Царство Ларсы при Варад-Сине и Рим-Сине I. Эшнуна

После смерти царя Ларсы Синикишама (1836 г. до н. э.) в царстве произошел переворот, сущность которого нам неясна. На престол в 1835/34 г. до н. э. вступил Цилли-Адад, вероятно внук Нур-Адада, о чем оповещает «датиро-вочная формула»: «Цилли-Адад стал царем»; но уже в конце того же года она была заменена формулой: «Цилли-Адад был извергнут с царствования» (т.

е. низвергнут) или: «Цилли-Адад не стал царем».
В единственной дошедшей надписи Цилли-Адада он не носит титула царя, а называет себя только «энси Ура, Ларсы, Лагаша и Ку- таллу», из чего видно, однако, что он продолжал владеть — или считал, что владеет, — всей основной частью царства Ларсы, но, очевидно, признал кого-то другого царем, стоящим выше себя (было ли это так с самого начала или только с тех пор, как Цилли-Адад «был извергнут», неясно, но надпись его посвящена мирному занятию — реставрации зиккурата в Уре). Следующий год имеет в Ларсе «датировочную формулу» не царя Ларсы, а царя Казаллу, и Ларса оказывается занятой вооруженными силами Казаллу — города, который всего несколько лет назад был покорен Синикишамом.
Затем судьбой Ларсы начинает распоряжаться некто Кудурмабуг. По имени и по отчеству — эламит (элам. Кутурмапук, сын Симтишильхака), по положению — вождь аморейского овцеводческого племени ямутбала, дававший, однако, своим сыновьям аккадские имена. Он был, по-видимому, по складу характера и способностям степным рыцарем удачи международного размаха. Связи его с Ларсой или Уром, возможно, восходили еще к 40-м годам XIX в. до н. э. Затем, когда Элам и Иссин в последний год царствования Синикишама (1836) выступили против Ларсы, Кудурмабуг, как вождь племени, расположенного на самом пути между Иссином и Эламом, вряд ли мог не принять участия в этой войне. В ней Синикишам потерял Ниппур, перешедший в руки Иссина. Однако уже на следующий год хозяином Ниппура оказался так и «не ставший царем» Цилли-Адад, а вскоре его иссинский соперник (Замбия) умер. Кто поддержал претензии Цилли-Адада на Ниппур? Не тот ли, в пользу которого он поступился царским званием? Был ли это царь Казаллу или царь Элама, или же это был Кудурмабуг? Впрочем, Кудурмабуг, как мы увидим ниже, проявлял странное для древнего Востока отсутствие чес-, толюбия по части титулов и предпочитал царскому званию и царскому дворцу пастушеский шатер и прозвище «отца» своего племени; очевидно, именно здесь он чувствовал верную опору своему могуществу. Так или иначе, во второй половине 1834 г. до н. э. Кудурмабуг в Уре и в Ларсе покончил и с Цилли-Ададом (если тот еще был жив), и с войсками Казаллу, а также войсками их союзников — племени мутиябаль. Затем Кудурмабуг в союзе с Сабиумом, царем Вавилона, взял и подверг разрушению и сам город Казаллу; «ном» Казаллу, впрочем, скоро оправился и еще участвовал в дальнейших усобицах в Двуречье. В ходе войны Итерпиша, новый царь Иссина, выступил против Кудурмабуга, в результате чего священный Ниппур несколько раз переходил из рук в руки, пока в 1826 г. до н. э. не оказался окончательно в руках Ларсы. Независимым оставался соседний с Ларсой Урук, все еще процветавший под властью преемников Синкашида — вождя племени амнанум.
Кудурмабуг, хотя был полным и неоспоримым господином над крупнейшим из царств Двуречья, как мы уже упоминали, не принял никакого звания; на престол Ларсы он возвел своего малолетнего сына Варад-Сина
(1834 г. до н. э.), а несколько позже (в 1828 г.) ввел в Уре в сан жрицы- энтум бога Нанны свою дочь, которой по традиции было дано шумерское имя — Эн-Анеду; по-видимому, она сменила дочь Нур-Адада. Ва- рад-Син мирно процарствовал до 1823 г. до н. э., и в его последние годы уже составлялись надписи непосредственно от его имени, а не от имени его отца, который, однако, все еще здравствовал; в 1823 г., когда Варад- Син был уже при смерти, при заключении сделок стороны стали клясться наряду с именем смертельно больного царя для верности также еще и именем Кудурмабуга, очевидно считая, что теперь-то он не преминет принять на себя царскую власть, но Кудурмабуг и на этот раз предпочел бродячую жизнь овцеводов, а на царство посадил своего второго сына, тоже малолетнего, Рим-Сина I (1822—1763 гг. до н. э.). Кудурмабуг был -еще жив в 1819 г., когда от имени его и Рим-Сина была составлена надпись о построении храмов богинь Инаны и Нанайи. Умер он как будто лишь несколько лет спустя, и его титул «отца амореев» унаследовал, по-видимому, его сын Рим-Син, но уже только формально, как дополнение к его действительному званию царя Ларсы и Шумера и Аккада.
В начале правления Рим-Сина Ларса ничего не предпринимала против ничтожных царьков Иссина, и последний из них, Дамикилйшу (1816—1794 гг. до н. э.), решился на новый захват Ниппура (скорее всего с 1813 по 1808 или с 1808 по 1803 г. до н. э.). Но, войдя в возраст, Рим-Син начал вести более активную военную политику, приумножая владения Ларсы. В 1809 г. он вновь занял Пи-Наратим у Персидского залива, а в 1808 г. разбил большую, направленную против него коалицию, состоявшую из Урука, Иссина, Вавилона, Рапикума (на среднем Евфрате) и каких-то сутийских племен, причем взял в плен в бою урукского царя Ираданене; затем в 1803/2 г. до н. э. Рим-Син завоевал Кисуру и Урук (Уруком до конца его независимости правил некий архивариус Анам), тем самым освободив для Ларсы все течение Евфрата — от Ниппура до устья; он также взял Дер на границе Элама [************************************]. «Ном» Лагаш все это время прочно оставался во власти Рим-Сина — здесь он, между прочим, приказал построить храм в городке Э-Нинмар, когда-то временной столице «нома». С 1801 г. до н. э. Рим-Син принял прижизненное обожествление (божеские почести и раньше оказывались и его брату, и ему самому в Ниппуре по иссинской традиции, но этот обычай ранее не распространялся на другие города царства Ларсы). В 1800 г. у Ларсы была стычка с Вавилоном. Затем начался захват одного за другим иссинских укреплений, пока наконец в 1794/93 г. не был окончательно взят Иссин. Царь Рим-Син, особенно любивший необыкновенно пышные «датировочные формулы», теперь сразу отказался от них и повелел отныне считать взятие Иссина постоянной эрой (т. е. событием, с которого ведется отсчет лет), поэтому, между прочим, мы очень мало знаем о дальнейших событиях его правления. Рим-Син неоднократно подчеркивает, что он не обращал жителей Иссина в рабство — они лишь влились в состав единого царства Шумера и Аккада. Вместе с Иссином к Ларсе, по-видимому, отошел и соседний «ном» Казаллу[††††††††††††††††††††††††††††††††††††].

Тем самым (поскольку Малгиум и Эшнуну можно было считать внешними по отношению к Двуречью царствами) в пределах Нижней Месопотамии кроме Ларсы (нового царства Шумера и Аккада) оставалось в ее северной части только царство Вавилона, по площади раз в пять меньшее, чем Ларса. Поэтому цари Вавилона Апиль-Сйн (1830—1813 гг. до н. э.) и Синмубаллит (1812—1793 гг.) усердно укрепляли свои границы. Впрочем, с Синмубаллитом Рим-Син, кажется, вступил после 1800 г. в союз против Иссина, а с новым царем Вавилона, Хаммурапи (или, по-аморейски, 'Амму-рапи), взошедшим на престол в год после падения Иссина (1792), Рим-Син тоже вскоре установил наилучшие отношения.
Рим-Син был, несомненно, выдающимся государственным деятелемг хотя у нас и нет свидетельств о таком же энергичном его личном вмешательстве во все внутренние дела государства, каким отличались его современники в Мари, Ашшуре и Вавилоне. Неясно, какие причины не позволили ему развить далее внешнеполитический успех, достигнутый ч результате завоевания Иссина. Но он преждевременно счел и этот успех всемирно-исторической вехой, достойной стать даже общей основой летосчисления, поэтому не ему выпало на долю вновь объединить Месопотамию в одно государство и заложить основы новой эпохи в ее истории.
Однако именно царствования Варад-Сина и Рим-Сина I были временем наивысшего развития, на которое оказалась способна Западная Азия раннего периода древности. Количество частных документов быстро растет, свидетельствуя о развитии деловой жизни. Они дошли до нас из Ларсы и соседней с ней Куталлу (ныне городище Телль-Сыфр), из Ура, Ниппура п в меньшем количестве из некоторых других городов. Помимо этого н пашем распоряжении имеются и археологические данные о жизни города Ура.
И на этот раз изменив однообразному пристрастию археологов к храмам и /дворцам, Л. Вулли и М. Л. Маллован раскопали два больших городских квартала в Уре, в том числе около полусотни жилых домов, литейную мастерскую, три храмика и школу, причем почти в каждом доме были найдены утварь, деловые документы, а нередко письма и даже литературные (религиозные) сочинения. Поэтому мы имеем возможность рассказать и о городе в целом, и об истории отдельных семейств, живших при Варад-Сине, Рим-Сине I и их преемниках, и надеемся, что это будет не только хорошо иллюстрировать то, что говорилось в предшествующих разделах о новых условиях общественного развития, сложившихся в Двуречье, но и даст более живое представление об общественной, хозяйственной и духовной жизни страны, чем какой-либо общий сводный очерк. Мы расскажем об Уре этого времени и некоторых его жителях, а также и о семьях некоторых граждан Ларсы: к сожалению, развалины Ларсы практически уничтожены любительскими раскопками, судить о самом городе почти невозможно.
Город Ур времени династии Ларсы представлял собой возвышающийся над равниной овал, укрепленный по склону толстым слоем слежавшихся рядов сырцовых кирпичей. При III династии Ура вокруг всего овала шла стена из обожженного кирпича, но она была снесена при взятии города эламитами, и жилые дома, по мнению Вулли, доходили прямо до обрыва, так что два этажа их глухих стен и плоские крыши заме
няли городскую стену. Овал имел длину 1030 м и ширину 685 м. За его пределами, на равнине, также было много жилья, правда, надо полагать, окруженного полями, а не в виде сплошной застройки, как думал JI. Вулли, приписывавший поэтому Уру население в четверть миллиона жителей. По всем расчетам, в пределах городского овала могло жить до 50 тыс. человек, а жилища на равнине к городу относить нельзя, и население их было, несомненно, во много раз меньшим, чем считал раскопщик.
С западной и северной сторон город обтекал Евфрат, а на севере от реки отходила искусственная протока, тянувшаяся вдоль города с востока. С западной же и с северной сторон, в глубь возвышения, на котором стоял город, через узкие ворота (шириной 8—15 м) на уровне реки втекала вода, заполнявшая два [‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡] затона — искусственные гавани площадью 6800 и 16 000 кв. м, где борт к борту могли стоять, вероятно, по нескольку десятков мореходных парусных ладей или речных барж; те и другие были связаны из огромных, загнутых к носу и корме стволов просмоленного тростника. Гавань и пространство вокруг нее назывались по-шумерски кар, по-аккадски — карум; это же слово обозначало «рынок» и «купеческую организацию» с ее самоуправлением. Около главного урского карума — почти единственного места в городе, где была пресная вода, если не считать отдельных колодцев, — находился принадлежавший храму сад с финиковыми насаждениями. На пристани карума, видимо, происходила торговля, мелкая и крупная, толкались проститутки (по- шумерски кар-кйда «шляющиеся по рынку»); неподалеку, по всей вероятности, по решению храмового суда совершались водные ордалии, и тут же, надо полагать, стражникам суда случалось казнить, окуная головой в воду, женщин, осужденных за то, что в те времена считалось наиболее тяжкими преступлениями (осужденных преступников-мужчин убивали топориком и, надо думать, не здесь, а у ворот суда, ближе к храму).
Западный карум отделялся от священной ограды Ура 100-метровым пространством.
Здесь дома мало отличались от домов периода династии Ларсы, найденных в других частях Ура. Мимо этих домов улочка вела к боковым воротам внутренней священной ограды городской общины — этой цитадели городов Южного Двуречья.
Сами стены священного участка сохранились только от гораздо более позднего времени, хотя, несомненно, существовали еще в III тысячелетии до н. э. Внутреннее устройство священной ограды Ура тоже во многом менялось от поколения к поколению; но мы, занятые не историей архитектуры, а условиями жизни людей древнейшей цивилизации, можем позволить себе отвлечься от деталей, тем более что основные сооружения в священной ограде были всегда, в общем, одни и те же: храмы, зерновые склады, канцелярии.
Священная ограда Ура занимала наиболее древнюю и потому (если мы вспомним, как нарастали городища-«телли» древнего Двуречья) и наиболее высокую часть города. Это был обнесенный сырцовой крепостной стеной не совсем правильный прямоугольник длиной почти 400 м и шириной около 200 м, с несколькими воротами, которые охранялись башнями с привходными помещениями. У одних из ворот собирался суд. В пределах священной ограды находились главные храмы городской общины, прежде всего храм бога Луны Нанны с большим (почти 100-

метровым в длину) двором для молящихся и с примыкавшей к нему огражденной площадью, на которой возвышалась многоярусная громада зиккурата: если в «нижнем» храме совершались основные моления иг стояли статуи и эмблемы не только бога Нанны, но и многих других божеств и царей, украшенные серебром и золотом, то в «верхний» храмт куда допускались только некоторые наиболее доверенные храмовые чины, бог, как считалось, иногда самолично спускался с небес; возможно, здесь же совершался и обряд «священного брака». Наклоненные,, подобно скошенным граням усеченных пирамид, стены ярусов зиккурата заключали в себе сплошной массив из сырцового кирпича, лишь облицованный обожженным. Со стороны фасада три прямые лестницы вели спереди и с боков, как на небо, на высокий первый ярус сооружения через ворота наверху; другие лестницы поднимались по сторонам меньшего в объеме второго яруса и вели на третий, где и стоял «верхний» храм.
Плоскости стен зиккурата и ворот, как и всех вообще храмоводворцовых строений Двуречья, делились вертикальными нишами. Ярусы были, вероятно, черного, красного и белого цвета; озеленялись ли их уступы, как иногда предполагается исследователями, сомнительно.
Площадь вокруг зиккурата составляла ограду в ограде; в стене, окружающей площадь, были устроены помещения — видимо, хозяйственные. Позади зиккурата была «кухня», где жарились жертвенные ягнята. Сама площадь предназначалась, как и двор «нижнего» храма, для молящихся^ Снаружи помимо «нижнего» храма бога Нанны к ограде зиккурата примыкали различные строения, отделенные от внешней стены улочками и промежуточными воротами. У юго-восточной стены ограды зиккурата возвышались большое здание, восстановленное жрицей Эн-Анатумой, дочерью иссинского царя Ишме-Дагана; дворец жрицы-энтум и одновременно* «нижний» храм Нанны и его жены богини Нингаль, однако этот храм: не был рассчитан на массовое посещение. Рядом с ним находились ига- нун-мах— зернохранилище храмов Нанны и Нингаль и дуб-ла-мах — место приема жертненных поборов и хранения хозяйственного архива храма; здание это считалось священным, и в честь него даже давали имена детям; ранее сквозь него проходил главный вход на террасу зиккурата, и тут же в эпоху III династии Ура заседал царско-храмовой суд, но при царях Иссина этот проход был заложен. В южной части большой общей священной ограды ранее стоял царский дворец (площадью около 3 тыс. кв. м), уже не существовавший ко времени Кудур- мабуга и его сыновей.
Под юго-восточным углом той же самой священной ограды были мавзолеи царей Ура, но, с тех пор как они были разорены эламитами, весь этот район был застроен жилыми домами — возможно, жилищами храмовой и царской администрации. Разумеется, все эти здания, строившиеся не всегда и не целиком из обожженного, а часто и из сырцового кирпича, довольно быстро ветшали и теряли необходимый импозантный и монументальный вид; каждый царь, владевший Уром, если только он претендовал хоть на какой-либо престиж и могущество, приказывал здесь что-нибудь строить, чинить или хотя бы белить.
Вся остальная площадь города была застроена, по-видимому, сплошь. Раскопаны два жилых квартала времени династии Ларсы. Они Ил. 96 составляли менее Vso части общей площади Ура, однако, вероятно, дает довольно верное представление о городской застройке и о жизни в любой крупной городской общине Старовавилонского периода. В этом квартале жили люди и зажиточные, и среднего достатка; нищая голь здесь не жила, хотя найденные документы дают представление и о ней. Документов найдено много; они позволяют в некоторых случаях не только уста-

повить имена владельцев домов, но и их родство, взаимоотношения с соседями, вид занятий и служебную карьеру; кое-где на полу перед домашними алтарями сохранились терракотовые рельефы с изображением божества — покровителя семьи, а близ алтаря — чашка для жертвоприношений. Некоторые из найденных здесь домов были построены еще при III династии Ура, и все они стояли еще во времена Хаммурапи; значительная часть из них была при Хаммурапи отремонтирована и прослужила еще одному поколению.
Постройки внутри городских пределов теснились настолько вплотную, насколько это было возможно; между домами оставались лишь узкие, кривые, то сужающиеся, то расширяющиеся улицы шириной в 1,5—
2, редко 3 м, а то и совсем узенькие, неправильные проходы и тупички, едва достаточные для двух встречных пешеходов или для одного вьючного осла: на колесницах по улицам Ура ездить было нельзя! Все остальное было беспорядочно застроено неправильной формы домами (в зависимости от того, как позволяла уже существующая застройка). Эти дома выходили на проулки белеными или облупленными глухими стенами; более богатые снаружи были выложены обожженным кирпичом до второго этажа, но у иных из-под побелки можно было видеть лишь несколько рядов обожженного кирпича в самом низу; обожженный кирпич предохранял дом от размыва, когда весенние дожди превращали улочки в потоки грязи.
Вторые этажи жилых домов и внутренние стены по большей части строились из кирпича-сырца серо-желтого цвета. Глухие стены построек — в этих кварталах чаще двухэтажных — только кое-где прерывались низенькими дверцами, да иногда виднелось под потолком маленькое окошко-отдушина, либо забранное керамической с круглыми отверстиями или тростниковой решеткой, либо оставленное открытым, но тогда такое маленькое, что в него нельзя было пролезть и мальчишке.
Крыши были, как и теперь на Ближнем Востоке, плоскими. Кое-где стояли маленькие квартальные храмики, но стены их выделялись не членением на выступы и ниши, как у храмов в священной ограде, а разве что более аккуратной побелкой; для таких храмиков выбиралось место по возможности на перекрестке улиц. А иногда сплошные стены домов вдоль переулка сменялись руинами: полурухнувшие стены, наполовину заваленные глиной помещения; это хозяин дома почему-либо покинул Ур и вывез с собой ценный материал — потолочные балки и двери; но и такие руины, так же как и маленькие пустыри-дворики, образовавшиеся кое-где между домами, имели высокую ценность в переполненном жителями Уре.
Зелени, кроме как у речных затонов, в городе не было; не было и садов при домах.
Планировка целиком зависела от того, какой формы место можно Ил. 97 было выкроить между уже построенными домами, но почти все дома имели определенные обязательные части. В жилище более или менее состоятельного человека дверца с улицы вела в сени, где стоял кувшин с водой для омовения ног и хранился хозяйственный инвентарь, а оттуда, наискосок от уличной, другая дверь вела во внутренний дворик ил. 98 площадью метров двадцать; он, как и сени, по возможности был мощен обожженным кирпичом, на двери у выхода из сеней во двор могли укреплять апотропей (оберег от злого духа) — фигурку демона; в середине дворика могло находиться углубление-бассейн. На уровне второго этажа по внутренней стене дома, обращенной во дворик, тянулась деревянная галерейка (обыкновенно не кругом, а только с одноіі стороны). Со двора мог быть ход в людскую — помещение для рабов с глинобитной общей лежанкой, в кухню с врытым в землю очаюм (здесь же храни-

96. Планы жилых кварталов в Уре эпохи династии Ларсы, первая четверть 11 тысячелетия до н. э

а)              квартал около священного участка: М) дом начальника храмовой канцелярии Ур Нанны впоследствии храмо• вого служащего Ку-Нингаля;
б)              жилой квартал:

1. школа,

Б) дом большой семьи,

2. зерновой складу Г) храмики,

Д) дом Думузигамиля.
Е) литейная мастерская,
Ж) хлебопекарная печь И—К—Л) дом купца Эйянацира, разделенный на три части

97. Планы жилых домов в Уре эпохи династии Ларсы:

а)              скромный дом;
б)              богатый дом;

1. хозяйственный двор,
2. священный дворик

98. Праздник во дворе дома состоятельного

горожанина в Уре, начало II тысячелетия до н. э.              (реконструкция
М. В. Горелика): костюмы и утварь по археологическим находкам, терракотовым рельефам, росписям и скульптуре из дворца Зимри-Лима в Мари (см. ил. 123, 1316, 1326); архитектурная реконструкция по Л. Вулли

лнсь и каменные зернотерки) и в кладовку [§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]. В подавляющем большинстве домов, однако, ни помещения для рабов, ни кухни не было (очаги для стряпни устраивались во дворе). Однако в любом доме напротив выхода из сеней обязательно располагалась дверь в парадную горницу; она могла быть различной длины, в зависимости от возможностей владельцев дома, но во всех домах имела стандартную ширину — 2 м (4 локтя), так как здесь, по-видимому, после обрядового семейного или родового пиршества вповалку укладывали спать гостей. Лишь в очень редких домах при горнице устраивали кладовку для постельных вещей (скорее всего циновок или паласов) и умывальную. Чаще же всего мылись просто во дворе (конечно, только перед жертвоприношениями и т. п. Напомним, что мыла еще не изобрели: пользовались речным песком, золой и некоторыми мылящимися растениями). Сквозь горницу был проход во второй, меньший двор, недоступный посторонним; часть его, по-видимому, имела крытый навес, и здесь находился домашний алтарь; в этом же дворике по возможности хоронили умерших членов семейства, впоследствии здесь же получавших посмертные жертвоприношения и возлияния воды от оставшихся в живых родичей. Время от времени эпидемии, как видно, заставляли переносить кладбища за городские стены, но затем обычай хоронить своих мертвых в своем доме возрождался снова: сказывалось могущество древней традиции домашней общины. Младенцев хоронили в глиняных сосудах, взрослых — в плетеных циновках.
Из первого — не священного — дворика на галерейку вела лестница, а под лестницей всегда находилось еще одно нужное помещение. Нечистот не оставляли в доме, их старались вывести дренажными трубами на улицу, остальное было уже дело собак, коршунов, жгучего солнца и ветра из пустыни.
На втором этаже находились собственно жилые помещения, но о них мы знаем меньше всего: почти ни один раскопанный дом не сохранился до уровня второго этажа. По-видимому, надстройка (ругбум) почти

96а
966


97а
976


всегда была меньше по площади, чем первый этаж; для размещения взрослых и детей обычно семье хватало, думается, одной-двух горниц площадью до 18—30 кв. м, имея в виду семью средней состоятельности. Число обитателей могло быть и немалым — часто уже взрослые и создавшие собственную семью братья делили дом только номинально, а фактически не расселялись из него. Правда, спать можно было и во дворе и на крыше, поскольку крыша, как мы уже отмечали, была плоская, а не скошенная внутрь, как предполагал JI. Вулли; на ней могли ночью спать, днем — сушить финики, зерно и овощи, а в прохладное время делать ручную работу и переговариваться или переругиваться с соседями.
Наряду с описанным типом дома существовал и другой, меньшего размера; в нем сени занимали всю ширину постройки, а из узкого дворика дверь вела в крошечную парадную горницу и оттуда на такой же маленький задний, священный двор; галерейка имелась только наверху, над входом в горницу. Похоже, что в домах подобного типа было не более одной горенки на втором этаже и что их обитатели иногда пользовались одним нужником на два-три дома (если вообще не просто переулком-тупиком). Видимо, такой тип домов возник в результате раздела первоначального семейного жилища.
Уровень улиц быстро повышался от пыли и отбросов, и крыльцо,, первоначально состоявшее из ступенек вверх, вскоре приходилось заменять на ступеньки с улицы вниз.
Ради удобства ориентировки археологи давали откопанным переулочкам названия лондонских улиц; так, один из них получил условное наименование «Патерностер-роу» — лондонской улочки, где до второй мировой войны было скопление антикварных и букинистических магазинов.. По-видимому, название, данное улочке британскими археологами, и навеянные им воспоминания настолько загипнотизировали британских археологов, что JI. Вулли счел довольно многочисленные находящиеся здесь при домах маленькие, совершенно замкнутые помещения за. . . магазины. Однако в них нет ни места для хранения товаров, ни хода в дом, ни элементарных удобств для продавца, ни окна или прилавка для покупателей; часто такой «магазин» был зажат в тупик между двумя-тремя входами в чужие жилые дома. На самом же деле это вовсе не магазины, а овечьи хлева; нам и из текстов известно, что горожане держали овец* пасли их вне городских стен и перед закрытием городских ворот, вечером, загоняли их домой. Тем не менее на территории квартала раскопано несколько, по-видимому, действительных лавок, где торговали через' широкое окно, а на маленькой площади сохранилась печь для хлеба* вероятно принадлежавшая пекарю-торговцу (существование таких хлебопеков засвидетельствовано документами [48]).
Кроме вышеописанных построек при раскопках первого квартала археологами также найдены казенный склад зерна, видимо собиравшегося с населения, и рядом с ним частный дом учителя, который выделил дворик под школу. Вокруг него найдено множество выброшенной врагами при взятии города клинописной литературы и учебных пособий. В другом месте найдена литейная мастерская, о которой еще пойдет речь. Очевидная перенаселенность кварталов, а значит, и города объясняется, по- видимому, тем, что в это опасное и тревожное время выселяться иamp; него было рискованно; наоборот, скорее сельское население стремилось укрыться в городе. Но в Уре, с тех пор как он был построен еще при III династии, жилая площадь существенно не увеличилась, население же росло, и документы показывают, что не только сыновья, разделявшие хозяйство после смерти отца, часто не расселялись по разным жилищам^ но что в некоторых домах поколениями жили вместе совершенно посто-

ронние лица. До нас дошло много сделок покупки и найма недвижимости в городах, но это чаще всего покупки не домов (как почему-то думают западные историки права), а «застроенной площади» (э-дуа), или «заброшенной площади» (э-шуба), или «дворового пространства» (э-кин- галъ) размером по большей части в 18, 15, 6 и даже 3 кв. м, редко 36 кв. м и больше, т. е. покупали либо комнаты, либо части комнат в соседнем доме, передвигая в последнем случае разделявшую оба дома глинобитную стенку, что засвидетельствовано и археологически. Время династии Ларсы было периодом постоянных войн между мелкими государствами, когда жить в Уре стало тесно, а вне города, не под защитой городских стен и укреплений, небезопасно (нам, например, известны в этом царстве укрепленные загородные поселения— «башни», принадлежавшие отдельным семьям, группам семей, а также царской и храмовой знати). Не в этом ли отчасти одна из причин необычайных успехов Хаммурапи в деле объединения страны?
Трудно говорить и читать о жизни людей какой-либо исторической эпохи, не представляя себе, как они выглядели. Физический тип жителей Двуречья был тот же, что и по сей день: это были смуглые люди с курчавыми или волнистыми волосами, с выпуклым или прямым носом и обильной растительностью на лице и на теле. Но чтобы представить их себе более живо, целесообразно немного рассказать об их модах в то время [*************************************].
Основным одеянием мужчин были набедренная повязка и туника, И л. 94 т. е. рубашка — либо безрукавка, либо с очень короткими рукавами, Ил. 99 в талию — из отбеленной на солнце шерсти или (редко) из отбеленного полотна; такую тунику носили значительно выше колен; ворот мог быть с вышитым кантом или гладким. Распространенной одеждой, которую носили поверх туники, было либо прямоугольное, либо выкроенное полотнище, чаще всего из шерстяной ткани, с бахромой с одной стороны или без бахромы; ширина его определялась обычным размером ручного горизонтального ткацкого станка (нормальная ширина была 1 локоть, или 50 см; набедренники-юбки, сзади более длинные, до 1 м, после III династии Ура почти перестали носить); длина ткани могла быть различной— 5—6X2,5 м и более; такая одежда либо просто обматывалась вокруг бедер (поверх туники или на голое тело) и тогда, как правило, закреплялась поясом в виде длинного шнура с кисточкой, либо могла представлять собой нечто более роскошное и замысловатое; например, обмотав один конец трехметровой ткани вокруг бедер, мужчина складывал оставшуюся часть пополам вдоль и пропускал спереди назад справа под мышку и затем перебрасывал конец ткани сзади через левое плечо. Если ткань была достаточно широка, то ее конец охватывал и левый локоть и мог придерживаться левой рукой; образовывалась пазуха, куда можно было что-нибудь положить. Различная длина, форма и расположение бахромы и разные способы перебрасывания ткани через плечо или левую руку создавали значительное разнообразие внешнего вида и позволяли следовать за модой. Ткани, за исключением просто отбеленной, окрашивали в красный, коричневый или светло-голубой цвет, однако краски (привозные!) стоили дорого. Были известны и сандалии (твердые подметки с прикрепленным шнуром, причем его пропускали между большим и остальными пальцами ноги и привязывали вокруг щиколотки), но в храме и дома даже самые знатные люди ходили босиком.
Весьма разнообразны и оригинальны были войлочные шапки, шляпы и (чаще всего) колпаки; цари носили круглую шапку с полями или

отворотом, войлочную или из бараньего меха; воины иной раз толстым войлоком не только несколько раз обвязывали голову, но и подвязывали лицо и челюсть.
В плохую погоду надевали плащ-накидку в виде прямоугольного полотнища, в верхней части которого были прикреплены с обеих сторон по одной или по две лямки, завязывавшиеся узлом на груди.
Женская одежда сравнительно мало отличалась от мужской; только женщины никогда не ходили без туники, а свободные женщины, по-видимому, обычно носили поверх туники еще другую одежду. Женская туника, в верхней своей части шившаяся в обтяжку, могла доходить до колен и ниже, иной раз с разрезами сбоку; но иногда она превращалась в сплошное, слегка приталенное, иногда полосатое платье до полу; тогда его можно было носить и одно, без всей прочей одежды. Известна, но, кажется, не в моде была и юбка, сшитая из нескольких полуметровых в ширину горизонтальных полотнищ, причем верхнее сворачивалось в жгут-пояс. Изредка сверх туники набрасывался некий предок блузки: перед и спинка до талии, соединенные только воротом и открытые сбоку. Но знатная женщина, если только она была не в платье и не в юбке, непременно носила поверх туники такую же точно ткань-«завертку» (вроде индийского сари), которую мы описали выше как одежду для мужчин; в зависимости от местности и моды могли меняться цвет ткани, характер бахромы и переброски через плечо. Кроме того, знатная женщина имела плащ-покрывало — большой широкий шерстяной плат с бахромой, закрывавший ее от плеч до полу.
Любопытно, что у нас нет ни изображений, ни достаточно ясных текстов, которые свидетельствовали бы о том, что вавилонские женщины закрывали лицо [†††††††††††††††††††††††††††††††††††††], хотя в соседней Ассирии за этим следили очень строго; однако при необходимости можно было легко прикрыть лицо, накинув плащ на голову.
Характерная особенность старовавилонского богатого женского убранства — тесный «воротник» из прилегавших друг к другу нитей бус, от подбородка до выреза туники. И мужчины и женщины иногда носили на шее шнур с большим серебряным или бронзовым кольцом и металлические браслеты на руках (и на ногах), были в ходу и другие побрякушки. Волосы у женщин свободно спадали до плеч, слегка подвитые на концах, а иногда надо лбом прикалывали косичку, свешивавшуюся концом у одного уха, или оплетали голову двумя косичками. Мужчины по большей части носили бороды, но не очень длинные; обычай выбривать верхнюю губу, которому следовали знатные, возможно, ввели амореи. В каких случаях брили голову, неясно (при исполнении жреческих обязанностей?). Но начисто сбривать волосы по всему телу, как это делали служители богов в III тысячелетии до н. э., перестали.
Нижнего белья не было ни у мужчин, ни у женщин; но и те и другие до самой смерти ни при каких обстоятельствах не снимали надевавшегося на голое тело магического двойного шнурка.
О примерной обстановке дома мы можем судить на основании договоров о разделе имущества между детьми умершего отца. Обычно в семье была одна кровать (для хозяина и хозяйки; прочие спали на циновках), несколько складных или цельных табуреток (но часто обходились вязанками тростника; интересно, что обычай сидеть на земле скрестив ноги был занесен на Ближний Восток впервые в средние века кочевниками- арабами). В доме могли быть еще каменные сосуды, каменная ступка с пестиком, зернотерки, пряслица, деревянные и тростниковые изделия — ларец или два, кадушка, прялка, ткацкий станок, лодка, корзины и не
сколько медных вещей — нож, мотыга, лопата и т. д.; глиняной посуды и всякого плетения было много, и их даже в акты о дележе наследства не включали. Зато делили, например, двери: одному брату принадлежала дверь на кухню, другому — на галерейку и т. п. В зажиточном доме, обслуживавшемся одним-двумя, а то и десятком рабов, обычно имелось несколько медных и серебряных вещей и с полкилограмма, а то и больше серебряного лома, т. е. наличных денег. Но встречались и дома, в которых даже и одной кровати или табуретки не было и, конечно, не было и рабов.
При одном дележе наследства, акт о котором дошел до нас, одному из братьев (скорее всего рыбаков, так как каждый получил по лодке) досталась в наследство корзина с клинописными текстами. Вообще, грамотных среди всяких слоев населения было не так мало, и дубсар (аккад. тупшаррум) «писец» было таким же почетным званием, как в некоторых странах сейчас «доктор философии», и его нередко предпочитали действительному званию и должности.
Для того чтобы живо представить себе картину жизни в городе Старовавилонского периода, необходимо обрисовать еще и господствовавшие здесь семейные нравы. Главным нашим источником являются законы; чем повторять более или менее одинаковые положения последовательных законодательств, лучше собрать все эти данные вместе, тем более что ни одно из этих законодательств не было сводом законов и в каждом из них выбирались для руководства судей то одни, то другие казавшиеся типичными казусы; расхождения же в существе характера отношений были только незначительные.
Уже в первобытном Двуречье, вероятно, господствовали более или менее патриархальные нравы; с течением времени черты патриархата усиливались; это вызывалось, с одной стороны, ростом имущественных накоплений и все большим значением, которое получали вопросы наследования власти и имущества патриарха, а с другой — увеличением значения мужских видов труда (плужной пахоты, металлургии и т. п.). В идеологической области это, как мы уже говорили, выразилось в виде постепенного ослабления почитания женских божеств, которые все более становились лишь женами божеств-мужчин. Утверждению такого представления содействовало и то, что патриархальные скотоводы-семиты (в хозяйстве которых мотыжное земледелие — когда-то типично женский труд — давно играло совсем второстепенную роль) хорошо различали шумерских богов, но богинь обычно называли всех одним общим прозвищем— Тастар, 'эштар, иштар, т. е. «богиня».
И на земле положение женщины становилось все более приниженным.
По библейскому законодательству I тысячелетия до н. э. невеста, оказавшаяся недевственной в брачную ночь, должна была подвергнуться смертной казни — ее побивали камнями перед домом ее отца; зато за ложное обвинение невесты жених должен был уплатить почти килограмм серебра. Старовавилонское законодательство таких строгостей еще не знает; лишь по Законам Липит-Иштара (§ 33) жених-клеветник уплачивал пеню, но в сумме в десять раз меньшую, а о наказании невесты не говорит ни один закон: по-видимому, наказание домашними средствами считалось достаточным. Даже изнасилование незамужней девицы[‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡] не считалось большим преступлением: виновный должен был лишь уплатить отцу девушки сумму брачного выкупа, чтобы возместить

99. Костюмы Старовавилонского времени (реконструкция М. В. Горелика):

а—в) одеяния высшей знати [а — по статуарному изображению Иштуп- Иля из дворца Зимри-Лима в Мари% начало II тысячелетия до н. э, (см. ил. 1316) , б — по статуарному изображению Иди-Илума, из дворца Зимри- Лима в Мари, начало II тысячелетия до н. э., в — с изображения женщины из дворца Зимри-Лима в Мари,
XVIII в. до н. э.];
г)              знатный мужчина, по изображению на вавилонской победной стеле XIX—
XVI вв. до н. э. из Лувра;
д)              дворцовый работник, по изображению на стенописи дворца Зимри-Лима в Мари, XVIII в. до н. э.

100. Старовавилонские документы:

а)              документ в «конверте»;
б)              документ с описанием судебного процесса о краже раба
понесенный семьей хозяйственный ущерб (поскольку семье не удастся более выдать ее обычным порядком замуж); кроме того, отец или в его отсутствие мать могли потребовать, чтобы виновный женился на девушке без права в будущем развестись с ней.
Изнасилование девушки признавалось совершившимся только в случае, если даже по косвенным обстоятельствам было вполне ясно, что она не только не давала своего согласия, но при всем желании не могла бы дозваться на помощь. На улице или в другом общественном месте порядочная девушка или женщина могли появляться только в сопровождении отца, брата, сына или других надежных провожатых и лишь во время праздника — в компании других девушек. Девушка, оказавшаяся на улице одна, уже тем самым давала повод считать ее «гулящей», и, если овладевший ею мужчина клятвенно подтверждал, что он не знал, кто она такая, вина с него снималась. О наказании девушки в законах и тут нет речи — это было делом ее отца.
Старая дева, живущая в отцовском доме, — такое явление было неизвестно обществу Двуречья; если девушку не удавалось выдать замуж в юном возрасте, то ее отдавали в жрицы — надитум, кульмашйтум или кадйштум, а то и просто в блудницы-харимтум; профессия харимтум, как кажется, не считалась особенно зазорной для незамужних. Конечно, высшие жреческие должности, как, например, энтум, были уделом царевен или девушек лишь самых знатных родов. Профессия жриц-надитум (и, возможно, другие подобные), по-видимому, требовала грамотности.
Девочку обыкновенно выдавали замуж в очень раннем возрасте, хотя «браки с трехлетними», как говорили в шутку, осмеивались общественным мнением (в пословицах). В любом случае обрученная, за которую был получен выкуп, с правовой точки зрения была уже женой своего мужа, хотя нередко еще годами жила в доме своего отца — вероятно, до достижения половой зрелости. Брак был сделкой между патриархальным господином девушки — отцом или братом (в некоторых случаях девушкой распоряжалась ее вдовая мать) —и женихом (или его родителями); согласия девушки не требовалось. Прелюбодеяние замужней женщины (в том числе и «жены», жившей еще в отцовском доме) каралось смертью и ее и любовника. Муж, застигший любовников на месте преступления, мог их тут же убить; если же он обращался в суд, то и в этом случае любовник в точности разделял судьбу виновной жены: решив ее помиловать, муж не мог требовать наказания любовника. Жена могла



99г
99в



99д



доказывать в суде, что была изнасилована, но только при условиях, что она немедленно сообщила о случившемся и что преступление было совершено, когда она не могла бы дозваться помощи. В случае оговора в прелюбодеянии, не доказанном на месте преступления, жена была все же обязана очиститься перед мужем с помощью водной ордалии (утонувшая считалась виновной).
Столь различное отношение к, казалось бы, одинаковому проступку девушки, находившейся под патриархальной властью отца, и женщины, находившейся под патриархальной властью мужа, объясняется, по-видимому, не столько тем, что эта власть приравнивалась к собственности мужа на жену (ибо это было бы в той же мере верно и в отношении власти отца), сколько стремлением сохранить целостность и чистоту родовой преемственности и прав на наследование имущества в домашней общине — этой первичной ячейке, из которой строилось общество.
Муж имел право только на одну законную жену (сожительство со своими рабынями в счет не шло, но за сожительство с чужой рабыней иногда приходилось возмещать «убыток» ее хозяину). Если жена была надитум (что, может быть, имело два значения: 1) бесплодная по природе и 2) бесплодная по обету как жрица[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§]), то либо муж мог сразу взять себе наряду с ней и свободную наложницу (например, ее младшую сестру; такая наложница несла тоже известные жреческие обязанности), либо жена могла впоследствии дать мужу одну из своих рабынь, дети которой считались тогда законными детьми жены; если же жена отказывалась выбрать мужу рабыню, то муж мог взять себе наложницу по своему желанию, заключив о ней брачный договор с ее семьей, как и в случае полноправной жены. Но в любом случае наложница не имела права равнять себя с законной женой; ей поручали черную работу в доме; и хотя даже рабыню, родившую хозяину детей, в принципе за* прещалось продавать, но если она дерзко вела себя по отношению к хозяйке, на нее можно было наложить «знак рабства» (аббуттум) и держать на общем основании как рабыню, а не как члена семьи в узком смысле, какой была наложница; рабыню — любовницу мужа, не родившую детей, жена могла и продать.
Жених, сговариваясь о невесте, вносил своего рода «задаток» (бйблум «взнос») на свадебное пиршество, а затем начиная с аморейских времен и брачный выкуп — терхатум (буквальное значение этого термина слишком натуралистично для перевода). Хотя терхатум по своему юридическому оформлению и не был платой за покупку женщины, но фактически величина его держалась на уровне цены женщины-работницы (например, рабыни) — 20—30 сиклей серебра. Со своей стороны, родители выделяли невесте приданое (нудунну), которое было ее наследственной долей в отцовском доме и служило ей также содержанием на случай развода. При совместной жизни им распоряжался муж, но после смерти жены оно доставалось ее братьям, если она умерла бездетной, а если у нее были сыновья (родные или приемные), то им, но не мужу и не детям мужа от другой жены или наложницы.
Муж мог развестись с женой по своему произволу («прогнать» ее), но если она ни в чем не провинилась, то он обязан был вернуть ей приданое, а иногда еще и отдельную разводную плату. Однако если в квартале считалось, что она «гулящая» и к тому же проматывает мужние средства, то по жалобе мужа суд мог приговорить ее к смертной

казни; в лучшем случае муж обращал ее в рабство. Жена же могла разойтись с мужем (только по суду) лишь в том случае, если муж ложно поклялся в ее неверности, или, пользуясь ее тяжелой болезнью, ввел в дом другую жену, или если он бежал из своей общины (однако пребывание его в плену при условии, что в доме было чем прокормиться, не прекращало брак). Суд мог расторгнуть брак и в том случае, если жена не допускала мужа осуществить его супружеское право на том основании. что он ведет беспутный образ жизни (однако в этом случае соседи должны были подтвердить ее собственную беспорочность; иначе попытка жены отлучить мужа от ложа оканчивалась для нее смертной казнью).
Брачный договор оформлялся письменно только в северных царствах, в Ларсе же — устно. В сельских местностях, вероятно, нравы были проще и положение женщин несколько легче.
Патриархальная власть мужа и отца распространялась равно на жену и на детей. Он мог отдать жену в залог за свои долги (но не за добрачные, если так было установлено в брачном договоре), мог заложить и даже продать своих детей и в некоторых случаях в порядке возмездия равным за равное должен был расплачиваться жизнью членов lt;5воей семьи за смерть, причиненную его действиями жене или детям другого.
Даже взрослые и женатые дети обычно до смерти отца оставались под его властью. Приемный сын мог быть продан за отрицание отцовства и материнства приемных родителей, но и родной сын — за «тяжкое преступление» против отца. Усыновление своих детей от собственной рабыни не составляло большой трудности.
Существенно, что большинство жриц, а также блудницы-харимту выходили из-под патриархальной власти и по правоспособности были близки к мужчинам.
Такова была повседневная жизнь старовавилонского общества, по крайней мере городского; условия жизни, господствовавшие в царстве Ларсы, могут быть показаны нагляднее на примере судеб отдельных жителей ее городов, о которых мы узнали из раскопок и найденных археологами документов.

Сам город Ларса раскопан хуже, Ур лучше, поэтому мы начнем с Ура.
В Уре наряду с домами, имевшими свои архивы, были такие, где хранились лишь единичные частноправовые документы, свидетельствовавшие о сделках, почему-либо особенно важных для хозяев, а также и о том, что даже дома, хозяева которых не были дельцами, не могли стоять вне складывавшейся системы товарно-денежных отношений на основе рабовладения. Таких домов, конечно, было большинство; нам известно из Ура менее десятка подлинно частных архивов, хотя раскопано более полусотни домов. Кроме того, при просмотре старовавилонских документов из Ура перед нашими глазами проходят мелкие ремесленники, мелкие храмовые служащие и во множестве неизвестные, только по разу или по два встречающиеся в документах лица, названные не по профессии, а по имени и отчеству, следовательно, рядовые граждане общины, не связанные ни с какой придворной, жреческой или ремесленной профессией. Все они упомянуты в качестве берущих взаймы у ростовщика или как свидетели сделок более влиятельных и богатых соседей (от которых они по большей части и зависели, и в силу родства, и в силу задолженности, и других причин).
Жреческие и ремесленные профессии были все традиционно уделом людей царско-храмового персонала. Хотя, как мы видели, и эти профессии стали теперь доступны общинникам, если у них на то были средства, но в целом человеческий фон, на котором протекала деятельность адми
нистраторов вроде Экигалы, Ку-Лугальбанды и Ур-Нанны, жрецов наподобие Ку-Нингаля, купцов и промышленников-ремесленников, как Эйяна- цир и группа Имликума, ростовщиков вроде Думузигамиля, составляли люди с очень низким жизненным уровнем.
Об уровне жизни городских семей этого времени мы можем судить главным образом по уже упоминавшимся документам о разделе наследства.
Конечно, такие документы относятся не к самым бедным семьям — тем, в сущности, и делить было нечего; по случайности не дошло записей о дележе наследства и из тех домов, где имелись архивы, т. е. из самых богатых. Среди делившихся семей встретилась только одна, владевшая

22. рабами (возможно, семья работорговцев). Мы знаем, что были семьи и более богатые; об одной из них свидетельствует документ о дорогих предсвадебных угощениях и подарках своякам; есть и юридические сделки, заключавшиеся, видимо, тогдашними богачами. Однако характер и этих сделок не указывает на особо легкий и роскошный быт даже самых зажиточных семей.

Тот уровень жизни, о котором можно заключить по наиболее обычным описям делимого имущества, скажем в акте дележа между писцом Нигеной (Младшим) и его братьями-рыбаками, весьма скромен, но и он был, видимо, выше уровня жизни значительной массы жителей города Ура и вообще царства Ларсы, людей, о которых мы мало знаем, потому что они вовсе не могли заботиться о письменной фиксации своих общественных отношений и не составляли никаких письменных документов. Среди них важно привлечь особое внимание к земледельцам — групповым владельцам земли, которые известны нам по многим сделкам покупки финиковых плантаций (поля в это время хотя иногда и продавались в царстве Ларсы, но не в Уре) и аренды полей и садов [**************************************]. Это прямые потомки членов большесемейных общин IV и III тысячелетий до н. э. — социальной организации, которая к этому времени далеко еще не сказала своего последнего слова в истории Двуречья.
Самые низы общества, голодная голь, тоже не выпали из поля зрения изучаемых документов. Мы встречаем в них упоминания и нищенок, и проституток и т. п. Вот еще пример крайней бедности, извлеченный из двух документов, относящихся к более раннему времени — к царствованию Суму-Эля (1887 и 1886 гг. до н. э.).
Первый: «Одну голову-раба, Абуни по имени, от (некоей) Гула-та- банни купил Шумиабйя; 8 сиклей серебра как его полную цену он отвесил. В том, что в будущем друг к другу они не будут предъявлять иска, именем царя они поклялись».
Второй: «Абуни по имени, сына Ахутума, у него самого (т. е. у Абуни), (ибо) за серебро он себя отдал, и по его доброй воле у Бира- тум, его матери, Шесипад, сын Убар-Сйна, в рабство его купил; 8V2 сикля серебра как его полную цену он отвесил. Из его серебра [8?] сиклей серебра— долг Шумиабии, и [72?1 сикля серебра — долг с Биратум, его матери; в том, что о своем [рабе], своем [сыне], они не предъявят перед ним иска, не скажут Шесипаду: „Этот человек-де по слову моему не стал рабом, никто за серебро тебе его не продал... и полную цену тебе [††††††††††††††††††††††††††††††††††††††] не уплатил44, именем (бога) Нанна и (царя) Суму-Эля они поклялись». Писал этот документ Нигена Старший, может быть дед упоминавшегося Нигены Младшего из семьи рыбаков.

Что произошло? По-видимому, следующее. Абуни был свободным общинником, скорее всего внебрачным ребенком женщины Биратум (Ахутум, упомянутый во втором документе для того лишь, чтобы подчеркнуть правоспособность Абуни, продающего самого себя, был на самом деле не его отцом, а отцом его матери, что видно из текста надписи на ее печати, приложенной к этому же документу). Молодой человек пошел в услужение к женщине Гула-табанни, возможно, для того, чтобы выручить свою мать из лап ростовщика Шесипада (судя по месту находки документа, одного из старших родичей Имликума). Но Гула-табанни перепродала Абуни Шумиабии как раба. Сделка, вероятно, была фиктивной, так как Шумиабия сам был в долгу у Шесипада (если только не задолжал ему уже после покупки) [‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡]. Однако выяснилось, что Абуни фактически не был рабом, и дело пришлось «переиграть». Тем не менее в результате вместо безнадежного долга за неимущей одинокой женщиной ростовщик получил в свое распоряжение молодого раба, а мы уже знаем, как ценилась рабская сила. Связанный бедственным положением матери, Абуни, конечно, не станет ни бежать, ни бунтовать [§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§].
Итак, мы сделали обзор населения Ура времени династии Ларсы от почти богачей до нищих и рабов; он показал нам частную деловую жизнь в условиях едва начинающего развиваться товарного рабовладельческого общества.
Весьма сходную картину можно нарисовать для самой Ларсы, Ку- таллу, Ниппура и т. д. Кое-какое различие между городами все же заметно.
В Ниппуре почти вся жизнь сосредоточивалась вокруг дел культа. Здесь, например, как нигде, велась бойкая торговля мелкими частями храмовых должностей: нам известен архив некоего Аттайи (правда, несколько более позднего времени — 40-х годов XVIII в. до н. э.), посвященный многим десяткам подобного рода сделок. В Ларсе и особенно в Куталлу — городе, который начал застраиваться лишь с XIX в. до н. э., — не было такой жилищной нужды, как в Уре, и оставалось много пустырей.
Известные нам документы из Ларсы относятся к еще меньшему числу архивов, чем документы Ура. Из социально характерных персонажей города Ларсы времен Варад-Оина и Рим-Сина I мы остановимся только на одном — Бальмунамхё, хозяйственная деятельность которого хорошо изучена рядом исследователей (Ш. Ф. Жаном, В. Ф. Леемансом, Л. Матоу- шем, Н. В. Козыревой).
Семья, к которой принадлежал Бальмунамхе, во многом походила на богатые семьи из Ура. По имени отца Бальмунамхе (его звали Синнур- матим) было названо большое селение недалеко от Ларсы, и в этом селении имелась дворцовая земля, выдававшаяся служащим в наделы и сдававшаяся в аренду. Все ли селение входило в состав дворцового земельного фонда, сказать трудно — по-видимому, нет. Какие-то поступления, полученные как с Синнурматима, так и с сына его Бальмунамхе, упоминаются в дворцовых ведомостях, но являлись ли эти поступления общегражданским налогом или поступлением с них как с дворцовых служащих или как с администраторов, мы не знаем. Сам Бальмунамхе вел частную торговлю и занимался ростовщичеством в Ларсе и других городах.

Он нажил крупное имение путем скупки, обмена и аренды финиковых плантаций и полей.
Бальмунамхе, естественно, очень нуждался в рабочей силе, и во многих работах по истории древнего Двуречья он выступает в качестве типичного рабовладельца и скупщика рабов. Однако сделки его, связанные с рабами, носили своеобразный характер (данные Н. В. Козыревой).
Обыкновенно составлялись почти сразу два документа. По одному из них, какое-нибудь лицо (надо полагать, должник Бальмунамхе?), скажем Шу-Амуррим, продавал ему себя; при этом имелись поручители, отвечавшие своим имуществом и личностью за то, что новоявленный «раб» действительно имел право собой распоряжаться, что он не сбежит, ни укроется во дворце или в царском гареме, в храме или у «почтенных людей» (старейшин). По второму документу, Бальмунамхе уступал того же приобретенного им «раба» этим же самым поручителям «внаем». Самое любопытное, что поручители оказываются не кем иным, как родичами продавшегося: отцом, братьями и т. п. Значит, фактически обе сделки сводились к тому, что должник лишь терял статус свободного общинника, а фактически оставался жить и работать (конечно, на Бальмунамхе, но, очевидно, и на себя и своих тоже) в собственной домашней общине. Затем через несколько лет мы встречаем новый документ, в котором «продавшийся», например тот же Шу-Амуррим, выступает как ... свободный поручитель за кого-то другого из своих родичей (по-видимому, за дядю). Очевидно, в промежутке был объявлен акт «справедливости», по которому долговые и связанные с ним сделки были отменены, или просто истек срок, в течение которого свободный человек мог считаться продавшимся в кабалу.
Таким образом, перед нами рабовладение не только патриархальное, но и временное. Мы все еще в пределах раннего этапа рабовладельческого общества, даже если учесть, что были и рабы-пленные, и перекупленные, и рожденные в доме от рабыни и т. д.
Таким образом, царство Ларсы сделало шаг в сторону создания рабовладельческого общества античного, т. е. товарного, типа. Но для этого все еще недостаточно были развиты производительные силы, в особенности в области ремесла, вследствие чего не только не повышался в достаточной степени уровень техники производства, но и, в частности, доступное господствующему классу вооружение не обеспечивало необхо' димой безопасности для массовой эксплуатации рабов-«вещи», рабов- товара. В то же время разделение труда как между областями, так и внутри каждой данной области было еще недостаточным для широкого развития товарно-денежного хозяйства и возникновения рабовладельческого производства на рынок; и, наконец, для создания общества античного типа нужно было положить конец долговому закабалению сободных ростовщиками, подрывавшему основу развития и отдельных частных хозяйств, и всего общества в направлении товарного производства. Само ростовщичество было вызвано к жизни потребностями и условиями времени, и прежде всего недостаточной денежностью хозяйств, сезонностью поступления наличных средств, и притом преимущественно в натуральной форме. Разорвать этот порочный круг было нелегко, для этого явно еще не созрели условия.
Во второй половине своего правления, после учреждения «эры Иссина», Рим-Син I попытался, однако, изменить слагавшееся экономическое положение. В. Ф. Лееманс заметил, что начиная примерно с 1793 г. до н. э. прекращается поток документов, свидетельствующих о деловой и торговой деятельности частных лиц, таких, как Бальмунамхе в Ларсе, Эйянацир, группа Имликума в Уре и многие им подобные, хотя сами эти люди или их семьи, как в некоторых случаях удается установить, продол
жали существовать и пользоваться значительным достатком. По-види- мому, были проведены какие-то реформы, ограничивавшие частнособственническую деятельность и развитие товарно-денежных отношений. Это, вероятно, казалось мерой защиты беднейшего населения от эксплуатации торговцами и ростовщиками, но может рассматриваться и как попытка задержать естественный ход историко-экономического развития.
Между тем развитие частного рабовладения не было особенностью одного только царства Ларсы; оно было характерно для всех ближневосточных государств этой эпохи, по крайней мере тех, которые строили свою жизнь на речной ирригации разных типов. Об этом свидетельствуют, между прочим, довольно примитивные законы, хотя написанные уже не по-шумерски, а по-аккадски, изданные в царстве Эшнуны. Царство это, хотя и периферийное по отношению к Нижней Месопотамии, лежало на основном пути, ведшем по долине реки Диялы в Элам и в глубь Ирана, и было достаточно богатым и довольно высоко развитым. Мы уже видели, как его более ранние цари, такие, как Итурия и Иль- шуилия, в годы падения Ура пытались соперничать с Иссином и принимали громкие титулы; более поздние, такие, как Билалама, сын Кири- кири, хотя уже не претендовали на великодержавную роль, опять создали незадолго до возвышения Гунгунума в Ларсе свое государство. Эшнуна была солидным царством в долине Диялы и находилась в союзе с Эламом (дочь Билаламы была замужем за правителем Суз в Эламе — Танрухура- тером). Позже Эшнуна на короткое время вошла в недолговечное царство города Дер, а затем здесь правили слабые, хотя и самостоятельные энси, делившие власть над равниной Диялы с аморейскими правителями Тутуба. Однако в дальнейшем, по-видимому, Эшнуна вновь усиливается — может быть, вследствие расширения торговли с Востоком. Во всяком случае, ее последующие правители — Ипик-Адад II, Нарам- Син, Дадуша и Ибаль-пи-Эль И, примерно современники Варад-Сина, Рим-Сина I и Хаммурапи, — вновь приняли царский титул и даже прижизненное обожествление.
Законы Эшнуны раньше приписывались Билаламе, теперь — Дадуше,. младшему брату Нарам-Сина. Они представляют интерес как свидетельство о характере общества на окраине Двуречья периода его расцвета в раннюю эпоху древности и во многом совпадают с Законами Хаммурапи (ЗХ), которые мы будем подробно рассматривать дальше. Поэтому здесь отметим только некоторые оригинальные черты Законов Эшнуны.
Начинаются они с тарифа цен на ходовые товары и на наем работников, людей, повозок и т. п.; как и другие тарифы подобного же рода, он вряд ли соблюдался в повседневной практике, а служил лишь ценником для судов при решении конфликтных дел по вопросам уплаты за товары или по найму. Некоторые цены все же стоит отметить: за 1 сикль серебра (1 /і20 кг) можно было по тарифу купить 300 сила (225 л) ячменя, или 3 кг шерсти, или 600 сила соли, или 1,5 кг меди; месячная плата наемного работника без прокорма составляла тоже 1 сикль серебра (здесь тарифная цена, по-видимому, несколько выше средней реальной); гак, некто Думузигамиль нанял раба за 1 сикль в год! Это, правда, был исключительный случай.
Интересен следующий закон (§ 40): всякий продавец обязан быть в состоянии указать происхождение продаваемой вещи, иначе он отвечает как за кражу. «Указать» — значит предъявить свидетелей или договор.
Семейное право Эшнуны мало отличалось от тех правовых положений в этой области, которые действовали в других государствах

Передней Азии, где существовала патриархальная семья. Интересна норма, предоставляющая родичам преимущественное право покупки отчуждаемого земельного надела (§ 38), как и у хурритов и, возможно, у эламитов.
Законы Эшнуны знают особую категорию — мушкенумов; интересы их тесно связаны с интересами дворца, и закон защищает их имущество, предоставляя защиту имущества полноправных граждан — авилумов — обычному праву. Так, человек, вломившийся в дом мушкенума ночью или во время дневной сиесты, должен быть казнен; если в дневное время — «должен отвесить» 10 сиклей серебра, если у вора они есть (§ 12—13). В то же время считается само собой разумеющимся, что мушкенум — бедняк: в случае займа предполагается, что он отдаст в залог кредитору жену, в то время как авилум отдаст рабыню (§ 22—24). Но если кредитор дурным обращением доведет жену мушкенума до смерти, он должен быть казнен, в то время как авилуму он отдает только двойную цену уморенной им рабыни. Продажа дома обедневшим лицом обратима, если он сможет впоследствии уплатить его цену (§ 39, ср. указы о мишарум).
Интересны законы о рабах: рабы или рабыни, прогоняемые (на продажу или переселение) через Эшнуну, должны иметь на себе «рабский знак» (аббуттум), кандалы и шейную колодку; местные рабы также не могут выходить за ворота Эшнуны иначе как закованными и с особого разрешения хозяина (§ 51—52). Если должностное лицо задержит у себя беглого раба дворца или мушкенума долее недели (или, согласно другому варианту, месяца), то дворец привлекает это лицо к ответственности в судебном порядке (§ 50). Принуждение чужой рабыни к сожительству влечет за собой возмещение хозяину в размере 40 сиклей серебра (§ 31). Сын рабыни, даже от свободного человека, — раб (§ 33); если рабыня дворца даст его на воспитание мушкенуму (т. е. дворцовому же человеку), то и в этом случае дворец может его отобрать как своего раба и еще взыскать его цену с воспитателя (который на самом деле мог быть и его родным отцом — § 34—35).
Правило талиона («око за око, зуб за зуб») не действует: за причинение вреда полагается лишь денежное возмещение; даже в случае кражи (?) на сумму до 60 сиклей (0,5 кг) серебра дело решает общинный суд, который, очевидно, может установить размер возмещения; мадо того, и кража раба или рабыни карается лишь возмещением равного за равное. Но кража сверх суммы в 60 сиклей, а также убийство, видимо, отнесены к юрисдикции царя, который, по-видимому, был вправе присуждать к смертной казни (§ 48—49).
Вкратце можно охарактеризовать общество Эшнуны по ее законам, во-первых, как несомненно рабовладельческое (притом, что дворцовое хозяйство наряду с рабами применяло и труд мушкенумов, т. е., как мы постараемся показать ниже, людей, не находящихся в чужой собственности, но лишенных своей собственности на средства производства и эксплуатируемых путем прямого принуждения); во-вторых, как общество, где денежные отношения были достаточно развиты для того, чтобы серебро стало всеобщим эквивалентом, а цены на обычные товары колебались в нормально поддающихся учету пределах. Однако для сколько-нибудь значительного развития товарно-денежных отношений имелись некоторые существенные препятствия, и главным из них, как, впрочем, и повсюду в известных нам для этого времени странах Передней Азии, была широкая практика ростовщического кредита.
Конечно, общество в царстве Ларсы стояло выше по своему развитию, но разницу между Ларсой и Эшнуной пельзя считать принципиальной.

Если мы обратимся к историческим перспективам дальнейшего развития этих наиболее передовых обществ своей эпохи, то должны помнить одно трагическое обстоятельство, как призрак стоявшее позади всего бурного развития общественной жизни в Двуречье, и особенно в царстве Ларсы. Из-за примитивного, нерационального способа орошения почва продолжала засоляться; урожайность земли падала все ниже, для пропитания каждой семьи требовалось все больше орошенной земли, а ее не было; прорытие все новых ответвлений от старых каналов только откладывало катастрофу и усиливало засоление. Все больше земледельцев попадало в лапы ростовщиков не потому только, что такова природа самого ростовщичества, но и потому, что с имевшейся земли все труднее было выплачивать долги, не говоря уже о процентах.
Наступит момент, когда города Двуречья, восходившие корнями чуть ли не к «допотопным» временам, будут покинуты и неимоверными усилиями людей новые русла рек прорежут совершенно новые места, сейчас еще занятые степью или пустыней и не засоленные благодаря орошению. Но об этом пока никто не думал; как обычно, в Ларсе тешили себя мыслью о благоприятной политической ситуации, и никто не задумывался над тем, что таило будущее.

4. Старовавилонское царство Хаммурапи

Хаммурапи, царь Вавилона, как и многие цари Двуречья до него, Ил. 102 начал свое царствование с традиционного мероприятия — установления «справедливости», т. е. с отмены долгов и прощения недоимок. Обряд объявления «справедливости» в царстве Вавилона заключался в том, что царь (на городской стене или на вершине зиккурата?) зажигал «золотой факел»; завидев его, окрестные города и селения передавали весть дальше, зажигая факелы у себя; с этого момента должники освобождались по всей стране от своих долгов; затем из столицы рассылался текст указа с угрозой смертной казни тому, кто его исказит или ему воспротивится.
Первые пять лет Хаммурапи посвятил храмостроительству и, вероятно, подготовке военных действий против соперников. На шестой год (1787 г. до н. э.) Хаммурапи решился нанести удар по Ларсе. Были взяты Иссин и Урук: вавилонские войска стояли в одном переходе от ил. 101 столицы Рим-Сина. Однако торжество молодого вавилонского царя было преждевременным. На следующий год война с Ларсой продолжалась (так надо понимать указание на «страну ямутбалы» в «датировочной формуле» 8-го года Хаммурапи; враги династии Кудурмабуга обычно называли царство Ларсы страной племени ямутбалы), но военные действия шли уже гораздо ближе к Вавилону, чем к Ларсе, на берегах «Свекольного канала» (И[д]-шумундар), прокопанного еще по приказу Апиль- Сина, деда Хаммурапи, и, значит, не на территории царства Ларсы.
С этих пор надолго между Хаммурапи и Рим-Сипом устанавливается мир. Наступательные действия Хаммурапи ведет теперь в других направлениях: в 1783 г. до н. э. он разорил (но не занял) город Малгиум, близ устья Диялы, в 1782 г. расширил вавилонскую территорию на севере, присоединив город Рапикум (несколько ниже по Евфрату, чем совр. Рамади). Затем Хаммурапи ведет длительную подготовку к дальнейшим наступательным войнам, но, учитывая силу соперников, строит и у себя мощные укрепления, из которых особо важной была, вероятно, «Главная стена против горной страны», т. е., надо думать, обеспечивавшая тыл Вавилону против пастушеских племен высокой степи.

Это была эпоха создания союзов и оживленной деятельности дипломатических посольств, о которых мы кое-что узнаем из царского архива этого времени, найденного в Мари. «Нет царя, — пишет один из чиновников Зимри-Лима, царя Мари, — который был бы силен сам по себе: за Хаммурапи вавилонским идут десять-пятнадцать царей, за Рим-Сином ларсским — столько же, за Ибаль-пи-Элем эшнунским — столько же, за Амут-пи-Элем катнинским (=царем города Катны в Сирии . — И. Д.) — столько же, а за Ярим-Лимом ямхадским (тоже в Сирии. — И. Д.) идут двадцать царей». Не следует, разумеется, понимать эти слова буквально: ни у одного из перечисленных здесь государственных деятелей не было такого числа царей в союзниках, но «царями» в эту эпоху нередко называли и вождей подвижных пастушеских племен, и если причислить и их, то положение, обрисованное автором письма, не только правдоподобно, но и близко действительному числу союзных царств и племен.
Известно, что Хаммурапи отверг предложение союза со стороны Эшнуны и в 1783 г. до н. э. лично встретился и заключил союз с ее заклятым врагом — Шамши-Ададом I. Это был аморейский вождь, который с конца XIX в. до н. э. обосновался в Ашшуре на Тигре, но владел, кроме того, обширным и могущественным царством, включавшим Мари на среднем Евфрате и Катну в Сирии. За союз с ним Хаммурапи выговорил себе у Шамши-Адада города Хит и Рапикум на среднем Евфрате, вверх по его течению, по направлению к Мари. А прежде чем Рапикум перешел к Шамши-Ададу, он был самостоятельным городом-государством и союзником Эшнуны.
Гонцы разных царей сновали по путям Месопотамии, плелись политические интриги, и готовилось большое дело, видимо давно исподволь задуманное Хаммурапи.
Около 1768 г. Хаммурапи провел важнейшую административную реформу, сводившуюся к значительному укреплению царской власти и царского хозяйства (подробнее о ней будет сказано ниже). Был ли тогда же издан и первый вариант его законов, неясно
Лишь в 1764 г., умудренный опытом, Хаммурапи начинает серию своих больших походов, на этот раз, бесспорно, победоносных. В этом году он разбил соединенную армию Эшнуны, Малгиума и Элама вместе с подкреплениями, присланными горскими племенами (текст называет суба- реев и кутиев, но это, возможно, только традиционные обозначения горцев, которые могли принадлежать к какой угодно этнической группе; скорее всего речь идет о хурритах). Утверждение Хаммурапи (в его да- тировочной формуле) о победе над Эламом не было простым хвастовством, так как из его переписки мы узнаем, что в конце жизни он действительно осуществлял реальную власть в этой стране. Победой над этими врагами, как он сам считал, Хаммурапи «утвердил основание царства Шумера и Аккада», впервые объявив свое Вавилонское царство объединением всей Нижней Месопотамии и отождествив свое государство с основанным еще III династией Ура. Это было равносильно признанию власти Рим-Сина незаконной.
Обеспечив себе фланг со стороны Тигра и гор, Хаммурапи двинулся против престарелого Рим-Сина I и занял Ниппур, а на следующее лето подошел к стенам Ларсы. От конца месяца элула (август—сентябрь) 1763 г. до н. э. у нас есть документ о расходах царского хозяйства города Ларсы, ныне хранящийся в Эрмитаже. Из него видно, что в этом году за первое полугодие (или несколько меньше) в связи с войной расходы дворца на выдачи царскому персоналу возросли в Ларсе в 1,5 раза, а на собственно дворцовые нужды сократились в 6,5 раза; зато на экстренные нужды за время осады (по-видимому, за месяц) из запасов дворца было взято больше, чем за весь прошлый год, а именно 26 тыс. л

ячменя, и это все же очень немного,— меньше, чем месячный паек на 300 воинов! Отсюда видно, во-первых, что персонал дворца царя Ларсы сам по себе был невелик, во-вторых, что из дворцовых запасов во время осады содержали очень небольшой отряд (а если большой, то на мизерном пайке). Почему это произошло? Потому ли, что недооценивали опасность, или потому, что пользовались не только дворцовыми запасами?
Или, напротив, осады не ожидали и провианта не запасли? Сколько времени осажденные продержались, точно неизвестно, но, во всяком случае, документы стали датировать по правлению Хаммурапи в Куталлу не позже чем с нисана (марта—апреля) и в Ларсе — не позже чем с сивана (мая—июня) 1762 г. Но надо заметить, что с элула 1763 по нисан 1762 г. до нас вообще не дошло документов из этих городов.
Каким образом было покончено с самим Рим-Сином, неизвестно.
Хаммурапи унаследовал от Рим-Сина титул «отца амореев»; свое царство он уже ранее провозгласил царством Шумера и Аккада. Но на покорении Ларсы он не успокоился: в 1762 г. до н. э. он вновь столкнулся с Эшнуной и ее союзниками, занял город Манкисум на Тигре и закрепился вдоль берега этой реки между устьями Диялы и Адема; в 1761 г. он успел поочередно (?) завоевать и Малгиум вместе с некоторыми хурритскими (?) поселениями за Тигром, и царство Мари, незадолго до того (в 1782 г.?) освободившееся из-под власти Шамши-Адада I ашшурского, и подчинил при этом своего былого верного союзника — царя Мари Зимри-Лима. Он известен нам по дошедшему его архиву как довольно энергичный и, во всяком случае, вникавший в дела своего государства правитель [***************************************].
Два года спустя Хаммурапи отдал приказ срыть стены как Малги- ума, так и Мари; Зимри-Лим, видимо, был казнен. В условиях окружения этих городов кочевыми племенами снос их стен был равносилен уничтожению самих городов, хотя Хаммурапи и утверждал впоследствии, что «укрыл людей Малгиума во время бедствия, и утвердил в богатстве их жилища» (где — неизвестно), и «помиловал людей Мари»; однако Малгиум уже более никогда не возродился, а Мари потерял значение. Наконец, в 1757 г. (когда, возможно, он покорил Ашшур и Ниневию, о чем молчат «датировочные формулы», но говорит его стела с законами[†††††††††††††††††††††††††††††††††††††††]), а также в 1755 г. (судя по формулам годов, следовавших за этими) Хаммурапи воевал против «сутиев», Субарту и горцев Загроса и, кроме того, в 1756 г. он разгромил и, видимо, в конце концов покорил Эшнуну. Умер Хаммурапи в 1750 г. до н. э.
Законы, изданные по приказу Хаммурапи, были, по-видимому, Ил. 103 в окончательной редакции обнародованы в самые последние годы его царствования как завершение дела всей его жизни — политического, правового и идеологического объединения Месопотамии. Во введении к законам сказано, что верховные боги Ан и Энлиль (Ану и Эллиль аккадцев) навсегда передали власть над миром местному вавилонскому богу Мар- дуку. Мардук вскоре и в самом деле оказывается (и остается до конца существования вавилонской культуры) во главе всего нижнемесопотамского пантеона с титулом «бел» — «господин», оттеснив и ниппурского Эллиля, и своего мифического отца — бога мудрости и подземного всемирного пресноводного океана Хайя (позже Эйя, или Эа). Что касается Ана, бога Неба, то за пределами его родного Урука он и раньше был богом, который представлялся далеким от людей и мало пользовался почитанием.

101. Месопотамские воины XVIII в. до и. д.:

а)              терракотовая, таблетка из дворца Зимри-Лима в Мари;
б)              реконструкция по ней;
в)              с изображения на стенописи дворца Зимри-Лима в Мари (реконструкция М. В. Горелика)

102. Голова статуи царя Старовавилонского времени, так называемая «голова Хаммурапи», из Суз

Итак, в результате многолетней военной и государственной деятельности Хаммурапи создалось единое государство [‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡], охватывавшее Нижнюю и часть Верхней Месопотамии. Несмотря на то что объединение продержалось в своем полном объеме в течение всего одного поколения, оно надолго сохранилось в памяти людей. Вавилон остался традиционным центром страны до конца существования клинописной культуры, и сама страна еще два тысячелетия спустя называлась Вавилонией. Правда, объединяя Двуречье в одно государство, Хаммурапи начинал не с пустого места: в значительной мере основа объединения была заложена деятельностью Кудурмабуга и Рим-Сина I, поэтому мы по праву включаем и время расцвета царства Ларсы в понятие «Старовавилонский период».
Законы Хаммурапи хорошо известны. Но чтобы понять рисуемую ими картину в нужном свете, необходимо прежде всего рассказать о государственных мероприятиях Хаммурапи, не отразившихся в его собрании законов.
Пожалуй, наиболее важной реформой Хаммурапи помимо его законодательства было новое полное подчинение храмов в административном и хозяйственном отношении царю. Начиная с 1768 г. всякий жрец или должностное лицо храма — и даже женской жреческой обители в Сиппаре — на своих официальных печатях перестает называть себя «рабом такого-то бога» (или храма), а именует себя «рабом царя». Царь и фактически взял дело назначения жрецов и администраторов храма в свои руки, а хозяйственные надзиратели храмов обязаны были являться к нему с отчетом о своей деятельности в Вавилон.
Была упорядочена, по-видимому, и общая административная система страны. При Хаммурапи существовал постоянный главный советник, звание которого нам неизвестно (может быть, «великий посланец» — суккальмаххум? Звали его Авиль-Нинурта); царь при желании мог делегировать ему всю полноту своей власти. Страна была разбита на об-


101Р
101аб

ласти, вероятно более или менее соответствовавшие бывшим царствам; в каждую область назначался чиновник, отвечавший за административное управление в целом и начальствовавший над лицами, поставленными над общинами, — рабианумами; этот же начальник отвечал за повинности, за сбор налогов, за явку граждан в ополчение, за доставку обвиняемых и свидетелей в суд и т. д.; был в области и другой чиновник, специально управлявший царским земельным фондом; он же замещал первого в его отсутствие Мы знаем звания обоих, но, к сожалению, не знаем, кто из них какое из двух званий носил. По-видимому, первый назывался шапир-матим «ведающий страной»[§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§§], второй — шакканаккум (шумер, иьагапа). Трудно сказать, были ли в царстве Хаммурапи также и чиновники, известные нам из Эшнуны и управлявшие всей водой и ирригацией, — шапир-нарим [«ведающие рекой (каналом)»]. В пределах царского (и храмового) земельного фонда имелась еще целая иерархия царских чиновников, но в пределах общинного фонда царь не претендовал на назначение должностных лиц ниже рабианума (он же хазиапум). Совет старейшин общины, состоявший, вероятно, из глав наиболее почтенных семейно-родственных объединений, и тем более народная сходка всех полноправных членов общины (алум, пухрум) или отдельного квартала (бабтум) продолжали существовать по-прежнему, и в их дела царь не вмешивался.
При Хаммурапи была проведена и судебная реформа. Если при III династии Ура в соответствии с крайне урезанными тогда правами свободных общин и их органов главную роль играли судьи, назначавшиеся царем, которые лишь в некоторых случаях привлекали себе в помощь общинных представителей, то после краха государственной системы Ура— Иссина цари выпустили из своих рук судебную власть (конечно, это не мешало им при желании отрубить кому-нибудь голову). Судебные функции оказались, по-видимому, по преимуществу в руках храмовых людей, представлявших либо храм непосредственно, либо общину, центром которой он являлся; они преобладали в суде совета старейшин или судебной коллегии, выделенной старейшинами, но встречаются также и суд народной сходки, суд соседской сходки и т. п.
Реформа Хаммурапи сводилась, с одной стороны, к усилению элемента единообразия в судоустройстве, а с другой — к усилению роли царя. Главой (реш-дйним) коллегиального суда в общинах стал рабиа- нум — глава общины по царскому назначению, который отвечал за поддержание общественного порядка, или же его непосредственный начальник, глава области — шапир-матим, или шакканаккум (младший по должности из этих двоих мог замещать старшего). Судебная коллегия состояла по-прежнему из совета старейшин общины или выделялась из него, и в ее число обычно входило несколько жрецов. Один из судей давал разрешение на прием иска (дйнам шухузум) как (в соответствии с нынешней классификацией) по гражданским делам, так и по уголовным, коль скоро дело не начиналось по непосредственной инициативе государственных органов. Этим судам были подсудны не царские люди, а царские — лишь по делам, не относящимся к царскому имуществу (но, видимо, в таких случаях в суде заседал представитель царского хозяйства). Руководствовались эти суды больше обычным, чем писаным, правом и своим знанием местных условий; перед судьями-старейшинами как коллективными свидетелями заключались все сколько-нибудь важные сделки и акты. В ряде случаев стороны, кажется, могли и не принять решения низшего, общинного суда.

Существенным нововведением в судоустройстве было назначение при Хаммурапи царских судей (дайяну-шаррим). После падения III династии Ура такие судьи в документах упоминались редко. Теперь Хаммурапи ввел их во всех больших городах (в числе 6—10 чиновников, подчиненных непосредственно царю), а также, видимо, всюду, где ранее действовали храмовые суды (например, в обители жриц-надитум). Эти судьи действовали в соответствии с царскими установлениями, в том числе по писаным законам и указам (цимдат-шаррим), или по аналогии с приведенными в этих законах казусами, и в первую очередь, конечно, по делам царских людей или в конфликтах между царскими и не царскими людьми. Были ли они также апелляционной или кассационной инстанцией по отношению к судам общинным, неясно. Их решение (или приговор — пуруссу) было, по-видимому, окончательным. Судьи города Вавилона могли функционировать как царские судьи и по делам, возникшим первоначально в других городах.
За храмовым судом были оставлены функции приведения к ордалии (испытанию водой) и к присяге или клятве — тоже ордалии своего рода, так как вполне серьезно предполагалось, что бог поразит смертью клянущегося ложно.
У нас нет четких данных о месте царя в судебной системе. Кассационной или апелляционной инстанцией он не был. Хаммурапи всячески поощрял подачу ему жалоб всеми желающими по любым вопросам, но каждую жалобу он в соответствии с установленными обычаями, положениями и законами передавал на решение в определенные административные или судебные органы; и если он даже и высказывал при этом свои соображения, то не о желательности того или иного решения по данному конкретному делу, а только о применимости в этом деле тех или иных существующих норм. Лишь в одной статье его законов (§ 129) проскальзывает намек на традиционное царское право помилования (если муж пощадит свою прелюбодейку-жену, то царь автоматически дарует помилование любовнику). Тем не менее трудно сомневаться, что царь при желании мог бы казнить кого хотел, не прибегая к суду, так сказать, в административном порядке, как командир мог казнить пленного или не исполнившего приказ воина на поле боя.
При Хаммурапи были упорядочены сборы налогов и вызов на повинности, а также (как мы увидим ниже) организация военного дела. Сборщик назывался «заставляющим давать» (мушаддинум), а ответственный за повинности—«заставляющим делать» (мушёпишум). Какие именно чиновники были «заставляющими делать» — не вполне ясно, но «заставляющими давать» были специальные сборщики (макисум) и торговые агенты (тамкарум) во главе с их начальником (вакилъ-там- кари). Это связано с еще одной важнейшей реформой Хаммурапи: он, видимо, полностью запретил торговлю по частной инициативе и всех купцов в качестве тамкаров превратил в царских чиновников (чиновником Хаммурапи был, например, сын Бальмунамхе в Ларсе). Конечно, это не значит, что купцы, даже и будучи зачислены в чиновники, не могли и впредь наживаться сами, но попытка подчинить торговый оборот государственному контролю была сделана. Мало того, во всяком случае, при преемниках Хаммурапи тамкары были обязаны в первую очередь реализовать продукцию царского хозяйства и гарантировать от ее продажи определенный доход царю, что, конечно, могло быть убыточно для купцов. О попытках контролировать торговый оборот свидетельствует и введение законодательно установленных тарифов оплаты за наем.
Наконец, следует упомянуть и еще об одной чрезвычайно важной реформе Хаммурапи: он совершенно запретил продажу земли (кроме
городских участков), во всяком случае на всей территории царства Ларсы. По-видимому, немало земли на завоеванных территориях было взято в царский фонд, а их владельцы превратились в царских людей.
Можно высказать догадку, что еще ко времени Хаммурапи или его ближайших потомков относится получение важнейшими городами Нижней Месопотамии первых, еще незначительных привилегий [****************************************].
Впоследствии среди привилегированных городов Нижней Месопотамии на первом месте стояли Сиппар, Ниппур и Вавилон. В старовавилонское время привилегии Ниппура, возможно, заключались в том, что его храмовые земли ие были или были не в такой степени, как в других городах, подчинены царскому управлению. О самом Вавилоне мы, к сожалению, практически ничего не знаем: повышение грунтовых вод в связи со строительством одной из плотин новейшего времени сделало здесь слои II тысячелетия до н. э. недоступными для археологов. Больше известно о Сиппаре, особенно после выхода в 1975 г. большой монографии Р. Харрис «Древний Сиппар».
Сиппар в старовавилонское время был не городом, а «номом», состоявшим из более чем полудесятка небольших поселений: Сиппар-Ам- нанум, Сиппар-Яхрурум, Сиппар Большой, Кар-Шамаш и др. Отдельным укрепленным поселением была также обитель при Э-баббаре, храме бога Шамаша и его жены Айи, включавшая дома жрицы укбабтум (нин-дин- гир), жриц-надитум и служебного персонала, мужского и женского (причем некоторые профессии, традиционно мужские, вплоть до управляющего хозяйством, могли занимать и женщины; писцами также нередко были женщины, однако и служащие-мужчины могли жить внутри стен обители).
Жрицы-надитум [51—54], по-видимому сравнительно мало обремененные культовыми обязанностями, занимались также частной хозяйственной деятельностью (через братьев или нередко через агентов, так как свобода их передвижения за пределами обители была ограничена). Эта деятельность нисколько не изменилась и после того, как с 1768 г. вся обитель вошла в состав царского хозяйственного сектора, а ее люди стали царскими слугами. Почти все надитум происходили из богатых фамилий, среди них и царевны. Освобожденные от мук деторождения в антигигиенических условиях — удела их современниц — и от домашних забот, они, бывало, доживали до глубокой старости, а свой достаток, «вплоть до иголки в стене», передавали приемным дочерям (не обязательно из родственниц), которые тоже должны были принять сан надитум. При вступлении в обитель надитум получали приданое в виде кольцевидных слитков серебра, дальних предшественников монеты. За время жизни в обители они покупали в свою частную собственность (в одном случае даже у царя) и сдавали внаем поля, дома и финиковые плантации, давали в рост серебро, а также участвовали в торговле. К сожалению, несмотря на ценные исследования Р. Харрис, мы знаем об их домах, нравах и самой обители бесконечно меньше, чем могли бы знать, потому что и обитель, и сам храм Э-баббар срыты и уничтожены без каких бы то ни было зарисовок, без ясных описаний и чертежей при «раскопках», произведенных в Сиппаре в 1894 г. нашей эры аббатом В. Шейлем.
Нам теперь известно, что совершенно аналогичные обители жриц-на- дитум различных богов существовали во всех важнейших городах Вавилонии. По-видимому, эта категория безбрачных жриц была нововведением Старовавилонского периода; причиной ее возникновения послужило, возможно, то обстоятельство, что, как указывает Р. Харрис, не

движимое имущество надитум фактически оставалось в пользовании и владении братьев этих жриц и поэтому до их смерти не выходило из состава фамильной недвижимости.
Другое важнейшее учреждение Сиппара этого времени — торговая организация — карум. По-видимому, большинство месопотамских городов Старовавилонского периода имело свой карум, который являлся и гаванью (если город стоял на реке), и рынком, и организацией купцов вместе. Сиппар не составлял исключения. Сиппар служил отправным пунктом торговых путей, шедших на север, и, по-видимому, основным местом обмена с пастушескими племенами. Отсюда вверх по Тигру и Евфрату уходили главным образом грузы шерсти и тканей, а вниз, вероятно, грузы металла и леса. Однако карум Сиппара имел гораздо большее политическое значение, чем карум, скажем, Ларсы или Ура.
Благодаря исследованиям Р. Харрис, мы знаем об административном устройстве Сиппара больше, чем о строе любого иного города или «нома» старовавилонского времени. При эфемерных правителях XX в. до н. э. он не отличался от других городов; в дальнейшем его устройство претерпевало изменения. Город делился на «кварталы» (бабтум), каждый со своим местом сходки, где председательствовал хазианум. Во главе всей городской администрации вначале стояли старейшины (шибутум) и глава их совета — рабианум, избиравшийся (по жребию или голосованием, неизвестно) на один год; кроме того, имелось народное собрание (алум, пухрум), собиравшееся редко и только по важнейшим случаям; все чаще, по-видимому, от его имени выступало единолично особое лицо — «глава совета» — кенгалъ. Хотя в Сиппаре имелось «дворцовое» имущество (земли, работники, зерновые склады), но дворца, как такового, не было и в отличие от других «номов» Нижней Месопотамии рабианум и старейшины управляли по поручению царя и государственным сектором, хотя имущество дворца и его люди четко отличались от имущества города. Лишь в пригороде Сиппар-Амнанум царским имуществом, как и в других городах, ведал чиновник-шакканаккум. Судьи выделялись, видимо, из числа старейшин, от случая к случаю. Самостоятельное управление имела торговая организация (карум), которую возглавляли четыре, вероятно, периодически сменявшихся лица.
Со времени Хаммурапи каруму, число членов которого было увеличено, были переданы судебные функции и наряду с этим был введен постоянный «царский» суд для города. Одновременно все должностные лица храмов, а также тамкары были переведены в категорию царских людей.
Дальнейшая реформа была проведена при Самсуилуне. Должности рабианума и старейшин были упразднены: функции старейшин (включая сбор царских налогов и управление царским имуществом) были переданы каруму, а функции рабианума — разделены между царским начальником области (шапир матим; ирригацией ведал шапир нарим) ж карумом во главе с начальником торговых агентов (вакиль тамкари): первые ведали областью, второй — собственно Сиппаром. Вакиль тамкари переизбирался ежегодно, как и рабианум. Судебные функции старейшин перешли к царским судьям. Таким образом, в Сиппаре со времен Самсуилуны произошло сращение царской администрации с городской; надо думать, что на этом выиграла богатая верхушка горожан.
Однако деловая активность, протекавшая в Сиппаре, за исключением имевшей скорее местное значение, например деятельности жриц- надитум, не выходила из-под бдительности верховного контроля царской власти, ибо тамкары и здесь, как и везде в Вавилонском царстве Хаммурапи, были царскими служащими и агентами, несмотря на сохранявшиеся для них возможности частного обогащения.

Таким образом, тенденция к восстановлению во всей Месопотамии тоталитарной по своим полномочиям, деспотической по своему правовому характеру царской власти чрезвычайно отчетливо наблюдается в мероприятиях Хаммурапи: в подчинении храмов царю, превращении торговцев в царских чиновников, запрещении частного предпринимательства, в унификации администрации. Главное же состоит в том, что при Хаммурапи не существовало никаких органов, ограничивавших власть царя или независимых от него (более или менее независимым оставалось общинное самоуправление городов и сел, но даже органы управления сельской общиной контролировались представителями царя).

Еще по теме Царство Ларсы при Варад-Сине и Рим-Сине I. Эшнуна:

1. Между 2004 и 1750 годами до н.э. цари Ларсы и Агигиурасоздали царства на юге и на севере. Тем временемХаммурапи из Вавилона ждет своего шанса
2. Вавилонское царство при касситской династии
3. Шумеро-Аккадское царство при III династии Ура
4. Политическая история Царства Шумера и Аккада при III династии Ура
5. РАЗДАЧА ЗЕМЕЛЬ ПРИ АНТИОХЕ IИЗ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ ПЕРЕПИСКИ ЦАРСТВА СЕЛЕВКИДОВ
6. Рим периода принципата. Рим периода домината.
7. РИМ ПРОТИВ КАРФАГЕНА
8. «ПОХОД НА РИМ»
9. 2. Рим и Карфаген в XX веке
10. 5. Эллины и Рим
11. Э. Д. Фролов ДРЕВНИЙ РИМ: ИСТОРИЯ, КУЛЬТУРА, ИСТОРИОГРАФИЯ