Человеческие ИСТОКИ ИСТИНЫ

Кожев объяснял своим слушателям, что целью философии является

осмысление «факта истории»57. Он говорил, что этот вопрос, приглушенный унаследованной от греков «монистической онтологией», впервые был поставлен Кантом и Гегелем.

Мерло-Понти обратил внимание, что противопоставление субъекта и объекта, или, в сартровской терминологии, для-себя и в-себе делает невозможным требуемое всеми понимание «факта истории». Будучи однажды лишенным природы благодаря негативному определению свободы («быть свободным» = «уметь сказать нет»), человек противостоит вещам. Бытие и свобода рассматривались как антитетические. Но в этих условиях историческое действие невозможно, так как в отличие от пустой суматохи оно приводит к результатам, изменяет ход вещей, оставляет после себя творчество. Возможность же исторического творчества запрещена антитезой, сталкивающей упрямое тождество бытия и свободу ничто. Творчество находится либо на стороне свободы, но в этом случае оно остается в состоянии проекта, противопоставляемого миру, как он есть, либо оно реально, оно занимает свое место в мире, но тогда переходит на сторону в-себе и не имеет более ничего человеческого.

Отказавшись от сартровской антитезы, Мерло-Понти откроет путь тому, что во Франции получило название «экзистенциальной фено- менологии». Программой этой феноменологии служит описание как раз того, что располагается между «для-себя» и «в-себе», сознанием и вещью, свободой и природой. «Интервал», как охотно говорили в то время, является его излюбленной областью.

«Синтез В-себе и Для-себя, делающий возможной гегелевскую свободу, обладает тем не менее своей долей истины.

«В некотором смысле» всю философию Мерло-Понти можно резюмировать в следующих строчках. 1.

Отвергаются альтернативы классической философии: человек, как он существует (здесь мы возвращаемся к «конкретной философии»), не является ни чистым «в-себе» (вещью, материальным телом в том смысле, в каком это понимает наука), ни чистым «для-себя» (res cogitans, суверенная свобода). Отсюда и особенности стиля Мерло- Понти, напоминающие манеру письма Бергсона: каков бы ни был обсуждаемый предмет, намечается антитеза, которая затем отбрасывается (ни... ни...). 2.

Но разрешение антитез, в свою очередь, нельзя обнаружить ни в синтезе, примиряющим обе точки зрения, ни тем более в отказе от предпосылки, дающей начало антитезе. Решение ищут «посередине», в «конечном», т.е. незавершенном и временном синтезе.

Исторический факт доказывает, что синтез, расцениваемый Сартром как невозможный, имеет место повседневно. Не будучи ни вещью, ни чистым духом, человек предстает «как продукт-производи- тель, как точка, в которой необходимость может обернуться конкретной свободой»59.

Именно здесь Мерло-Понти обращается к Гуссерлю, точнее, к автору «Кризиса». В предлагаемой Мерло-Понти версии феноменология могла бы в конечном итоге стать проектом описания основания истории, а именно человеческого существования, как оно переживается, т.е. существования, никогда не являющегося полностью белым или полностью черным, но пестрым, смешанным. Именно эту смесь и следует описывать: продукт-производитель, активный- пассивный, созданный-создающий, т.е. многоликий субъект- объект.