§ 8. Образцы политической полемики

Если противник говорит то, с чем вождь согласен, то противник «вынужден был признать» то или это. Если в лагере противников возникает спор,— кто-нибудь из них обязательно «выболтает» правду о другом. Если в статье или книге автор не затрагивает вопроса, который Ленин считает важным, мы обязательно имеем дело с «умолчанием». Любой оппонент-марксист, как минимум, не понимает «азбуки марксизма». Если Ленин меняет свое мнение, на следующий день не понимает «азбуки марксизма» тот, кто утверждает то же самое, о чем вождь говорил вчера. Все оппоненты подозреваются в самых худших намерениях. Все являются шарлатанами или, в лучшем случае, «глупенькими детьми», если хотя бы по самому мелкому вопросу высказывают мнение, с которым Ленин несогласен.

Главный смысл всех этих «полемических приемов» — достижение успеха любой ценой. Движет ими не личная ненависть или, тем более, стремление к истине.

Ленин сам проговорился о сокровенной сути своего полемического «дара». В 1907 г. ЦК партии обвинил его перед партийным судом в недопустимых приемах критики своих политических оппонентов из лагеря марксистов и социал-демократов, когда он писал, что петербургские меньшевики заключили союз с кадетами для того, чтобы продать им рабочие голоса на выборах в Думу и протащить в нее своего человека вопреки воле рабочих. На партийном суде Ленин так объяснял свое поведение: «Именно эта формулировка (о том, что меньшевики вступили в переговоры с кадетами «для продажи кадетам голосов рабочих» и «торговались с к.-д., чтобы протащить своего человека в Думу, вопреки рабочим, при помощи к.-д.».— В. М.) как бы рассчитана на то, чтобы вызвать у читателя ненависть, отвращение, презрение к людям, совершающим такие поступки. Эта формулировка рассчитана не на то, чтобы убедить, а на то, чтобы разбить ряды,— не на то, чтобы поправить ошибку противника, а на то, чтобы уничтожить, стереть с лица земли его организацию. Эта формулировка действительно имеет такой характер, что вызывает самые худшие мысли, самые худшие подозрения о противнике и действительно, в отличие от формулировки убеждающей и поправляющей, она «вносит смуту в ряды пролетариата»53

Однако такое объяснение не оценивается Лениным как самокритика. Напротив, он считает, что именно так и нужно поступать в политической полемике — не убеждать противника, а вызывать ненависть к нему. С единственной оговоркой: не следует так поступать по отношению к членам своей партии, а только в отношении других партий. А поскольку в тот момент большевики и меньшевики раскололись, то, следовательно, констатирует Ленин, «...ЦК умалчивает об отсутствии единой партии в то время, когда писалась брошюра, в той организации, от которой она (не формально, а по существу дела) исходила, целям которой она служила. <...> Нельзя писать про товарищей по партии таким языком, который систематически сеет в рабочих массах ненависть, отвращение, презрение и т. п. к несогласномыслящим. Можно и должно и должно писать именно таким языком про отколовшуюся организацию»54. «Существуют ли пределы допустимой борьбы на почве раскола? Партийно допустимых пределов такой борьбы нет и быть не может, ибо раскол есть прекращение существования партии»55

Современный читатель должен поблагодарить меньшевиков за то, что они вынудили Ленина к признанию, которое подтверждается всей его деятельностью: нет границ допустимой борьбы. Есть только принцип успеха. Поэтому и в отношениях с людьми он, в отличие от Сталина, никогда не руководствовался личной местью. Он рассматривал людей, включая самого себя, исключительно как средство политического действия и исторического процесса. Это — наиболее характерная черта личности Ленина. Благодаря ей он мог сегодня обливать человека грязью, чтобы завтра с ним заключить союз, если только того требовала политическая калькуляция. Так он громил Плеханова после революции 1905 г. Но моментально прекратил, едва выяснилось, что Плеханов в политике не соглашается с ликвидаторами, а в философии с эмпириокритиками. И потому, если учесть его авторитет, является желанным союзником. Ленин сыпал проклятья на Троцкого до 1917 г. Как только второй вождь вступил в большевистскую партию и оказался талантливым руководителем и организатором, все было забыто. Когда Зиновьев и Каменев выступили публично против ленинского плана вооруженного восстания, он назвал их предателями. Но потом не имел ничего против, когда они заняли высшие посты в партии и Коминтерне.

Подобным образом отбрасывались все личные соображения, едва возникала политическая потребность подвергнуть человека критике. Ленин считал возможным отложить в сторону все разногласия по любым вопросам, если они мешали достичь политического соглашения. Пока Богданов соглашался с ним в вопросах тактики — Ленин его не трогал. Едва тот предложил свою политическую тактику по вопросу о выборах в Думу — Ленин тут же припомнил ему все философские «грехи».

Если речь шла о политических спорах, Ленин высмеивал любую личную лояльность и честность. Когда меньшевики заподозрили Малиновского в том, что он является агентом царской охранки, Ленин моментально обрушился на «выдумки» меньшевиков с неописуемой яростью. После Февральской революции оказалось, что меньшевики правы. Тогда Ленин обрушивает свой гнев на Родзянко, который раньше других узнал, что Малиновский — провокатор, но «...we предупредил представленные в Думе политические партии и в первую очередь большевиков...»56 Но Родзянко был членом партии, которую большевики ежедневно обливали помоями, и, кроме того, дал министру внутренних дел «честное слово», что не предаст публичной огласке предательство Малиновского. В этой ситуации Ленин симулирует моральное возмущение в отношении политического противника, который не помог его партии из-за столь никчемной причины, как «честное слово».

Свое враждебное отношение к политическим противникам Ленин нередко опрокидывал в прошлое, чтобы доказать: противник всегда был негодяем и изменником. Так, в 1906 г. он писал, что Струве был контрреволюционером еще в 1894 г., хотя об этом никто не мог подумать тогда, когда Ленин с ним сотрудничал. На протяжении многих лет Каутский для Ленина был верховным теоретическим авторитетом. Но как только тот занял в политике центристские позиции, выяснилось, что Ленин обнаружил его оппортунизм уже в брошюре 1902 г. и утверждал, что в последний раз Каутский был марксистом в 1909 г. Длительное время Ленин подчеркивал, что он и его партия не представляют никакого особого течения в социалистическом движении, а ведут свою деятельность на основании общих принципов европейской социал-демократии. А в 1920

г. оказалось, что большевизм как течение политической мысли и практики существует с 1903 г. И так было на самом деле. На протяжении всей империалистической войны Ленин постоянно ссылался на Базельский манифест II Интернационала в своей борьбе с социал-шовинизмом (в манифесте содержался призыв к социалистическим партиям не принимать участия в войне). После окончательного разрыва со II Интернационалом выяснилось, что Базельский манифест с самого начала был выдумкой и обманом ренегатов.

Конечно, ленинское проектирование прошлой истории не идет ни в какое сравнение с целой системой ее фальсификации, которая была выработана во времена Сталина. Главная суть такой системы — любой ценой доказать, что актуальные оценки политических движений и лиц без каких бы то ни было изменений относятся и к их прошлому. В этом отношении Ленин был лишь скромным провозвестником и, как правило, сохранял рациональный способ мышления. Например, он до конца был убежден в том, что Плеханов имеет огромные заслуги в распространении марксизма и потому нужно переиздать его теоретические работы. Хотя подобное указание он дал в тот момент, когда Плеханов уже окончательно перешел на позиции социал-шовинизма.

Вся публицистическая деятельность Ленина была подчинена задаче достижения политического успеха, поэтому его работы роятся от повторов. И он не боялся бесконечно повторять один и тот же тезис, ибо не имел претензий быть хорошим писателем или мыслителем, зато хотел больше других влиять на мнения членов партии и рабочих. Но характерно, что грубость его стиля наиболее ярко проявлялась тогда, когда Ленин обращался к активу партии и предполагала фракционную борьбу. Тон сразу становился обходительным, если статья или книга имела своим адресатом трудящихся. В этом смысле брошюра «Политические партии в России и задачи пролетариата» может считаться действительным шедевром пропаганды, в котором содержится ясный и четкий обзор отношения всех политических партий к главным вопросам текущего момента.

При анализе теоретических вопросов Ленин тоже стремился подавить читателя прежде всего каскадом крепких слов и ярлыков, а не тщательным разбором аргументов. Например, в 1913 г. Струве издал работу «Хозяйство и цена», в которой доказывал, что стоимость в Марксовом смысле слова как независимость от цены есть метафизическая, неэмпирическая и экономически лишняя категория. Конечно, он никакой Америки не открыл, до него это говорили многие, начиная с К. Шмидта. Но вот как реагирует на это Ленин: «Ну, как не назвать этот самый «радикальный» метод самым легковесным? Тысячи лет человечество подмечает законосообразность в явлении обмена, силится понять и точнее выразить ее, проверяет свои объяснения миллионами и миллиардами повседневных наблюдений над экономической жизнью,— и вдруг модный представитель модного занятия — собирания цитат (я чуть-чуть не сказал: собирания почтовых марок) — «отменяет все это»: «ценность есть фантом»57

Затем следует объяснение: «Цена есть проявление закона стоимости. Стоимость есть закон цен, т. е. обобщенное выражение явления цены. О «независимости» здесь говорить можно лишь для издевательства над наукой...»58 После идет вывод: «Изгнание законов из науки есть на деле лишь протаскивание законов религии»59. И наконец оценка: «Неужели г. Струве рассчитывает столь грубыми приемами обмануть своих слушателей и прикрыть свое мракобесие?»60

Это типичный пример ленинской расправы с противником. Струве утверждал, что стоимость нельзя вычислить независимо от цены. А Ленин говорит, что любая мысль о такой независимости есть издевательство над наукой. Причем никакой содержательной аргументации не приводит, а вся проблема скрывается им в тумане фраз, грубых слов и ярлыков.