ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ДЕТЕРМИНИЗМ И АНТИМОНОПОЛИЗМ

Эквномнческий детерминизм, идущий еще от Ч. Бирда, трансформировался в трудах прогрессистов в положение о том, что вся внешняя политика США, в частности после второй мировой войны, определялась стремлением монополий к захвату сырья, рынков сбыта, эксплуатации колониальных и отсталых стран.

США вступили во вторую мировую войну потому, писал У. Уильямс, что Япония угрожала перераспределить мировые рынки; лозунги о защите цивилизации п свободы— фальшь, на деле речь шла о рынках и сырье, контроле над морями, прекращении германского экономического проникновения в Латинскую Америку, японского контроля над богатейшими ресурсами Юго-Восточной Азии. Война использована Америкой «как средство распространения (скорее чем сохранения) системы открытых дверей»'*.

Потеряв базы во Вьетнаме, подчеркивал Г. Зини, США приобрели у Англии базу на острове Диего-Гарсиа — «в регионе, бо гатом оловом, джутом, чаем, мелью, кооальтом, марганцем, ураном и золотом, близком к нефтяным полям Ближнего Востока» ,в. Идея о том, что стремление к захвату сырья, рынков, контроля над колониальными территориями определяло целиком и полностью всю внешнюю политику США после второй мировой войны, лежит в осиове книг Н. Чомски и. Тот же подход применительно ко всем международным отношениям развивал Ричард Барнет, который писал, что центральным вопросом современности является глобальная борьба за энергию, нефть, минералы, продукты питання, воду и другие все более истощающиеся ресурсы. Стремление к контролю над этими ресурсами, по его мнению,—стержень всех международных конфликтов. (Р. Барнет считал, что та же проблема лежит в основе и внутренних трудностей, в частности такой «замедленной бомбы 80-х годов», как безработица *•).

Отличительной особенностью нрогрессистскон литературы было то, что экономический фактор не изображался ею в виде некой объективной, геополитической категории, национальной необходимости, а увязывался с интересами монополий. Прогрессисты не уставали повторять, что внешнеполитический курс может быть понят только при условии ясного представления о внутренней расстановке сил, о тех группах, которые принимают решения. Чтобы понять внешнюю политику, писал Н. Чомски, надо начинать с социальной структуры: кто определяет внешнюю политику/в чьих интересах, каков источник власти1'. Принятие решений — социальный процесс, отмечал М. Берковиц, оно должно исследоваться в социальном контексте: кем делается внешняя политика, в чьих интересах20.

Ответ давался однозначно: внешняя политика делается монополиями (через обслуживающую их военщину, бюрократию, интеллигенцию) и исключительно в интересах монополий. Этот вывод был исходным принципом, общей главной особенностью про- грессистского направления, что вполне согласуется с обычным антимопополизмом мелкобуржуазных слоев.

Рассматривая коренной вопрос —кто управляет страной, американские историки и политологи выдвинули две основные теории — плюрвлистскую н элитарную. Плюралистская теория в целом сводится к тому, что политический курс складывается сам по себе, как равнодействующая давлений со стороны всех социальных групп, причем богатство не играет решающей роли. Эту теорию разделяет большинство либералов. Что же касается теории элитарной, то ее активно поддерживали исследователи прогрессистского толка.

В опубликованном в 1977 г. коллективном труде М. Берковп- ца, П. Бока и В. Тучплло подчеркивалось, что главным современным критиком «элитизма» является Райт Миллс, еще в 1953 г. опубликовавший широко известпую книгу на эту тему**. Авторы подчеркивают осповпые положения этой работы: власть находится в руках тех, кто управляет политическими, военными и экономическими структурами страиы, ы руках немногих, составляющих высший слой в корпорациях, вооруженных силах, профсоюзной бюрократии. Отмечалось при этом, что идет процесс концентрации власти, а именно усиление ее исполнительной вет- БН — смещение реальных ее прерогатив от тех, кто избран, к тем, кто назначен. Возрастает взаимосвязанность центров власти, слияние их в единую элиту с общей психологией и идеологией. Именно такая элита и решает вопрос о войне и мире, о внешнеполитическом и внутриполитическом курсе страны, устанавливает господство конформистской идеологии. Миллс допускал плюрализм «на среднем уровне власти»: конгресс, политические партии, группы давления оказывают влияние, но лишь на решение местных или специфических вопросов, не затрагивающих коренные принципы господствующей системы. Что же касается нижнего, массового уровня, то здесь характерны апатия, неинформированное», дезорганизация; это — люди, которыми легко манипулировать и которые не могут сдерживать элиту гг.

С конца 50-х и до начала 70-х годов выходили в свет все новые и новые исследования, авторы которых — Уильям Домхоф, Уильям Уильямс, Гэбриел Колко, Ричард Барнет и др.— разрабатывали элитарную модель. При этом появилось немало компромиссных точек зрения. Так, отрицалась связь между экономической, политической, бюрократической, военной элитами (якобы больше конкурирующими друг с другом, чем сотрудничающими), что означало, конечно, уступку полицентризму. Отстаивалось «совпадение» интересов элиты и нации в целом, особенно в прошлые времена. Г. Колко оспаривал мнение Миллса о самостоятельном влиянии военной элиты, считая, что последний преувеличил его, что военные — лишь орудие в руках корпораций, в составе военно-промышленпого комплекса не они играют решающую роль. В основном, однако, прогрессистские историки развивали элитарную теорию «в чистом виде», и прежде всего в ее применении к внешней политике США. Выражалось это в разработке собственного толкования таких попятий, как «национальные интересы», «консенсус», «антикоммунизм», а также в изучении связей между корпорациями и политическими партиями, корпорациями и составом федеральных администрации 70-х годов.

Говоря о копцепции «нациопальных интересов», авторы коллективной монографии «Внутриполитические институты и американская внешняя политика. Социальный контекст решений» 23 подчеркивают, что это — центральная идея всей конформистской литературы, посвященной впешней политике. Они критикуют ее использование в целях прправнпвапия интересов элиты к интересам нации. Они ставят своей задачей выяснить, совпадают ли на деле эти интересы, и дают отрицательный ответ, поддерживая при этом идеи Р. Миллса, а также Ч. Бирда, выдвинутые еще в 1934 г., У. Уильямса («явное предначертание» как отражение нужд могущественных железнодорожных и горных компаний).

Прослеживая историю внешней политики США, они со своей стороны показывали, как господствующий класс превращал свои узкокорыстные интересы в «национальную потребность». Концепцию «национальных интересов* Н. Чомски называет «государственной религией*, «священным табу* всех либералов США, всей касты пропагандистов, которые внедряют в умы рядовых американцев тезис о том, будто бы на внешнеполитической арене действует американская «нация» с ее благородными, демократическими идеалами и принципами. Если же допускаются жестокости, случаются провалы, подобные вьетнамскому, то это — «трагическое отклонение от национальных целей», результаты плохого руководства. Он язвительно высмеивает при этом высказывания А. Шлезингера, Г. Моргентау, комментатора «Нью-Йорк тайме» У. Шеннона и других либералов. «Национальные цели» США неизменно справедливы, бескорыстны, исполнены доброжелательства, иронизирует Н. Чомски, но всегда как-то так получается, что они приводят к весьма неприятным последствиям. Дело же заключается в том, что «национальные интересы* — это «специфически классовые интересы**4.

Понятие «консенсус* разъяснялось прогрессистами не как согласие между пародом и правительством, а как сговор различпых группировок правящих кругов, между руководящими верхушками буржуазных партий и главным образом — между либеральными и консервативными группировками элиты. Все мероприятия последнего периода служили интересам «общины бизнеса» как целого, противоречия внутри бизнеса порой возникают, но не в главном ”. Одна и та же корпорация обычно поддерживает на выборах обе конкурирующие партии сразу, в результате «влияние корпораций в Белом доме — постоянный факт американской системы'*, отмечал Г. Зинн, приводя факты участия в избиратель- * пых кампаниях Р. Никсона таких компаний, как «Ассошиейтед мнлк продьюсерс», «Америкен эйрлайнз» и др.** Демократы и республиканцы, либералы и консерваторы в сущности, несмотря на споры об объеме государственного регулирования, мало отличаются друг от друга, писал Н. Чомски: решающая роль во всех случаях остается за корпорациями, которые воплощают общие интересы монополистического капитализма (corporate capitalism) ”.

Интересам бизнеса соответствует и господствующая во внеш- пей политике идея антикоммунизма,, призванная оправдывать курс па мировое превосходство США. Стратегия «сдерживания», интервенции против национально-освободительных движений и революций — все это продиктовано страхом перед национализацией, уничтожением частной собственности, т. е. коммерческими интересами монополий.

Специально подчеркивались преследования, которым подвергаются разоблачители мопополпй. Всякая попытка вскрыть тот факт, что внешняя политика США диктуется корыстными целями «узкой группы лиц», которые в условиях американской формы государственного капитализма контролируют национальную экономику, замалчивается и пресекается; учеиые, честио исследующие этот вопрос, подвергаются всевозможным, хотя и скрытым, гонениям. «Всякий, кто провел какое-то время в университете, знает, как это делается»,—такие ученые изгоняются под предлогом «профессионального несоответствия», «неумения ладить с людьми», «отсутствия вкуса в выборе тем», «использования неправильных методов». В результате менее 5% авторов «респектабельной литературы» отмечают роль корпораций в американской внешней политике, остальные создают впечатление, что эта политика формируется в каком-то социальном вакууме1*.

Приведенные выше выводы подкреплялись значительным конкретным материалом о месте и роли монополий в деятельности государственного механизма США. С точки зрения связей с корпорациями анализировался состав правительств и административных учреждении. Одним из первых среди прогрессистов исследовал этот вопрос Г. Колко2*, выводы и подсчеты которого затем были использованы и другими авторами. В 1980 г. Ф. Бэрч убедительно опроверг представление о «правительстве из народа, с помощью парода и для народа», сопоставив состав правлений крупных компаний и назначения па правительственные посты за период с 1789 г. до президентства Дж. Картера включительно,0. К каждой главе автор приложил обширные таблицы, иллюстрирующие корпоративные и семейные связи ключевых деятелей правительств США. собрав для этого большой фактический материал, позволивший ему заполнить «ничейную землю» между экономикой н политикой. При этом автор вслед за Колко последовательно учитывает не только и даже не столько социальное происхождение того или иного представителя правящей элиты, сколько его связи и окружение к моменту назначения па должность, источники помощи па выборах, главные внешнеполитические мероприятия, за которые он ответствен.

Ф. Бэрч пришел к выводу, что правящие круги США являются «закрытым обществом», репродуцирующим кадры на высшие посты исключительно из собственной среды — крупных бизнесменов и менеджеров, юристов бизнеса, федеральных бюрократов, дипломатов, военпых (особенно после второй мировой войны), а также из академического мира (это часто ученые с «большими экономическими связями»).

Какая-то часть назначений шла иногда из пезлитных кругов (автор считает таким примером администрации В. Вильсона и

Ф. Рузвельта), но в целом элита полностью преобладает, в то время как большие группы населення никогда не получают подлинного представительства в управлеппн страной. Это относится, в частности, к профсоюзам, отмечает Бэрч,— в противоположность постоянным шумным утверждениям консерваторов о *за- силии профсоюзов*. Последние получили с 1913 г. только шесть официальных постов, из которых пять — министра труда; лишь один профсоюзный деятель — У. Уилсон — пробыл достаточно долго в правительстве, хотя АФТ —КПП постоянно предлагает своих кандидатов. Автор отмечает в итоге «редкое для развитой страны» игнорирование такой силы, как профсоюзы.

Приметой 70-х годов явилось выявление прогрессистами роли транснациональных монополии (ТНК), которым Р. Барнет посвятил большое исследование, изданное в 1974 г., а также специальную главу в работе 1980 г.31 На огромпом материале показана несостоятельность идеи, будто ТНК — это столбовая дорога прогресса, неизбежный и необратимый путь к единству мира, преодолению устарелого деления на национальные государства. На вопрос, прогрессивно ли влияние ТНК, автор отвечает материалами, которые свидетельствуют, что ТНК выкачивают ресурсы из экономически отсталых стран и тем самым увеличивают нестабильность в мире, углубляют экономический кризис; они загрязняют среду, искажают естественную для человека привязанность к своей стране, городу, семье, порождают психологию отчуждения, содействуют росту безработицы и выступают как самозванные, никем не избранпые распорядители миллиардами жизней населения земли ”.

ТНК стали третьей (после США и СССР) крупнейшей силой в мире, писал Г. Зинн. Около 800 американских ТНК получают 40% своих прибылей вне США, указывал он, хотя на деле они пе являются транснациональными, поскольку 98,4% их высших управляющих — американцы ї3.

Важным уточнением прежних элитистских моделей принятия решений явилось изучение роли планирующих политику неправительственных организаций — Совета по международным отношениям, Тройственной комиссии, Института Брукингса и других юридически частных, по на деле тесно связанных с государственным механизмом институтов. Так, Ф. Бэрч в указанной работе (что вызвало возмущение. консервативного рецензента3*) регулярно отмечал — как один из призпаков принадлежности к элите — участие в подобпых организациях. Приводя данные о создании, составе и влиянии Тройственной комиссии на политику Дж. Картера, Н. Чомски подчеркивал членство в ней руководителей крупных корпораций. Он приходит к выводу о том, что идеи и программы правительственной политики подготавливаются именно в таких якобы чисто академических, а на деле монополистических институтах *\

Роли Тройственной комиссии посвятил ряд страниц своей книги и Г. Зинн3*, который подчеркнул, например, сотрудниче ство главы банка «Чейз Манхэттен* и 3. Бжеэинского в ее создании и определил цели комиссии как защиту капитализма от коммунизма и национально-освободительных движений. Как и Чомски, он дал критический анализ программного документа комиссии «Управляемость демократий», где главным злом современности объявлялся «избыток демократии*... Он привел также материал, свидетельствующий о роли Тройствеппой комиссии как координатора действий американских, западноевропейских и японских корпорации. В комиссию, подчеркнул он, входят представители «Чейз Манхеттен*, «Леман бразерс*, «Бэнк оф Америка*, «Банк де Пари», лондонского «Ллойда», токийского центрального банка и т. д. В ней «представлены нефть, сталь, автомобилестроение, аэронавтика и электропромышленность». К ним примыкают и люди из «Тайм*, «Вашингтон пост*, «Коламбия бродкастинг*, «Цайт», «Джапан тайме», лондонского «Экономиста* а др.

Обобщенную олигархическую модель формирования политического курса США дал Томас Дайзт. Он исходит из того, что теория элиты, разработанная рядом авторов, не отвечает па вопрос: каков механизм, каковы каналы и институты, через которые корпорации и банки «делают политику», контролируют избираемое правительство — непосредственных исполнителей политического курса? Для ответа на этот вопрос Т. Дай строит модель, в общих чертах описывающую формирование политического курса: 1)

деньги, необходимые для изучения, планирования и т. п., дают корпорации и богатые лица в виде взносов в фонды и специальные институты, причем администраторы корпораций входят в управления фондов и институтов, направляя их деятельность и определяя их кадровый состав; 2)

организации, планирующие и исследующие политику, такие, как Совет по международным отношениям. Комитет по экономическому развитию, Институт Брукингса и т. п., коордипи- руют процесс «делания политики*, объединяя финансовые источники, средства массовой информации, влиятельных членов правительства, интеллектуалов из исследовательских центров вокруг рекомендаций по решению национальных проблем, обеспечивая копсенсус этих сил; 3)

рекомендации принимаются и учитываются конгрессом, его комитетами, членами правительства и превращаются в законы, в конкретные действия. Избираемое звено в этой цепи является, таким образом, всего лишь исполнителем.

Автор подробно разбирает в качестве иллюстрации три названных выше исследовательских организации — источники их финансирования, состав руководства за ряд лет, определяемые ими мероприятия. Так, например, пишет он. Совет по международным отношениям (СМО), созданный в 1921 г. и опирающийся на депьги Рокфеллеров, Фонд Форда и др., в свое время участвовал в подготовке американского варианта Устава ООН, разрабатывал идею «сдерживания», план Маршалла, НАТО, поручил в конце 50-х «годов мололому гарвардскому профессору Г. Киссинджеру выработать новые идеи на смену «массовому возмездию» Даллеса. Результатом была книга Г. Киссинджера «Ядерное оружие и внешняя политика», отстаивавшая более гибкий курс. Журнал совета («Форип афферс») упреждает инициативы, появляющиеся, в американской политике”. Фактически псе влиятельные, в дипломатии США люди были или являются членами совета ^-Дж. Ф. Даллес, Д. Ачесон, Дж. Кеннан, А. Гарриман, Д. Раск, Г. Киссинджер, С. Вэнс и др. Автор отмечает совмещение постов, занимаемых в совете, с постами н ведущих банках, университетах, органах печати (Д. Рокфеллер, Дж. Макклой, М. Банди, Н. Катцепбах, П. Уорике, С. Вэнс, М. Блументол, 3. Бжезииский и др.) и пребывание тех же лиц на ведущих должностях в правительстве.

Т. Дай специально останавливается на «межгосударственной ветви» совета — Тройственной комиссии, созданной председателем правления совета Д. Рокфеллером в 1972 г., и вновь подчеркивает переплетение связей банков, корпораций, ведущих представителей государственных служб. Джимми Картер, отмечает он, был введен в комиссию по инициативе Нола Остина, председателя правления «Кока Кола К°». В то время как в избирательной кампании 1976 г. Дж. Картер создавал перед широкой публикой образ «аутсайдера», он на деле уже с 1972 г. поддерживал тесные контакты с верхушкой национальной элиты через СМО и Тройственную комиссию”. Анализируя программу СМО па 80-е годы, автор, ссылаясь на ежегодные отчеты СМО, указывает, что уже с середины 70-х годов разрабатывалась кампания выступлений за «права человека», меры по проблеме «Север — Юг» и др.

Аналогичным образом рассматриваются занимающиеся преимущественно внутренней политикой Институт Брукпнгса, Комитет по экономическому развитию. Коллективный портрет директоров трех организаций включает в итоге такие черты, как совмещение каждым из них до 12 постов, опыт государственной службы, высшее образование, преимущественно юридическое, и научные степени, принадлежность к белой расе, участие в частных клубах, средний возраст 58—59 лет. Автор подчеркивает, что политическая наука в США, сосредоточившая внимание на «непосредственных исполнителях» — правительстве, конгрессе и т. п., ошибочно занимается только этой конечной фазой процесса — политика определяется не этими исполнителями, они только изыскивают средства, а не цели.

Таким образом, предлагаемая автором олигархическая модель показывает, каким путем создается консенсус внутри элиты'и как оп передается правительству для принятия конкретных решений. Из данной модели следует, что вопросы политики решаются не народом, участвующим в выборах, не политическими партиями и не «заинтересованными группами», через которые лишь весьма косвенно оказывается влияние избирателей на поведение элиты нри принятии решений 40.

В других исследованиях рассматриваются и иные стороны данной проблемы. Так, Б. Рассет и М. Нннчич41, изучив опросы общественного мнения почти за 40 лет (1939—1975), пришли к выводу о громадиом расхождении позиций элиты и широких масс в вопросах войны и военного вмешательства США.

Уделив столь большое внимание влиянию монополий на государственный механизм, прогрессисты в целом приходят к выводу, что именно это воздействие определяло и определяет характер американской внешней политики, который они оценивают как империалистический, имеющий целью создать, удержать и расширить империю. Узкокорыстный курс монополий, их погоня за рынками сбыта и источниками сырья, стремление обеспечить «стабильность» путем подавления народно-освободительных движений — все это является причиной войн, а также забвения внутренних нужд. Таким образом, внешняя политика монополий ведет к глубокому кризису, считают прогрессисты.

У. Уильямс описывал этот кризис как «опьянеппе империализмом», мессианизм, стремление, прикрываясь благочестивой риторикой насчет «расширения зоны свободы» и «распространения демократии», навязать свой строй и свой образ жизни всем другим народам; это, писал он, эйфория, ослепление, измена идеалам «отцов-осиователей». Результатом «политики империи» стала глубокая милитаризация всей жизни США: в 70-е годы 50% американских ученых и инженеров прямо ИЛИ косвенно работали на войну, 53% всех федеральных палогов шли на прошлые, пастоящие и будущие военные операции (уже в тот период из федерального бюджета 418 долл. на одного жителя США гало на военные расходы и лишь 32 долл.— на образование) и т. д. «Империя как способ существования ведет к ядерной гибели»4*. Обширный материал о росте военного бюджета и корыстной наживы корпораций параллельно с обострением проблем безработицы, инфляции, образования привел Г. Зини 4\

Антимонополизм, будучи наиболее характерной чертой про- грессистской историографии, нередко придавал ей чрезмерно упрощенный характер. Сводя все интересы монополий к получению прибыли, игнорируя относительную независимость буржуазного государства от монополий, бблыпую широту его задач и интересов44, не учитывая роль классовой идеологии и психологии, порой недооценивая значение массовых движений, которые сами же они одобряли и поддерживали, искаженно представляя значение такого фактора международных отношений, как противоположность и борьба двух систем, прогрессисты давали неполное и одностороннее объяснение движущих сил и определяющих факторов внешней политики США.

Однако они были единственным течением в буржуазной историографии, указавшим на монополии как важнейшую силу, влияющую па внешнюю политику, вскрывшим мехапизм такого влия ния. Их эмоциональная, острая критика противостояла официальной пропаганде и целому морю апологетической литературы, пробуждая творческую мысль. Прогрессисты разработали свой антимонополистический подход ко многим конкретным событиям и направлениям внешней политики. Среди таких направлений на первое место в их работах выступает политика в так называемом «третьем мире*.