ПЛЕМЕНА И ПЛЕМЕННЫЕ СОЮЗЫ

Рассмотрение политического строя северной Аравии мы начнем с племенной организации, чтобы, насколько это позволит наш .материал, проследить развитие политической надстройки от ее зачаточных племенных форм к феодальным эмиратам и далее к централизованному феодальному I осударству.

Выше неоднократно отмечалось, что весьма значительная, по преимуществу кочевая и полукочевая, часть населения северной Аравии сохраняла позднюю, находившуюся в состоянии разложения, значительно модифицированную, но тем не менее все еще четко выраженную племенную организацию. Эта последняя не являлась простым реликтом: она продолжала играть реальную роль в общественно-политической жизни населения страны и в особенности тех ее периферийных областей, где вследствие слабости власти Саудпдов, Рашидидов или турецких захватчиков племенная организация в какой-то мер© выполняла функции государства по поддержанию классовой диктатуры и защите общества от внешнего врага.

Племена, так же как и все крупные родоплеменные подразделения, управлялись шейхами. Как показал Ламменс, должность шейха в арабских кочевых племенах уже в эпоху становления ислама из выборной стала превращаться в наследственную однако даже и в начале XX в. порядок .наследования шейхской власти (шиха) не был единообразен и удерживал ряд архаических особенностей. В то время как в одних племенах успел утвердиться принцип передачи должности шейха от отца к сыну (в том числе подчас и малолетнему, с установлением «регентства» кого- либо из старших родственников 852), в других еще сохранялся принцип наследования этой должности старшим в семейжиродовой группе умершего шейха 853, а в третьих переплетались и боролись между собой оба эти принципа 854 (ср. «отчину» и «старшину» в раннем Киевском государстве). Вместе с тем обычное право повсеместно требовало, чтобы в случае отсутствия у законного претендента необходимых для управления качеств шейхгкая власть наследовалась другим, более «достойным» родственником Л МОршСГО еГО МЛаДШИМ СЫНОМ, двоюродный! 0|раТ0М, племянником и т. д. 855

Но так или иначе, должность шейха, как правило, оставалась в руках одной и той же фоодальной фамилии, из поколения в поколение правившей племенем. «Ни другой член данного племени, ни иноплеменник, ХОТИ бы он даже превосходил всех богатством и способностями, не может стать главой аширы номадов...»,— категорически утверждает Даути856. Извечно, что главные шейхи мутайр — ааль Давиш и главные шейхи атл ^а — ааль Рубаян правили этими племенами уже в XVIII в.857; абу Рлша правили мавали с XVII в.858: в ряде племен фамилии главных шейхоп удерживали свою власть на протяжении 8—10 поколений859.

Каких-либо внешннх знаков шейхской власти в племенах Аравин не было. «Они, — говорит Сибрук о шейхах северо-западной Аравии,— не носят ни пышной одежды, ни каких бы то ни было отличительных знаков своего ранга» 860. В некоторых племенах к новому шейху обычно переходной шатер и кобыла его предшественника им, где еще пользовались мар- кабом, последний также доставался новому предводителю. Не существовал.; и какой-либо особой титулатуры или же церемониала при обраще- 17нн к шейхам. Лайард, говоря о главном шейхе северных шаммаров Су- фуке, отмечал, что «даже в дни его наибольшего могущества самый ничтожный араб смотрел на него как на равного, обращался к нему «Суфук» я смело садился на его место» 861. То же заметил Оппенгейм по отношению к сыну и преемнику Суфука — Фарису 862.

Шейх регулировал сезонные перекочевки племени и его основных подразделений, распределял пастбища и колодцы, организовывал муса- билы, следил за соблюдением в племени установленного порядка и обычаев. Права его в этом последнем отношении были весьма широки. Он разрешал все основные вопросы, связанные с кровомщением н выплатой возмещения за кровь, препятствовал заключению незаконных или просто нежелательных браков и утверждал разводы, сохранял приблудившийся скот и разыскивал краденое, надзирал за выполнением правил гостеприимства, рафиката, различных видов патроната и т. п. Шейх, как правило, был представителем племени во всех его делах и отношениях с соседними племенами и властями — как правительствами государств северной Аравии, так и турецкой, а затем европейской мандатной администрацией Ирака, Сирии и Палестины. Шейх осуществлял посредничество между соплеменниками н верблюдоторговцами, обеспечивал безопасность странствующих купцов и ремесленников и в случае нужды собирал долги с неисправных должников в своем племени. Шейх же был религиозным главой племени и в качестве такового следил за соблюдением некоторых норм ислама, получивших распространение среди кочевников, и поддерживал к^льт предков . Нередко шейх выступал н в качестве судьи, особенно по такпм вопросам, которые не требовали участия профессиональных знатоков обычного права 863.

Для нашей темы особенно важен вопрос о характере шейхской власти. Большинство буржуазных авторов, рассматривая кочевое общество северной Аравин как застывшее на стадии родового строя, подчеркивает отсутствие в бедуинских племенах какой-либо принудительной власти. Так. нацример. Бэртон считает, что «племена повинуются своим шейхам лишь из уважения к их личным качествам» 864, а по мнению Клаусса, «даже могущественный шейх господствует только силой справедливости и личного превосходства над своими подчиненными; приказывать он не вправе» 865.

Характеризуя власть шейха арабского племени, западноевропейские авторы часто применяют известную формулу времен римского принципата — primus inter pares 866. В такой-то степени все эти и им подобные высказывания, несомненно, отражают незавершенность оформления органов классового принуждения в кочевом племени, но в целом они мало соот- ветстъуют реальному положению вещей. Имеются выразительные свидетельства, показывающие, что если власть главы семьи или болыпесемей- лон группы всецело основывалась на патриархальных адатах, если права ыавы мелкой родовой группы были довольно неопределенны н также еще проникнуты древними патриархальными традициями, то власть племенного шейха носила совершенно иной — откровенно принудительный — характер.

Принуждение со стороны шейха, его право насилия по отношению к соплеменникам носило название джабр. В работах Мусила приводится несколько характерных примеров того, как это право осуществлялось на деле. В одном из племен северо-западной Аравии араб, ограбивший опекаемого шейхом купца, подвергся пятидневному заключению в гостевом отделении шейхского шатра867. Описан случай, когда глава восточных хувайтат Ауда абу Тайн вооруженной рукой принудил одного из своих соплеменников вернуть верблюда, украденного у хуваплателыцика — ша- рари 868. В другом случае шейх руала Нури ааль Шаалан в течение месяца продержал в кандалах одного из родовых шейхов за ослушание и самовольную откочевку из расположения племени 869.

Реальной опорой власти шейха являлись его ближайшая родня, свободные слуги-арабы и африканские рабы и вольноотпущенники.

Богатые, широко практиковавшие многоженство шейхские фамилии всегда были самыми многочисленными в племени. Это обстоятельство отмечалось уже Нибуром, описавшим шейхскую семью в 150 человек870, а позднее Буркхардтом 871, Жоссеном 872 и Даути; по подсчетам последнего, шенхская фамилия у фукара составляла около одной пятой всего племени 873. Многочисленны были и вольнонаемные слуги шейха и шейхского дома (фадавийя, ед. ч. фадави), использовавшиеся не только в качестве пастухов, егерей, псарей, сокольничих, конюхов и т. п.874, но и в качестве телохранителей875, «приверженцев испытанной верности»876. Как правило, это были выходцы из других племен (особенно часто из племени шарарат), не связанные с местной средой узами и традициями родства и поэтому успешно использовавшиеся шейхами против рядовых соплеменников. Встречались, впрочем, и исключения из этого правила: так, в аназском племени хасанат люди подразделения масалих являлись военными «наемниками» шейхской фамилии 877. Еще более важным и надежным орудием шейхов в их направленных против племени мероприятиях были африканские рабы и вольноотпущенники, о которых подробно говорилось в своем месте. Все эти люди составляли непосредственную опору шейха, его личные вооруженные силы, которые, не отличаясь еще терминологически от общеплеменного ополчения воинов (в обоих случаях для вооруженных отрядов употреблялись термины кум 'и джамаа 878), фактически уже превратились в обособленную внутриплеменную дружину. Такие дружинники называли себя не просто руала или шаммарами, а «людьми» («арабами», «всадниками» и т. п.) такого-то шейха 879. Вот выразительный отрывок из популярного произведения шаммарского фольклора — «Истории Матлака ааль Джарба в Неджде»: —

Кто вы? —

Мы всадники Файда ибн Шаалана. А вы? —

Мы всадники Матлака ааль Джарба и.

Существенной особенностью организации власти в племени было разделение «гражданской» власти, сосредоточенной в руках шейха, и военной, принадлежавшей акиду или «военному шейху» (шейх аль-харб, или шейх аШ'Шадад). «Каждое племя,— отмечал Буркхардт,— имеет, помимо шейха, еще и акида, и редко случается, чтобы обе должности объединялись в одном лице; мне, по крайней мере, такие примеры неизвестны, хотя некоторые арабы рассказывают, что они видели шейха, который среди арабов района Басры был одновременно и акидом. Должность акида передается по наследству в какой-нибудь определенной семье от отца к сыну... Если шейх участвует в походе, то он наравне с прочими повинуется приказам акида, полномочия которого кончаются только тогда, когда воины возвращаются домой. Тогда шейх вновь вступает в свою должность» 880. Ракт обязательного наличия в кочевых племенах наряду с шейхом акида подтверждается рядом последующих авторов — Гуармани \ А. Блэнт881, Ошюлгешюм 882, Жоссеном 883, Мусилом 884. Показательно сообщение Лоуренса: хотя Луда абу Тайн считался лучшим воинам северной Аравии, военным руководителем племени был не он, а его двоюродный брат ибн Заал885.

В дни войны акид пользовался почти неограниченной властью. Он имел право отобрать у непокорного соплеменника коня и оружие, запретить ?ему присутствовать на общих сходках, жениться на девушке из данного племени, подвергнуть изгнанию и даже нанести ему побои 886. В мирное время военачальник официальной власти не имел, но фактически продолжал пользоваться огромным влиянием. «...Акид всегда важное лицо; от него зависят богатство и благосостояние всех и к нему обращаются с величайшим почтением» 887. Так же как и шейх, акид имел свою личную дру- ;кпну. своих приверженцев, и нередко случалось, что сильный и популярный военачальник в конце концов сам становился шейхом. Так, например, в племени руала акидский дом ааль Шаалан некогда сменил шейхский дом ааль Какаа 888, в другом аназском племени, вульд али, акиды ааль Таяр в 1920-х годах сменили шейхов ааль Асмайр 889, в племени мавали акид Фарис аль-Атур в начале 1930-х годов отделился с половиной племени от шейхов абу Риша п.

Ввиду сказанного большой интерес представляют сообщения Мусила и Жоссена о том, что акпдом обычно являлся кто-нибудь из ближайшей родни шейха п что в противном случае шейхская семья стремилась поскорее породниться с акидской. По-видимому, в должности акида, отдельной от должности шейха, но зачастую принадлежавшей одному из членов шейхской фамилии, следует видеть результат столкновения двух противоположных тенденций. С одной стороны, продолжала сказываться древняя патриархальная традиция, требовавшая раздельности должностей старейшины и военачальника, с другой — усиливалось стремление шейхов завладеть выгодным и влиятельным местом, создававшим, кроме того, постоянную угрозу низвержения шейхского дома акидским. Положение, сложившееся в северной Аравии XIX — начала XX в., явственно отражает процесс объединения обеих этих должностей в руках одного — господствовавшего в племени — феодального дома. По-видимому, к началу XX

в. учащаются случаи, когда акидом становится сын шейха, а подчас и сам шейх 890.

Судебная власть в племени, как уже говорилось раньше, была поделена между шейхами и профессиональными судьями (арифами). Четкого разграничения в компетенции первых и вторых не было: тяжущиеся стороны по желанию могли обращаться к шейху, к арифе, наконец, к любому другому избранному ими посреднику. Однако «настоящим судьей решение которою имело необходимый вес в глазах общества, считался только кади ибн кади, т. е. такой судья, который, подобно шейху или акиду, унаследовал свое звание от отца или другого близкого родственника Част'> бывало, что шейхская династия племени была вместе с тем и династией наследственных судей (ааль Джандал, ааль Асмайр, ааль Таяр в различных племенах аназа 891) ; здесь перед нами, по-видимому, выступает тог же процесс монополизации шейхами или шейхскими домами всех видов власти в кочевом племени.

В некоторых племенах имелась довольно развитая судебная организация* Существовали специальные судьи, занимавшиеся разбором дел о- верблюдах (кудаг ас-сафи), о лошадях (кудат ар-рисан), о земле (кудат ад-дияр), о кровной мести (кудат ад-дамм) и т. п. Наряду с обычными имелись главные судьи, повторно разбиравшие дела в случае несогласия сторон с решением судей «первой инстанции» 892.

Судопроизводство велось на основании свидетельских показаний или присяги сторон, а в сложных случаях — ордалий (чаще всего прикладывания языка к раскаленному железу). Юридические санкции всегда носили только имущественный характер. Решение главного судьи или решение, вынесенное шейхом совместно со старейшинами племенп, считалось обязательным. Его исполнение обеспечивалось в одних племенах особыми гарантами (кафиль), заранее представленными суду тяжущимися сторонами, в других — людьми шейха. Впрочем, обычай допускал, чтобы лица, не желавшие или не имевшие возможности выполнить решение суда, добровольно оставили племя и ушли в изгнание. По словам Даути, в каждом племени имелось несколько семейств таких изгнанников, не уплативших в свое время наложенных на них штрафов 893.

Судей по шариату (кади аш-шариа), хорошо известных в полуосед- лых племенах Ирака, Сирии и Палестины, в кочевых племенах собственно Аравии в XIX — начале XX в., ВИДИМО, ПОЧТИ не было. Как мы увидим в дальнейшем, попытки недждских властей распространить на кочевые племена шариатское судопроизводство увенчались успехом только во втором десятилетии XX в.

Высшим органом управления племенем считался маджлис, или шу- ра,— племенной совет, собиравшийся в установленных случаях главным шейхом. В условиях сохранения основной массой соплеменников их юридических вольностей и прав маджлис в известной мере еще сохранял традиционный облик общеплеменного собрания: здесь, отмечал Даути, «...говорит, кто хочет; здесь раздается голос последнего соплеменника, ибо он соплеменник» 894. Однако по существу народное собрание уже давно превратилось в более или менее замкнутый совет старейшин, состоявший из шейхов, акидов, судей и других наиболее влиятельных представителей племенной верхушки. Буркхардт, говоря о маджлисе, прямо указывает, что шейх выслушивает и учитывает мнения лишь «выдающихся», «наиболее уважаемых» людей племени895.

Представляя собой орган классовой диктаторы племенной знати в це~ лом, совет старейшин ограничивал самовластие шейха в интересах всей КО' чсвой верхушки, контролировавшей основные линии внутренней и внешней политики правящего шейха. Сюоощения того же Ь>уркхардта и многих последующих авторов показывают, что шейх имел право самостоятельно вершить лишь обыденные дела управления; все экстраординарные решения, как, например, вопрос о преемственности шейхской должности, объявление войны и заключение мира, принятие в племя и изгнание нежелательных соплеменипков, требовали санкции маджлиса 896.

В целом можно Еидеть, что организации власти в племени было присуще то же характерное переплетение отношений классового господства с остатками патрпархально-родового строя. С одной стороны, рядовые члены племени всецело находились под властью наследственной феодальной верхушки — шейхов, акпдов, судей, имевшей право принуждения и обеспечивавшей это право с помощью отрядов вооруженных дружинников. С другой стороны, это классовое, феодальное принуждение отчасти прикрывалось такими архаическими традициями, как сохранение племенных советов, еще не вполне утративших черты древних общеплеменных собраний, выборность шейхов в пределах шейхских фамилий, судопроизводство по стародедовским адатам, допускавшим лишь имущественные штрафы и т. п. Племена еще оставались организацией вооруженного народа, но этот народ уже не имел реальной власти, которая была захвачена феодальными домами шейхов, акидов и судей.

Патриархальные пережитки в политической жизни племен имели еще одну важную для нас сторону. Разделение гражданской и военной власти, ограничение власти шейха советом старейшин, отсутствие твердо установленных правил преемственности шейхской должности,— все это облегчало феодальную анархию в среде кочевых племен, усиливало внутренвие раздоры и усобицы. Акиды и шейхи родов нередко поднимали своих приверженцев против главного шейха племени, отказывались ему повиноваться, а подчас и совсем уходили в другие племена или же образовывали новые племенные единицы. Так, например, в первой четверти XX в. в племени бану мурра одно из его семи подразделений не признавало над собой власти главного шейха 897, в племени мавали имелось немало родов, «объединенных только по имени» 898, в соседнем племени хададийин шейхи нескольких крупных родов, держа в зависимости от себя ряд более мелких групп, сами почти не повиновались главному шейху всего племени 899. Буркхардт 900 и Жоссен 901 рассказывают о частых случаях отпочкования новых родоплеменных групп во главе со своими шейхами, отказавшимися подчиняться прежним предводителям, Монтань говорит о подразделениях племен, которые «...в зависимости от обстоятельств присоединяются то к одному, то к другому могущественному союзнику» 902. Все эти процессы, ослаблявшие и делавшие ненадежной племенную организацию, особенно активизировались в периоды военных действий 903, т. е. как раз тогда, когда обстоятельства требовали сплочения сил всего племени. Н\ждьт полны и ооо]1()Ш,1. равно как п потребности упрочения классо- i.oji дггкт.1 r\pi>T феодальной верхушки кочевников, требовал ликвидации г.нутрршкч’г анархии и консолидации племенных организмов под властью j.pyjTHi'iiJiinx шейхско-акидских фамилий. Путем к этому были племенные союзы, хорошо известные уже в доисламской н раннеисламской Аравии 1 о обстоятельство, что в интересующий нас период времени они все еще оставались широко распространенной формой политической организации североаравийских кочевников, несомненно следует поставить в связь с общим положением в кочевых районах страны, которые, входя в состав тех или иных государств, в большинстве случаев лишь в незначительной степени испытывали реальное воздействие государственной власти.

В северной Аравии исследуемого нами времени имелся ряд естественно возникших группировок так называемых «братских» племен, родившихся в многовековом процессе разрастания и почкования древних родоплеменных единиц. Крупнейшими среди них были аназа, шаммары и харб. Арабы называли группировки братских племен тем же термином, что и обычное племя — кабила; в европейской литературе для их обозначения применяются термины «конфедерация» 904, «организация племен» 905 и даже «народность» (nation) 906.

Братские племена представляли собой определенное этническое единство. Занимаемая ими территория образовывала сплошной массив, тянувшийся у аназа от Хайбара до Алеппо п Багдада, у шаммаров — от Дже- бель-Шаммара до Мосула п у харб — от Аль-Алы до Таифа и Анайзы. Им были свойственны особый диалект (лугва) 907 и известные культурно-быто- иые особенности, проявлявшиеся, например, в типах причесок, излюбленной расцветке мужского головного платка и плаща, орнаменте, фольклоре, обычаях, связанных с гостеприимством, рафикатом, кровомщением и т. п.908 Вместе с тем братские племена были объединены также и определенными связями социального порядка, ярче всего проявлявшимися в особых, свойственных только отношениям между данными племенами, нормах обычного права.

Братские племена имеют взаимное право на пользование пастбищами 910. 2.

Имущество члена братского племени, случайно захваченное во время грабительского набега, должно быть безвозмездно возвращено. 3.

Имущество, украденное у члена братского племени, так же как и имущество, украденное в собственном племени, должно быть возвращено в четырехкратном размере. 4.

Приблудившееся животное, принадлежащее члену братского племени, должно быть безвозмездно возвращено. 5.

Приблудившееся или похищенное животное, несколько раз перешедшее из рук в руки и в конце концов оказавшееся у члена братского племени, после процедуры гонки следа (арафа — «опознанне») должно быть безвозмездно возвращено владельцу911. Исключение составляет лошадь за которую дается компенсация в виде верблюда. ’ 6.

Ответственность за долг члену братского племени, так же как и ответственность за долг соплеменнику, лежит только на самом должнике. 7.

Ответственность за кровь члена братского племени, так же как и ответственность за кровь соплеменника, лежит только на хамсати убийцы. Возмещение за кровь члена братского племени, так же как и возмещение за кровь соплеменника, уплачивается в значительно более высоком размере (обычно 50 верблюдов вместо 7) 912.

Общность братских племен была оформлена обычным для кочевой Аравии образом — признанием единства происхождения. Все аназа считали своим предком эпонима группы Анназа 913, все шаммары — Шаммара аль- Лайпа 914 и т. д. В соответствии с этим все они считались двоюродными братьями (бану алъ-амм), хотя и в самом широком смысле этого слова, и называли свои отношения «законом братства» (хакк бану алъ-амм) 915.

Не имея единого, общего для всей группировки племен руководства, подобного, например, союзному совету ирокезов, и, следовательно, не являясь союзом племен в собственном смысле, братские племена тем не менее представляли собой определенный, естественно возникший тип племенного объединения. В своем большинстве они были связаны традициями военно-политической солидарности, исторически сложившейся в многовековых войнах с соседями, в совместной борьбе за пастбища, владычество над оазисами и гегемонию на караванных путях. Отдельные аназ- ские или шаммарские племена могли враждовать и вести войны между собой, но многочисленные сообщения показывают, что на всем протяжении XVIII — XX вв. большая часть аназа всегда солидарно выступала против шаммаров, а шаммары — против аназа 916. Специфические нормы обычного права, приравнивавшие правоотношения внутри группировки Ьратских племен к правоотношениям внутри племени, способствовали упорядочению хозяйственной и общественной жизни в раздираемых феодаль- по-пломеиной анархией кочевых районах страны.

При всей своей примитивности подобная форма объединения открывала пути к известной нормализации межплеменных отношений. Поэтому, наряду с действительно родственными племенами, в северной Аравии имелось немало таких, которые породнились между собой искусственно, договорившись о принятии ими «закона братства». «Иногда,— отметил Му- сил,— два или более племени объединяются вместе и называют себя сыновьями одного отца, хотя они знают, что первоначально были совершенно чужими по крови» 1. Заключение договора проходило в торжественной обстановке: шейхи племен, окруженные старейшинами, приносили клятву на сабле шейха-посредника и объявляли, что отныне между их племенами будут действовать «закон братства» и нерушимая дружба, «как между родственниками, связанными узами крови» 917. В качестве примеров такого рода союзных племен в литературе фигурируют маджалли и бану сахр ‘г дафпр d шаммар 918, харб, мутайр и аджман, мутайр и атайба J и некоторые другие, по преимуществу тесно соседящие между собой племена.

Следующий шаг в развитии зародышевой политической организации кочевых племен представляли настоящие племенные союзы, более или мег нее объединенные под властью общего для всех союзных племен главного шейха. Чаще всего эти союзы складывались из родственных племен; та^ ковы были, например, северные шаммары во главе с шейхской фамилией Джарба, северо-восточные аназа во главе с шейхским домом Хаддал и северо-западные аназа во главе с шейхами Шаалан. Остановимся на истории последних, описанных в литературе относительно довольно подробно' и представляющих особенный интерес ввиду их попытки создать самостоятельный эмират.

По аль-Кальби и другим генсалогистам 919, аназа являются ветвью североарабского племени бану асад, территория которого показана на карте абу Зайда аль-Балхи (ум. 934) несколько юго-воеючнее Джебель-Таййь. В предисловии к географическому словарю аль-Бакри (ум. 1094) сообщается, что племена бакр, таглиб, гуфайла и аназа оставались в Неджде и Хиджазе до тех пор, пока не началась война между бакр н таглиб (VI — VII вв.). Аназа были на стороне бакр; после победы над таглиб они распространились на восток почти до самого Ирака

Согласно исторической традиции аназа, зафиксированной путешественниками XIX в., еще в XVII в. аназские племена продолжали кочевать на обширной территории к северу от вади Румма и владели оазисами Хайбар и Касым. Земли были поделены между основными аназскнми племенами следующим образом. Южнее Хайбара, от Медины до Самиры, кочевала группа аль-джилас (племена руала и михлаф), воспоминание о которой сохранилось в топонимике западного Неджда (вади Джилас и Сук ар- Руала). Западнее Хайбара кочевало племя вульд алп, восточнее, от Хайбара до Касыма,— племя сабаа, еще восточнее, до самой Аль-Хасы,— племя амарат920. Самую восточную группу аназа составляло племя бапу атба 921, из которого вышли правители Кувейта — ааль Сабахи-и правители Бахрейна — ааль Халифа 922.

В конце XVII в. аназа, испытывая потребность в расширении пастбищных территорий, начали продвижение на север, вытеснив в Сирийскую пустыню часть шаммарских племен, которым пришлось вступить в борьбу с племенем мавали, с XV по XVIII в. являвшимся гегемоном всей этой области. По преданию, именно мавали призвали на помощь аназа. которые вслед за шаммарами вышли из Неджда в Сирийскую пустыню и в союзе с мавали оттеснили шаммаров в Верхнюю Месопотамию. Непосредственно вслед за этим аназа отбросили на север своих недавних союзников мавали и завладели лучшими пастбищами Хамада 923. Наиболее ранние сведения о появлении аназских племен в Сирийской пустыне относятся, по-видимому, к 1700 г.924 Миграция продолжалась в то- чепие всего XVI]•! в. несколькими последовательными волнами. В результате ее па востоке Сирийской пустыни и берегах Евфрата обосновались племена фадаан, вульд сулайман, амарат и саоаа, на северо-западе племена вульд али и маиабха (хасанат) и на юго-западе, между Таймой и Аль- Джауфом,— племена руала и михлаф, оставившие Неджд последними, только во второй трети или, по другим данным, даже в самом конце XVIII в. 925 На долю последних переселенцев достались, таким образом по преимуществу пустынные пастомща Большого Нефуда, что заставило их дольше других аназских племен придерживаться чисто бедуинского типа кочевого хозяйства. В то же время, оставаясь за пределами областей, контролируемых турецкими и джебсль-шаммарскими властями, руала и михлаф дольше всех других аназа сохранили свою племенную независимость.

После образования ваххабитского государства руала приняли ваххабизм (приблизительно около 1800 г.), но затем, уклоняясь от уплаты занята, откочевали на север, в турецкие владения, на земли соседних с ними аназских племен926. В течение ряда лет они попеременно вели бои то с турецкими, то с недждекими отрядами и постепенно выдвинулись в число сильнейших племен области. Вскоре они начали отбирать пастбища у вульд али, манабха и фадаан 927, а около середипы XIX в. главный шейх руала Файсал ааль Шаалан добился того, что дамасский паша передал ему отобранные у шейхов вульд али права на получение сурры за пропуск и охрану Сирийского хаджжа 928.

Шааланы но принадлежали к числу старинной знати. По преданию, их родоначальник, «сын бедных, но достойных родителей», служил пастухом у богатого соплеменника и настолько отличился в одной из войн, что стал акидом, а затем и сумел занять место главного шейха 929. Первым исторически засвидетельствованным главным шейхом из фамилии Шаалан был праправнук Шаалана Найиф (см. генеалогическую таблицу на стр. 164), который правил в начале XIX в. и был отцом упомянутого выше Файса- ла, положившего начало могуществу руала и возглавленного ими племенного союза. Гуармани сообщает, что после того как Файсал разпромил племена вульд али и михлаф, он стал «всемогущ», а после ею смерти, т. е. при его преемнике Талале, оба названных племени должны были заключить с руала мир, «... так что теперь эти три аназских колена мирно пасут свои стада на одной территории» 930. Шестой шейх из фамилии Шаалан, Саттам, по словам Нольде, мог вывести в поле половину всех аназских воинов — 15 тыс. из 30 931, а девятого шейха, знаменитого Нури, Лоуренс называет крупнейшим после шерифа Мекки, эмира Неджда и эмира Дже- бель-Шаммара «князем пустыни» 932.

Наши источники позволяют в общих чертах познакомиться с организацией власти в племенном союзе северо-западных аназа во времена Нури ааль Шаалана, т. е. в первой четверти XX в. В союз входили племена Выборочная генеалогия Шааланов

Шаалан

I

Гурайр

Муниф

I г

Абдаллах Машхур

І і Г

1. Найиф Зайд Миджвал

3. Файсал 5. Хазза

і і

її і і 4.

Талал 8. Фахад 9. И.Нури Мухаммад

і і

Мишаал 10. Фарис Наваф

I

12. Фавваз руала, в^льд али и михлаф (последнее племя к этому времени успело разделиться на три ооосооленных подразделения — ашаджаа, савалма и абдил- ла) и несколько иеоолыпих неаназских племен, крупнейшим из которых было племя куакоа. Отдельные входившие в союз племена считались самостоятельными. Так, например, не и'мея специальных полномочий их шейхов, Нури имел право объявлять войну только от имени руала *. Но фактически он правил самодержавно: когда однажды куакба возмутились против его власти, он приказал своим людям отоорать у бунтовщиков всех их верблюдов 933.

Диктатура Шааланов в сильнейшей степени ощущалась и самими руала. По словам Лоуренса, близко сталкивавшегося с Нури и хорошо знавшего его повадки, он «...совершенно не применял льстивой дипломатии мелких шейхов. Его сло-во прекращало всякие противоречия. Все боялись его и подчинялись ему» 934. По сведениям Мусила, в племени, вопреки адату, практиковались телесные наказания935. Жоссен, подчеркивая, что североаравийские шейхи никогда не претендуют на имущество своих соплеменников, делает исключение для главного шейха руала. «Если он пожелает понравившегося ему далула, прославленную кобылу или что-нибудь другое, принадлежащее одному тез его арабов, он приказывает своим слугам забрать это без всяких формальностей. Никто не смеет ему противиться» 936.: Еще не решаясь сломать древнюю традицию и ввести прямое налогообложение соплеменников, Нури тем не менее уже предпринял решительные, хотя на первых noipax завуалированные, меры к систематическому получению шейхской верхушкой рентьнналога с рядовых кочевников. По договору с турками он должен был платить дамасскому вали ежегодно 3 500 тур. ф. за право летней стоянки в Ан-Нукре; после того как в 1908 г. этот сбор был уменьшен до 2 ООО ф., Нури продолжал собирать со своих племен прежнюю сумму и присваивал себе разницу, делясь с другими крупнейшими шейхами и наиболее влиятельными членами своего дома. На соплеменника, уклонившегося от уплаты подати, налагался штраф в размере 1

верблюда 937.

В 1912 г., не довольствуясь более званием «шейха шейхов» и желая подчеркнуть полноту своей власти, Нури ааль Шаалан провозгласил себя эмиром 938.

И все же власть предводителей руала щ объединенного вокруг них союза племен не была полной и прочной. Руала были зажаты между эмиратом Рашидидов и дамасским вилайетом Османской империи, в котором они проводили летние месяцы года и от городов котопого они всецело зависели в экономическом отношении 939. Турки, следуя своей традиционной политике, разжигали среди аназа межплеменные усобицы и внутриплеменные феодально-династические распри, в результате которых шейхи должны были прибегать к посредничеству, авторитету и помощи Порты. Уже Фай- сал ааль Шаалан в своей борьбе с шейхами вульд али искал поддержки у дамасского вали 940. В дальнейшем турецкие власти, искусно пользуясь отсутствием у руала твердо установленного порядка наследования шейх- ского звания, все время переходившего от одной ветви дома к другой, получили возможность оказывать решающее влияние на выбор нового шейха. Руала постепенно втягивались в орбиту турецкого владычества. Если Сат- там подчас еще позволял себе в издевательской форме отклонять пожелания дамасского вали \ то Нури уже не мог не считаться с волею турок: за ограбление хауранских селений ему цришлось на три года (1909—1912) лишиться должности главного шейха, по настоянию Дамаска переданной его племяннику Фарису941. Но, с другой стороны, и турецкие власти пока еще были вынуждены считаться с военной мощью Шааланов и подкупать их подарками и почестями. Двум крупнейшим представителям династии, Саттаму и Нури, были пожалованы высокие звания пашей.

Стремясь избавиться от турецкого контроля и вместе с тем не подпасть под власть эмиров Джебель-Шаммара, Шааланы положили немало сил, чтобы заполучить необходимые им оседлые центры непосредственно в тех оазисах, которые были расположены в южной части территории кочевания руала. Наибольший интерес в этом отношении представлял крупный оазис Аль-Джауф, лежавший в кольце пустынь приблизительно на равном расстоянии от Дамаска и Хаиля. Этот оазис мог бы явиться опорным пунктом в борьбе за самостоятельный эмират, и это его зпачение в должной мере оценили наиболее дальновидные представители правящего дома руала.

Аль-Джауф привлек к себе пристальное внимание Шааланов уже в первой четверти XIX в., когда после разгрома ваххабитского государства турецко-египетской армией и изгнания из оазиса саудовского наместника они взяли на себя функции «опеки» местного населения и обложили его ежегодной хувой. В 1838 г. Абдаллах ааль Рашид захватил Аль-Джауф, но руала продолжали поддерживать тесные связи с жителями оазиса. Каждое лето они приходили сюда торговать и собирать подати в финиках, причем некоторые богатые кочевники проводили в оазисе все лето, отправляя свои стада с пастухами в окрестные степи. С течением времени некоторое количество руала осело в Аль-Джауфе, образовав в его центральном поселении отдельный квартал Айн-Умм-Салим. Не желая мириться с захватом оазиса Рашидидами, Шааланы инспирировали в 1853 г. восстание против джебель-шаммарского наместника, но войска Талала ааль Рашида после 20-дневной осады овладели джауфскими укреплениями и произвели жестокий погром. В начале 70-х годов XIX в. шейхи руала сделали еще одну попытку изгнать шаммаров, на этот раз с помощью войск дамасского вали, но когда турки, не сумев обеспечить подвоз продовольствия, несколько месяцев спустя оставили оазис, его вновь захватили Рашидиды. С этого времени экономические связи руала с Аль-Джауфом начинают ослабевать, и летние мусабилы племени все более переносятся на север, в города и селения Сирии 942.

Последняя и вместе с тем самая упорная попытка овладеть Аль-Джауфом была сделана в правление Нури ааль Шаалана. Этому благоприятен вовала политическая обстановка начала XX в., когда после гибели Абдаль- азиза ааль Рашида Джебель-Шаммар, раздираемый династическими распрями, с трудом отражал натиск возродившегося Саудовского государства. В 1908 г., после очередного государственного переворота в Хайле, джа- уфский наместник бежал в Рияд и во время наступившего в оазисе безвластия часть местных нотаблей обратилась к Нури с предложением взять власть в свои руки. Тот, не дав из осторожности официального согласия и начав переговоры с Саудидами, тем не менее не стал упускать открывав- ыился возможностей л поручил своему сыну Навафу «самовольно» захватить Аль-Джауф. ] Гос.ie нескольких месяцев осады небольшой шаммарский га|рнизон, засевший в джауфской крепости, вынужден был капитулировать, и Наваф овладел всем оазисом. В последующие годы Шааланы, выступая в союзе с Саудпдами и поддерживаемые большинством аназских племен, успешно отражали атаки шаммарских эмиров на Аль-Джауф, ставший, по выражению Лоуренса, «столицей» Нури. Однако такое положение продолжалось недолго. В 1921 г. Хаиль был взят ваххабитами, приступившими к собиранию аравийских земель в единое государство, и Нури, который не пожелал расстаться со своей эфемерной независимостью и повел переговоры о вступлении сначала .под французский, а затем под английский протекторат, из союзника превратился во врага Саудидов. Летом 1922 г. последние наголову разгромили бедуинские отряды Нури и присоединили Аль-Джауф к своим владениям '.

Мы ле располагаем сведениями об организации управления в захваченном Шааланамн Аль-Джауфе. Известно, однако, что в другом оседлом владении Нури, небольшом, но богатом залежами самосадочной соли оазисе Каф, правил его наместник из африканских вольноотпущенников, взимавший в пользу эмира 500 маджиди ежегодного налога и половину стоимости каждого вывозимого груза соли; определенная подать взималась также с посещавших оазис странствующих торговцев 943.

Интересно отметить, что даже кратковременное владычество Шааланов над оседлым населением успело вызвать определенные изменения в жизни подвластных им кочевых племен. Для того чтобы ослабить традиционный антагонизм между оседлой и кочевой частью своих подданных и консолидировать эмират в целом, Нури, по выражению Мусила, стал «обращать бедуинов в ислам». Если в 1908—1909 гг. ни один рвайли не соблюдал даже основных исламских предписаний, то уже в 1914 г. многие бедуины последовав примеру членов эдшрского дома, стали читать или хотя бы только имитировать жестами вечернюю молитву 944.

По Хаддскому соглашению 1925 г. не только Аль-Джауф и Каф, но и все южные земли руала отошли к Саудовскому государству. Эмират ИТа- алано.в фактически прекратил свое существование. Их временные успехи объяснялись лишь политикой лавирования между турками и Рашидидоми, а затем между Рашидидами и саудовскими эмирами. Такая политика не могла тянуться сколько-нибудь продолжительное время: в условиях ужо начавшейся феодальной централизации северной Аравии попытки создания здесь нового эмирата являлись исторической нелепостью. Монтань справедливо называет Нури «лишь карикатурой на независимого бедуинского эмира» 945. Тем не менее его деятельность представляет для нас значительный интерес, показывая специфику процесса формирования феодальных эмиратов Аравии и прежде всего стремление кочевых феодалов получить оседлую опору, без которой их власть над бедуинскими племенами, экономически зависевшими от земледельческих и торгово-ремесленных центров, (не была властью подлинных феодальных государей. Это хорошо видно на примере того же Нури ааль Шаалана, который после провала своих долголетних попыток утвердиться в оазисах северной Аравии не пожелал довольствоваться положеним обычного бедуинского шейха и, передав управление племенами своему внуку Фаввазу, навсегда поселился в Дамаске946.

То, что в XX в. не удалось Нури ааль Шаалану, несколькими столетиями рпгтсс. в другую историческую эпоху, удалось ряду других крупнейших бедуинских шейхов, ставших основателями многочисленных феодальных эмиратов северной Аравии. Таковы были, в частности, шейхи бану ха- лид — правители Аль-Хасы, аназские правители Неджда, Касыма и Кувейта, шаммарские правители Джебель-Шаммара и т. д. В последующих разделах мы подробно остановимся на двух из этих эмиратов — рашидидском' Джебель-Шаммаре, образовавшемся лишь в 30-х годах XIX в. и потому уже почти с самого начала своего существования относительно хорошо описанном многократно посетившими его европейскими путешественниками, и саудидском Неджде, крупнейшем эмирате страны, послужившем основой для объединения североевропейских земель в централизованное феодальное государство. 2.