Можно заметить, что исторические ссылки настоящего очерка чаще всего связаны с античностью и средневековьем. Разумеется, причиной тому является мое лучшее — в сравнении с другими эпохами — их знание. Ho для этого имеется и более глубокая причина: в Средние века Европа конституировалась, отличая себя от различных «других».
У меня нет иллюзий по поводу мифического средневековья, когда Европа и христианство были едины в органическом и лишенном конфликтов обществе. Это всего лишь легенда, питаемая романтической ностальгией по предреволюционному обществу1. Историки уже давно воздали этой легенде по заслугам. Ho даже после такого экзорцизма неизбежно встает вопрос: если Европа конституировалась в Средние века, а Новое время было выходом из средневековья, — то не является ли Новое время угрозой Европе? Тут возникает целый ряд вопросов: является ли Новое время разрывом со Средними веками? Либо оно, наоборот, с ними связано, будучи их законным наследником? Вообще, что такое Новое время? Понятно, я не могу ответить на все эти вопросы, не могу их даже толком поставить в рамках данного очерка. К этой проблеме можно подойти под углом зрения одного из использованных выше понятий, а именно, понятия «маркионизм»2. He являемся ли мы свидетелями возврата к гностицизму, в частности, к маркионизму? По этому поводу идут споры, в которые я здесь не стану входить3. Эрик Фегелии считает возрождением гностицизма не только отдельные тенденции Нового времени, но и весь его проект. Правда, он берет, скорее, тех гностиков, с которыми сражались отцы Церкви и ничего не говорит о Маркионё4. Ганс Блуменберг, напротив, характеризует Средние века как попытку преодоления гностицизма, только попытку неудачную. Именно этим неуспехом в значительной части объясняется необходимость перехода к современности, «легитимность Нового времени*, как это сказано в заглавии главного труда Блуменберга5. Можно различить две маркионовские черты Нового времени: в отношении к истории и в отношении к природе.