации угрозы фашизма и решительной демократизации режима Веймарской республики. Лидеры СДПГ отвергли этот реалистический политический курс, целиком ориентируясь на традиционные буржуазные партии. Это имело гибельные последствия. Так, на президентских выборах 1932 г. руководство социал-демократии, отвергнув идею выдвижения единого кандидата рабочих партий, поддержало переизбрание на пост президента республики Гицденбурга, рассматривая оставление его на этом посту "меньшим злом" по сравнению с Гитлером, которого НСДАП в 1932 г. выставила своим кандидатом на пост президента. На деле же президент Гинденбург в решающие дни января 1933 г. сыграл важную роль в тех интригах, которые обеспечили легальный приход нацистов к власти. В отличие от СДПГ Компартия Германии все время призывала ориентироваться не на верхи общества, не на традиционные буржуазные партии, а на массовое рабочее движение. Она справедливо разоблачала несостоятельность теории "меньшего зла" и призывала к решительной массовой борьбе против фашистской угрозы. Однако политический курс Компартии Германии был абсолютно неверным. Лидеры Kill' вслед за руководством Коминтерна не проводили (рани между режимом буржуазно-парламентской демократии и режимом фашистской диктатуры. Обе эти формы власти расценивались как две формы диктатуры буржуазии, становившейся все более реакционной. И принципиальной разницы между тем, каким путем идет разложение и фашизация парламентского режима, - силами традиционных буржуазных партий с участием СДПГ либо силами национал-социалистов, - по мнению коммунистов, не было. Может быть, первый путь, говорили лидеры КПГ, даже более опасен, поскольку он не столь откровенен, как тот путь, по которому шла НСДАП. Исходя из этих глубоко ошибочных догматических оценок, деятели компартии очень часто называли фашистским даже правительство Брюнинга. Так, в декабре 1930 г., после опубликования очередного чрезвычайного декрета о новом сокращении социальных расходов, в частности и пособий по безработице, центральный орган КПГ газета "Rote Fahne" утверждала: "Полуфашистское правительство Брюнинга сделало решительный шаг по пути установления фашистской диктатуры в Германии. Фашистская диктатура уже не угрожает, ибо она - свершившийся факт". Стирание граней между режимом буржуазно-парламентской демократии и режимом фашистской диктатуры в агитации КПГ неизбежно вело к выводу, что для ликвидации угрозы фашизма надо свергнуть капитализм. Эта линия четко проводилась лидерами компартии. Еще в сентябре 1930 г. Э. Тельман утверждал: "В Германии мы стоим перед выбором. Один Дуть, на который вступила буржуазия, - это путь фашизма, установление открытой фашистской диктатуры. Другой путь, который предлагаем мы, коммунисты, - это путь к истинной свободе, к победе диктатуры пролетариата". Еще более четко эта мысль была повторена в решении политбюро ЦК КПГ, принятом вскоре после декабрьских чрезвычайных декретов 1930 г. В нем говорилось: "Немыслима никакая иная ликвидация фашистской Диктатуры, кроме, ее свержения посредством пролетарской революции, смены ее диктатурой пролетариата, установлением Советской Германии. Свержение фашистской диктатуры равносильно свержению империализма, ликвидации классового господства буржуазии вообще". Исполком Коминтерна постоянно ориентировал коммунистические партии именно на этот путь борьбы. Так, XII пленум ИККИ в августе 1932 г. прямо утверждал, что в Германии близится крах капитализма, что фашизм - это последнее средство защиты буржуазии от нарастающей пролетарской революции и что поэтому настало время для борьбы за власть Советов. Совершенно ясно, что компартия выдвигала абсолютно нереальную альтернативу, совершенно неправильный политический курс борьбы против фашистской угрозы. Совместить его с тактическим курсом лидеров СДПГ было невозможно. Все это обусловило, по сути дела, враждебные взаимоотношения между СДПГ и КПП И в данных условиях это было неизбежно. В самом деле, лидеры СДПГ призывали к укреплению Веймарской республики, а руководители КПГ выступали за ликвидацию этого режима. Но ведь и нацистские лидеры были решительными противниками Веймарской республики. Поэтому руководство СДПГ делало вывод, что компартия по крайней мере столь же опасна, сколь и нацистская партия, что они олицетворяют левый и правый экстремизм. Более того, лидеры СДПГ разделяли иллюзии традиционных буржуазных партий по поводу возможностей "приручения" национал-социалистов, тем более что нацистские руководители не раз торжественно обещали соблюдать конституцию и использовать только легальные формы борьбы. Реальная жизнь давала немало примеров того, что эти обещания нацистских главарей - всего лишь демагогия, но надежды деятелей демократических партий, в том числе и социал-демократов, на то, что можно будет контролировать национал-социалистов даже в том случае, если придется привлечь их к управлению страной, все же сохранялись. Подобных иллюзий у лидеров социал-демократии не было и не могло быть относительно компартии, которая четко и открыто провозглашала курс на пролетарскую революцию и на установление диктатуры пролетариата в форме Советской власти. Поэтому лидеры СДПГ нередко утверждали, что необходимо в первую очередь бороться против коммунистов, что борьба против них не менее, а даже более важна, чем борьба против нацистов. Разумеется, этот курс лидеров социал-демократии был глубоко ошибочным, так как главную опасность в Германии начала 30-х гг. представляла угроза фашизма, в то время как реальных предпосылок для социалистической революции не было. Тем не менее руководство СДПГ направляло главный удар против КПГ. Социал-демократическая полиция Пруссии нередко охраняла демонстрации национал-социалистов и обрушивалась с репрессиями на контрдемонстрации коммунистов. Лидеры СДПГ категорически отвергали призывы к совместной борьбе против фашистской угрозы, с которыми время от времени обращалась к социал- демократам коммунистическая партия. Такой негативный ответ давался дзже тогда, когда эти призывы компартии не сопровождались обязательны условием поддержки лозунга пролетарской революции, как это стало практиковаться в 1932 г., во время объявленной руководством КПГ Антифашистской акции. Лидеры СДПГ по-прежнему ориентировались на существующее буржуазное правительство и отказывались от массовой борьбы против его антидемократического курса. Наиболее одиозным оказалось поведение социал-демократических руководителей в июле 1932 г> когда они не оказали никакого сопротивления разгону социал- демократического правительства Пруссии новым правительством Германии во главе с Францем фон Паленом. И даже в критические дни яммря 1933 г., когда требовались самые решительные массовые действия, чтобы предотвратить приход нацистов к власти, лидеры СДПГ ограничились лишь тем, что призвали массы рабочих хранить спокойствие и быть готовыми к отпору фашизму, когда наступит для этого время. Коммунистическая партия давала столь же одиозную оценку социал- демократии. Деятели компартии говорили рабочим: мы, коммунисты, боремся против капитализма и фашизма, а социал-демократы выступают защитниками капитализма, а значит и сторонниками фашизма ках последней ставки гибнущего капитализма. Поэтому вслед за Коминтерном германские коммунисты оценивали социал-демократию как "левое крыло" фашизма, как "социал-фашизм", как партию, которая проводит курс на "холодную фашизацию", в отличие от линии йа "горячую фашизацию", характерной для нацистских лидеров. № этого делался вывод, что КПГ должна наносить главный удар против социал-демократии как наиболее опасной силы, сохраняющей влияние на рабочий класс и мешающей ему вести борьбу против фашизма и капитализма. Гибельность такого политического курса КПГ еще более усиливалась тем, что очень часто рядовые члены СДПГ ставились на одну доску с лидерами социал-демократии.
Это было особенно характерно для ультрасектантских групп в рядах КПГ, представители которых в своем разоблачении социал-демократических деятелей типа полицай-президента Берлина Цергибеля, вооруженным путем разогнавшего в 1929 г. первомайские демонстрации коммунистов, доходили до заявлений, что *а*дый рядовой социал-демократ - это "маленький Цергибель". Особенно ревностным сторонником этого ультрасектантского курса в руководстве компартии уже в первые месяцы кризиса стал руководитель профсоюзного отдела и член политбюро ЦК КПГ Пауль Меркер. В ряде выступлений он утверждал, что компартия должна взять курс на тотальное Уничтожение социал-демократии. Эго враждебное отношение Меркер и его единомышленники распространяли и на рядовых социал-демократов. '-'Оциал-фашисгские рабочие прогнили насквозь, - заявляли они,- с ними можно свести счеты только в решительной схватке". Руководство КПГ в марте 1930 г. осудило взгляды Меркера, которые Тузили свести на нет основную цель компартии - привлечение на ее сторону рядовых приверженцев СДПГ. Оно поручило одному из членов политбюро, Герману Реммеле, выступить с критикой позиции Меркера. Однако, как это убедительно показано в недавно опубликованной интересной статье Л. И. Гинцберга, основанной на материалах архива Коммунистического Интернационала, появление первой же статьи Реммеле в партийной печати, где он подверг сомнению правомерность характеристики социал-демократии как "социал-фашизма”, вызвало сильное недовольство сталинского руководства ВКП(б) и Исполкома Коминтерна. Они обвинили руководство Компартии Германии в "чрезмерной поспешности" реакции на выступление Меркера и подвергли резкой критике статью Реммеле, квалифицировав ее как проявление "правого уклона" и отход от линии Коминтерна. После этого прямого диктата Москвы ультрасектантский курс был характерен практически для всего руководства Kill . А это вело к тому, что призывы коммунистов к единым действиям с рядовыми социал-демократами не достигали и не могли достичь цели, так как КПГ стремилась оторвать рядовых социал- демократов от руководства СДПГ, заставить их перейти на позиции компартии, т. е. на борьбу против капитализма как обязательного условия борьбы против фашизма. Призывы КПГ к массам рядовых рабочих не достигали цели также и потому, что агитация коммунистов очень часто была слишком абстрактной и не всегда была связана с насущными нуждами момента. Этим нередко пользовались национал-социалисты, которые умело использовали любые возможности для расширения своего влияния в массах. Наглядный пример такой абстрактности и схематизма коммунистической агитации тех лет привел Георгий Димитров, который как представитель исполкома Коминтерна был в то время в Германии. В своем заключительном слове по основному докладу на VII конгрессе Коминтерна он говорил: "Я вспоминаю, например, одно собрание безработных в Берлине до прихода Гитлера к власти. Эго было во время судебного процесса над известными аферистами и спекулянтами • братьями С кляре к, процесса, который тянулся несколько месяцев. На собрании выступил национал- социалистский оратор, умело использовавший этот процесс в своих целях. Он указал на те аферы, подкупы и другие преступления, которые были совершены братьями С кляре к, подчеркнул, что процесс против них длится уже несколько месяцев, подсчитал, во сколько сотен тысяч марок он уже обошелся германскому народу, и под громкие аплодисменты присутствующих заявил, что следовало бы таких бандитов, как братья Склярск. без всяких проволочек расстрелять, а деньги, истраченные на процесс, отдать в пользу безработных. Поднимается коммунист и просит слова. Председатель собрания сначала отказывает ему в этом. Но по требованию собрания, которое хотело выслушать коммуниста, он все же вынужден предоставить ему слово. Когда коммунист поднялся на трибуну, все внимание обратилось на нег0 в ожидании того, что же скажет коммунистический оратор. Ну, и что же он сказал? "Товарищи, - заявил он сильным и громким голосом. - Только что закончился пленум Коммунистического Интернационала. Он указал пути спасения рабочего класса. Главнейшая задача, которую он ставит перед вдМЯ • это, товарищи, завоевание большинства рабочего класса. Пленум указал, что движение безработных надо политизировать. Пленум призвал поднять его на высшую ступень революции..." И в том же духе оратор говорил дальше... Могла ли такая речь захватить безработных? Могло ли их удовлетворить, что их собираются сначала политизировать, затем революционизировать, а потом мобилизовать для поднятия их движения на высшую ступень? Сидя в одном из уголков зала, я с огорчением наблюдал, как присутствующие на собрании безработные, которые так сильно хотели выслушать коммуниста, чтобы узнать у него, что им конкретно надо делать, стали зевать и обнаруживать явное разочарование. И меня совсем не удивило, что под конец председательствующий грубо лишил коммуниста слова, без какого бы то ни было протеста со стороны собрания". Борьба против СДПГ представлялась для руководства КПГ более насущной, чем борьба против НСДАП, и в этом смысле лидеры компартии шли по тому же пути, что и лидеры социал-демократии, направлявшие свои основные удары против коммунистов. А это приводило поистине к гибельным последствиям. Наиболее одиозной акцией руководства КПГ в те годы стала поддержка референдума против социал-демократического правительства Пруссии, проведенного по инициативе национал-социалистской партии в августе 1931 г. Правда, первоначально руководство компартии выступило против референдума. На пленуме ЦК КПГ в январе 1931 г. Э. Тельман заявил, что, хотя коммунисты не раз подвергали суровой критике политику прусского социал-демократического правительства, они не могут Участвовать в референдуме против него вместе с фашистами. Эту линию, единодушно одобренную на пленуме, руководство партии еще раз подтвердило в середине июля 1931 г., за три недели до референдума. Однако это вызвало немедленную отрицательную реакцию руководящих органов Коминтерна, по требованию которых спешно собравшийся новый пленум ЦК компартии уже 22 июля столь же единогласно отказался от прежнего курса и принял решение об участии КПГ в референдуме. Правда, референдум против социал-демократического кабинета‘Пруссии потерпел провал: требуемого числа голосов его инициаторы не получили. Днако участие Kill в этом референдуме вместе с нацистами нанесло ей. Офомный моральный ущерб. Диктат Москвы и насаждавшееся в руководящих органах КПГ единогласие, подавление любых попыток критики ультрасекгантского курса - все это крайне негативно сказалось на позициях германской компартии Особенно тяжелыми были последствия этих негативных тенденций в развитии КПГ в конце 1932 -начале 1933 г., в последние месяцы перед приходом нацистов к власти, Положение в стране в то время было чрезвычайно тревожным. Новая полоса чрезвычайных декретов, которые были приняты осенью 1932 г правительством Палена и которые превзошли по своей жесткости все прежние меры правительства Брюнинга, вызвали настоящий взрыв возмущения широких масс населения страны. Ответом рабочих был рост забастовочного движения. Но, с другой стороны, усилилось и недовольство в рядах последователей нацистской партии. В их рядах росло разочарование по поводу того, что она слишком медлит с захватом власти. Поддержка НСДАП избирателями стала сокращаться. На выборах в рейхстаг в ноябре 1932 г. за ее кандидатов голосовали 11,3 млн. человек, т. е. на 2,3 млн меньше, чем в июле того же года В то же время ноябрьские выборы 1932 г. показали, что рабочие партии не только сохранили, но даже несколько усилили свои позиции. Кандидаты СДПГ набрали на этих выборах 7,6 млн, а кандидаты КПГ - 6 млн голосов. Поражение нацистов и, напротив, усиление политических позиций компартии вызвало глубокую обеспокоенность ведущих групп крупного капитала. Это решительно активизировало закулисные маневры в политических верхах страны с целью убедить президента Гинденбурга возможно скорее привлечь национал-социалистов к участию в правительстве. Опасность такого поворота событий росла с каждым днем. Однако даже в эти решающие дни и недели ни лидеры СДПГ, ни руководство КПГ не внесли никаких изменений в свой политический курс. Они по-прежнему направляли свои основные удары не против их общего врага - национал-социалистов, а против друг друга. Руководители СДПГ продолжали ориентироваться на традиционные буржуазные партии. Что же касается лидеров КПГ, то успех компартии на ноябрьских выборах 1932 г. в сочетании с поражением НСДАП вызвал у них настоящую эйфорию, уверенность в том, что час победы КПГ близок. В своих посланиях руководству Коминтерна Тельман и другие деятели Компартии Германии заявляли, что они "оценивают дальнейшее развитие событий с максимальным оптимизмом". Такие заверения продолжались вплоть до трагических январских дней 1933 г. Таким образом, отчуждение и вражда двух рабочих партий Германии были не случайностью, а закономерностью. Курс КПГ был абсолютно неверным, а это обрекало на неудачу поистине героические усилия коммунистов в борьбе против фашизма, делало неэффективными их призывы к массовой борьбе против фашистской угрозы. Курс СДПГ мог стать успешным только при непременном условии активных действии рабочих масс, к чему были готовы многие рядовые социал-демократы, но от чего их постоянно отговаривали лидеры социал-демократии. До самого последнего момента руководство СДПГ призывало ориентироваться на союз с традиционными буржуазными партиями. И для рядовых коммунистов, и для рядовых социал-демократов раскол н вражда двух рабочих партий были глубокой жизненной трагедией. Без единсгва же действий рабочего класса, без совместной массовой борьбы двух рабочих партий помешать приходу к власти нацизма в условиях, когда НСДАП уже завоевала достаточно широкую массовую базу, а позиция верхов становилась все более благожелательной к идее привлечения нацистов к управлению страной, было невозможно. Это предопределило ход событий. 30 января 1933 г. президент Гинден- бург назначил Гитлера рейхсканцлером Германии. В истории Германии наступил период фашистской диктатуры. ? * * Теперь мы перейдем к вопросу о том, что представляла собой национал-социалистская диктатура в Германии. Нам нет необходимости подробно останавливаться на всех аспектах этой сложной проблемы, поскольку большинство их обстоятельно изложено в книге А. А. Галкина "Германский фашизм", которая в основе своей сохранила научную ценность, а также в вышедшем в 1996 г. большом труде отечественных ученых "Тоталитаризм в Европе XX века". Очень ценна, хотя и несколько одностороння и большая работа немецкого историка Иоахима Феста "Адольф Гитлер", опубликованная в Германии в 1973 г. и несколько лет назад вышедшая в нашей стране в русском переводе. В своей лекции мы остановимся лишь на некоторых наиболее важных вопросах этой большой темы. После прихода к власти перед НСДАП стояли следующие основные задачи. Во-первых, ликвидация строя парламентской демократии, слом государственной машины Веймарской буржуазно-демократической республики, замена ее строем тоталитарной нацистской диктатуры. Во-вторых, полная перестройка всей хозяйственной жизни страны на основе резкого усиления государственного регулирования экономики, установления эффективного контроля государства над всей экономической жизнью общества с целью нормализации экономики, потрясенной кризисом. В-третьих, расширение массовой базы нацистской диктатуры, расши- рснис влияния НСДАП не только в средних слоях, но и в рабочем классе, обеспечение длительной социальной стабильности нацистского режима. Только выполнив эти наиболее неотложные задачи, национал-. ооциалистское руководство могло приступить к достижению своей основной цели - подготовки новой войны ради установления господства еРмании в Европе, а затем и во всем мире. С первых же дней после прихода к власти национал-социалистская партия направила главные удары против парламентского режима. Но первый удар был нанесен по компартии. Сразу же начались расправы над коммунистами и их сторонниками в общественных кругах. Чрезвычайными декретами были запрещены газеты и все другие издания КПГ разгонялись митинги и демонстрации, организуемые коммунистами начались массовые аресты активистов компартии. С целью создать "законный" предлог для окончательного разгрома КПГ в ночь на 27 февраля 1933 г. был осуществлен провокационный поджог ina«nf1 рейхстага. Нацистские лидеры сразу же объявили его акцией компартии, сигналом к "всеобщему коммунистическому восстанию" и на этом основании добились издания чрезвычайного декрета "О защите народа н государства", которым фактически отменялись многие демократические права и свободы. Сразу же были произведены аресты нескольких тысяч функционеров КПГ, включая Эрнста Тельмана. Однако на первых порах лидеры НСДАП действовали все же достаточно осторожно. Даже после чрезвычайного декрета 28 февраля 1933 г. КПГ не была официально запрещена. Тем более национал-социалисты открыто не посягали на позиции СДПГ и профсоюзов. Они даже объявили день 1 мая "днем национального труда" и заверяли рабочих в том, что вес их завоевания священны для НСДАП. Почему же нацисты медлили с осуществлением жестокой расправы над всеми оппозиционными фашизму силами? Дело в том, что в феврале 1933 г. позиции НСДАП в органах государственной власти были еще недостаточно прочными. Национал- социалистская партия не имела большинства в рейхстаге, даже в составе правительства, возглавляемого лидером НСДАП, ей принадлежало только 4 министерских поста из 13. На создание прочного, квалифицированного большинства в парламенте и было рассчитано решение о роспуске рейхстага и о назначении новых выборов. Эти выборы состоялись 3 марта 1933 г. Однако несмотря на то что нацистская партия развернула ожесточенную пропагандистскую кампанию, пресекала контрагитацию инакомыслящих, несмотря на то что ведущие крупные промышленники снабдили НСДАП значительными финансовыми средствами, нацистское руководство не добилось поставленных целей. НСДАП получила на выборах 17,2 млн голосов. Это было больше, чем она получала в 1932 г.. но даже после прихода к власти она не смогла обеспечить себе большинство голосов. За кандидатов НСДАП 5 марта 1933 г. голосовало 44% избирателей, что обеспечило ей 288 из общего числа 647 мест в рейхстаге. Следовательно, национал-социалисты не сумели добиться не только крайне необходимого им квалифицированного, но даже простого большинства в парламенте. Против НСДАП голосовало в общей сложности около 22 млн избирателей. Даже в условиях начавшегося террора против КПГ за ее кандидат08 было подано 4,8 млн голосов, вместе же с СДПГ две рабочие партии Германии получили около 12 млн голосов и обеспечили 201 место в рейхстаге, иг которых 120 мест принадлежало СДПГ, а 81 место • Kill . В этих условиях руководству НСДАП было чрезвычайно важно добиться легального предоставления правительству Гитлера чрезвычайных полномочий. Но для этого необходимо было обеспечить одобрение этого решения двумя третями голосов членов рейхстага, т. е. 432 голосами. Простой подсчет соотношения сил в рейхстаге, однако, показывал, что, если к двумстам голосов коммунистов и социал- демократов присоединятся хотя бы два десятка представителей партии Центра, где были симптомы оппозиции нацистскому режиму, о получении квалифицированного большинства для одобрения чрезвычайного положения не могло быть и речи. Чтобы добиться поставленных целей, руководство НСДАП провело через рейхстаг решение об объявлении коммунистической партии вне закона и лишении коммунистов депутатских полномочий. Тем самым оно добилось увеличения удельного веса фракции НСДАП и ее союзников в традиционных буржуазных партиях в рейхстаге. Число членов рейхстага сократилось до 566 человек, а квалифицированное большинство - с 432 до 378. Однако к 23 марта 1933 г., когда на заседании рейхстага был поставлен вопрос о предоставлении правительству Гитлера чрезвычайных полномочий, большинство депутатов от традиционных буржуазных партий было уже в достаточной степени деморализовано. Поэтому все они, включая партию Центра, одобрили это решение. За него был подан 441 голос. Социал-демократы голосовали против чрезвычайных полномочий, но в результате того, что часть социал-демократических депутатов уже в первые недели после прихода нацистов к власти была арестована или эмигрировала, социал-демократическая фракция уменьшилась до 94 человек. В день голосования лидеры СДПГ пожали плоды своего политического курса. Отказавшись от внепарламентских методов борьбы, не выступив со всей решимостью против запрета Kill, социал-демократы подписали смертный приговор самим себе. Уже в марте 1933 г. были запрещены и распущены военизированные социал-демократические отряды рейхсбан- юра. 2 мая 1933 г. штурмовые отряды заняли все помещения профсоюзов. Было объявлено о роспуске профсоюзов. Вместо них был создан так называемый Германский трудовой фронт, который был лишен всех Функций, закрепленных ранее за профсоюзами, и который превратился в орган "сотрудничества" рабочих и предпринимателей. Наконец, 22 июня ‘933 г. последовал запрет СДПГ как "марксистской партии”, против которой, как говорилось в декрете, "будут применены те же меры,' что и "Ротив коммунистов". Лозунг "антимарксизма", который постоянно выдвигался нацистами и который был обращен не только против коммунистов, но и против социал-демократов, имел далекий прицел Поскольку СДПГ была одной из сил, олицетворявших режим Веймарской республики, расправа с СДПГ стала лишь прелюдией к слому этого режима. Не случайно вслед за запретом СДПГ последовал процесс так называемой пунификациип, т. е. самороспуск всех буржуазных партий. Все они "добровольно" (конечно, добровольность была вынужденной) заявили о своем самороспуске, а партийное руководство объявило о своем переходе в состав НСДАП на правах "сочувствующих". Исключением стали тщц некоторые функционеры партии Центра, ставшие в оппозицию нацистскому режиму. Нацисты объявили их "папистами" и обрушили на них суровые репрессии. Процесс "унификации” завершился декретом от 14 июля 1933 г., запретившим образование новых политических партий. Национал-социалистская партия была объявлена единственной легальной партией. Одновременно в первые же месяцы нацистской диктатуры проходила ликвидация парламентского строя. Уже по закону о чрезвычайном положении, принятому 23 марта 1933 г., правительство Гитлера не только сосредоточило в своих руках всю полноту исполнительной власти, но и приобрело обширные законодательные функции, ранее принадлежавшие только рейхстагу. Рейхстаг был, правда, сохранен, но он превратился в ширму, в послушную машину для голосования, в место верноподданнического одобрения всех мер нацистского аппарата. Партийный аппарат НСДАП сливался с государственным аппаратом, партийные функционеры стали выполнять государственные функции. Этот процесс был завершен в декабре 1933 г., когда был принят закон "об обеспечении единства партии и государства", по которому НСДАП была объявлена "носительницей немецкой государственной мысли" и стала официально выполнять государственные функции. Наряду с установлением полнейшего контроля над центральными органами власти, НСДАП провела ликвидацию всякого местного самоуправления. Полномочия ландтагов земель были ограничены, а вскоре их вообще ликвидировали. Во главе провинций, на которые была разделена Германия, были поставлены гитлеровские наместники * штатгальтеры. Часто они одновременно были руководителями земельных отделов нацистской партии - гауляйтерами. Уже к концу 1933 г. процесс слома парламентской демократии был завершен. Затем, в первой половине 1934 г., руководство НСДАП приступило к подавлению внутренней оппозиции в лице мелкобуржуазных попутчиков нацизма. В первые же месяцы после установления гитлеровского режима возникло сильное недовольство в штурмовых отряда*’ которые стремились к реальному осуществлению обещаний официальной нацистской программы - ”25 пунктов" национал-социалистской партии. Однако руководство НСДАП жестко положило предел всякой самостоя тельности штурмовиков. Уже 7 апреля 1933 г. появился приказ заместителя фюрера НСДАП Рудольфа Гесса о запрете вмешиваться во внутренние дела хозяйственных объединений, промышленных предприми и банков. На популярное требование "ликвидации процентного рабства1' давался безапелляционный совет "выплатить старые долги и не делать новых". Все это вызвало возмущение в массах рядовых штурмовиков. Участились угрозы ответить на запреты "второй революцией". Недовольством опурмовиков попытались воспользоваться те из нацистских лидеров, которые считали себя обойденными. Их возглавил руководитель штурмовых отрядов Эрнст Рем. Самостоятельные, несанкционированные действия штурмовиков, их недовольство и распространение идей "второй революции" - все это было очень опасно для нацистского фюрера и его приспешников, так как это ограничивало их свободу действий. В этот период Гитлер и его команда были заинтересованы в том, чтобы, не выходя за рамки легальности, окончательно взять под контроль всю политическую жизнь страны. Между тем самочинные действия штурмовиков вызвали сильное недовольство воротил крупного капитала, в поддержке которых нацистская верхушка в то время была крайне заинтересована. Поэтому в ночь на 30 июня 1934 г. силами эсэсовских отрядов был арестован и в полном составе истреблен весь руководящий состав штурмовых отрядов во главе с Ремом, а заодно и все те, кто на том или ином этапе вступал в конфронтацию с нацистами. В штурмовых отрядах была проведена жесткая чистка. Опорой гитлеровского режима стали эсэсовские подразделения. "Ночь длинных ножей", как стали называть акцию 30 июня 1934 г., положила конец всем притязаниям мелкобуржуазных последователей Гитлера на сколько-нибудь самостоятельную роль. Завершение реформирования государственного строя Германии произошло 2 августа 1934 г., после смерти престарелого президента Гинденбурга, когда Гитлер соединил в своем лице должности рейхсканцлера и президента и ему было официально присвоено звание "фюрера германского народа". Каковы же были ее характерные черты? В какой-то мере экономическое регулирование в Германии проходило теми же методами, что и в других странах. Прежде всего оно характеризовалось резким увеличением государственных расходов. За период 1933-1938 гг. их общая сумма возросла с 3 млрд до 21 млрд марок, т. е. увеличилась в семь раз. Для регулирования экономики использовались многие из тех же традиционных методов, которые в той или иной степени применялись во всех странах • поощрение капиталовложений предпринимателей, субсидии, налоговые льготы крупным фирмам. Однако тоталитарно-фашистская модель государственного регулирования имела ряд важных особенностей. Во-первых, все большую часть расходов государства составляли расходы на создание военной промышленности и вооруженных сил. Если общая сумма государственных расходов увеличилась за 1933-1938 гг. в 7 раз, то расходы на военные цели возросли за эти годы в 20 раз - с 720 млн до 15,5 млрд марок. Их доля в общей сумме расходов увеличилась с одной четверти до трех четвертей. Следовательно, уже в 30-х гг. в Германии была создана модель военного государственного регулирования. Во-вторых, в отличие от стран парламентской демократии, в нацистской Германии возникла система не косвенного, а прямого регулирования экономики, был установлен непосредственный контроль государства за ходом производства и распределения продукции, а иногда и непосредственного управления государства экономикой при определенном ограничении частнособственнических прерогатив. Первые попытки создания разветвленной системы государственного регулирования в нацистской Германии были предприняты еще в первые месяцы гитлеровского режима. 15 июля 1933 г. был учрежден Генеральный совет экономики, которому были подчинены 18 окружных и большое число районных экономических палат. В этот общегерманский орган вошли главы крупнейших корпоративных объединений и среди них такие магнаты крупного капитала, как Крупл, Тиссен, Феглер, Шредер, а также представители верхушки нацистской партии, сами превращавшиеся в крупнейших монополистов, в особенности за счет так называемой "ариизацни", т. е. поголовной конфискации собственности лиц еврейского происхождения. Наиболее ярким примером этого превращения стало создание крупнейшего концерна "Герман Геринг". Однако Генеральный совет экономики не стал полновластным органом регулирования экономики. В значительной степени это объяснялось тем. что он предполагал слишком большую степень самостоятельности воротил крупного капитала. Поэтому его полномочия сразу же стали ограничиваться действиями Имперского министерства хозяйства, в котором решающие позиции занимали деятели НСДАП. Постоянная разветвленная система государственного регулирования я нацистской Германии была создана законом о подготовке органического построения германской экономики, который был принят 27 февраля 1934 г По этому закону, вся экономика страны была разбита на два основных подразделения - Организацию промыслового хозяйства н Имперское сословие продовольствия. Первое из этих двух подразделений в свою очередь состояло из шести (а позже семи) имперских хозяйственных групп: промышленности, энергетики, транспорта, торговли, ремесла, банков, страхового дела. Наконец, каждая из имперских хозяйственных групп делилась на более мелкие подразделения по отраслям экономики и по регионам. Ведущим принципом управления экономикой закон от 27 февраля 1934 г. провозгласил так называемый "фюрерский принцип в экономике". Это означало ликвидацию всякого выборного начала. Руководители всех хозяйственных объединений от имперской группы до отдельного предприятия получали звание фюрера данного подразделения, обладающего неограниченной властью в пределах его компетенции. Примерно в то же время, 20 января 1934 г., был принят закон о "регулировании национального труда". Этот закон полностью ликвидировал введенную в период революции 1918-1919 гг. систему производственных советов (фабзавкомов). Каждое предприятие должно было отныне управляться на основании производственного устава, по которому собственник предприятия становился фюрером данного хозяйственного заведения, а при нем создавался институт доверенных лиц из представителей рабочих и служащих. Этот институт, имевший лишь консультативные функции, действовал под председательством владельца предприятия, которому принадлежало решающее слово. При возможных конфликтах между фюрером предприятия и доверенными лицами решение споров входило в компетенцию так называемых "попечителей труда" - чиновников нацистского государства. Таким образом, система государственного регулирования, созданная в нацистской Германии, была построена на принципах примата государства, всевластия государства над всеми социальными группами. Нацистские лидеры, однако, все время провозглашали, что построенное ими государство есть орган защиты общенациональных интересов, что это - общенациональное государство, стоящее на страже прав и интересов всех членов общества. Верно ли это? Каковы были реальные позиции основных социальных групп в нацистском государстве? Основные выгоды от системы тоталитарного нацистского режима получала крупная корпоративная буржуазия. Именно она и только она пользовалась в гитлеровской Германии реальным самоуправлением через Скрепленные за ней функции фюреров хозяйственных подразделений от имперских хозяйственных групп до отдельных предприятий. Пользуясь ^ми правами, крупнейшие воротилы корпоративного капитала, сРащиваясь с нацистским аппаратом, использовали предоставленные им иезможности для укрепления мощи корпораций, для сокрушения конкурентов, для проведения принудительного картелирования производства. За годы фашистского режима в громадной степени возросли прибыли монополий. За период 1933-1939 пг. чистые прибыли акционерных компаний увеличились с 36 млн марок до 1342 млн марок т. е. более чем в 40 раз. Концентрация производства и капитала в нацистской Германии достигла огромных размеров. Шесть крупнейших банков и 70 наиболее крупных акционерных компаний контролировали свыше 2/3 промышленного потенциала страны. В годы нацистской диктатуры корпоративный капитал снова, как и до революции 1918-1919 гг., чувствовал себя в положении "хозяина в собственном доме", ибо тоталитарный режим уничтожил все рычаги политического влияния рабочих: политические партии, профсоюзы, фабзавкомы, лишил их прежних социальных завоеваний. Именно на этом основании марксистская историография и оценивала фашистскую диктатуру как одну из форм диктатуры монополистической буржуазии, как "открытую террористическую диктатуру наиболее реакционных, наиболее империалистических, наиболее шовинистических элементов финансового капитала". Между тем действительная оценка сущности тоталитарного фашистского режима значительно более сложна. Отношения, сложившиеся между корпоративным капиталом и нацистской партией, не были отношениями господства и подчинения. Фашистское государство и нацистская партия отнюдь не были орудием в руках монополий, как нередко утверждалось в трудах представителей вульгаризированного марксизма. Представители верхов хотели бы сделать НСДАП орудием своего господства. Вспомним характерное заявление прусского юнкера Ольденбурга-Янушау: "Мы уж как-нибудь справимся с этими симпатичными парнями". Однако реальность оказалась совсем другой. На деле в нацистской Германии было установлено абсолютное единовластие нацистского фюрера, а через него - господство партийногосударственной бюрократии над обществом. Это была диктатура и над монополистической буржуазией, подчиненной нацистскому аппарату и единовластному фюреру - Гитлеру. О степени единовластия нацистского вождя говорило следующее высказывание Г. Геринга, одного из самых высокопоставленных нацистских бонз, своеобразного "экономического диктатора", уполномоченного по выполнению гитлеровского "четырехлетнего плана": "Каждый из нас имеет так много власти, как пожелает дать ему фюрер. Только находясь рядом с фюрером и составляя его свиту, фактически обладаешь могуществом и держишь в своих руках управление государством". Если уж всесильные нацистские бонзы так оценивали свое место * системе национал-социалистской диктатуры, то тем более это относилось к представителям корпоративного капитала. Они извлекали немалую выгоду из своего положения в органах государственного регулирования стрСмились быть как можно ближе к партийно-государственной нацистской бюрократии, а еще лучше - прямо сращиваться с нею. Конечно, не всем представителям верхов общества и далеко не все было по душе. Многим они были явно недовольны. Прежде всего, их роэмушали чрезмерный бюрократизм государственного аппарата, необходимость пробивать через многочисленные чиновничьи инстанции разрешение на получение сырья, оборудования, материалов, кредита и на другие производственные нужды. Они были недовольны жестким вмешательством государства в частнособственнические прерогативы, мелочной регламентацией процесса производства и распределения. Поэтому в системе государственного регулирования экономики, сложившейся в гитлеровской Германии, проявлялось противоречие между закономерностями частнособственнического капиталистического производства и стремлением нацистского государства к тотальному регламентированию. Второе в известном смысле противоречило первому. Представителям верхов не нравилось подчинение нацистскому аппарату власти. Для избранного общества промышленно-банковских магнатов и юнкерства это подчинение казалось тем более унизительным, что в их представлении Гитлер и его команда были шайкой грязных политических дельцов, с которыми надо было скрепя сердце вести дела, но которых неприлично было, скажем, пригласить в гости. Именно это чувство сословного превосходства заставило, например, президента Гицденбурга после первой встречи с Гитлером возмущенно воскликнуть, что этот "богемский ефрейтор" не может рассчитывать на что-то большее, чем должность генерального почтмейстера. Некоторые представители корпоративной верхушки старались отделить себя от нацистских бонз и иногда позволяли себе играть во фронду. Так, например, один из виднейших представителей монополистической элиты, Роберт Бош, при встречах с Гитлером упорно говорил вместо ставшего традиционным приветствия "Хаиль Гитлер!” "С Богом, господин Гитлер", а однажды вежливо осведомился у него, "не чувствует ли он себя неуютно в кресле Бисмарка". Почему же магнаты крупного капитала мирились с гитлеровским режимом, несмотря на то что им приходилось ему подчиняться? Это объяснялось тем, что нацистский режим обеспечил им политическую стабильность общества, лишил рабочий класс возможности сопротивления, дал руководителям корпоративных объединений прежнее чувство "хозяина в собственном доме", обеспечил им высокие прибыли и еще более увеличил их после захвата новых территорий. Обо всем этом уже после второй мировой войны сказал не кто иной, как сам Крупл. "Экономика нуждается в спокойном поступательном развитии, - заявил он. - В результате борьбы между многими партиями и следовавшего за этим беспорядка не было возможности для нормальной производственной деятельности. Мы, члены семьи Круппов, не идеалисты, а реалисты... У нас создалось впечатление, что Гитлер обеспечит нам необходимое здоровое развитие. И он, действительно, сделал это... Жизнь - это борьба за существование, за хлеб, за власть... В этой суровой борьбе нам нужно было суровое и крепкое руководство". Каково же было в эти годы положение рабочего класса, каково было его отношение к системе тоталитарной диктатуры? Мы уже говорили о том, что вплоть до своего прихода к власти национал-социалистам не удалось привлечь к себе основные слои рабочих. И даже в 1933-1934 гг. значительная часть рабочего класса продолжала оставаться на враждебных позициях по отношению к фашизму. Об этом свидетельствовали итоги двух плебисцитов, затеянных тогда национал-социалистами. Первый плебисцит, проведенный в ноябре 1933 г. по вопросу о доверии гитлеровскому режиму, в условиях фашистского террора, разумеется, не мог не быть благоприятным для НСДАП. Но все же около 4,5 млн человек либо ответили на этот вопрос отрицательно, либо воздержались от ответа, либо их бюллетени были признаны недействительными. Следовательно, так или иначе они выразили свое отрицательное отношение к нацистскому режиму. Еще более показательными были итоги плебисцита, организованного в августе 1934 г., когда был поставлен вопрос об одобрении объединения постов рейхсканцлера и президента в личности нацистского фюрера. Из 45 млн голосовавших около 7 млн человек, т. е. примерно 15%, либо дали отрицательный ответ, либо воздержались от голосования, либо опустили испорченный бюллетень. Но наиболее тревожными для национал- социалистов стали итоги выборов в советы доверенных лиц, проведенных в 1934 г. Кандидаты НСДАП получили на этих выборах от 7 до 20% голосов в разных районах страны. Все это сделало для нацистских лидеров вопросом чрезвычайной важности и актуальности задачу привлечения на их сторону основных слоев рабочего класса. Без прорыва в массу рабочих, в том числе и в среду тех, кто ранее шел за социалистами и даже за коммунистами, говорить о социальной стабильности гитлеровского режима было нельзя. Примерно к середине 30-х гг. наметились первые серьезные успехи НСДАП на этом пути. Сила сопротивления фашистскому режиму стала ослабевать. Постепенно стало меняться отношение основной массы рабочих к нацистскому режиму. От откровенно враждебного это отношение менялось сначала к настороженно-выжидательному, а затем к терпимому, а иногда и одобрительному. К этому времени сложились важнейшие отличия тоталитарного нацистского режима от других форм диктаторского строя - широкая социальная база, достаточно прочные Hftimmw в различных слоях населения, в том числе и в массах рабочих, значительная социальная стабильность режима. Встает вопрос: в чем причины этого? Как этого удалось добиться? Ведь в годы нацистской диктатуры политические позиции рабочего класса Германии резко ослабли. У рабочих не было теперь ни политических партий, ни профсоюзов, ни фабзавкомов. О легальном проведении стачек и заключении коллективных договоров теперь не могло быть и речи. Все эти социальные завоевания революции 1918-1919 гг. были утеряны. Условия продажи рабочей силы стали крайне неблагоприятными для рабочих. Германский трудовой фронт, в отличие от профсоюзов, не имел в этой сфере никаких полномочий. Он стал чем-то вроде сословного представительства. Все это неизбежно ухудшило и условия труда. Тарифные ставки заработной платы были заморожены на уровне острокризисного 1932 г. Постоянный рост военных расходов и как следствие курс на дефицитное финансирование повлекли за собой инфляцию, а предпринятые правительством попытки сдержать и даже запретить рост цен привели лишь к исчезновению самых необходимых товаров в свободной продаже и к расцвету черного рынка. В стране практически была введена карточная система в виде "постоянных списков потребителей". В мае 1934 г. был принят закон о регулировании использования рабочей силы, который существенно ограничил право рабочих на переход на другие предприятия и переезд в другие районы. В 1935 г. в Германии была введена единая трудовая книжка, а затем стала постепенно распространяться система всеобщей трудовой повинности как форма внеэкономического принуждения. И все же нацистскому режиму к середине 30-х гг. удалось добиться серьезных успехов в усилении своего влияния на рабочий класс. Почему? Конечно, определенную роль сыграли меры принуждения. Разветвленный аппарат нацистского государства установил тотальный контроль над всеми проявлениями общественной и личной жизни граждан. Эго Достигалось методами террора, жестокого подавления всякого инакомыслия. Но немалую роль играли и методы повседневного организационного воздействия на население, которое осуществлялось огромной иерархической армией функционеров национал-социалистской партии, насчитывавшей в 1939 г около 500 тыс. человек и имевшей в своем распоряжении 8* такие рычаги влияния, как Германский трудовой фронт, Титлерюгенд" и другие молодежные, женские и детские организации. Наконец, нацистский режим активно использовал мощный аппарат пропаганды, задачей которого было оказание "тотального идеологического воздействия на население", "обеспечение единой реакции народа на события". Однако одним лишь принуждением, одними лишь методами организационного и идеологического воздействия невозможно было обеспечить стабильную и достаточно прочную поддержку масс. Для того чтобы достичь этой цели, гитлеровский режим систематически применял меры социального поощрения, которые создавали известную заинтересованность рабочих и привлекали их на сторону тоталитарного фашистского строя. Что же это за меры? Большое влияние на изменение настроений рабочих сыграли объективные факторы - начавшееся весной 1933 г. улучшение экономической конъюнктуры. Наметившийся выход из экономического кризиса породил тенденцию к снижению числа безработных. Но нацистское руководство содействовало этому процессу сначала путем организации различного рода общественных работ вроде строительства автострад, а затем и бурным ростом военной промышленности. Все это вело к рассасыванию безработицы: в январе 1933 г. в Германии было 6 млн безработных, в 1935 г. их число сократилось до 2,2 млн, в 1937 г. - до 900 тыс., а в 1939 г. в стране осталось лишь 120 тыс. безработных. Сокращение безработицы и некоторое повышение фактического уровня заработной платы, несмотря на замораживание тарифных ставок, за счет вовлечения в производство женщин, а также за счет сверхурочных работ стало важным фактором в изменении отношения рабочих, в распространении среди них мнения о том, что "национал-социалистская партия стремится выполнить свои обещания". Эти настроения нацистский режим старался усилить проведением ряда специальных мер в социальной области. Так, в принятом в январе 1934 г. законе о регулировании национального труда, лишившем рабочих социальных завоеваний германской революции и в целом поставившем их в полную зависимость от предпринимателей и назначаемых сверху "попечителей труда", в то же время декларировался принцип равенства прав предпринимателей и рабочих. Кроме того, создавались так называемые "социальные суды чести", в которых должны были рассматриваться случаи нарушения своих "социальных обязанностей" как рабочими, так и предпринимателями, причем последние могли быть в этом случае даже лишены звания фюрера предприятия. Одновременно создавалась система защиты от произвольных увольнений. Рабочие, проработавшие на данном предприятии не менее года, имели право а случае увольнения обратиться в специальный суд по трудовым конфликтам с просьбой о восстановлении на работе. Наконец, немалую роль в привлечении широких слоев рабочих на сторону нацистского режима сыграла образованная им разветвленная система государственной благотворительности, которая имела своей целью замаскировать лишение рабочих политических прав системой более или менее крупных государственных подачек. Создание этой системы государственного патернализма началось с проведения так называемых "кампаний зимней помощи" безработным, больным, многосемейным. Средства на проведение таких кампаний складывались из специальных взносов самих рабочих, а также из отчислений предпринимателей в "фонд Адольфа Гитлера" в размере 0,5% от суммы заработной платы рабочих и жалованья служащих, выплачиваемых отдельным предпринимателем или фирмой. На тех предпринимателей, которые добровольно ие делали этих взносов, оказывалось давление нацистских властей. За счет собранных средств, сумма которых зимой 1938-1939 гг. достигла 566 млн марок, ежегодно проводились торжественные церемонии вручения подарков. Но основным каналом государственной благотворительности в нацистской Германии стала специальная организация "Kraft durch Freude" ("Радость - это сила"), которая организовывала для рабочих и служащих систему удешевленного отдыха, туризма, поощрения физической культуры, спорта, любительских театров. Низкооплачиваемые рабочие нередко пользовались правом бесплатного участия в этих мероприятиях. Хотя система государственной благотворительности обеспечивалась в основном за счет страхового и пенсионного фондов, т. е. в конечном счете за счет вычетов из заработной платы лиц наемного труда, она создавала у многих рабочих впечатление о заботе НСДАП о рабочем классе, о его "врастании" в "общенациональное государство". Это постепенно, вело к переходу основной массы рабочих на позиции поддержки нацистского режима, несмотря на лишение рабочих важнейших политических прав и свобод, которыми они обладали в условиях парламентского строя. Таким образом, создание разветвленной системы государственного социального патернализма сыграло важную роль в обеспечении социальной стабильности тоталитарного нацистского режима. Поддержание устойчивой социальной стабильности общества требовало различного рода подачек и средним слоям населения - мелким предпринимателям, ремесленникам, торговцам, крестьянам. Подавив всякую возможность легальной мелкобуржуазной оппозиции фашизму, нацистское государство стремилось обеспечить поддержку средних слоев населения не только и даже не столько рядом мер социального патернализма, сколько массовым привлечением выходцев из средних слоев в разветвленный аппарат нацистской партии и государства. В сельском хозяйстве, входившем в орбиту Имперского сословия продовольствия, была установлена строжайшая система регламентации. Решающую ставку в обеспечении подъема сельскохозяйственной продукции нацистское государство делало на юнкерство и зажиточные слои крестьянства. Всю продукцию крестьяне обязаны были сдавать на государственные приемо-сдаточные пункты. Свободная продажа сельскохозяйственных товаров строго ограничивалась или даже запрещалась. В сентябре 1933 г. был приют так называемый "закон о наследственных дворах". Владельцы хозяйств размером от 7,3 до 125 га "арийското происхождения" получали звание крестьян, владельцев "наследственных дворов", остальные же считались просто сельскими хозяевами. Владельцы "наследственных дворов" приобретали ряд важных льгот. Они освобождались от налогов, их хозяйства не могли быть проданы за долги, они не могли дробиться и передавались по наследству только старшим сыновьям владельца. Составляя не более 20% общего числа хозяйств, они владели почти 40% обрабатываемой земли. Льготы владельцам "наследственных дворов" имели и экономические и политические обоснования. Главной целью этого закона было создание крепкого слоя зажиточного крестьянства. Одновременно обеспечивались условия для систематического вовлечения младших сыновей владельцев "наследственных дворов" в армию и эсэсовские отряды, т. е. в аппарат террористического нацистского режима. Мелкое крестьянство, не входившее в эту систему, было обречено на разорение. Положение мелких крестьян, арендаторов и сельскохозяйственных рабочих было крайне тяжелым. Число принудительных продаж земельных владений мелких крестьян ежегодно исчислялось тысячами. Но в их сохранении нацистская система государственного регулирования сельского хозяйства не была заинтересована. Она была рассчитана на поощрение крупного производства. Это имело для НСДАП громадное значение: шла усиленная подготовка к войне. * * * Таким образом, все сказанное подтверждает тезис, который был высказан нами еще в лекции о различных моделях государственного регулирования, возникших в 30-х гг. XX в., - тезис, гласивший, что нацистский режим Германии стал наиболее полной, наиболее радикальной формой тоталитарной диктатуры. Вся полнота власти была сосредоточена в руках партийно-государственной бюрократии во главе с всевластным фюрером. Она осуществляла господство над всеми социальными слоями общества. Разумеется, нацистский режим активно защищал интересы наиболее могущественных экономических групп - корпоративной буржуазии и юнкерства. Он сохранял широкую массовую базу, используя методы социального патернализма. Но в то же время он беспошад*10 подавлял все попытки сопротивления, все проявления инакомыслия, подчиняя все общество строгой регламентации и тотальному контролю. дом смысле германский нацизм стал единственной в Западной Европе классической, наиболее полной формой тоталитарной диктатуры. Даже наиболее близкий к этой классической модели итальянский фашизм все де не достигал такой полноты господства фашистской власти, такого абсолютного контроля над мыслями и действиями рядовых граждан. Тем более отличались от гитлеровской модели варианты так называемой иберийской модели фашизма. Как мы уже говорили, к началу 30-х гг. была создана еще одна модель тоталитарного режима, в какой-то мере еще более полная и абсолютная. Эго была модель сталинской диктатуры в Советском Союзе. Она также отличалась полнейшим господством партийно-государственной номенклатуры, возглавляемой "великим вождем". Для нее тоже было характерно полное всевластие государства над личностью. Наконец, она обладала широкой социальной базой. Но в сталинском варианте тоталитарного режима все эти черты получили максимальное развитие, поскольку, в отличие от германского нацизма, в Советском Союзе не было ни одной социальной группы, которая хоть в какой-то степени сохраняла экономическую самостоятельность. В СССР была ликвидирована буржуазия, уничтожена частная собственность на средства производства. Эта разница отчетливо сознавалась нацистским фюрером. В кругу своих приближенных Гитлер не раз говорил, 1пго он совсем не собирается истребить, как это было сделано в России, слой частных собственников. Напротив, он заставит их отдать свою способность делу строительства экономики. Сохранение собственности, утверждал Г итлер, не меняет сути дела. "Что значит владение собственностью, - продолжал он, - если я твердо охватил всех людей дисциплиной, из которой они не могут выбраться. Пусть владеют землей и фабриками сколько им угодно. Решающий момент - это" то, что государство распоряжается через партию всеми независимо от того, собственники они или рабочие. Наш социализм изменяет не внешний порядок вещей, а только отношение человека к государству. Собственность и доходы - экая важность, очень нужна нам социализация банков и фабрик! Мы социализируем людей". Но все же наличие слоя собственников и особенно слоя крупных собственников - корпоративной буржуазии и юнкерства - в какой-то мере ограничивали нацистский режим. В этом смысле режим тоталитарной сталинской диктатуры, у которого вообще не было никакой хоть сколько- нибудь самостоятельной противостоящей экономической группы, принял еще более абсолютный характер. В нацистской Германии даже в условиях тоталитарной диктатуры сохранялись, хотя и с известными ограничениями, основные закономерности рыночной экономики и расширенного частнокапиталистического воспроизводства. Все это свидетельствовало о значительной экономической стабильности нацистского режима. С другой стороны, германскому нацизму удалось привлечь на свою сторону широкие слои германского общества. Конечно, советский строй, установившийся в СССР, превосходил режим нацистской диктатуры Ло своей социальной прочности. Это в немалой степени обменялось тем, что в Советском Союзе даже в период сталинской диктатуры все еще сохранялся импульс, заданный Октябрьской революцией, и руководящая партийно-государственная верхушка во главе со Сталиным умело эксплуатировала это наследие, клянясь в верности благородным идеалам равенства, интернационализма и социальной справедливости, лежащим в основе социалистической идеи. Такого наследия в Германии не было, а официальная идеология нацистской верхушки, проникнутая звериным шовинизмом и расизмом и полная презрения к идеям социальной справедливости, не могла соперничать по силе своего воздействия с идеями социалистического переустройства общества, которые продолжали сохраняться в сознании советских людей даже в годы жестокой сталинской диктатуры. Тем не менее национал-социалистской партии все же удалось обеспечить поддержку основных слоев германского народа. В наибольшей степени это относится к массе средних слоев, которые активно привлекались в состав громадного бюрократического аппарата. По своему социальному составу этот аппарат был в основном мелкобуржуазным. Это теснейшим образом связало средние слои Германии с нацизмом, с его преступными акциями. Рабочий класс Германии проявил наибольшую устойчивость. Он последним поддался фашистской обработке. Но все же на определенном этапе большинство рабочего класса, в том числе и большинство его организованной части, склонилось к поддержке нацистского режима. В этом и состояла главная причина достаточно прочной социальной стабильности тоталитарного нацистского режима Германии. Эго и обусловило сравнительную слабость внутреннего сопротивления нацизму, изолированность антифашистского движения в Германии. Вот почему крах германского фашизма стал не результатом внутреннего сопротивления, а результатом военного разгрома, результатом того, что авантюристический курс нацизма на завоевание мирового господства сплотил против него на мировой арене всех тех, кому угрожал этот преступный человеконенавистнический курс.