§ 4. Сталинизм и маоизм

Уже в 1958 г. Мао заявил, что революция должна быть перманентной.

Неверие в возможность будущего коммунистического бесконфликтного социального устройства есть акцентрирование одной из мыслей Маркса. Мао, однако, пошел еще дальше. Существенная особенность его политического мышления определялась тягой к рассуждениям об отдаленном будущем. Если все на свете изменяется и рано или поздно должно погибнуть, то и коммунизм не вечен вместе со всем человечеством: «Капитализм ведет к социализму, социализм к коммунизму, а коммунистическое общество должно опять-таки преобразовываться, и у него тоже будет начало и конец. Нет ничего такого в мире, что бы не возникало, развивалось и не гибло. Обезьяны превратились в людей, и возникло человечество. А в конечном счете весь род человеческий погибнет, может быть, изменится в нечто другое, но тем временем и сама земля перестанет существовать»7

Исходя из этих представлений, Мао считал, что существуют некие окончательные гарантии коммунистического развития Китая. Ведь может так случиться, что будущее поколение захочет восстановить капитализм? А если так, то придет следующее поколение, которое опять свергнет капитализм.

Следующим пунктом расхождения Мао с марксизмом является культ крестьянства как наиболее революционного класса и главного оплота коммунизма, а не только борющейся массы, которую необходимо мобилизовать с помощью надлежащих лозунгов. В 1969 г. Мао отметил, что взятие городов народно-освободительной армией было положительным фактом, ибо в противном случае города остались бы в руках Чан Кайши. С другой стороны, в этом заключался и отрицательный момент, поскольку взятие городов привело к порче партии.

Культ крестьянства и деревенской жизни объясняет специфику китайского марксизма. Прежде всего это касается культа физического труда как такового. Для всей марксистской традиции характерно отношение к физическому т()уду как к дурной неизбежности, от которой человечество постепенно будет освобождаться по мере технического развития. А для Мао физический труд есть ценность сама по себе и незаменимое средство человеческого воспитания. Его идея школы, в которой ученики половину времени должны тратить иа физический труд, не вытекает из элементарных экономических потребностей, а обосновывается воспитательными достоинствами такой системы.

«Трудовое воспитание» имеет универсальную ценность и тесно связано с китайским идеалом равенства. Маркс предвидел, что в будущем исчезнет противоположность между умственным и физическим трудом. Отсюда Мао делал вывод: не должно быть уже сейчас людей, которые занимаются исключительно интеллектуальным трудом, а рядом с ними другие напрягают мышцы и гнут спины. Китайское применение Марксова идеала всестороннего целостного человека заключалось в принуждении ученых и писателей к рытью канав и рубке леса. Университетское же обучение было доверено полуграмотным людям из трудового народа. Мао отмечал, что даже неграмотные крестьяне лучше понимают вопросы экономики, чем ученые.

Эту мысль Председатель последовательно развивал. Дело не в том, чтобы принудительно отправить в деревню для перевоспитания всех работников умственного труда или заставить их напрягать мышцы в специальных концлагерях. Умственный труд сам по себе, в отличие от физического, легко ведет к моральному падению человека. Поэтому надо быть бдительным и постоянно следить за тем, чтобы люди не читали слишком много книг. Данный мотив в выступлениях главного китайского марксиста звучит постоянно. Его можно сформулировать в виде афоризма: чем больше люди знают, тем они хуже! Мао пояснил, что на протяжении всей истории молодые люди, мало знающие и понимающие, побеждали ученых. Конфуций, Иисус Христос, Будда, Маркс и Сунь Ятсен были молоды и знали немного, когда начали творить свои учения. Горький лишь два года ходил в школу, Франклин был газетчиком, а человек, который изобрел пенициллин, работал в прачечной. Премьер Че Фачих во времена императора By Ти был неграмотным, однако создавал стихи. В эпоху династии Минь было только два хороших императора, и оба неграмотные. А потом, когда к власти пришли ученые, в

Китае наступили голод и разруха. Всем этим определяется вредоносность знания и чтения.

Из исторических примеров вытекают практические следствия: работников умственного труда посылать в деревню на перевоспитание; учебное время в школах и университетах должно быть сокращено до минимума; при приеме в школы и университеты должны применяться политические критерии. Последняя практическая рекомендация стала предметом ожесточенных споров между фракциями. «Консерваторы» отстаивали минимальные академические критерии, «радикалы» считали, что имеют значение лишь хорошее социальное происхождение и правильное политическое сознание. Вторая фракция более соответствовала идеям Мао, который неоднократно выражал удовлетворение тем, что китайцы — это чистые листы бумаги. На них можно изобразить все,что угодно.

Глубокое недоверие к науке, профессионализму и всей культуре, созданной привилегированными классами, отражает крестьянский характер китайского марксизма. Излишне доказывать, насколько данный мотив противоречит теории Маркса и традициям европейского марксизма, включая ленинизм.

Однако в России борьба с профессионализмом и образованностью никогда не была лозунгом большевистской партии. Правда, партия успешно уничтожала дореволюционную интеллигенцию и постоянно работала над тем, чтобы свести гуманитарные науки, литературу и искусство к орудиям политической пропаганды. В то же время она провозгласила лозунг профессиональной специализации и на этом основании создала систему образования. Военно-техническая и экономическая модернизация России была бы невозможной, если бы государственная идеология предостерегала народ от опасности чтения книг и прославляла невежество как таковое. Мао же считал, что Китай не может быть модернизирован по советским образцам, и не раз высказывался против «слепого» копирования опыта других стран: «Все, что Мы заимствовали из-за рубежа, принималось догматически и закончилось громадным поражением, когда партийные организации в округах, занятых белыми, потеряли сто процентов силы, а революционные базы Красной армии потеряли девяносто процентов силы, в результате чего революция запоздала на много лет»8 Копирование советских образцов Китаем привело к непоправимым последствиям: сам главный марксист, вождь и председатель партии отмечал, что более трех лет он не мог есть ни яиц, ни куриного бульона, потому что прочел в какой-то советской статье о вредности такой пищи для здоровья.

В китайском марксизме выражалась не только традиционная ненависть крестьянства к элитарной культуре (данные явления были широко распространены уже в эпоху Реформации), но и традиционная китайская ксенофобия и исторически обусловленная подозрительность ко всему, что идет из-за рубежа. Приобщение Китая к европейской культуре обычно осуществлялось посредством империалистической экспансии.

Отношения с Советским Союзом могли лишь усилить эту общую установку.

Отсюда возникла необходимость поиска новой формы индустриализации, выражением которой стала политика «большого скачка». Идеология, за ней стоящая, так и не была отброшена, несмотря на крах эксперимента. Подобно Ленину, китайские марксисты были убеждены в том, что строительство социализма можно начать с надстройки и воспитания «нового человека». Согласно такой установке идеология и политика обладают приоритетом по отношению к темпу накопления, а социализм определяется не уровнем технического развития и благосостояния людей, но степенью коллективизации человеческих отношений и институтов. А это значит, что можно строить идеальные коммунистические институты в условиях технического примитивизма. Для данных целей нужно уничтожить все старые социальные связи и условия, воспроизводящие неравенство.

Этим объясняется сильнейший акцент на уничтожение семейных связей, противостоящих всякому огосударствлению, постоянная борьба с частными интересами и минимализация материальных стимулов в производстве. Мао был убежден, что надлежащее воспитание может заставить людей напряженно работать без каких бы то ни было материальных вознаграждений. Поэтому «индивидуализм»—всякие личные мотивы и стремления к удовлетворению собственных нужд — является опасным буржуазным предрассудком и должен быть искоренен любой ценой. Иначе говоря, главный китайский марксист был типичным представителем тоталитарной утопии, в которой все должно быть подчинено «общему благу», а не индивидуальному. Оставалось неясным, может ли вообще первое существовать иначе, кроме как в форме второго.

Маоизм целиком отказался от фразеологии типа «Все для блага человека», которая в Советском Союзе была широко распространена. Всякая гуманистическая фразеология вообще была отброшена. Мао отвергал понятие «естественных прав человека». Если общество состоит из враждебных классов, то между ними невозможны никакие компромиссы и связи. Никаких надклассовых форм культуры тоже не существует. Из «красной книжки» можно узнать, что «мы должны поддерживать все, чему сопротивляется враг, и сопротивляться всему, что поддерживает враг»9 Поэтому разрыв с прошлым, с унаследованной культурой и всем, что связывает противоположные классы, должен быть тотальным.

Маоизм, если учитывать многократные декларации Председателя, есть применение марксизма к специфическим условиям китайского общества. Однако перечисление его свойств убеждает в том, что Мао использовал ленинскую технику взятия власти, но разбавил ее набором марксистских слов и лозунгов, которые скрывают содержание, чуждое или противоположное взглядам Маркса. Вне сомнения, идея «примата практики» глубоко укоренена в марксизме. Но можно ли считать марксистским утверждение: чтение книг вредно, а безграмотные мудрее ученых «по природе»? То же самое относится к замене пролетариата крестьянством как наиболее революционным классом. Последний тезис не имеет ничего общего с марксизмом. Не соответствует ему и идея перманентной революции в виде постулата: классовые противоположности будут вос производиться ПОСТОЯННО, И поэтому необходимы периодические реВОЛЮ' ции для их разрешения. Мысль о преодолении противоположности физического и умственного труда является марксистской. Однако культ физического труда как наиболее достойной формы жизни — не более, чем доведение данной мысли до гротеска. Суждение о том, что крестьянство воплощает идеал «целостного человека», не испорченного разделением труда, можно встретить у древних и современных русских народников. Но она противоречит всей марксистской традиции. Принцип равенства, безусловно, входит в состав марксизма. Можно ли при этом считать марксистским утверждение: равенство должно состоять в том, чтобы посредством насилия заставить интеллигенцию сажать рис или пилить бамбук?

С точки зрения марксизма, маоизм есть такая форма примитивного коммунизма, который не только не преодолел, но и не дорос до частной собственности.