§ 2. Гегель о месте эскимосов во всемирной истории Мирового Духа

В своих лекциях по философии истории автор отмечает: «Теперь прежде всего следует обратить внимание на те естественные свойства стран, которые раз и навсегда исключают их из всемирно-исторического движения: таких стран, в которых развиваются всемирно-исторические народы, не может быть ни в холодном, ни в жарком поясе»376. Далее он объясняет, что высвобождение пробуждающегося сознания из природы не должно быть затрудняемо силою природы: «В жарком и в холодных поясах для человека невозможны свободные движения, жар и холод являются здесь слишком могущественными силами, чтобы дозволить духу создать мир для себя»377. Гегель ссылается на слова Аристотеля о том, что человек стремится к всеобщему и к высшему, когда удовлетворены необходимые потребности. «Но в жарком и холодном поясах гнетущие потребности никогда не могут быть удовлетворены; человеку постоянно приходится обращать внимание на природу, на палящие лучи солнца и на сильную стужу»378, — замечает Гегель. Истинной ареной для всемирной истории, по мнению исследователя, является умеренный пояс.

Высказываясь в отношении исторического знания различных районов Азии, Гегель исходит из этой предваряющей оценки. «Прежде всего следует выделить северный склон — Сибирь. Этот склон, начинающийся от Алтайских гор с его прекрасными реками, впадающими в Северный океан, вообще нисколько не интересует нас здесь, так как северный пояс, как уже было упомянуто, лежит за

4

пределами истории» , — говорит он.

Единственную оценку места коренных народов Севера в истории Гегель дает не в «Философии истории», а в антропологическом разделе «Философии духа». Здесь он дает следующее описание аборигенов Америки: «Что касается, наконец, первоначальных обитателей Америки, то следует заметить, что они представляют собой слабое, исчезающее племя. Правда, в некоторых частях Америки ко времени ее открытия имелась довольно значительная культура; однако ее нельзя и сравнить с культурой европейской, и она исчезла вместе с первоначальными обитателями. Кроме того, там живут са- мые тупые дикари, например, пешересы и эскимосы. Когда-то существовавшие там караибы почти совершенно вымерли. Познакомившись с водкой и Ружь ем, эти дикари вымирают. В Южной Америке от испанской зависимости освободились креолы; настоящие индейцы были бы неспособны к этому. В Парагвае индейцы уподобились совсем несовершеннолетним детям, и иезуиты так и обращались с ними. Американцы явно не в состоянии поэтому держаться против европейцев. Эти последние на завоеванной ими там почве положат начало новой культуре»379.

Эскимосы и пешересы (последних также можно отнести к малочисленным народам Севера) характеризуются Гегелем как «самые тупые дикари». Это замечание можно оценить как вызывающее и обидное для данных народов. Не будем здесь говорить, насколько оно соответствует реальному положению вещей. Представляет интерес другое — то, какой смысл вкладывает Гегель в определение «тупой». Ведь, поскольку, по Гегелю, все действительное разумно, то тупость должна составлять необходимый фазис развития абсолютного духа. Это тем более важно, что такое определение не является случайным для философа. Он неоднократно использует его на протяжении всех лекций по философии истории.

«Тупым», согласно Гегелю, является восточный деспот: «Восточные народы еще не знают, что дух или человек как таковой в себе свободен; так как они не знают этого, то они не свободны; они знают только, что один свободен, но именно поэтому такая свобода оказывается лишь произволом, дикостью, тупостью страсти, обуздыванием страсти, или же нежностью, которая сама оказывается лишь случайностью природы или произволом. Следовательно, этот один оказывается лишь деспотом, а не свободным человеком» . Тупым является и состояние нирваны: «Итак, лишь благодаря такому отрицанию своего существования можно достигнуть мощи, свойственной брамину; но это отрицание не идет далее тупого сознания того, что удалось довести себя до полного безразличия, до уничтожения всякой чувствительности и всех желаний, т. е. до такого состояния, которое считается высшим и буддистами»380.

«Полное притупление сознания», достигаемое гимнософиста- ми, Гегель приравнивает к «такой высоте абстракции», от которой «уже недалеко до физической смерти»381.

Несколько высказываний Гегеля относится к «африканской тупости»382. Он, например, так воспринимает религию Древнего Египта: «.Тупое самосознание египтян, которому еще остается недоступной мысль о человеческой свободе, поклоняется тупой душе, замкнутой еще в одной только животной жизненности,

4

и симпатизирует жизни животных» .

В этом замечании Гегель соотносит тупость с определенным природным, «животным» состоянием духа.

«Тупое суеверие», по словам Гегеля, не становится основой мир-

6

ного состояния греков .

«Тупое страдание» сопутствует, на взгляд Гегеля, дисциплине римского мира384. Евреи, считает он, сумели избавиться от «тупой покорности судьбе»8. Но «тупость» как тенденция сохранилась в обрядовой практике католической церкви. «Индивидуум должен исповедаться, изложить свои действия во всех подробностях духовнику, и тогда он узнает, как ему следует вести себя, — говорит Гегель. — Таким образом, церковь заменяла собою совесть: она руководила индивидуумами, как детьми, и говорила им, что человек может освободиться от заслуженных мук не своим собственным исправлением, а внешними действиями, opera operata, такими поступками, совершаемыми не доб- рою волею, а по приказанию служителей церкви, как слушанием обедни, эпитимиями, выполнением обетов, паломничеством — действиями бессмысленными, притупляющими дух, которые имеют не только ту особенность, что они выполняются внешним образом, но и ту, что их выполнение можно возложить на других. Можно даже из избытка добрых дел, приписываемых святым, купить себе некоторые и таким образом приобрести спасение, приносимое ими»385.

«Притупление духа» является, таким образом, опосредующим моментом его поступательного движения. Необходимость этого опосредования определяется природой той ступени, от которой восходящий дух высвобождается. Данный принцип Гегель иллюстрирует на примере средневековой церкви: «Церковь вела борьбу против дикости грубой чувственности, прибегая к столь же диким террористическим средствам: она преодолела ее силою страха ада и постоянно подчиняла ее, чтобы довести дикий дух до притупления и, укрощая его, заставить его успокоиться»386. Процессу последующего формообразования предпосылается, следовательно, бесформенность духа, позволяющая использовать его в качестве материала движения.

«Тупость», таким образом, не есть некоторое досадное недоразумение всемирной истории, а есть ее изначальный пункт и средство продвижения. Периодическая приостановка духовной деятельности переориентирует мировой процесс в целом, передавая эстафету пробуждения сознания следующим регионам и народам.

Рассуждая об исходном пункте всемирной истории, Гегель рассматривает гипотетическое естественное состояние как состояние тупых ощущений, необузданных диких влечений, бесправия и насилия387. Естественное состояние и есть состояние тупости, не подлежащее анализу в философии истории: «Достоинству философского рассмотрения соответствует только такая точка зрения, согласно которой история начинается лишь с того времени, когда в мире начинает осуществляться разумность, а не с того времени, когда она является еще только возможностью в себе, — с того времени, когда существует такое состояние, при котором она проявляется в сознании, воле и действии. Неорганическое существование духа, неоргани- ческое существование свободы, т. е. не сознающая добра и зла, а следовательно и законов, тупость или, если угодно, превосходство, само не является предметом истории»388.

Оценивая естественное состояние как доисторическое, Гегель признает его достойным только животной природы. Эмпирическим критерием идентификации этого состояния выступает для него способность различения добра и зла, недоступная для животного, ибо достигается она в грехопадении: «Грех есть познание добра и зла в их разделенности, но ведь познание исцеляет старый недуг и является источником бесконечного примирения»389. Человек уже знает, что хорошо и что дурно, и может быть виновным не только в зле, но и в добре. «Только животное в самом деле невинно»390, — замечает Гегель.

На этом основании естественное состояние оказывается райским состоянием. «Ведь состояние невинности, это райское состояние, есть животное состояние, — указывает Гегель. — Рай есть парк, в котором могут оставаться только звери, а не люди. Ведь животное отождествляется с богом, но лишь в себе»391.

Таким образом, определение «самые тупые», даваемое Гегелем эскимосам и пешересам, находит вполне конкретное разъяснение. В языке его философии истории это определение указывает на пребывание данных народов в естественном, т. е. райском, состоянии невинности. И это их качество не может не вызывать зависть у падшего в грехе человечества.