2.Самодержавие и самодержцы

Дореволюционным историкам писать о царях, императорах было сложно не только в силу того, что самодержавие являлось фактором реальной действительности, но и с субъективной точки зрения - тоже, т. к. вольно или невольно они находились в рамках общих представлений того времени и о самодержце, и о самодержавии. Самодержавие тогда не могло еще быть предметом научного анализа, для этого оно должно было сойти с исторической сцены. Вот почему чаще всего в исторических сочинениях образ самодержца возвышался над реальностью, а тот или иной государь преподносился читателю как образец человека и государственного деятеля (речь идет о XIX веке). Если и допускались какие-либо критические моменты в отношении императоров, то они касались частностей и не снижали невероятно высокого уровня личности императора. Характерной для такого подхода к образу императоров является книга Николая Тальбер- га «Очерки истории Императорской России от Николая I до Царя-Мученика (Общество, политика, философия, культура)». - М., 1995. В том случае, если по каким-то причинам действия и образ царя, по мнению подобных авторов, не соответствовали их идеалу, то о нём предпочитали совсем не говорить. Очевидно, поэтому в данном сочинении нет очерка об Александре II - либерале и реформаторе, своеобразной «белой вороне», на фоне других объектов изображения указанного автора. Хотя книга Н. Тальберга была написана через много лет после эмиграции этого когда-то крупного чиновника и убежденного монархиста из России, она продолжает ту линию,

которые выдерживали историки дореволюционной России, изображая царственных особ.

В исторической литературе и в учебниках советского времени за самодержавием прочно утвердилась характеристика темной и страшной силы, бескомпромиссно боровшейся со всем передовым и прогрессивным. Цари и члены царской семьи чаще всего рисовались реакционерами, прибегавшими к либеральным мерам только в силу необходимости, под напором классовой борьбы трудящихся масс и революционного движения.

Совершенно очевидно, что такой взгляд был весьма ограниченным и искажал историческую правду. Конечно, консерватизм действительно был присущ в большей или меньшей мере тем или иным царям, но этим далеко не ограничивалась их роль в жизни России. Кроме того, понятие «самодержавие» шире понятия «самодержец», хотя в сознании людей эти понятия отождествлялись. Под самодержавием следует понимать не только (а иногда даже не столько!) царя, но и государственный аппарат в лице бюрократического чиновничества, консервативно-реакционную массу дворянства, карательную систему, генералитет и аристократию. Эти силы весьма ограничивали абсолютную власть монархов, не давая ей осуществлять то, что нередко цари предпринимали (или намеревались предпринимать) для прогресса России. Тогда же, когда реформы начинались, консервативно-реакционные силы стремились их ограничить в своекорыстных целях, пренебрегая интересами большинства населения и России как государства. 4-5 тысяч высшей аристократии, чиновников и военных, обладавших огромной материальной силой, связанных между собой кастовыми, групповыми эгоистическими интересами, могли противодействовать царю и всерьез сопротивлялись нововведениям, если дело доходило до угрозы этим интересам.

Как правило, отрицательно характеризовались у нас не только цари, но и их окружение. Выпячивались историками и изображались еще более мрачными, чем на самом деле, фигуры таких государственных деятелей, как А.А. Аракчеев или К.П. Победоносцев. Зато замалчивалась или искажалась деятельность плеяды либеральных сановников XIX века,- за исключением

М.М. Сперанского и С.Ю. Витте, о которых ничего не сказать было совсем уже невозможно. Сейчас этот пробел восполняется, и всем стало ясно, что в окружении царей всегда были умные, толковые люди, принесшие много пользы России.

Понятие «самодержавие» включает в себя прежде всего тот факт, что император не разделял ни своей власти, ни своих привилегий, ни своей роли в жизни государства ни с каким другим лицом, сословием, учреждением или установлением. В этом смысле самодержавие в некоторой степени отражало природу русского государства: все, в конечном счете, сводилось к высшей точке пирамиды власти - к императору-самодержцу. Для большинства русских людей он традиционно воплощал в себе идею государства и нации.

Императору принадлежали все права государственной власти, ему были подчинены все сферы управления, включая церковную. От него зависели и финансы, и штаты государственных учреждений, и вопрос о наделении кого-либо какими-либо наградами и титулами. Он был источником всех привилегий, почестей и наград и т. д. Он мог, с юридической точки зрения, все, в том числе утвердить, например, мнение меньшинства членов Государственного Совета - высшего законосовещательного органа в стране. Как имевший исключительную власть в стране, император мог решить все, в том числе и выходящие за рамки компетенции того или иного органа вопросы. Суд тоже зависел от государя так же, как и, предположим, смертные приговоры или помилования осужденных. Император являлся и верховным главнокомандующим всеми вооруженными силами России.

Император и его семья содержались за счет казны, хотя это не исключало права собственности на многочисленные имущества, принадлежавшие, правда, не конкретным представителям ее, а всем членам семьи вместе.

Помимо того, что самодержавие было формой государственной власти, оно было также и формой общественного сознания. В этом еще таилась сила монархов. Своеобразно это отразилось в статье I «Основных законов» «Свода законов Российской империи», где мы читаем: «Император Всероссийский есть монарх

самодержавный и неограниченный. Повиноваться верховной воле его власти не только за страх, но и за совесть сам Бог повелевает» (курсив наш - Е. И.).

Народ относился к царю двояко. С одной стороны, он действительно уважал самодержца, причем это уважение доходило до обожания и слепой веры в непогрешимость и справедливость монарха. Такое отношение к царю поддерживалось и церковью, и патриархальными традициями русского народа. Наиболее сокровенные надежды населения были связаны с именем императора. С другой стороны, народ боялся императора как носителя высшей власти. Прекрасной иллюстрацией этого утверждения является сцена, описанная И.Е. Репиным в воспоминаниях «Далекое-близкое». Лето 1870 г. Репин с друзьями-художниками провел на Волге, создавая своих знаменитых «Бурлаков». Однажды он рисовал группу деревенских детишек, а чтобы они позировали тихо и не баловались, одарил их пятаками. Все это насторожило местных мужиков и баб, и они с угрозами стали требовать у художников документы. Пришлось идти вместе с толпой крестьян человек в тридцать за «пачпортами». Поскольку крестьяне были неграмотны, послали за писарем. Причем агрессивность толпы постоянно росла. Прибывший на место действия писарь начал читать документ, скрепленный печатью: «Печать императорской Академии художеств». Далее И. Репин пишет: «Эффект вышел, превзошедший все мои желания.

Толпа вдруг замерла и попятилась назад; тихо, инстинктивно стали бойцы-дерзилы затасовываться друг за дружку, как будто даже все лица вдруг потемнели; глаза уже смотрели или в землю, или вбок, куда-то с явным намерением скрыться.

- Императорская печать... императорская печать... слышишь ты? - как-то шуршало в толпе и, расходясь, таяло вместе с ней». На этом дело и кончилось. Одно слово - «императорская» произвело на крестьян такое страшное впечатление.

Не столь простым было отношение к императору чиновников. Один из иностранцев писал: «Россией управляет класс чиновников... и управляет часто наперекор воле монарха... Из недр своих канцелярий эти независимые деспоты, эти пигмеи- тираны безнаказанно угнетают страну. И, как это ни звучит па-

радоксально, самодержец всероссийский часто замечает, что он вовсе не так всесилен, как говорят... Когда видишь, как императорский абсолютизм подменяется бюрократической тиранией, содрогаешься за участь страны, где расцвела пышным цветом административная система...» Эти слова актуальны и сегодня. Бюрократическая административная система имеет глубокие исторические корни.

Несмотря на указанное выше противоречие между чиновничеством и царем, следует подчеркнуть, что конкретный человек чувствовал, конечно, перед императорской силой свою малость, а те же чиновники были снедаемы честолюбием и с расположением или, наоборот, отрицательным отношением к себе царя связывали свою судьбу.

Что бы ни говорили об императорской власти историки, ни один из монархов зла своему народу не хотел. Конечно, интересы дворянства царям были ближе, но не учитывать мнения других социальных сил они не могли. В силу своего положения монархи были центром переплетения общественных, классовых сил и интересов. Они должны были это учитывать и, исходя из конкретной обстановки, выбирать тот или иной путь развития страны. И далеко не всегда это был путь реакции. С именем царей были связаны все попытки реформ, осуществлявшихся в XIX веке.

Отметим еще одно обстоятельство, характеризующее самодержцев. Они никак не были ограничены законом. Эта бесконтрольность приводила к «самовластью», к проявлениям деспотизма. В конечном счете самодержцы не смогли себя ограничить. Монархия не смогла проявить должной гибкости в продвижении к полнокровному конституционному строю. Проводимые «сверху» реформы оставались половинчатыми и незавершенными. В сочетании с невежеством и политической темнотой широких слоев населения, малочисленностью так называемого «среднего класса», политической конъюнктурностью буржуазии это дестабилизировало обстановку в стране, обостряло политическую борьбу. Характерная для самодержцев неуступчивость в сочетании с нетерпимостью реакционеров и экстремизмом наиболее радикальных, революционных сил, оторванность тех и других от жизненных интересов низов обернулись для России траге-

диями, которые она пережила уже в XX в.

Роль, вес и влияние самодержца в России нельзя понять, если не учитывать еще и того, что его образ был освящен церковью и православной верой, немыслимой без царя,