Свойственно ли это только Европе? Нет ли чего- то сходного в других культурных регионах? Можно ли, например, говорить о мусульманском гуманизме? Этот вопрос широко обсуждается, да и само слово «гуманизм» далеко не однозначно.
Попробуем немного прояснить его. а) Под «гуманизмом» можно понимать стремление создать мир, основывающийся исключительно на человеке, без Бога, — в том смысле, как «humanist» в современном английском представляет собой вежливую формулу для «атеиста». В этом смысле говорить о мусульманском гуманизме было бы таким же внутренним противоречием, как и о христианском гуманизме. б) Если понимать под ним любовь к литературе, то в арабском мире можно найти эпоху, когда соединялись необходимые социальные условия для возникновения гуманизма: наличие утонченной публики, вкус к общей культуре и прежде всего к литературе и т.д. Эти условия принесли схожие с европейскими плоды. Знатоки мусульманского мира поэтому предложили называть некоторые его черты «гуманистическими»46. в) Можно называть «гуманизмом» такую оценку человека, когда он помешается на вершину природы или — для религий — творения. В исламском мире, как и в ряде Предшествующих или параллельных традиций47, мы находим утверждение исключительной ценности человека или теорию «совершенного человека», единственно достойного этого наивысшего положения44. Можно говорить о гуманизме в арабской мысли. Ho если его представители пишут по-арабски, то источники у них восточные, иранские или античные49. Авторы, которых часто подозревают в исповедании гуманизма, вроде «Джабира» или Рази, — вывели ли они его из мусульманской религии? Например, Аверроэс давал понять, что религиозные («божественные») законы следует оценивать по их соответствию «человеческим законам», т.е. согласно правилам, определяющим, какой режим пригоден для последней цели человека. А ее устанавливает философия и только она. Он впечатляющим образом опрокидывает тот взгляд, что человеческие законы получают норму от божественного Закона50. Такой «гуманизм» — принадлежит ли он доброму мусульманину? г) Вопрос становится трудным и интересным при двух условиях: с одной стороны, слово «гуманизм» должно обозначать стремление придать человеку статус автономного партнера (по отношению ко всему тому, чтб им не является, включая Бога), достоинство, позволяющее ему вступать в свободное отношение; с другой стороны, под «исламом» следует понимать не культуру, а религию, получившую выражение в своих нормативных документах.
Ученые, которые отрицают существование подобного гуманизма в исламе (равно как в иудаизме и в христианстве), тоже обладают немалым авторитетом51. Действительно, можно оценить различия на уровне представлений об истоках человечества, о воздействии на него Бога. Так, в Ветхом завете Адам называет вещи, которым Бог не дал имени — прежде всего животным52. Бог считается с риском того, что он может чему-то научиться у человека, он утверждает решения последнего, позволив ему действовать как законодателю. Напротив, в Коране Бог именует все вещи и обучает Адама их именам53. В христианстве идея бо го воплощения придает человеку уникальное достоинство. He вдаваясь в эти давние споры, отметим, что различие — возможно, центральное — между европейским гуманизмом и тем, чтб напоминает его в арабском мире, есть следствие природы тех древних текстов, которые передавались тут и там. Древняя литература — в том, чтб было в ней именно «литературой», т.е. эпической, трагической и лирической поэзией — не вошла в арабский мир, в отличие от античной философии и науки. Ho именно эта литература была двигателем того, чтб можно назвать античной концепцией человека, содержащей образцы его возможного превосходства и самоутверждения по отношению к богам, природе, полису и т.д. Арабский мир не сталкивался с конкуренцией глобальной концепции человека, предшествующей исламу. Идея, которую по «неведению» GaIiiliyya) арабы сформировали по поводу человеческого величия, мало весила в сравнении с Кораном, а позднейшие переводы философских и научных текстов выражали языческую концепцию человека лишь в сильно смягченной форме. Христианский мир, напротив, должен был считаться с куда более жизненным язычеством: антихристианский неоплатонизм Порфирия или Прокла не был подчищен, как то произошло с переводами плотиновских текстов на арабский54, не говоря уж о греческой трагедии — подлинном сопернике христианской святости55. Христианство должно было вырабатывать куда более сильные антитела.