ПЕРЛЮСТРАЦИЯ

Перлюстрация служила одним из трех главных источников осведомления политической полиции. Понятие «перлюстрация» происходит от латинского «perlustro» - обозрение или «perlustrare» - просматривать308 и означает тайное вскрытие частной корреспонденции, копирование письма или его части с целью получения информации309.

После убийства Александра II состоялось высочай шее повеление Александра III, данное министру внутренних дел особым указом, о разрешении ему, в целях высшей государственной охраны, вскрывать частную корреспонденцию помимо порядка, установленного судебными уставами. Этот факт приведен не случайно, и не столько с целью знакомства с предысторией вопроса о перлюстрации, сколько для акцентирования внимания на том, что вплоть до 1917 г., по сути, действовал указ 1882 г.312 Именно с этим документом, служащим обоснованием и разрешением на наличие в империи перлюстративного аппарата, знакомили каждого нового министра внутренних дел при его вступлении в должность313. Вступив на престол, Николай II 5 января 1895 г. заслушал доклад министра внутренних дел И.Н. Дурново «О перлюстрации», который в основном повторял документ 1882 г. Специфика же доклада была связана с появлением в общественных кругах революционных настроений, которые, в силу роста своей активности, стали обращать на себя пристальное внимание правительства: «...на обязанности перлюстрационной части лежит также задержание пересылаемых по почте прокламаций и листовок противоправительственного и революционного содержания, а равно старание раскрывать деятельность и замыслы революционеров и других подозрительных в политическом отношении личностей, и вообще доставление ДП сведений, дающих ему возможность успешно бороться с революционным движением в России»314. На основе и под знаменем этих требований и просуществовала служба перлюстрации, вплоть до Февральской революции.

По свидетельству очевидца и непосредственного участника перлюс- тративной работы С. Майского, отношение Николая II к перлюстрации было сообразным общему отношению к внутренним деламі* государстве. С одной стороны, он явно ожидал и читал присылаемые ему отчеты по перлюстрации, но в то же время не пользовался, по мнению перлюс- тратора, полученной информацией, «не принимал никаких мер согласно данным, черпаемым из выписок»315. Тем не менее царь, по-видимому, ценил деятельность перлюстраторов. Так, особо отличившиеся сотрудники «Черного кабинета» в виде «поощрения за полезную деятельность», получили четыре золотые и серебряные с гербами и бриллиантами портсигара из рук самого императора316.

С ростом революционного движения значение перлюстрации как источника информации о деятельности революционных организаций, настроений среди населения, в различных общественных и политических кругах значительно возросло. Оговоримся сразу, что «перлюстрация писем было действием незаконным»317 и работа держалась государством в строгом секрете. Для эффективной работы перлюстрационного пункта необходимо было сотрудничество с почтовыми служащими, тогда как Уложение о наказаниях уголовных и исправительных за чтение писем почтовыми служащими «хотя из одного только любопытства; если содержание письма будет сообщено другому»318 предусматривало тюремное заключение до восьми лет, а за передачу почтовым чиновником «из- за каких либо видов» писем без согласия адресата другому лицу предусматривалась ссылка на поселение319.

Но еще в 1895 г. в секретном докладе о перлюстрации четко формулируется ее цель и оправдывается противоправность действий. «Главная цель перлюстрационной деятельности - извлечение из частной корреспонденции таких сведений о государственных событиях, таких заявлений общественного мнения относительно хода дел в империи и такой оценки действий правительственных лиц, какие официальным путем почти никогда не могли бы быть высказываемы»320.

До 1881 г. в империи, как отмечается в упомянутом докладе, «сообразно с обстоятельствами и необходимостью»321 было создано семь перлюстрационных пунктов: в Санкт-Петербурге, Москве, Варшаве, Вильно, Одессе, Киеве и Харькове. В царствование Александра III было учреждено еще три пункта: в Тифлисе, Казани и Нижнем Новгороде; чуть позже появились такие пункты в Риге и Томске. Таким образом, в крупных городах, обычно при управлениях почто-телеграфных округов, существовали «отделы иностранной цензуры», которые и ведали перлюстрацией322.

С перерывом работал перлюстрационный пункт в Тифлисе, он был закрыт в 1905 г. и восстановил свою деятельность только к 1909 г. По мнению B.C. Измозика, Тифлисский пункт закрывался ДП специально, чтобы не допустить попадания перлюстративного материала в руки революционеров323.

Так как почта и телеграф были подчинены министру внутренних дел, то на центральной станции в Петербурге была организована перлюстрация некоторой корреспонденции, или, как говорила публика, «Черный кабинет». Официальное название этого учреждения - «Секретная экспедиция»324. Общее руководство перлюстрацией с 1886 г. выполнял старший цензор Санкт-Петербургской цензуры иностранных газет и журналов, который формально именовался помощником начальника Главного управления почт и телеграфов и одновременно напрямую подчинялся министру внутренних дел325. Отделы цензуры на местах непосредственно управлялись старшим цензором, через которого шла оплата работы перлюстрационных пунктов. С 1886 по 1917 г. во главе перлюстративного аппарата стояло только три фигуры, последовательно сменявшие друг друга на столь секретном посту: с 1886 по 1891 г. - К.К. Вейсман; с 1891 по 1914 г. - А.Д. Фомин; с 1914 по 1917 г. - М.Г. Мардарьев. Должность главного «перлюстратора империи» требовала от человека, ее занимавшего, строгой конспирации и высокого профессионализма. Видимо, по этой причине за довольно длительный временной промежуток в 31 год ее занимали только три человека.

А.Д. Фомин326 пришел в цензуру почти в сорок лет, в конце 1884 г.; в 1891 г. возглавил службу перлюстрации. Он был холостяком, самоотверженно исполнял государственную службу в течение пятидесяти лет, а уволен был в 1914 г. по здоровью, с пенсией в 5 тысяч рублей в год327. Еще за несколько лет до отставки Фомина, по утверждению B.C. Измо- зика, реально делами перлюстрации стал заниматься М.Г/Мардарьев. Именно ему в сентябре 1914 г. поступило предложение принять управление цензурой иностранных газет и журналов и «особою при ней частью»328.

Использование приема перлюстрации росло и совершенствовалось по мере развития почты, с увеличением переписки. Широкое распространение революционного движения по всей стране сделало телеграф и почту, по сути, единственным быстрым способом сношения для революционных организаций.

Исследователи «Черного кабинета» в России отводят очень малое место и совершенно недостаточную роль перлюстративным методам работы местных органов политической полиции, по всей видимости, потому, что в городах, где официально не было перлюстративных пунктов, разрешалось вскрытие писем лишь местного назначения, а не транзитных329. Однако материал местных архивов позволяет уточнить и расширить уже сложившееся мнение.

Сотрудничество розыскных органов и почтовых служащих в деле перлюстрации на местах носило массовый характер, видимо, из-за нехватки квалифицированных кадров внутри самой охранки. Так, специалисты перлюстративного метода, обычно весьма узкой направленности (вскрытие, дешифрование, перевод), направлялись из Петербурга в другие города империи лишь по особым случаям. «Там, где не было перлюстративных пунктов, а необходимость в ней была, из Петербурга командировались чиновники»330.

На местах лица для перлюстрации подбирались посредством вербовки и из добровольно предложивших свою помощь. Так, например, в письме начальника Саратовского охранного отделения в Самарское ГЖУ от 28 марта 1909 г. говорится о предложившем свои услуги в деле перлюстрации кандидате в телеграфисты станции Саратов III Максимове. В нем отмечается, что Максимов может иметь особенную ценность на своем рабочем месте, так как «лица преступных партий часто пользуются ж/д телеграфом для передачи условных и с преступными целями телеграмм»331, поэтому ему назначено жалованье «по 15 рублей в месяц, каковое, смотря по результативности доставляемых сведений, может быть увеличено до 25 рублей в месяц»332.

Вообще же на перлюстрацию как в Министерстве внутренних дел, так и в ДП не скупились. Находящееся под прямым контролем императора дело вскрытия писем замечательно финансировалось. Еще со вре мен Александра III на «секретные нужды» ДП отпускалось по 107 тысяч рублей в год333. В Докладе И. Дурново также упоминается о дополнительных 8 тысячах рублей, выдаваемых Департаментом с 1894 г.334 С 1910

г. охранка увеличила свою долю финансирования до 28 тысяч рублей, а к концу 1915 г. общие расходы на перлюстрацию равнялись 163 338 рублей в год, из которых 56 тысяч рублей поступало из ДП335. Из этой суммы 109 тысяч тратилось на содержание личного состава и почтовые расходы, 25 тысяч - на выплаты вспомогательным служащим, 9 тысяч уходили на премии чиновникам, 10 тысяч - на премии косвенным служащим и, наконец, еще 11 тысяч - на тайную выдачу в конце года особо отличившимся, вдовам, сиротам бывших служащих336.

О практике перлюстрации на местах дает представление донесение помощника начальника СГЖУ в Вольском, Хвалынском и Петровском уездах подполковника В. Козлова начальнику СГЖУ. В нем говорилось, что чиновник Вольской почтово-телеграфной конторы Е.П. Кондратьев, взятый в сотрудники 28 ноября 1910 г., доставлял письма, приходящие из-за границы, до востребования, а также по адресам лиц, находящихся под наблюдением. Во время разборки почты, еще до проставления штемпеля, Кондратьев откладывал нужные письма в конверт на имя «жандармского вахмистра Григорьева» и бросал его в ящик помощника начальника СГЖУ № 8. Вахмистр Григорьев, забирая письма, передавал конверт Козлову, который лично производил перлюстрацию, «записывая их в особую тетрадь для регистрации и ежемесячной отчетности»337. Далее Григорьев возвращал просмотренную переписку на почту, и Кондратьев отправлял ее для штемпелевания. Для соблюдения конспирации все сношения с Кондратьевым осуществлялись через вахмистра либо через специально назначенного филера посредством шифрованных записок. Сотрудничество жандармов отделения и Кондратьева продолжалось с января по ноябрь 1912 г. За это время от него поступило 784 письма338. В дальнейшем Кондратьев был уличен своим сослуживцем в краже писем, ему грозило судебное разбирательство, которого он избежал лишь благодаря ходатайству Козлова339.

Для сотрудничества в деле перлюстрации приглашались и более мелкие чины почтовой службы. В 1913 г. на службу СГЖУ с обязанностью доставлять письма для вскрытия были приняты два Вольских почтальона - М.Т. Филипенко с окладом в 8 рублей и самолично предложивший свои услуги Н.Г. Сурутин, которому даже определили кличку «Строптивый», однако не указали жалованья340. При этом в сообщении по данному поводу нарушалось правило конспирации и обязанности новых служащих прямо указывались как перлюстрация. 28 января 1910 г. помощником начальника СГЖУ в Царицынском уезде был приглашен почтальон К.Ф. Степанов за вознаграждение 25 копеек за письмо и 1 рубль за «установку пересылки по почте нелегальной литературы»341. Для обеспечения конспирации должность Степанова названа как секретный сотрудник. Следует заметить, что выписки из перлюстрированных писем доставлялись в Департамент под грифом «агентурные сведения»342, что не позволяло открыто использовать их в розыскных операциях, при задержаниях и доказательствах вины343.

В начале XX в. довольно широкое распространение получила появившаяся в связи с активизацией революционной агитации различных партий пересылка по почте нелегальной литературы: прокламаций, агит- листков, газет и вообще запрещенной литературы. Распространенность ее как в столице, так и на местах можно определить по спискам различных революционных изданий в отчетах по перлюстрации того времени. Вскрытие переписки, таким образом, стало также методом контроля за издательской деятельностью эсеров, эсдеков и других революционных организаций.

Начальник Саратовского охранного отделения 8 июля 1905 г. отсылает в ДП донесение, в котором подробно перечисляет все «революционные издания, присланные из-за границы», пришедшие за июнь в 23 изъятых письмах344. Список состоит из семи наименований по нескольку экземпляров каждое:

« - «Освобождение» № 71 - 3 экземпляра. -

«Пролетарий» № 1 - 2 экземпляра,

№ 2 - 2 экземпляра, № 3 - 3 экземпляра,

№ 4 - 2 экземпляра,

№ 5 - 1 экземпляр. -

«Революционной России» № 67, 68. -

«Искра» № 101. -

Извещение о III съезде РСДРП и «Устав партии». -

2-а воззвания «1-е мая», издание «Вперед» и открытое письмо Плеханову, издания Центрального Комитета РСДРП. -

Армянский революционный журнал «Гончак» № 6 и «Абыкаш» № 5»345.

Отчеты с подобными списками отсылались из местных розыскных учреждений, по-видимому, каждый месяц.

Поступления революционных изданий из-за границы шли через пер- люстративные органы в таких объемах, что в 1910 г. ротмистр Мертц в служебном письме уверяет начальника СГЖУ В.К. Семигановского, что «газета «Соц-Демократ» будет агентурным путем получаться регулярно»348. Однако из такого большого количества нелегальной литературы, перехваченной охранкой, не вся передавалась непосредственно в столицу, что порой вызывало у ДП вполне обоснованные вопросы. Из перечисленной литературы за июль 1905 г., например, в Саратовском охранном отделении осталось пять журналов, на что с подозрением указал заведующий Особым отделом Меньшиков349. На запрос было отвечено, что «некоторые номера изданий, ко времени отсылки месячного донесения, бывают на руках у прокурора Судебной палаты и начальника ГЖУ»350 и будут присланы позже, а другая литература остается в библиотеке отделения для знакомства офицеров с программами партий, на что Департамент ответил явно с неудовольствием351.

Особо важные для следствия письма вовсе изымались из почтовой пересылки, но лишь в крайнем случае, так как это грозило рассекречиванием перлюстрации. Так, 1 августа 1905 г. начальник Саратовского охранного отделения ротмистр Федоров пишет в Департамент: «Согласно циркуляра ДП от 9 марта 1895 г. за № 621 имею честь препроводить Вашему Высокоблагородию на распоряжение конфискованное мною агентурным путем письмо, в котором вложены были 1. Обращение «Правления Симферопольского союза служащих в общеземских учреждениях», 2. Программа «Союза земских и городских служащих», присланное на имя заведывающего дорожным отделом Саратовского земства, известного вверенному мне отделению за человека крайне неблагонадежного в политическом отношении»352.

Основной задачей перлюстрации оставалось не изъятие всей массы нелегальной литературы и антиправительственных писем из почтового оборота, а выявление людей неблагонадежных, настроения в народе в той или иной местности и предупреждение возможных волнений. Поэтому основная масса писем не изымалась, а из них делались выписки (с особо важных - фотографии, например для сличения почерка) и отсылались в Департамент так называемыми «экстрактами». Иногда сам Департамент, получив какую-либо информацию касательно региона, отсылал ее для ознакомления местных властей. Приведем для примера выписку из письма на имя А.И. Лебедевой от 21 мая 1908 г., которую Департамент направил в СГЖУ для дальнейшей передачи губернатору с советом «обратить внимание на крайне тревожное настроение крестьян в Саратовской губернии»353. В выписке говорилось:

«Один господин, очень хорошо знающий народ, ездил в Саратовскую губернию и ознакомился там с настроением кресгьян. Он прямо говорит, что если явится какая-нибудь случайность, которая раздражит крестьян, война или что- нибудь другое - ведь наше правительство в деле раздражения народа очень изобретательно, то они там поднимутся и начнут громить помещиков... Народ дошел до крайней степени озлобления, когда малейшая причина вызовет его ярость и лишит всякого соображения. Не советую тебе поехать туда с девочкой, если крестьяне станут расправляться с помещиками, то они не примут во внимание, кто вы. Они увидят, что вы живете в барском имении, что вы не голодаете, и подумают, что вы на стороне помещиков.

...Разве можно быть уверенным? Разве можно поручиться, что правительство не раздражит крестьян? Оно надеется на войска, и тогда начнется усмирение со всеми его прелестями... В этом году, когда крестьяне голодают еще больше, озлобление еще сильнее. Голодное брюхо мужиков резонов не слушает»354.

При помощи выписок из писем, даже просто из указания адреса получателя устанавливались лица неблагонадежные, в дальнейшем за ними устанавливалось наблюдение. Переписка по этому поводу шла уже не через Департамент, а напрямую из одного розыскного учреждения в другое. Так, из переписки начальника Харьковского охранного отделения Антонова и начальника Саратовского охранного отделения ротмистра Федорова явствует, что благодаря указанным в перлюстрированных письмах адресам получателя и отправителя было открыто, что между харьковским отделом партии социал-революционеров и секретарем журнала «Земская неделя» в Саратове Е.А. Звягинцевым идет активная переписка, содержание которой позволило выявить связь Звягинцева не только с местным комитетом партии, но и «сношение с людьми, относящимися к «боевой группе», организовавшей в Саратове мастерскую по изготовлению бомб»355.

Переписка наиболее известных на местах революционеров не оставалась без должного внимания и после их ареста. Так, начальник отделения по охранению общественной безопасности и порядка в Петрограде отмечал в письме в Департамент необходимость «установления соответствующего наблюдения за перепиской» участвовавшего в вооруженном восстании в Камышине в 1906 г. И.П. Бакаева с проживающей в Петрограде М.И. Шуваловой для выяснения характера переписки356.

Неизвестные, но подозрительные адреса отсылались для дальнейшего дознания в ДП, откуда, после справки адресного стола, приходил ответ. Так, по одному из адресов был открыт поставщик революционной литературы в Саратов: «Лейпциг, Германия, Техническая высшая школа, студент Лесковский»357.

При перлюстрации писем, особенно различных революционных ор ганизаций, сотрудники розыска постоянно сталкивались с зашифрованным текстом или его изложением на малоизвестном языке. И если в официально утвержденных перлюстративных пунктах для перевода, дешифрования находились специальные чиновники, то на местах приходилось пересылать письмо в ДП. С. Майский вспоминает, что при Петербургском перлюстративном пункте служили полиглоты, знающие по 26

языков, и профессионалы дешифровки, которые вскрывали шифры даже на других языках358. Однако местные перлюстраторы, особенно при охранных отделениях, зачастую пересылали в ГЖУ письма, зашифрованные или на иностранном языке. Так, начальник Саратовского охранного отделения отсылает 29 мая 1911 г. скопированное письмо в СГЖУ, которое необходимо было перевести с «еврейского языка»359. Связь между местными розыскными учреждениями по делу перлюстрации, которой так мало уделяют внимания исследователи политической полиции, проявлялась также в пересылке писем, написанных на языке того или иного народа России. Начальник Саратовского розыскного отделения отправил 28 июня 1905 г. такое письмо на армянском языке начальнику Тифлисского отделения с просьбой «о переводе его на русский язык и о возвращении его мне вместе с переводом в самое непродолжительное время»360.

Серьезные трудности в процессе дешифровки почтовых отправлений на местах заставили ДП полиции обобщить накопившийся опыт и направить его в виде памятки во все ГЖУ. Документ представляет несомненный интерес:

«СГЖУ (секретно)

Памятка

по исследованию тайных сношений лиц, принадлежащих к преступным сообществам.

/. Вступление

Для жандармского офицера весьма не редко представляется необходимость добыть доказательства виновности обвиняемого или подозреваемого в совершении преступления путем изследования документов, так или иначе поступающих к нему в качестве вещественных доказательств, среди коих зачастую попадаются документы, начертанные невидимым для нашего зрения способом.

Средством для такого письма служат так называемые тайные (так в тексте. - Е Г\ состоящие из различных химических веществ, начиная с молока, лука, ли мона, сахара, нашатырного спирта и кончая всевозможными солями и ядами, что собственно и составляет один из видов тайнописи - предмет настоящих записок.

Познание всех химических веществ (пишущих и проявляющихся), а равно и правильное пользование ими предоставляет собою, несомненно, предмет обширного научного исследования.

При производстве наружного осмотра документа, писанного или заполненного (между строк) химическим составом, необходимо опасаться - возможности некоторого отравления через загрязненные от документа пальцы рук. ...Если текст написан при помощи симпатических (конспиративными) чернил на белой бумаге (иногда между строк), сомнительный документ нужно поместить между двумя пластинами стекла и тогда можно будет различить блеск штрихов симпатических чернил. Другие симпатические чернила могут быть на клейкой или маслянистой основе, тогда нужно подогреть лист и далее посыпать сандаловым или угольным порошком. ...Иногда среди вещественных доказательств могут быть обнаруживаемы писанные обыкновенными чернилами документы с неясным или же перечеркнутым текстом...»361.

Приведенная памятка дает представление о методах работы с законспирированными письмами. Написанная научным стилем, она тем не менее представляет собой практическое руководство офицерам СГЖУ. Датирована она 1918 г., видимо по дате поступления в архив, что, конечно, ошибочно, так как Департамент к тому времени уже перестал существовать. Наконец, свидетельства, полученные при перлюстрации, практически не использовались в виде доказательств, однако Памятка ясно дает представление об изучении документов именно для этой цели. Она облегчала работу и помогала перенести центр тяжести дешифровки на места.

Перлюстрация писем шла, конечно, не в полном объеме, а по двум спискам адресатов - ДП и Министерства внутренних дел, а также выборочно, когда из писем выбирались подозрительные по объему, почтовому штемпелю или адресу362. По всей видимости, на местах к перлюстрации писем, не заявленных ни в одном из списков, относились более снисходительно. Так, перечисление 128 писем («7 заграничных, 24 до востребования, 18 учащимся, 31 нижним чинам, 7 на немецком языке, 1 на французском языке, 3 на польском и 7 на еврейском»), просмотренных за январь 1912 г., помощник начальника СГЖУ заканчивает словами: «Означенная корреспонденция ничего преступного на мой взгляд не несет»363. Здесь также интересна подборка случайных писем: очевидно, просмат ривались все письма на иностранных языках, также обращалось внимание на письма до востребования, то есть получаемые лично на почте, так как это был обычный прием революционеров, скрывающих адрес. Просматривались некоторые письма учащихся и низших служащих, то есть групп населения, из которых пополнялись ряды революционеров.

В целом перлюстрация работала по стране достаточно эффективно. Об этом свидетельствует письмо Рачковского, который ругает губернские власти за медлительность в деле информирования МВД о «всех происшествиях и событиях, так как часто бывает, что он (товарищ министра внутренних дел, заведующий полицией Трепов. - Е.Г) быстрее получает информацию из сообщений телеграфных агентств»364.

Местные архивные источники подчас позволяют определить явления, не получившие массового распространения, но бытующие в том или ином районе. Как видим, одним из основных требований перлюстрации была ее полная секретность. Однако перлюстрация приняла такие масштабы, что ее существование сделалось известным в обществе, подтверждением чему стало обращение почтовых служащих в розыскные учреждения с предложением своих услуг в деле вскрытия писем.

Как видим, перлюстрация являлась на протяжении всего времени существования ДП одним из средств розыска, однако более всего не для доказательства вины или наказания революционной деятельности, что было характерно в агентурной работе, а для выяснения настроения масс и возможности предотвратить выступления, манифестации и т.д., для выявления антиправительственных организаций. Неудовлетворительная сохранность документов по перлюстрации, прежде всего из-за их уничтожения непосредственно с началом революции 1917 г самими служащими охранки365, не позволяет сделать однозначных выводов о том, какое место в работе политического розыска занимало вскрытие писем, однако косвенные свидетельства - прямая подотчетность императору, высококвалифицированные кадры в официальных перлюстративных пунктах, составление и издание ежегодных перлюстративных обзоров366 - показывают, что перлюстрация являлась важным средством получения объективной информации как по стихийным антиправительственным выступлениям, так и по организационным делам революционных партий наравне с внешним и внутренним наблюдением.