ГЛАВАIII четыре меры и продовольствие

Четыре меры. 1. Перепись. 2. Перепись ясачных.3. Десятинная пашня. 4.Пути сообщений. 5. Водворение, или заселение. II. Продовольствие.

6. Солью. 7. Вином. I. Здесь совмещаются важные меры того времени: народная перепись, десятинная пашня, пути сообщений и водворение поселенцев.

(Продолжение сноски) При этом случае надобно припомнить, что подобную перестановку к западу предлагал прусский доктор Эрман по низовой Оби, когда он в 1828 г. ездил из Тобольска в Березов и Об- дорск. Вообще, как далеко простираются чрезвычайные неверности по двум великим рекам, в долготе мест к западу и востоку, это важный вопрос, требующий решения. Из всего видно, что Сибирь не скоро дождется своей доброй карты. 1.

Народная перепись в IV периоде производилась двукратно: с 1742 до 1747го и с 1761 до 1763 года включительно. Переписью 3-ю предоставляя себе пользоваться из Фалька не иначе, как для одних городов Западной Сибири, мы предварительно изъясняем, что 2-я называлась генеральною, т.е. генеральскою, по причине, что она во всех губерниях производилась под наблюдением генерал-майоров, подобно как 1-я при Петре — под наблюдением полковников. В Сибири заведывал 2-ю переписью, за исключением ясачных, генерал- майор Чернцов, который, оставаясь в Тобольске, посылал в провинции доверенных чиновников для точнейшей переписи душ. Присланный в Иркутск подполковник Угрюмов с капитаном Плохо- вым призывал в свое присутствие городские семьи с младенцами, и вслед затем осматривались дома для достоверности, нет ли прописных. Такая изыскатель- ность была, конечно, хлопотлива для жителей, но необходимадля исполнителей, по замеченному в народе уклонению от перечета; она ощупью довела до открытия разных беспорядков:

а) что в Сибирской губернии производятся местным начальством казаки, подьячие, посадские, дети солдатские и разночинцы в дворян и детей боярских, в противность законов, чем и приобретается право свободы от податей. Всех таковых выведенцев Сенат велел в 1746

г. низвести в прежние состояния;

б) что во время переписи явились не помнящие ни родства, ни владельцев. Таких велено писать в подушный оклад в местах провинций, в которых они оказались, а тех, которые вышли из Вятской, Соликамской и Исетской провинций, писать в провинции Тобольской;

в) Что нашлись записанными при первой переписи 1723 г. за архиерейскими служками, купцами, казаками и разночинцами крепостные люди из купленных у помещиков, из государственных крестьян, или из городовых-разночин- цев, и также из ссыльных, как было уже замечено нами в первой книге. В пополнение можно еще припомнить, что Жуков, крестьянин Екатеринбургского ведомства, подавал сказку о записании за ним трех малолетних башкир, как некогда поступали в Анадырске или Камчатке с детьми тамошних инородцев. Все это, разумеется, было восстановлено в законные пределы. Но по причине бродяжничества людей, разными обстоятельствами к тому понуждаемых и нимало не удерживаемых на месте актами переписи (как, напр., нашлось в заводах Демидова после первой ревизии до 6852 пришлых), правительство, с одной стороны, усматривая напряженную побудительность к побегам, с другой, опасаясь поколебать хозяйство частных и казенных заводов по Уралу, куда устремлялись беглые, — положило в 1755 г. приписывать к заводским волостям мастеровых и рабочих, после 1724г. пришлых, и высылать только тех, которые явились бы после переписи генеральной. Так бывало исстари в Сибири, что убежавшие туда прикрывались в виде амнистии попущением, как будто в последний раз.

Теперь скажем, что населенность России вместе с Сибирью по второй переписи 1747 г. состояла, кроме бродячих и кочевых орд, в 6 050 000, да по окончании прибавилось около 300 000; следственно, полное число равнялось 6 350 000, а потому превышение переписи 2-й пред 1-ю, в 1727 г. конченною, заключалось в 821 258 душах м[ужского] п[ола], и это превышение есть плод двадцатилетнего времени.

Относительно Сибири, к сожалению, нам не удалось, при всей заботливости, открыть ни 2-й, ни 3-й подробной переписи*. В Тобольском Сборнике есть перечень переписи будто бы Чернцовой, но никак не можно сочесть сей апокрифический лист за извлечение дельное, потому что тут смешано число уездных и городских жителей и вдобавок примешаны инородные, до которых Чернцову возбранялось касаться. Одно счисление ямщиков, в Сборнике помещенное, походит на правду, по сличению с числом пред- шедшего периода. Ибо показано ямщиков: верхотурских — 2169, туринских — 1507, тюменских — 1478, тобольских — 2282, самаровских — 487, демьянских — 1472, всех — 9305 душ. Другое счисление духовных имений, более 22 000 показанных, кроме имений Иркутской епархии, в которой у Семивского значится до 2000, по-видимому Сборником выхвачено из 3-й переписи. Истинное количество всех сибирско-духовных вотчин, по второй ревизии, выставлено в ХЫУтоме П. С. Законов в 16 128 душ, против чего всякое летописное показание должно умолкнуть (7). Еще дошла до нас краткая ведомость Чернцова, в 1747 г. писанная, о податных душах, в верхиртышных крепо- стях жительствовавших, с заглавиями третьей переписи, в феврале 1763 г. деланной в тех же почти местах. Краткая ведомость показывает в кр. Омской посадских 33, купцов — 1, разночинцев — 687, приписных к ним — 86, крестьян — 285, в кр. Железенской разночинцев — 11,

в кр. Ямышевской таких же людей — 11,

в кр. Семипалатной таких же — 2, в кр. Усть-Каменогорской таких же — 3, а всех — 1119; прибыли против первой переписи 67. В помянутых заглавиях 3-й переписи написано: в кр. Семипалатной государственных крестьян 30, в дер. Березовке близ той крепости госуд. крестьян, из Омска переведенных, 73, там же в дер. Прапорщиковой госуд. крестьян, из Ялуторовского дискрикта пере веденных, 67, там же в дер. Зевакиной госуд. крестьян 37, там же в дер. Убинской — 48 душ. Итак, ревизское число делается известным только по части ямщиков, крестьян духовного ведомства, обывателей по иртышским крепостям и крестьян по смежным с ними деревням. Из населения деревень можно судить о попечительное™, какую прилагали сибирские губернаторы для обеспечения крепостей подручным заготовлением провианта. Несмотря на явную недостаточность ревизских чисел, любопытство читателя насчет сибирской населенности будет удовлетворено при конце периода, другим наведением. 2.

В продолжение производившейся 3-й всенародной переписи послан в Сибирь в 1763 г. гвардии майор Щербачев с офицерами и командою: а) для пресечения и исследования притеснений и грабительств, каким подвергались ясачные от сибирских дворян, боярских детей и казаков, за сбором ясака отряжаемых; б) для переписи ясачных и новой уравнительной обкладки ясаком. Устраняя от нашего взгляда следственное дело о разнообразных притеснениях, после казни Жолобова не уменьшившихся, мы ограничиваемся предложить установленные тогда правила для взимания ясака.

Ясачных в тогдашней Сибири, при переписи Щербачева, было 131 995, или, круглым числом, 132 000 душ м[ужского] п[ола]. К числу их принадлежали: 1) татары тюменские, ялуторовские, тобольские, барабинские, верхотомские, кай- балы, качинцы, кизилы; 2) якуты; 3) вогулы; 4) остяки обские, нарымские, енисейские; 5) самоеды, юраки, манчелы, камашинцы, калмаженилы; 6) тунгусы, чапогиры, ламуты; 7) буряты, телеуты, сагайцы, с прочей помесью тюрко-мон- гольскою*; 8) юкагиры; 9) коряки; 10) камчадалы и частию курильцы; всех сих ясачных, причисляемых к происхождению: турецкому, финскому, монгольскому** и еще к какому-то безвестному и притом не одному, мы делим, впредь до рассмотрения, на десять семей, по большей части не помнящих родства, кроме сказочного или гадательного; но облага- тель ясака разделил их, по разноместно- сти, на 278 ведомств и каждое обложил определенным платежом. Казенное отделение годилось для своей цели.

«Комиссия 1763 г., в которой предсе- дал Щербачев, привела ясачный сбор в ясные правила. Основания дела состояли в следующем. Каждый род ясачных по числу душ и по состоянию промыслов, иногда и по предварительному согласию родоначальников, обложен податью, исчисленною на деньги, но за тогдашнею недостаточностью в деньгах он уравнен в той же окладной книге взносом определенного зверя, как то: соболя, лисицы, белки и т.п. Те из ясачных, у которых звероловство было маловажно, безусловно положены в денежный оклад, по ценам тогда существовавшим, например: вместо 20 соболей назначено брать 100 р., потому что соболь стоил там не более 5 руб. Притом предоставлено ясачным, по неудачам уловов, заменять зверя другим определенным и при замене держаться не единовременно установленной оценки, а справочных цен. Таким образом, при первоначальном установлении подати, дана ясачным свобода уплачивать ее трояким образом: 1) известным зверем по цене, раз навсегда назначенной; 2) заменом друго- гозверя, по цене справочной; 3) наконец, деньгами. Ясно, что первый способ платежа не мог долго продолжаться, по возвышению цен, первоначально установленных, потому что, платя определенным родом зверя, довелось бы платить вдвое, втрое. Почему и стали платить заменом, а при усилившейся меховой торговле, — заменом или деньгами».

«Вместо взноса, по собственному согласию ясачных, назначалось в ближайшем казначействе или при суглане, где принимается ясак чрез земских чиновников или казаков. Почему порядок сбора подлежал двум важным неудобствам: 1) подлогу в качестве зверя; 2)

подлогу в его оценке и в самом взносе, натурою ли, или деньгами».

Изъяснения сии заимствованы из бумаг государственного мужа, имени которого посвящена вторая книга; и мы думаем, что скромный смысл таковых изъяснений внятно прошептал читателю 60-летнюю историю действий, по части ясака, от переписи Щербачевой 1763

г. до издания Сибирского Учреждения в 1822 г. 3.

Казна составляла хлебные запасы в Сибири без денег, двояким образом: десятинною пашнею и оброчным хлебом*.

Десятинная пашня давала казне впоследствии весь урожай с двух деся- тин, озимой и яровой, засеваемых казенными семенами, оброчный же хлеб заключался во взносе 15 п. с 5 десятин, частным человеком обработываемых, и следственно, 45 п. с 15 частных десятин. Почему способ десятинный, не освобождавший от подати, служил вместо оброка, если же не освобождал и от оброка денежного, как инде случалось, значил дополнительный налог к подати и оброку с крестьянина, но разночинец земледельствующий подлежал одному оброчному хлебу, или 3 п. с десятины. Хлеб, таким образом собираемый, шел на продовольствие войска, даже на хлебное жалованье гражданским чинам, как и в недавнее время, в 1743 г., полагалось управителям Исетской провинции производить сверх 20 руб. по 20 четвертей ржи и овса.

Недостаток, в каком Россия находилась относительно монеты звонкой, до введения бумажной, издревле научил правительство восполнять свои нужды хлебом. Правда, что с 1748 г. появилось свое серебро с колыванских и опять с нерчинских заводов, что, по разграблении и разлиянии несметных сокровищ столицы Дели, выменено на Оренбургской таможне в 1749-м и следующем году до 3000 п. серебра с несколькими пудами золота и что вообще в 8 годов, с

ливых хлебопашцев, введенное прежде Сулешева, служит отчасти свидетельством посошной подати, заранее перенесенной в Сибирь, явно, что воеводы не оставили распространять затверженный порядок и при своем управлении. Я относил было по ошибке сноповой хлеб к условиям половничества. Не следует, однако ж, думать, чтобы Сулешев ввел в Сибирь посошную подать в обычной полноте сего установления. Напротив, он взял отдельно крестьянский дом для подати и условно назначил ему посильный участок земли с положением хлебной подати по количеству участка. Он также решительно определил качества земель по целым уездам, без изъятий, с очевидными погрешностями. И облегчение крестьянской сохи, которая в России разумелась сложною махиною, привлекло Сулешеву юридическую похвалу от трех монархов. *

Приписной крестьянин, взнося зерно двух десятин, озимой и яровой, засевал на паровом поле 3-ю десятину к будущему году. Что ж касается до мастеровых и рабочих заводских, они освобождены от податей и повинностей по начальству колыванскому в 1761 г., а по нерчинскому в 1763 г. 1748

по 1756 г., влилось в Россию одним этим каналом до 4600 п. серебра и до 50 п. золота; но потребности правительства, с году на год увеличивавшиеся,. были слишком обширны, чтобы можно было в Сибири думать об удовлетворении казенных нужд монетой металлической. Едва сверкнула мысль о защи- щении Австрии против Пруссии, как и надобно было стараться извлечь из Сибири серебряные деньги, и для их вымена в 1752г. тиснуто в Екатеринбурге мелкой медной монеты до миллиона рублей.

Губернатор Соймонов, хорошо обнимавший многочисленные нужды управления и вместе убежденный в несоразмерной ограниченности сил монетных, хотел повсеместно в хлебородных уездах поверстать крестьян и разночинцев, отправляющих повинность оброчного хлеба, в общую обязанность десятинной пашни. Такой опыт ему удался в 1759 г. в Нерчинском краю, где надлежало поддержать горные заводы; и не только он удвоил там число пахарей и количество распаханных десятин*, но и превзошел расчет, какой предварительно представлял Сенату. Ибо он почел государственною справедливостию обратить в число пахарей и заводских рабочих всех бобылей, всех записавшихся там в посад без имущества и ремесла, всех просрочивших паспорты или прописных, по про винциям Енисейской и Иркутской, и такихлюдей нашлось до 3400 душ. Граф Сперанский, в звании сибирского генерал-губернатора, положительно утверждал, что без сего распоряжения заводы нерчинские не могли бы существовать. В самом деле, какие огромные капиталы потребовались бы для прокормления заводов хлебом, в Красноярске покупаемом, когда заводы давали чрез 6 лет от 139 до 176 п. серебра.

1 Оса пол именем пригородка застроена в 1596 г. и населена сходцами из Устюга, Кайгорода и Чер- дыни.

Года через два губернатор успел ввести десятинную пашню вместо оброчного хлеба между крестьянами Селенгинского уезда, для продовольствия забайкальских военных команд. Ту же меру он распространил в 1760 г. по дистриктам Ишимс- кому и Ялуторовскому, для снабжения крепостей провиантом; но в слободах Утяцкой и Курганской крестьяне, посеяв семена, отказались от снятия хлебов и не приняли увещаний. Начинщики неповиновения, разумеется, были обузданы; и может быть, неизлишне здесь припомнить, что Сенат еще в 1756 г. приказывал предместнику Соймонова поддерживать хлебопашество, по линии заведенное, но без отягощения. В 1762г., после неоднократных настояний Соймонова о распространении казенной пашни или оброчного хлеба еще с пенькою, Сенат решительно не одобрил его представлений и вместо оброчного хлеба с пенькой определил сбирать по 1 рублю с ревизской души сверх 7-гривенной подати. Судя по продажной цене хлеба, выходило бы, что Сенат вместо оброка положил 60 пудов хлеба с платежной души; но обоюдная выгода казны и крестьянина в том, что первая имеет в руке обширнейшие средства для приобретения продовольствия и что последний, сберегая для себя время и безвременный труд, разделывается в минуту. Превращение повинности натуральной в денежную, как расчет долговременной опытности, служит хвалою Сенату; но нельзя скрыть, что облегчительная сия мера не вдруг распространилась по Сибири.

История может ли извинять начальника, с превосходным умом, в одностороннем его взгляде на хлебопашество, особенно тогда, как достойный Соймонов, в конце 1763 г. садясь на сенаторские кресла, передал свои предубеждения преемнику губернии и вместе с ним в докладных пунктах снова унижал си - бирское земледелие до того, что считал необходимостию или уничтожить в Сибири заведенные винокурни, или усилить казенную пашню. И все это представлялось для того, чтобы иметь провиант даровой и чтобы хлеб продавался не дороже 5 к. пуд! Могла ли на таком основании процветать пашня, окропляемая потом без цены?

Мы, кажется, безошибочно думаем, что хлебородные равнины Западной и Восточной Сибири, от толь тягостной и бесплодной повинности, какая лежала на земледельце, не были обработывае- мы в полную меру населенности, что татары чулымские, буряты, жившие по Ангаре, Иркуту, Селенге и Оке, долго не принимались за соху, из опасения хлопот, с земледелием связанных. 4.

По важности, какая заключается в путях сообщений для страны, мы не скучаем в каждом периоде замечать новые колеи дорог и переправы судов по водам. В первой книге сказано, что дорога между Екатеринбургом и Кунгуром открыта на Осу, одновременную с Сибирью*, в 1754 г. для одной корреспон денции; почему и можно еще раз оглянуться на стародавнюю дорогу, лежавшую чрез Санчурск, Шестаково (перво- бытнейшее Хлынова и Слободского) и чрез Кайгород, для проезда в Сибирь заведенный. При конце периода не лучше, как и в старину, была эта заслуженная дорога. Те же болота, инде зыбучие, тот же Юксеевский волок, на 90 верстах растянувшийся. Впрочем, устройство сей дороги не входило в обязанность сибирского губернатора.

Его власти и распоряжению принадлежали: а) устройство дороги к Омску, к Томску по обе стороны Чаусска, также изменение водяного пути к Енисейску;

б) от Томска к Красноярску; в) отсюда к Иркутску и г) переправа через Байкал, а) В 1744 и 1745 гг. учреждены от То- | больскадоТары 20 почтовых станций, с выставкою по 6 лошадей на каждой, от I

ямов: Демьяновского, Самаровского и | Тарского. Далее от Тары к Омску учреждено 5 станций, посредством которых сделано сообщение до кр. Железенской и Усть-Каменогорской. Лошади вместо ямских выставлены казачьи из форпостов: Большерецкого, Пустынного и Бет- чинского. Устройство тракта было поручено Андрееву. Для избежания болоти- 1

стого Аевского волока и для сокращения Омского тракта 150 верстами бригадир Фрауендорф, начальствовавший нали- [нии, предложил в 1762 г. сибирскому губернатору проложить дорогу с линии [чрез ел. Абацкую, Тюкалу, дер. Крутую |до станции Тонтурской. Во уважение •столь явных выгод, Соймонов предоставил Фрауендорфу заселить новые стан- Вии из числа 2000 семей, в У сть-Каме- иогорское ведомство поступающих, с •набжением их посевными семенами, иошадьми, скотом и прочими потребностями и испросил у Сената утверждение, в следующем году полученное. Сей тракт вышел короче, суше, веселее, только что в водополье, при 5-верстном разлитии Ишима, бывает остановка в проезде. Это, кажется, было причиною, что прежний к Омску тракт не запустел.

В 1761 г. кабинет, управлявший ко- лыванскими заводами, признавал за нужное заселить дорогу от Чаусска до Томска и по Барабе ямщиками Демьян- ско-Самаровского яма, где было их около 2000.

Посмотрим теперь на соперничество двух pp. — Кети и Чулыма. С самого основания Енисейска товарные клади, следовавшие с запада на восток и обратно, отправлялись Кетью, на 540 в. судоходною, потом гужем от Маковского до Енисейска, как и обратно. В 1755 г. случилось, что из 2000 слишком душ, следовавших на поселение в нерчинские заводы, умерло 517, что было приписано болезням, от сырого кряжа, болотной воды и недостатка в съестных припасах приключившимся; но истинная причина смертности, как говорили под рукою, произошла от корыстолюбивого присвоения кормовых денег. Начальство обманутое заботилось открыть другой путь, и Чулым, по которому нарочно дважды было отправляемо казенное судно для разведок, признан лучшим водяным путем, начиная с кемчугского устья, куда из Енисейска чрез Ачинск пролегала пря мая дорога*. В опорочение хода по Кети стали представлять, что по ней нет жилых мест, кроме одного острога, что эта река, как узкая и отмелая, требует иногда разгрузки или пособия ворота, что по глухоте берегов лесистых воздух нездоров; в пользу же Чулыма, текущего также в Обь, только по сухому кряжу, — что есть тут заселения, что съестных припасов, скота и рыбы вдоволь, что все потребности дешевы, напр., корова — 170 коп., курица—по 1 копейке. По видимостям, так убедительным, Сенат в 1761 г. поручил губернатору склонять купечество к сплаву грузов по Чулыму; но купечество отозвалось тем, что волок Маковский короче и провоз поэтому сходнее в сравнении с Кемчугским. Вот как трудно изменять обычай, который в течение времени все сладил, и в цене работ, и в удобстве причалов, и в привычке к местам, даже ко взглядам. В 1768 г. отдано на волю купечества водоходствовать любою рекою из двух, и дело пошло своим чередом.

бив) Что касается до дальнейшего продолжения дороги от Томска к Красноярску, на расстоянии 557 верст семисотых, брошено было несколько зимовь- ев, от времени до времени заселяемых ссыльными и за рекрутов посылаемыми, особенно в 1762 и 1763 гг. по случаю неурожая в Нерчинском краю. При конце зимовьев стоял Ачинск, лучшее перепутье, в котором жило 24 человека крестьян и разночинцев. Далее Красноярска, на расстоянии 622 в., находились3 острога: Канский, в котором и в окрестных деревнях считалось крестьян и разночинцев 238; другой, Бирюсинский, с неизвестным числом жителей, и Нижнеудинс- кий, где жило 53 души м[ужского] п[ола].

От Тулуна до Иркутска земля заселена давними переселенцами. Губернатор Соймонов, видя толь малые становья, с трудом отправляющие гоньбу на больших пустоплесьях, и зная, что на семистах верстах, между Верхотурьем и Тобольском, сидит крестьян 7454, полагал переселить оттуда ямщиков в звании крестьян и местных крестьян поворотить в звание ямщиков; но Сенат не согласился в 1762 г. тревожить два состояния для одной мысли. Конечно, деятельный губернатор, каков Соймонов, не любивший видеть тунеядцев, предложил бы к заселению дорог потребное число людей из 13 500 посадских Тобольской провинции, не имевших ни ремесла, ни денег, если бы не требовалось значащего капитала на водворение и обзаведение их в другом порядке жизни. Безденежность мешала благоустройству Сибири. Не ранее 1768 г. были устроены изрядные почтовые станции, от Томска по дороге Иркутской**.

г) В то время не смели еще думать о прямом сухопутном сообщении с Забайкальем. Проезд чрез Тунку или объезд от Култука, по западно-южному берегу озера, во время осеннее, были крайними путями. Водяной ход чрез оз. Байкал от пристани Никольской к Прорве, на южном берегу образованной, в 8 в. от монастыря Посольского, есть обыкновенный путь, летний и зимний по льду. Соймонов, в облегчение водоходства, представлял о казенной постройке судов, для перевозки кладей казенных и частных, и об устроении маяка у Прорвы, для безопасного плавания в осеннее время. Маяк в 1764-м, на счет торгующего в Кяхте купечества, выстроен и невредимо стоял до 1774 г. Еще Соймонов предполагал перевести плавание чрез Байкал на устье реч. Бугульдеихи, учредив соответственную за Байкалом пристань на устье Селенги. Переезд этот укоротился бы 30 верстами, так что на первый и обратный путь, по уверению бывшего иркутского губернатора г. Корнилова, потребовалось бы не более 10 часов. Вероятно Соймонов как разумный хозяин думал связать водоходство байкальское с водоходством, какое производилось по Селенге и Хилку, с 1757 г., на построенных казенных судах. Судов было до 25 троякой величины. Грузу помещалось на больших до 1150, на средних — до 500, на малых — до 100 пудов. Суда могли подходить близко к озерам Шакше и Иргеню, или, иначе, к Яблонному хребту. Способнейшее для водоходства время считалось с мая до июня, когда мели покрывались водою. Отдавая справедливость хозяйственным усмотрениям Соймонова, нельзя не заметить одной невыгоды, какая последовала бы за переводом судоходства на устье Бугульдеихи. Бугуль- дейская пристань удалилась бы с глаз начальства и не была бы, как Никольская, под руками города промышленного. Выигрышу времени чрез Байкал предшествовал бы проигрыш большого времени на сухопутную перевозку кладей до Бугульдеихи. То же надобно разуметь и на возвратном пути.

Дорога по Забайкалью, в обоих направлениях, и к Кяхте, и к Нерчинску, оставалась на прежнем положении. Наконец, надобно упомянуть, что издавна заведена по границе Восточной Сибири, между казачьими дистанциями, проезжая верховая тропа, для поверки неприкосновенности пограничной. До 1752 г., или до начатого устройства ЗападноСибирской линии, существовала подобная караульная дорога по всей границе, до вершины р. Енисея, и изображалась на старинных губернских картах. Мы не находим надобности говорить об ея изгибах и точках, чрез какие она пролегала. 5.

Едва ли когда-нибудь бывало в Сибири столько внутренних перемещений, как в IV времени. Люди, казалось, жили не на месте, и надлежало или передвигать их, или выжидать других из-за Урала. Мы не повторяем о 3 с половиною тысячах, перемещенных на заводы нер- чинские, ни о 12 000, к алтайским причисленных, из которых часть переведена на места, заводским нуждам приличные; не упоминаем также о 9105, к березовским золотым промыслам приписанных, и по соображениям заводским не вполне оставленных на своем месте. Мы говорим о водворениях новых и мимоходом — о переселениях добровольных.

К добровольным переселениям принадлежат: а) крестьяне, перешедшие ближе к границе, когда граница ишим- ская протянулась по степи цепью укреплений; б) 2000 сибиряков, которые с 1760г. вызывались к переселению на реки и речки, в Иртыш падающие, начиная с реч. Шульбы до р. Бухтармы, и нашлись охотники в меньшем только количестве; в) отставные из полков нижние чины, которых в 1762 г. велено селить по Иртышской линии, с отводом на семью по 20—30 десятин и с денежною ссудою, могут быть причислены к статье добровольных поселенцев. Ими заселена Красноярская близ форпоста того же имени. Что ж касается до старообрядцев, вызывавшихся из Польши, не явилось добровольных.

Для новых водворений в Сибири назначались: а) с 1760 года, с зачетом рекрутским, крестьяне государственные, дворцовые, архиерейские, монастырские, помещичьи, и все с женами и деть- ми; б) с 1761 года колодники на Иртышскую линию, с производством провианта и прочего установленного снабжения; в) выводимые с 1763 г. из Польши беглые, которые, оказавшись негодными для предположенных на защиту Сибири ландмилицких полков, отсылались на поселение в разные места, для распространения хлебопашества; г) прописные 1294 души м[ужского] п[ола], отобранные от трех солепромышленников: Демидова, Суровцева и Ростовщикова, по словам Соликамской Летописи, посланы в 1756 г. с своими семьями, в 3 партиях, в Сибирь на поселение.

От поселенцев первой статьи требовалась годность к работе и пашне, а возраст от 15 до 45 лет, без вопроса о поведении. Казна платила за их детей 5—15 лет по 5— 20 р., за детей ж[енского] п[ола] — вполовину. Платья, обувь и путевое прокормление — на отчет отдатчиков. Вообще, для поселенцев первых трех статей было установлено давать семян каждой семье на засев 5 десятин, с определением покосов на 50 копен, с безвозвратною выдачею казенного хлеба по 54 пуда, и по 5 р. на лошадь, по счету гуртовой покупки. Все поселенцы трех статей были селены около Тары и по Барабе деревнями, где с 1763

г. к 1771 году находилось 2459 м[уж- ского] п[ола] и 1399 ж|енского] п[ола]; или по Иртышу, на земле Барнаульского ведомства, куда, по всей вероятности, поступили и Соликамские переселенцы, сверх польских выведенцев. Колыванс- кая линия, когда вновь устроивалась с Кузнецкою, заселена от ф. Усть-Убинс- кого по большой части выведенцами польскими. Тюкала с окрестными деревнями населена около 1763 г. русскими, под именем которых надобно считать поселенцев первой статьи. За Байкалом, между pp. Удой, Чикоем и Селенгой, сколько водворено заднепрских старообрядцев, с достоверностию мы не знаем их числа. Трудолюбием сих пришельцев разрублены леса на откатах гористых, по которым, едучи летом, видишь ныне богатые колосистые нивы или стада овец и коров. Они первые за Байкалом начали пахать землю плугами. Но сколько всех людей было водворено там и здесь, - нельзя покамест исчислить, потому что разнородная колонизация уходит в V период. Гадательно можно определить только число колодников, которых в то время вступало ежегодно в Сибирь не более 1000 человек, а годных для палин- генезии пахотной — до 400*.

По связи заселения упомянем здесь о 3

местах Южной Сибири, несколько времени носивших имя города или дистрикта: о Куртамыше, Доронинске и Сретен- ске, вскоре опять обратившихся в села. Сретенск, говорит иркутская статистика, на берегу Шилки основанный, восходит началом своего заселения ко времени последнего отступления из Албазина, т.е. к 1689 году. Доронинск, в 1740 г. зимовье одного тотемского промышленника, умножаясь от стечения подобных звероловов, в 1752г. делается селом, которое омывается живописною Ингодою, украшается окрестными пашнями и цветами богатой растительности**. Куртамыш, в 1745 г. основанный на холме, был пограничным постом прежде Уйской линии, потом — дистриктом до открытия Уфимского наместничества. В нем бывал завод купоросный, после бунта Пугачевского не возобновленный. II. О плодородности Сибирских земель и климате будет говорено впереди, а теперь предваряем читателя показанием ценности жизненных потребностей, прилагая таблицу под буквою А, составленную из достоверных сведений. Она относится к концу периода и к началу следующего. Излишне было бы изъяснять, какую важность таблицы сего рода имеют в исторических сравнениях времен. Под оглавлением настоящей статьи разумеется продовольствие солью и вином, не менее важными, как и прочие припасы. 6.

Обширные месторождения соляные, обозначающиеся между Тоболом и Ишимом и видимые от границы до широты ел. Усть-Ламинской, равномерно озера соляные, почти от меридиана омского продолжающиеся до р. Алея или до конца Кулундинской степи, могут быть самостоятельны и независимы от подземного просачивания из гор заграничных, как мыслил академик Паллас. Есть и другое мнение, по которому изъясняется изобилие здешней солено- |сти осадкою моря, во дни оны скатившегося отсюда, как будто происхождение морской солености есть разгаданная тайна. Не вдаваясь в предположения, удовольствуемся сказать, что озера соляные непостоянны в степени солености и переходят в горькие и пресные, как и обратно.

В Сибири соль различна по образу происхождения: самосадочная, водометная, выварная и горная. Главные питательницы страны суть соли: самосадочная и выварная, водометная и горная не более как забавы природы, доступные для части якутов и тунгусов. Выварная двоякой выработки, из озер недосольных или из морской воды. Водометною, уже прежде упомянутою, разумеется соль кемпендюйская, а горная соколья соль в существе своем не иное что, как гипс лучистый*.

Озеро Ближнеямышевское как главная лаборатория сибирской соли, в 8 в. от Иртыша, имеет окружность до 10 в.; мы познакомились с ним с 1613 года. Другие два озера: Дальнеямышевское и Ключевское — слывут также Ямышевскими**.

Оз. Коряковское, лежащее в 22 в. от Иртыша, также на правом его берегу, имеет окружность до 20 в. и столь же благодатное, как первое, не было, однако ж, известно губернской канцелярии до 1750 года. Первый известил о нем губернатора начальник линии Киндер- ман. Он писал, что в два месяца 150 казаками добыто соли 343 000 пудов.

В 1751 г. учреждено в Тобольске соляное комиссарство, под управлением особого начальника, с подчинением ему трех комиссаров, одного заведывающего канцелярией, другого — соляными озерами и работами, третьего — в Иркутске. По распоряжению соляного начальства соль ямышевская, как стоящая менее 2-х к., предпочтена коряковской и назначена на продовольствие Тобольской провинции, за исключением Екатеринбурга, Верхотурья и уральских заводов, ближайших к Соликамским и чусовским варницам. Исетская провинция довольствовалась солью эмбелейскою. Кузнецку, Томску и северным местам той же провинции предоставлено заимствоваться солью из ближних степных озер или магазинов. Другие провинции, Енисейская и Иркутская, пользовались солью из прежде описанных источников, к которым надобно присоединить выварку из ангарских рассолов, в 1764 г. поступившую из монастырского владения в казенное достояние.

Соляная выварка из ангарских рассолов начата около 1750 г. иркутским посадским Ушаковым, который при смерти заведение это завещал тамошнему Вознесенскому монастырю, владевшему до 1764

г. По незнанию количества выварки не излишне объяснить здесь, что в 67 в. ниже Иркутска, на левом берегу Ангары и на двух островах, протокою отделяемых, соляные ключи бьют из-под земли. В самой протоке видно, как белеющиеся рассолы со дна пробиваются сквозь прозрачную ангарскую воду. Выварка соли из рассолов Селенгинского озера, в 30 в. от Селенгинска лежащего и имеющего ширины и длины от 300 до 480 саж., производилась не искуснее, не выгоднее, как и в XVII столетии, потому что она с давних лет, с 1719 г. до начала XIX века, оставалась в частном содержании и в продолжение IV времени переходила из рук невежей в другие такие же руки, за бесценок. Обоз. Борзинском, прежде упомянутом, можно сказать другое. Оно с 1750 г. вошло в лучшую известность. В 1757 году добыто 26063, в 1758г.- 38862, в 1772 году — 85 443 п. соли. Не надобно из того заключать о постоянном возвышении дохода; садка бывает не равномерна и даже не ежегодна.

Перейдем к северо-востоку Иркутской провинции. Охотский край довольствовался кемпендюйскою солью, до собственного солеварения из морской воды, начатого в 1733 г., а подругам известиям — в 1756 г., в подражание боль- шерецкому солеварению, давно там про- д. Три Карасукских: Долгое, Вишневое и Плоское, иначе же: Большое, Среднее, Малое. Дно первого, имеющего длины в 4 в., ширины —с версту, покрывается на четверть чистейшею поваренною солью. В среднем дл. около 3 в., шир. — меньше версты садится соль на песчаном дне. Последнее длины и ширины также небольшой, покрывается солью на дюйм.

е. Карчунакских шесть: два Малиновых, два Ломовых, еще Кочковатое и Березовое. Они лежат смежно. Соль добывается на одном Ломовом.

ж. Северные: Горносталево, Петухово и Степное.

з. Баганские: Большое, Коряжное и Малое. По опреснелости рассолов соль не садится. Все помянутые озера охраняются казачьими командами.

По слухам, есть и другие озера, дающие соль.

В Енисейской провинции, кроме вывариваемой на реч. Усолке соли, было оз. Соляное по правую сторону Белого Июса, подле оз. Билю. Около 1770 г. садка соли на нем прекратилась, что и продолжалось лет сорок Есть там и другие озера: Тагарское и Уртюпское, из которых можно вываривать соль, но по довольству соли и по малой населенности края не было думано о напрасном устройстве варниц. изводившемуся, без дальнего, впрочем, успеха. Губернатор Соймонов в пользу Камчатки выписал и металлические листы для чренов, но по дороговизне выварки, увеличивающейся от дальней перевозки дров, сочтено впоследствии за лучшее предоставить выварку и продажу соли посадским, а заготовленные казенные припасы отдать им по обошедшимся ценам. «Подарить, кто может лучшее сделать из них употребление», собственноручно приписала Екатерина в 1764 году. Но никто из жителей не вызвался надело, познаний требующее; и продовольствие поэтому было затруднительно до приезда Бема, учредившего солеварение на устье р. Камчатки.

Вот какими многочисленными и неистощимыми источниками природа наделила Сибирь для приготовления соли не только поваренной, но и так называемой сибирской, или глауберовой. При настоящем соединении управления соляного с горным надобно ожидать благоприятнейших последствий. 7.

Питейные сборы с 1730 г. состояли в Сибири за магистратами или городски - ми обществами, на вере; цены питий переменялись не только по провинциям, но и по городам. С 1756 г. самая дешевая цена назначена по Тобольской провинции, в 2—22 к. с ведра вина, по прочим двум — дороже, в предположении уничтожить все частные каштаки и винокурни, а вино доставлять из губернии Казанской. По такому ходу распоряжений крестьяне, чтобы воспользоваться каким-нибудь возмездием захлеб, не оплачивающий труда, естественно, принялись за тайную сидку вина, невзирая на корчемные конторы, с 1757 г. учрежденные в Тобольске и Иркутске. Конторы не имели ни людей, ни способов, чтобы преследовать нарушителей порядка.

Через 35 лет доверенность правительства к обществам городским поколебалась, усмотрена неверность в сборах. В делах, именем общества производимых, не общество виновато, но лицо, которому оно доверило. Как бы то ни было, в 1765 г. сравнена Сибирь с прочими губерниями по откупу и поставке вина, на таком основании, чтобы откуп отдать компании купцов, а вино поставлять по прежнему предложению, из губернии Казанской. Мера сей поставки, очевидно, разорительная для страны земледельческой, последовала в уважение докладных пунктов гг. Соймонова и Чичерина, как выше уже замечено. Но большие погрешности сами и указывают путь к необходимым исправлениям.