Многовариантная модель социальной эволюции

Согласованное выполнение обеих задач индивидуального и общественного самосохранения достигается лишь как результат согласованной самодеятельности—деятельности, совершаемой членами общества добровольно и сознательно (отсюда: самодеятельность) и направленной как на удовлетворение их собственных потребностей, так и на созидание и развитие культуры. Согласованная самодеятельность порождает «явления, опирающиеся на нравственное начало, составляющие или категорию явлений морали, или же группы явлений экономических, политических и интеллектуальных, но строго согласованных с началами морали, тесно сочетавшихся с этими последними»75. Свободный самостоятельный труд, одним из примеров которого Южаков считает общинное земледелие, самоуправление, свободная критика и свободное творчество, патриотическая оборона отечества, помощь ближнему, политика, проводимая в интересах всего народа в целом, и т. д. — все это примеры явлений, нравственных по своей сути. Нравственность автор «Социологических этюдов» определяет как постоянный закон с текущим содержанием, понимая под постоянным законом соответствие деятельности личностей тем или иным началам общественности, а под текущим содержанием — ориентированные на поддержание существующего общественного строя предписания и нормы поведения, которые и составляют начала общественности в данном обществе в данную историческую эпоху. Отсюда следует, что согласованная самодеятельность — это деятельность личностей, направленная на сохранение общества, на поддержание его целостности и жизнеспособности, на обеспечение его развития и процветания и исключающая при этом подавление одних личностей другими. Соответственно, субъектами согласованной самодеятельности выступают личности с развитым нравственным миросозерцанием, дающим им представление

о началах, которыми они должны руководствоваться в их отношении к обществу, и с развитым нравственным чувством, обязывающим их поступать сообразно началам общественности и отвращающим их от дел и поступков, противоречащих этим принципам76.

В созданной Южаковым модели нормальных социальных отношений, основанных на самодеятельном согласовании, чувствуется, на наш взгляд, достаточно сильное идейное влияние Н.Г. Чернышевского. Имен но согласованно-самодеятельно поступают «новые люди» (герои «Что делать?»), руководствующиеся в своем поведении принципом «разумного эгоизма», суть которого заключается в том, что человеку выгодно делать добро, выгодно заботиться о счастье других. Однако в отличие от автора культового романа Сергей Николаевич полагал, что расчет выгоднейшего и приятнейшего составляет лишь один из элементов нравственного поведение, другим элементом является сочувствие. Чернышевский же считал, что за любым проявлением сочувствия, за каждым бескорыстным поступком скрывается особым образом понятая выгода77.

Помимо согласованной самодеятельности, Южаков выделяет еще два типа деятельности: несогласованная самодеятельность и деятельность принудительно согласованная78. Несогласованная самодеятельность—это деятельность, целесообразная с точки зрения индивидуального самосохранения и потому совершаемая добровольно и сознательно, но при этом противоречащая интересам самосохранения общественного (отсюда: несогласованная). К данному типу деятельности относятся всевозможные формы преступных и мятежных деяний, предполагающие удовлетворение потребностей совершающих их личностей в ущерб другим личностям и созданной ими культуре: воровство и грабежи, разврат, пьянство, неисполнение представителями власти своих обязанностей, политические движения, направленные прямо на разрушение общества (революционные, сепаратистские, сектантские), дворцовые перевороты и путчи, стихийные народные восстания и т. п.79 С «научной» точки зрения, несогласованная самодеятельность представляет собой процесс социальной дезинтеграции80, т. е. безвозвратного для общества расходования вещества (украденного, растраченного, уничтоженного) на поддержание энергии (жизнедеятельности вора, коррумпированного чиновника, бунтаря), которая «нового вещества в состав общества не вводит взамен потребленного»81. Развитие по пути социальной дезинтеграции, т. е. увеличения доли несогласованной самодеятельности в общем объеме общественной активности, квалифицируется Южаковым как разновидность социальной патологии. Полезной для общества и в определен ной степени даже прогрессивной может считаться лишь несогласованная самодеятельность, проявляющаяся в форме критической мысли, протестующей против злоупотреблений доминирующего меньшинства и нарушения его представителями законных прав личности82.

Напротив, принудительное согласование заключается в обеспечении общественного самосохранения путем подавления самодеятельности одних членов общества другими. В идеале принудительному согласованию должна подвергаться исключительно несогласованная самодеятельность и исключительно в интересах всего общества, а не в интересах принуждающей стороны. Причем принуждение должно быть направлено не на индивидуальность (личность) принуждаемого, а на его деятельность. Только при соблюдении этих условий принудительное согласование может быть признано целесообразным. Оно и является таковым, например, при обучении, установлении дисциплины, обеспечении правопорядка. Однако в подавляющем большинстве случаев принудительное согласование выходит за означенные рамки целесообразности, «легко смешивая в одну группу явлений, подлежащих принудительному воздействию и подавлению, проявления всякой самодеятельности»83. Рабство или монополизм в экономической сфере, господство догмата (религиозного, идеологического), не допускающего инакомыслия и критики, в сфере умственной деятельности, деспотизм, консерватизм, административный централизм и бюрократизм в политики — таковы разнообразные проявления нецелесообразного согласования по принуждению. Всех их объединяет то, что, стремясь согласовать деятельность членов общества, принуждающие препятствуют любым проявлениям самодеятельности со стороны принуждаемых, лишают их возможности самостоятельно и свободно мыслить, подавляют их экономическую и политическую инициативу. В результате активность принуждаемых перестает быть самодеятельной и превращается в навязываемую и управляемую извне, степень их индивидуальности понижается. Они деморализуются84, умственно деградируют (тупеют)85, утрачивают способность самостоятелъ- но и сознательно управлять своими действиями и становятся подвержены влиянию со стороны других лиц. Именно частичной потерей индивидуальности Южаков объясняет разного рода массовые эпидемии и истерии, включая «все эти фанатические массовые взрывы против иноверцев,.. инородцев, которые... позорят страницы даже новейшей истории»86. Принудительное согласование способствует развитию патологических для общества интегративных процессов, ибо оно приводит к изменению соотношения содержащихся в нем энергии и вещества в пользу последнего87. Но увеличение доли вещества в составе общественного агрегата есть лишь кажущийся выигрыш культуры от принудительного регулирования деятельности личностей. Подавление самодеятельной активности неизбежно оборачивается культурной неразвитостью или культурной деградацией. Один из типичных тому примеров Сергей Николаевич наблюдал роочию в начале 1880-х гг. в черноземной зоне Сибири и описал его в своих путевых заметках. Этот край «с отличною почвою, богатым лесом, климатом, допускающим культуру всех европейских однолетних растений», и с совершенно вольным для крестьянина пользованием землей, которой имелось в избытке, оказался гораздо менее развитым в хозяйственно-экономическом отношении, нежели европейская часть России. Культурную и экономическую отсталость региона наш мыслитель склонен был объяснять прежде всего дореформенными порядками, произволом и «законным бесправием», продолжавшими господствовать в Сибири даже тогда, когда «реформы уже [были] распространены на всю Европейскую Россию» и «успели столь коренным образом преобразовать жизнь» там88. Именно доре- форменность, так благоприятствующая разнообразным проявлениям принудительного согласования, констатирует он, «заедает благосостояние [местного] крестьянина»89 и мешает разумной свободной колонизации и окультуриванию поросшего вековой тайгой сибирского черноземья.

В «Социологических этюдах» постулируется наличие устойчивой взаимосвязи между двумя рассмотренными только что типами деятельности. Реакцией на принудительное согласование становится несогласованная самодеятельность, которая провоцирует еще большее усиление принуждения и т. д.: деспотизм и авторитаризм порождают преступления и мятеж, те, в свою очередь, ведут к ужесточению деспотического режима, вызывающего к жизни новый виток несогласованно-самодеятельного противодействия. Несмотря на то, что последовательную смену этих типов деятельности можно было не раз наблюдать на протяжении всемирной истории, Южаков вовсе не склонен считать ее нормой общественного развития. Подобный циклизм, грозящий обществу уничтожением (распадом), есть патология, возникающая вследствие нарушения субъектами общественной активности законов, управляющих жизнедеятельностью общественного агрегата. Кстати сказать, утверждение о патологичности такого рода циклизма следует рассматривать не только как теоретический постулат, но и как выражение политической позиции нашего мыслителя, для которого «закручивание гаек» «сверху» и разрушительный взрыв «снизу» были одинаково неприемлемы. Ни самодержавие с его деспотизмом и консерватизмом, ни деятельность революционных организаций, мало чем отличавшаяся по своей сути от преступления, в принципе не могли, по его мнению, решить проблему обустройства России и обеспечения ее прогрессивного развития. Их борьба лишь усугубляла положение дел в стране, не принося никакой пользы ее народу.

Особую разновидность бесполезной, а в большинстве случаев очень вредной для общества деятельности составляют войны и любые другие внешние (международные) конфликты. Все они «служат... сокращению ... культуры так же, как и активности»90, ибо представляют собой безвозвратный расход энергии, которая не сохраняется «ни в культуре, ни в подрастающем поколении, ни в тканях деятельных индивидов, составляющих общество»91. Следовательно, делает вывод Южаков, выстраивание бесконфликтных отношений с другими обществами в конечном счете оказывается более выгодным, нежели проведение хищнической, захватнической политики. В то же время бесконфликтность не должна означать отказа от обороны в случае агрессии извне. В ситуации, когда вопрос ставится ребром: противостоять насилию или ждать, когда оно постучится в твою дверь, — позиция «непротивления злу» является худшей из позиций, ибо она «есть отречение от самодеятельности и должна приносить [такие же] плоды, как и принуждение»92. Лишь оборонительные войны могут быть признаны общественно-целесообразными, хотя и они сопровождаются безвозвратной потерей энергии обороняющейся стороной, приводящей к регрессу культуры, а попросту— к разрухе.

Из всех выделенных Южаковым типов деятельности только согласованная самодеятельность признается им в качестве нормы социальных отношений. Чтобы научно доказать нормальность и законосообразность данного типа деятельности, Южаков анализирует ее в терминах циркуляции энергии и вещества. Во-первых, она находится в согласии с универсальным законом сочетания и согласования, который гласит, что энергия и движение единиц, составляющих агрегат, должны быть взаимно согласованы. Применительно к общественному агрегату это означает, что деятельность одних членов общества не только не должна приносить вред другим его членам, но деятельность всех его членов должна способствовать поддержанию целостности и жизнеспособности общества. Соблюдение закона сочетания и согласования предполагает социальную солидарность и кооперацию. Любой конфликт (межиндивидуальный, меж- групповой, межклассовый, межэтнический, межконфессиональный и т. д.) внутри общества означает нарушение этого закона.

Во-вторых, согласованная самодеятельность не противоречит основному закону жизни, так как в процессе ее совершения не происходит общественно-нецелесообразного расходования энергии. И вещество, и энергия, затраченные согласованно-самодеятельными личностями в процессе работы, вовлекаются во «внутреннее общественное движения», т. е. тратятся на созидание объектов культуры, которые, в свою очередь, будут использованы индивидами для удовлетворения их потребностей. Поясним на примере: сооружение мельницы есть потеря энергии индивидами, но эта энергия из общества не выделяется, так как мельница является частью культуры. Затем энергия, заключенная в ней, будет истрачена на получение продукта—муки и посредством пищи (хлеба) перейдет обратно в ткани индивидов, которые вновь ее истратят на создание какого-либо иного объекта культуры — здания школы, паровоза, книги и т. д.

В-третьих, согласованная самодеятельность отвечает требованиям закона индивидуальности, так как она, поддерживая единство общественного агрегата (за счет согласования действий личностей), не допускает при этом подавления их индивидуальности. В условиях согласованной самодеятельности большинство членов общества, если не все, являются субъектами добровольной, сознательной и взаимно согласованной активности, а общество представляет собой их сочетание.

В-четвертых, согласованная самодеятельность соответствует закону общественности. Она обеспечивает согласованное развитие активности и культуры, что, в свою очередь, препятствует развитию общества по пути органической эволюции. Совершенствуя культуру, члены общества создаются специальные орудия, специальные организации (социальные институты), специальные методы, благодаря которым они «могут исполнять разные специальные функции общественной жизни, не специализируя своего организма и охраняя многосторонность своей индивидуальности»93. Развитие культуры позволяет заменить органическое дифференцирование общества (функциональное дифференцирование индивидов) культурным (дифференцированием ролей, которые исполняют индивиды в рамках различных социальных институтов и организаций). Например, совершенствование оружия и военной техники вместе с повышением общего культурного уровня населения европейских стран привело там в XIX в. к замене профессиональной армии всеобщей воинской обязанностью, или службой по призыву. Как и прежде, армия оставалась в западных обществах особым социальным институтом, но служащий в ней человек переставал быть исключительно военным. Отслужив положенный срок и приобретя необходимые навыки, он получал возможность реализовать себя на иных поприщах94.

В то же время сама по себе культура, если ее действие не компенсируется соответствующим уровнем активности, есть, по мнению Южакова, фактор, содействующий органическому дифференцированию общества. Происходит оно за счет того, что культура обеспечивает и поддерживает те или иные постоянства в жизни индивидов, закрепляет за ними определенный социальный статус и занятие и тем самым накладывает ограничение на всестороннее развитие их личности. Изменить существующие постоянства, или, как бы мы сейчас сказали, структуры, призвана активность — деятельность личностей.

Таким образом, согласованное взаимодействие культуры как фактора социальной стабильности и активности как фактора социальных изменений, обусловливающее нормальное развитие общества и позволяющее избежать как угрозы деспотизма, так и угрозы разрушения вследствие внутреннего конфликта, достигается лишь при условии согласованной самодеятельности членов общества. Нормальное же развитие общества есть развитие прогрессивное.

Прогресс социальный, считает С.Н. Южаков, напрямую зависит от прогресса нравственности, который, с одной стороны, «состоит в прогрессе соответствия между личными наклонностями и чувствами членов общества и требованиями общественности, а с другой стороны, в прогрессе самих требований общественности, в уяснении наилучших для прочности общества и его процветания отношений сочленов его друг к другу и к целому»95. А коль скоро степень нравственного развития есть мерило степени развития общества, то согласованная самодеятельность как деятельность нравственная признается нашим мыслителем в качестве основной движущей силы прогрессивного развития общества. Прогресс заключается в постепенном превращении общества в солидарное самодеятельно согласованное общежитие, в котором отсутствуют какие бы то ни было противоречия: будь то противоречия между общенациональными интересами, интересами государственными и индивидуальными интересами граждан или противоречия между экономической (капиталом), политической (государством) и духовной (церковь и школа) культурой — и погибель одного сочлена не может быть выгодной другому. Такое «общество никогда не посягнет на частное право, а индивиды (граждане) без всякого принуждения, по собственному желанию, будут согласовывать (координировать) свое поведение с интересами общества»96. Кроме того, в нем «не должна бы была существовать юридическая наследственность богатства и политической силы; все члены его должны бы были получить одинаковое общее образование; всем им должен бы был быть предоставлен одинаково доступ к высшему и специальному образованию; все должны бы быть до совершеннолетия одинаково обеспечены, но институт частной собственности надо бы было удержать»97.

Борьба за существование, царящая в современных цивилизованных обществах, «есть фактор противонравственный и потому глубоко антисоциальный»99. Она препятствует развитию солидарности и согласованной самодеятельности, зато поощряет классовую вражду и эксплуатацию одних членов общества другими (принудительное согласование), тем самым «производя постоянно регресс и деградацию»100. Успех в этой борьбе в условиях «современного» общества с высокоразвитой культурой менее всего зависит от личных достоинств, способностей и талантов его членов. С возмущением отзывается 23-летний автор «Социологических этюдов» (март 1873 г.) о царящей вокруг несправедливости: «Знатность, участие во власти, богатство, образование, покровительство сильных мира сего, политические учреждения родины, образование и состоятельность среды, и пр., и пр., — вот главные орудия успеха в цивилизованном обществе. Говорят: находчивость, предприимчивость, энергия много значат; но что со всеми этими достоинствами поделает бедняк, не получивший образования и не имеющий сильного покровителя? А получить образование, составить состояние, приобрести покровителя — разве это зависит от бедняка, всем обделенного, а не от ряда обстоятельств, сложившихся, быть может, за много времени даже до его рождения, и над которыми, во всяком случае, он не властен»101. Преуспевшие в борьбе «вовсе не необходимо обладают личными преимуществами перед забракованными, которые так быстро очищают сцену жизни; они были только лучше обставлены различными цивилизованными орудиями борьбы за существование, а потому им лучше (а следов [ательно] и дольше) жилось...»102. С проигравшими же современное «гуманное» общество расправляется не сразу, как было раньше (например, в эпоху дикости), а постепенно: сначала бедность, унижения, страдания близких и т. п. доводят неудачников до сумасшествия, пьянства, проституции, а затем уже до самоубийства103. Вот и получается, что «люди изобретательные и смышленые массами гибнут в борьбе за существование, потому что бедны, потому что негде и не на что им было получить образование, потому что они лишены тех или других прав,., да и мало ли еще иных “потому что” можно отыскать и назвать; а с другой стороны, люди совершенно бездарные и даже положительно глупые живут припеваючи и плодят большое по- томство»104. Таким виделся молодому Сергею Южакову мир, окружавший его. Однако до чего же актуально звучат его слова сегодня, применительно к России начала XXI в., население которой спивается, «садится на иглу» и пускается во все тяжкие, не имея возможности ни реализовать себя, ни просто заработать на достойную жизнь.

Несмотря на свою повсеместную распространенность, борьба за существование не является непременным атрибутом общественной жизни. Прав, по мнению Южакова, не Т. Мальтус, а Н.Г. Чернышевский, «научно» доказавший, «с агрономическими сочинениями в руках» и при помощи математических вычислений, которые «нельзя упрекнуть в произвольности»105, что «прогресс техники уже обеспечил возможность... [совершенного] изгнания» борьбы за существование106. А коль скоро в цивилизованном обществе с развитой культурой имеются все объективные предпосылки для преодоления дефицита средств существования, порождающего это негативное явление, то его уничтожение зависит исключительно от фактора субъективного, т. е. от воли самих людей. В их власти изменить социально-политические условия труда и систему его организации таким образом, чтобы обеспечивалось равновесие между потребностями членов общества и средствами их удовлетворения. Возникновение же стремления к подобному изменению немыслимо без осознания приоритета общенародных интересов над групповыми и классовыми. Следуя некогда сформулированным Н.Г. Чернышевским принципам справедливости и «разумного эгоизма»107, Южаков считал безнравственными и пагубными для общества любые попытки его членов отстаивать интересы своих групп (классовых, сословных, этнических, религиозных и пр.), не считаясь с интересами всего народа. Преодолеть подобные проявления узкогруппового сознания можно, лишь повышая уровень нравственного развития субъектов общественной деятельности. Повышение же нравственного уровня индивидов и расширение сферы самодеятельного согласования в обществе напрямую зависит от уровня распространенности в нем критической мысли и от существующей системы образования. По мнению Южакова, всеобщее народное образование, исключающее классовую, профессиональную и какую-либо еще дифференциацию учащихся должно было способствовать развитию у них чувств солидарности и общегосударственного патриотизма, а также понимания общенациональных интересов. Общеобразовательная школа должна быть ориентирована на подготовку «не специалиста, а человека, всесторонне культурного, развитого и образованного»108, усвоившего сознание своего человеческого достоинства, сознание своих человеческих прав, обязанностей и ответственности, понимающего человека, его место и роль в среде ему подобных, а также по отношению к согражданам, государству и человечеству109. Такая школа, по замыслу нашего мыслителя, призвана стать мощнейшим агентом социализации, формирующим личность именно как субъекта согласованной самодеятельности. В свою очередь, «критическая творческая мысль, вооруженная знанием и просвещением»110, в лице носителей ее — интеллигенции — служит делу прогресса путем противодействия подавлению самодеятельности личностей в условиях принудительного согласования (редкий случай полезного для общества проявления несогласованной самодеятельности).

Хотя Южаков и относил себя к сторонникам позитивизма, его модель социальной эволюции заметно отличается от позитивистской фаталис- тически-оптимистической однолинейной формулы прогресса, предполагавшей, что общество прогрессирует само по себе, в силу имманентно присущих ему законов, действие которых не зависит от воли и сознания людей. Напротив, он придерживается многовариантной эволюционной модели и постулирует зависимость характера и направленности эволюционного процесса (прогрессивного или регрессивного) от того типа социальных отношений, который практикуется субъектами общественной деятельности — личностями. Подобный акцент на субъективном факторе характеризует Южакова как приверженца активисткой традиции, разделяемой многими российскими социальными мыслителями дореволюционного периода. Правда, в отличие от большинства из этих мыслителей, уповавших на революцию как на средство обеспечения прогресса, автор «Социологических этюдов» придерживался просветительско- реформаторской программы в духе Н.Г. Чернышевского и Д.И. Писарева. И, как великие шестидесятники, он высказывался в пользу легальных (мирных) способов реализации социально-политических изменений, надеясь, что однажды эти изменения получат поддержку и со стороны государства, чьи подлинные интересы тождественны общенародным интересам111.

Однако в современной С.Н. Южакову России отношения между государством и народом были, с его точки зрения, далеки от нормальных. Государство, пренебрегая общенародными интересами, проявляло заботу лишь о небольшой части граждан — представителях господствующих сословий, кои составляли всего несколько процентов населения страны. Народ же, являясь «покуда инертной массой», был не в состоянии отстаивать свои интересы самостоятельно. Единственным общественным элементом, способным выступить в качестве представителя и защитника интересов народных, а следовательно, и истинно государственных, он считал интеллигенцию «в тесном и точном значении слова», т. е. «людей, соединенных общностью... моральных и интеллектуальных интересов», преобладающих над интересами материальными. Сила интеллигенции, составлявшей узкий крут субъектов согласованной самодеятельности, заключалась в ее моральном влиянии, в правдивом и бескорыстном слове и в патриотизме общества, которое в лице своих лучших представителей в конце концов непременно предпочтет благо и будущность России наличным интересам того или другого общественного класса112. Несомненно, именно на это надеялся и сам Сергей Николаевич Южаков — истинный сын и пламенный патриот своей Родины, русский дворянин, всегда, будь то в профессиональной деятельности или в повседневной жизни, ставивший интересы народа России превыше любых других интересов. Социологическая доктрина С.Н. Южакова

* * *

К сожалению, «Социологические этюды» С.Н. Южакова не были оценены современниками по достоинству. При жизни автора его труд заслужил лишь несколько положительных откликов. «Мы давно уже не встречали в области общей социологии явления более приятного»113, — делился весной 1873 г. своими впечатлениями с читателями Н.К. Михайловский. Однако благосклонность ведущего публициста «Отечественных записок» быстро сошла на нет после появления в печати «Субъективного метода в социологии». Несколько раз потом он возвращался к полемике с Южаковым как по поводу методологии социальных наук, так и по поводу путей и закономерностей социальной эволюции114. Тезисы автора «Социологических этюдов» о том, что в «обществе ... целое служит частям» и что совершенствование личности (индивидуальности) возможно только в ходе общественного прогресса, Николай Константинович счел непозволительной для добросовестного ученого неправдой, а приводимые в их пользу доводы — «афоризмами» и «ударом в пустое пространство». Указывая на муравейник и пчелиный рой, он стремился продемонстрировать ошибочность выявленных Южаковым закономерностей развития человеческого общества и доказать, что одновременное совершенствование отдельной особи и коллективного агрегата в принципе невозможно. Являясь индивидуальностями разного порядка, личность и общество находятся в состоянии постоянной борьбы—борьбы за индивидуальность, выражающейся в стремлении общества подчинить себе личность и в сопротивлении личности этому подавлению. Цена поражения в такой борьбе — деградация проигравшей стороны. Муравьи и пчелы уже пали жертвами этой борьбы. Та же участь: стать «органами» «социального организма», специализированными на выполнении ограниченного набора функций, — может постигнуть и людей. По мнению Михайловского, положение английского пролетария в английском обществе XIX в., немногим отличающееся от положения бесполого рабочего муравья в муравейнике, является лучшим доказательством истинности теории борьбы за индивидуальность и вместе с тем делает очевидным всю «метафизичность» теоретических построений С.Н. Южакова115. Даже многолетняя дружба и сотрудничество в редакциях одних и тех же журналов116 не изменили точку зрения Михайловского. Отголоски его полемики с Южаковым, давно ставшей одно сторонней, слышатся и в заметке «Об одном социологическом вопросе» (начало 1890-х гг.)117, составленной по поводу переиздания статей 1873 г. отдельной книжкой в качестве первого тома «Социологических этюдов».

Если персоналист Михайловский упрекал автора «Этюдов...» в недостаточном внимании к проблемам личности, вынужденной бороться против стремящегося поглотить ее общества, то марксист П.Б. Струве не мог согласиться с тем значением, которое Южаков придавал личности как первичному фактору общественного развития. К сожалению, «погоня за обобщениями, свободными от реального содержания, приводит Южакова к довольно странным мыслям»118, далеким от осознания той «неопровержимой истины», что личность «для социологии есть функция среды»119 и что «социология ни в каком случае не может признавать то, что мы называем индивидуальностью, за первичный факт»120.

Струве вторил другой марксиствующий121 критик — К. Павлов, откликнувшийся на второй том «Этюдов...» пространной статьей «“Этическая социология” г. Южакова»122. Увлекшись критическим разбором (в большинстве случаев вполне обоснованным) экскурсов в естествознание123, которыми изобилуют первые главы второго тома, г. Павлов уже не мог вовремя остановиться и объективно оценить собственно социологические идеи, содержащиеся в рассматриваемом им произведении. Увидев в Южакове старого народника из «мужиковствовавших» «Отечественных записок»124, симпатизирующий теории Маркса рецензент оказался неспособным понять и принять его взгляды на законы и факторы общественного развития. Например, как можно было, удивлялся он, принять культуру за один из основополагающих факторов общественного развития, когда она есть всего лишь продукт производственных отношений125. Итоговый приговор был суров: социальная концепция Южакова — это эклектизму состоящий из подражания Спенсеру и перифраза идей Михайловского, усугубленных неумелой критикой марк сизма и утопическими предсказаниями относительно будущего состояния международных экономических отношений126. Впрочем, вынося подобный вердикт, г. Павлов и сам был не оригинален. Несколькими годами ранее, еще до выхода второго тома «Этюдов...», В.И. Ленин высказался кратко и емко относительно социологии Южакова: Южаков «не представляет из себя ничего самостоятельного и интересного»127.

Кроме Павлова, с негативными рецензиями на второй том «Социологических этюдов» выступили сочувствующий марксизму А.И. Богданович и «легальный» народник В.П. Воронцов128. Впрочем, считает В.Я. Львов-Ро- гачевский, их реакция была вполне закономерной, ибо С.Н. Южаков, будучи чужд каких бы то ни было крайностей, равно отрицательно относился и к народничеству, которое рекомендовало «исключительно самобытность», и к экономическому материализму, рекомендовавшему «заимствование». Ключ к экономическому процветанию России он видел в соединении богатого опыта Западной Европы с готовыми условиями российского экономического быта129.

Современники не смогли понять и оценить содержащиеся в «Социологических этюдах» идеи и были беспощадны к их автору. Опубликованных при жизни Сергея Николаевича положительных или хотя бы нейтральных откликов о вышедшем в 1896 г. втором томе «Этюдов...» нам разыскать не удалось. Благожелательные отзывы стали появляться только после его смерти, случившейся ранним утром 12 декабря 1910 г.130 Первыми о научных достижениях и заслугах покойного публициста и социального мыслителя заговорили его друзья и соратники по «Русскому богатству» В.Г. Короленко и Н.С. Русанов131. За ними последовали другие. Тогда, в декабре 1910 г. — январе 1911 г., появился целый ряд статей, авторы которых довольно тепло отзывались о самом Южакове, о его социологических идеях и о его деятельности на поприще журналистики132. Был среди них даже некогда непримиримый и не всегда добросовест ный оппонент нашего литератора, политический обозреватель «Вестника Европы» Л.З. Слонимский133. Однако по большей части весь этот поток положительных откликов представлял собой не более чем дань уважения ветерану российской публицистики. Десятилетием позже вполне взвешенную и объективную оценку вклада Южакова в развитие отечественной социологической теории дал в «Основах русской социологии» Н.И. Кареев134.

С тех пор минуло без малого сто лет. Нельзя сказать, чтобы за это время о Южакове как о социологе забыли, но исследователи явно не баловали его вниманием. Небольшие, в пределах 10-12-ти страниц, параграфы в учебниках по истории русской социологии, коротенькие отрывки из «Социологических этюдов» в хрестоматиях для студентов, редкие упоминания в монографиях, посвященных социальной философии народничества, да малоинформативные статьи в социологических словарях и энциклопедиях — вот и все, что отечественное обществознание XX в. смогло сказать о С.Н. Южакове. Этого, на наш взгляд, явно недостаточно для столь интересного и малоизученного мьіслителя, каким он является. Так родилась идея осуществить републикацию его социологических работ, которые оказываются на удивление актуальными именно сейчас, когда поиск путей общенационального примирения и согласия был признан в качестве одной из приоритетных задач российской внутренней политики.

В заключение скажем несколько слов о настоящем издании. Основную его часть составляют социологические труды С.Н. Южакова (оба тома «Социологических этюдов», две статьи 1895 г. из постоянной рубрики «Дневник журналиста», которую он вел с октября 1895 г. по декабрь 1897 г. в «Русском богатстве» и статья «Социологическая доктрина Н.К. Михайловского»), а также все выявленные рецензии и отзывы на «Этюды...».

В процессе работы над сборником обнаружилось, что книжный вариант текста «Социологических этюдов» отличается от более раннего и более полного журнального варианта 1870-1880-х гг. После некоторых колебаний мы решили, взяв за основу текст двухтомника, все же восстановить авторские купюры по статьям в «Знании» и «Северном вестнике». Для удобства читателя восстановленные фрагменты были заключены в угольные скобки и вставлены непосредственно в публикуемый ниже текст «Этюдов...». Прочие статьи и очерки, включая рецензии и отзывы, публикуются по соответствующим книжным и журнальным изданиям без изменений и в большинстве своем без сокращений. Исключение составляют: 1) «Критические заметки» А.И. Богдановича и некоторые статьи Н.К. Михайловского, в которых опущены места, не относящиеся к Южакову, 2) работы Н.И. Кареева, П.Б. Струве и В.И. Ленина, из которых в настоящем издании приводятся лишь фрагменты, содержащие отзывы на социологические работы Южакова .

Желая познакомить наших современников не только с Южаковым- социологом, но и с Южаковым-человеком, мы включили в настоящий сборник два цикла его автобиографических очерков. В одном из них, объединенном нами под общим названием «Письма из далекой стороны» (1880 г.), рассказывается о вынужденном путешествии нашего автора в Красноярск к месту административной ссылки. Другой — «Из воспоминаний старого писателя» (1909-1910 гг.) — повествует о детстве, отрочестве и студенческих годах Сергея Южакова. Работу над воспоминаниями Сергей Николаевич начал менее чем за два года до смерти и, к сожалению, не успел их завершить. Интересны они не только тем, что в них «рельефно выступает привлекательная личность самого мемуариста», но и тем, что в них дается «весьма ценная характеристика 60-х годов»135 и сообщаются малоизвестные подробности о деятельности революционных организаций того времени136. Неоконченные воспоминания дополняет статья

В.Г. Короленко, с которым Южакова связывала многолетняя дружба и тесное профессиональное сотрудничество.

Наталья Орлова