НИКОМАХОВА ЭТИКА

Что касается двух трактатов об удовольствии, то они по характеру несколько различны: первый примыкает к анализу нравственных добродетелей и рассматривает телесные удовольствия и страдания, второй — к анализу мыслительных добродетелей, имеет более сбщИй характер и трактует удовольствия духовные, связанные с созерцанием, мышлением (заметим, что духовные страдания, муки души, у Ар. не рассматриваются как нечто отдельное от то- лосных). Предполагают, что первый трактат — это болео ранний париапт, который издатель не решился выбросить и поместил вместе с более поздней редакцией, по позаботившись об увязывании двух рассуждений на одну тому. Может быть, более вероятно, что трактат из кн. VII, как и все «средние книги», первоначально входил в более позднюю ЕЕ и там был как-то увязан с трактатом о духовных удовольствиях в не дошедшей до нас части ЕЕ (см. нрим. 58 к с. 211); таким образом, первый трактат является болео поздним, а не более ранним вариантом трактата об удовольствии. Будучи помещен в EN вместе с кн. VII, первый трактат, однако, не противоречит второму, исходно принадлежащему EN (см. подробно: указанное на с. 690 издание Дирльмайера, S. 494—490, 586—587). Относительно авторства Ар. крайнюю точку зрения высказал Е. Элордуи (Е. Elorduy. Los MM de Aristoteles. — In: Emerila 7, 1940, p. 6—70), для которого EN не является произведением Ар., a MM является. Э. Кенни считает EN собранием предварительных материалов, созданных в разное время, но в основном в ранний период, и послуживших для написания сжатой и стройной ЕЕ. По Кенни, в единый текст EN была оформлена, быть может, через столетия после смерти Ар. Мы полагаем, сомнения в авторстве и единстве композиции EN скорее надуманны, но проблема датировки EN, как относительной, так и абсолютной, реальна и по- прежнему остается нерешенной. В EN почти пет данных для увязывания времени ее написапия с историческими событиями (то немногое, что можно найти, содержится, как было сказано, в «средних книгах», о которых спорят, к ЕЕ или EN их относить). В этой ситуации Э. Кенни прибегает даже к «психологическому» способу датировки: в гипертрофированном интеллектуализме EN (сведанио человека к его уму) он видит философский максимализм, свойст- вепный молодому возрасту, а в том, какое внимание уделяется в EN великолепию и величавости, характерные предпочтения молодого человека. В более поздней ЕЕ интеллектуализм смягчен, усилена религиозность, а ровности — добродетели зрелого и иожи- лого возраста, которая едва упомянута в EN, — уделяется весьма почетное место. Совершенно на других основаниях сравнительно ранним периодом датирует EN Ф. Нуйенс: эволюция учения Ар. о душе, как он ее собе представляет, позволяет ему отнести EN к периоду 347—330 гг. до н. э. (F. Nuyens. Ontwikkelingsmoinenlen in de zielkunde van Aristotelos. Nijmegen, 1939, 320).

Итак, большинство исследователей приходят к выводу, что EN создана самим Ар. в зрелые годы, что в ней воплощен единый и стройный замысел. При этом допускается, что разные части сочинения могли быть написапы в разное время и со временем могли появиться новые редакции отдельных частей, заменившие первоначальный токст, что, наконец, отдельные фразы, связки, деление па книги и пр. обязаны своим происхождением вмешательству древнего редактора и издателя. Разделяя в общем и целом эту точку зрения и относя EN к зрелому периоду творчества Ар., мы, однако, полагаем, что ЕЕ создана все-таки после EN.

Днрльмаиер в своем комментарии уделяет много внимания выявлению содержательного единства EN. На основе указаний, имеющихся в самом тексте, он составил схему построения сочинения. Воспроизводим ее с некоторыми нзмепепиями:

Кн. I. Высшео из всех благ, осуществляемых в поступках, есть счастье (1095а18). Поскольку счастье есть некая деятельность души н полноте добродетели, нужно, пожалуй, подробно рассмотреть добродетели (1102а5). Одни добродетели мы называем мыслительными, другио — нравственными (1103а5).

За этим следует:

Кн. II—V. Виды нравственных добродетелей.

Кн. VI. Виды мыслительных добродетелен.

Кн. VII, гл. —11. Невоздержность и воздержность: пепоз- держность входит в число избегаемых пещей вместе с пороком и зверством (1145а1б).

Гл. 12—15. Ясно между тем, что воздержность и выдержанность, так же как невоздержность и изнеженность, проявляются в отношении к удовольствию и страданию (1147ЬЗ). Ранее мы поставили нравственную добродетель в связь с удовольствием и страданием, а о счастье почти все говорят, что оно сопряжено с удовольствием (1152а34, Ь4). За этим следует первый трактат об удовольствии.

Кн. VIII—IX. Вслед за этим, видимо, идет разбор дружественности, ведь это разновидность добродетели или во всяком случае нечто нричастеое добродетели (1155а2) (о встроенпости трактата о дружбе в план EN см. ниже, прим. 1 к с. 219).

Кн. X, гл. 1—5. Затем можно сказать об удовольствии (1172а15). Второй трактат об удовольствии.

Гл. 6—10. После того как было сказано о добродетелях, дружбах и удовольствиях, осталось в общих чертах описать счастьо (1176а30).

EN изучалась, комментировалась, перелагалась в течение всей истории европейской мысли. Первые комментарии были созданы уже в период поздней античности {Аспасий, Гелиодор), перевод на латинский язык выполнен еще до времен гуманистов, а на евро- пепсине языки EN переводилась десятки раз, и постоянпо пояп- ляются новые переводы; более сорока различных изданий греческого текста выходило в свет начиная с XV в., и это не считая многократных перепечаток изданий XIX в.

Одним нз лучших переводов считается перевод Д. Росса: Т1ю Works о! Aristotle, tr. into English under the Editorship of W. D. Ross, v. IX. Oxford, 1925.

На русский язык EN впервые была переведена Э. Радловьш, перевод выдержал два издания — 1887 и 1908 гг.

В основу настоящего перевода положено пздапие Aristotelis Ethica Nicomachea, гес. I. Bywater. Oxford, 1975 (1894) (далее — By.). Систематически использовалось также издание The Ethics of Aristotle, ed. with an Intr. and notes by J. Burnet. London, 1900 (далее — В.); спорадически — издание Ethica Nicomachea, гес. F. Susemihl. Leipzig, 1880 (далее — Sus.). Отступления от текста первого издания в пользу двух других оговариваются в примечаниях. Главы, обозначенные арабскими цифрами, соответствуют главам изданий В у. и Sus. (которые в свою очередь соответствуют классическому, беккеровскому, изданию сочинепин Аристотеля), римские цифры соответствуют членению текста в более раннем издании К. Целля (С. Zell, Heidelberg. 1820), которое воспроизводится, напр., в переводе Э. Радлова. По сравнению с греческим оригиналом в настоящем издании текст разбит на абзацы, изменена интер- пункция, одно предложение дробится па несколько, добавлены одни круглые скобки и сняты другие, введепы собственные угловые II квадратные скобки. Угловые скобки выделяют текст, который добавлен либо By.у либо В., либо, напротив, считается ими иптерполя- цией. В некоторых случаях интерполированный текст, как бессмысленный, в переводе вообще не отражается. В квадратные скобки взяты слова, добавленные переводчиком, однако не все. В действительности таких слов примерно втрое больше, но педантическое проставление квадратных скобок затруднило бы чтение. По преимуществу квадратные скобки использованы там, где есть возможность ипого по сравнению с нашим дополнения, а следовательно, и иной трактовки.

Сверка перевода осуществлена В. М. Бибихипым.

Для контроля переводчик систематически использовал следующие переводы: Aristoteles. Nikomachische Ethik, ubs. u. komm. von F. Dirlmeier. Berlin, 1979 (далео — />.); Aristotle. The Nicomachea Ethica, tr. with comm. H. G. Apostle. Dordrecht — Boston, 1975 (далее — A.)\ The Nicomachean Ethics of Aristotle, tr. D. P. Chase. London — New York — Toronto, 1920; Ethiquo do Nicomaque, tr. de J. Voilquin. Paris, 1950. Для примечапий использовались комментарии указанных издателей и переводчиков, а такжо комментарии в изданиях: The Ethics of Aristotle, illustr. with Essays and Notes by A. Grant, vol. I—II. London, 1885 (далее — G.); Aristotle. The Nicomachean Ethics. Commentary by the late H. H. Jo- ahim, ed. by D. A. Rees. Oxford, 1955 (далее — /.); греческие комментарии и переложения Аспасия (нач. II в. и. э.), Гелиодора, Евстратия (XI—XII вв.), Михаила Офесского (XI—XII вв.) и анонимного византийского комментатора (далее — Asp., Ileliod., Eustr., Mich., Anon.) — Commentaria in Aristotelem Graeca, vol. XIX 1. 2, 1889; vol. XX, 1892; vol. XXII 3, 1901. В отсылках к сочинениям Аристотеля строки указываются приблизительно (± 2 строки).

Несколько слов о переводческих принципах. Известный историк античной философии Дж. Вернет писал более 80 лет назад: «Я пришел к заключению, что большинство трудностей, которые возникают в связи с «Этикой», связаны с тем, что, хотя уже давно допускали диалектический характер мпогих се пассажей, исследователи никогда не призпавали ео насквозь диалектической. Они пытались найти в ней научную и метафизическую основу моральной философии Аристотеля, и, когда вместо этого обнаружили, что основания изложенного здесь учения чрезвычайно шатки, ибо заимствованы как таковые то из обыденных представлений, то из вульгарного платонизма, они готовы были обвинять Аристотеля в непоследовательности или сомневаться в аутентичности сочинения в его настоящем виде» (В. V—VI). Итак, Вернет полагает, что этика Аристотеля строится на разборе мнений («диалектика» в античном смысле). Но и точка зрения, критикуемая Бернетом, тоже, кажется, имеет основания. Коль скоро Аристотель сам заявляет, что цель занятий этикой но только созерцание, по и практическая жизнь (1095а5), исследователи и хотели видеть в EN этическое учо- нио или хотя бы изложение теоретических основ этики. Обе стороны в каком-то смысле правы. Дело, видимо, в самом объекто исследования EN. Если бы Аристотель ни разу не обратился к учо- пиим других философов, если бы он ничуть но был озабочен спорами с ішми и опровержением их доводов, EN все равно неминуемо должна была бы иметь «насквозь» диалектический характер, потому что в самом обыденном языке, в самом языковом обиходе эллинов, называющих одно «низким», другое — «добрым», третье — «щедрым», уже заложены некоторые этические «мнения». И философу не из чего исходить, кроме как из бытующих в обществе представлений, зафиксированных в значениях слов, а критика этих представлений оказывается «критикой слов». Аристотеля но устраивает стихийно сложившаяся этическая терминология: в словах «прекрасное» и «правосудное» и т. п., «которые, собственно, имеет в виду наука о государстве, заключено столько разного и расплывчатого, что начинает казаться, будто [все это] возможно только условно, а от природы этого нет» (1094М4 сл). Еще выразительнее эта мысль в De gen. et. corr.: «Ведь пот человека столь безумного, чтобы считать, что огонь и лед — это одно; лишь между прекрасными [вещами] и теми, что в силу привычки кажутся [таковыми], некоторые в своем безумии не видят никакого различия» (325а21). Наводя порядок в языке, в этом «захламленном музее мысли» с перепутанными табличками, Аристотель образует множество новых слов, придает старым небывалые значения, одни из существующих значений объявляет главными, другие — вообще «неправильными» и старается строить систему терминов, связанных с одним центральным понятием, из однокореппых слов, используя при этом симметричные словообразовательные модели (см. таблицу в прим. 2 к с. 145). «Лексикографический» характер рассуждений все-таки не выдерживается строго. По общей человеческой привычке ошодо- гнзировать этические понятия, присущей как обывателю, так и философу, Аристотель временами «забывает», что он говорит, скажем, о пяти значениях слова «мужество», и начинает говорить о пяти видах самого мужества. К тому же Аристотелю чужда мысль о постоянном развитии этических представлений и постепенном изменении всей этической терминологии; он, по-видимому, полагает, что бывают только «правильные» и «неправильные» слова и «правильная» система этической терминологии не может стать «неправильной», например, устарев. А ведь уже Фукидид обратил внн- мание на то, как в эпоху усобиц и политических катаклизмов трогается с места сам язык: «Изменилось даже привычное значение слов в оценке человеческих действий. Безрассудная отвага, например, считалась храбростью, готовой на жертвы ради друзей, благоразумная осмотрительность — замаскированной трусостью, умеренность — личиной малодушия, всестороннее обсуждение — совершенной бездеятельностью. Безудержная вспыльчивость признавалась подлинным достоинством мужа... Удачливый и хитрый интриган считался проницательным, а распознавший заранее его планы — еще более ловким» и т. д. (III 82,4—5, пер. Г. А. Стра- тоновского). Неудивительно поэтому, что, прожив долгую жизнь у писателей Византии, Древней Руси и Европы, многие слова, употребляемые Аристотелем, также изменили свои значения и дошли до нас уже неузнаваемыми. Сегодня трудно, если не невозможно, вернуть греческой этической лексике, вошедшей в русский язык, калькам с греческого и традиционным русским соответствиям греческих («византийских») слов их первоначальный, «дохристианский» смысл. Если добавить к сказанному, что одни и те жо слова употребляются в EN то в смысле, который придает им Ар., то в обиходном, отвергнутом ИМ СаМИхМ, то в значении, которое они имели в сочинениях Платона или других философов; что в одном предложении Аристотель может говорить, пользуясь и языком «профессиональной» философии, и образами традиционных народных представлений, станот ясно, что перевод «Этики» есть такая игра, в которой можно по-разному проигрывать, но выиграть нельзя. В данном переводе была избрана следующая тактика: 1) передавать одноко- ренные термины ио возможности однокоренными же терминами, создавая терминологическое «гнездо», или «семью», терминов; 2) избегать ипоязычных терминов, в частности, потому, что они в русском языке изолированы и не образуют «гнезд»; 3) не оглядываться на традицию передачи этических терминов Аристотеля, восходящую к переводу Э. Радлова, поскольку следование этой традиции несовместимо с первыми двумя принципами; 4) не вводить неологизмов, ограничиваясь только сдвигом значений русских слов (перевод «Этики», построенный на отвечающем духу Аристотеля словотворчестве, видимо, дело будущего); 5) особенности обращения Аристотеля с языком пояснять в Примечаниях.

Примечания составлены переводчиком Н. В. Брагинской.