Принцип отраженной субъектности в исследовании личности

Многообразие и число методических приемов исследования личности настолько велики, что отношение психолога к современным методам определяется, главным образом, предпочтением: каким методом (методикой) лучше (эффективнее, полезнее, достовернее и т.

п.) изучать личность? В лучшем случае ставится вопрос о тактике, скажем, о последовательности использования методических приемов. Между тем вполне закономерен вопрос: что же на самом деле выявляется или измеряется той или иной методикой? Возможно, что дело не столько в том, какой метод предпочесть для исследования личности, сколько в том, какое представление о личности принимается в качестве исходного. Можно выделить три основных случая понимания личности в психологии. В первом случае личность трактуется как "эзотерическое Я" субъекта, как связанный с мотивами и интенциями глубинный аспект субъективности, задающий содержание внутреннего мира индивида, уникальную систему личностных смыслов, как присущий только данному индивиду способ упорядочивания и концептуализации впечатлений, исходящих от организма и внешней среды. При таком понимании личности предпочтительным способом ее исследования становятся проективные и психосемантические методики.
Во втором случае личность раскрывается как "экзотерическое Я" субъекта, как совокупность черт. При таком понимании в центре внимания исследователей оказываются относительно устойчивые, внешне проявляемые характеристики индивида, которые могут быть зафиксированы как в суждениях самого субъекта, так и в суждениях других людей о нем. Этим определяется и основной методический принцип исследования — заполнение опросников, бланков "полярных профилей" и т. д. Такие методы по сути своей дескриптивны, в отличие от интерпретационных методов исследования, применяемых в первом случае.
В третьем случае личность раскрывается исследователю как "деятельное Я субъекта", как интеграция "эзотерического" и "экзотерического" аспектов субъективности. Методология исследования данного аспекта личности предполагает некоторые новые средства анализа установочной регуляции поведения (диспозиций, отношений, направленности, смысловых образований личности)
и активности как момента движения деятельности за пределы исходных установок.
В рассмотренных подходах к исследованию личности (и их комбинациях) никак не разводятся "индивидуальность" и "личность". Принципиально иное понимание дает концепция персонализации, в которой личность выступает как субъект идеальной представленности в жизнедеятельности других людей (см.: А. В. Петровский, В. А. Петровский, 1982; В. А. Петровский, 1981)1. При таком подходе личность раскрывается как системное (социальное) качество индивида, а именно как его способность обусловливать изменения значимых аспектов индивидуальности других людей, быть субъектом преобразования поведения и сознания окружающих через свою представленность в них. Данная линия исследования указывает на еще один, четвертый вариант понимания личности. Ключевым для этой линии исследований является понятие "отраженная субъектность". В этом понятии воплощается наше представление о личностном аспекте бытия человека в мире, об активной представленности человека в жизни других людей, о "продолженности человека в человеке".
Понятие отраженной субъектности в самом общем плане может быть определено как "бытие кого-либо в другом и для другого". Такие понятия, как "межиндивидуальное влияние", "межличностное восприятие", "интроекция" и "идентификация", указывают на отдельные аспекты феномена отраженной субъектности, образующего особое качество представленности одного человека.
Смысл выражения: "Другой человек представлен во мне как субъект" — состоит в том, что "я более или менее осознанно переживаю его присутствие в значимой для меня ситуации, готовность другого преобразовать эту ситуацию, внести в нее что-то свое, личное, и тем самым произвести изменения в системе моих отношений к миру". Отраженная субъектность есть, таким образом, форма идеальной представленности одного человека в жизненной ситуации другого, выступающая как источник преобразования этой ситуации в значимом для этого другого направлении. Отражаясь в индивиде, другой человек выступает как деятельностное начало, меняющее взгляд этого индивида на вещи, формирующее у него новые побуждения, ставящее перед ним новые цели; основания и последствия активности другого не оставляют индивида равнодушным или, лучше сказать, имеют для него тот
181
или иной личностный смысл. Говоря об идеальной представленности одного человека в другом, мы прежде всего имеем в виду, что первый открывается второму как значимое для него существо, как источник нового для него смысла.
Такая характеристика отраженной субъектности, как межиндивидуальное влияние, предполагает два варианта воздействия — направленное и ненаправленное. В первом случае субъект, оказывающий влияние, ставит перед собой определенную задачу: добиться желаемого результата от объекта воздействия, например, произвести на него впечатление, принудить сделать что-либо и т. д. В свою очередь, в подобного рода влиянии можно различить две формы: прямое воздействие, когда субъект влияния открыто предъявляет те или иные притязания, и косвенное, когда субъект, стремясь изменить поведение другого, преобразует среду в расчете на получение нужных ему откликов (от элементарных двигательных реакций до изменения личностных диспозиций другого лица). В обоих случаях влияние и воздействие соотносятся друг с другом как цель

и средство, что составляет специфическую черту той категории явлений, которая активно изучается в западной психологии в связи с проблематикой социальных влияний.
Во втором варианте (ненаправленное воздействие) субъект не стремится вызвать ту или иную реакцию у объекта влияния. Тем не менее эффект воздействия субъекта может быть весьма ощутимым.
В значительной мере проблема ненаправленного влияния, которое можно также назвать иррелевантным, изучается в связи с феноменами фасилитации — изменения эффективности деятельности одного индивида при контакте с другим. При фасилитации влияние одного партнера на другого, проявляясь в изменении уровня достижений, первоначально принятых субъектом, не связано какими-либо дополнительными моментами активности, не относящимися к достижению поставленной цели. Таким образом, фасилитация, будучи иррелевантной целям влияющего, оказывается релевантной целям объекта влияния.
В континууме межиндивидуального влияния между проблематикой социальных влияний и фасилитацией имеется еще одна область влияний одного человека на другого в виде "незапланированной" активности последнего. Именно этот аспект межиндивидуального влияния представляет особый интерес в связи с разработкой проблем отраженной субъектности.
В частности, здесь мы сталкиваемся с особой группой феноменов межличностного восприятия, прямо не соотносимых ни с "объектными", ни с "субъектными" модусами социальной
182
перцепции 1. Перед нами образы восприятия, представляющие собой продукт переживания одним индивидом влияния, которое на него оказывает другой и которое в данной ситуации фактического или воображаемого взаимодействия не связано с намерениями этого другого. Это — динамика переживания субъектом, как это ни парадоксально, характеристики личности другого человека, однако такой характеристики, которая неотделима от личности воспринимающего и которая в этом смысле выступает фрагментом отраженной субъектности другого. Например, когда мы говорим: "Мне этот человек смешон", то не имеем в виду, что этот человек старается нас рассмешить, скорее, подобное высказывание свидетельствует об обратном. Динамика переживания индивида характеризует не столько воздействие другого на этого индивида, сколько личность этого другого в глазах данного индивида. Переживание от контакта с другим человеком, по- видимому, является генетически исходной формой восприятия человека человеком, над которой надстраиваются уровни объектного и субъектного восприятия. Назовем указанную форму социальной перцепции метасубъектной.
Итак, метасубъектная форма межличностного восприятия не является какой-либо внешней и необязательной "добавкой" к субъектной и объектной формам, а составляет неотъемлемое условие и продукт межиндивидуального влияния.
"Мне кажется, — писал Л. Н. Толстой, — что описать человека собственно нельзя; но можно описать, как он на меня подействовал. Говорить про человека: он человек оригинальный, добрый, умный, глупый, последовательный и т. д., слова, которые не дают никакого понятия о человеке, тогда как часто сбивают с толку"2. Метасубъектная форма восприятия человека человеком не стала еще особым предметом исследования, хотя она
имеет самое непосредственное отношение и к социальной перцепции, и к феноменологии отраженной субъектности.
Еще одной характеристикой отраженной субъектности является такой феномен, как идентификация, образующая одну из предельных форм отраженной субъектности, когда в качестве субъекта мы воспроизводим в себе именно другого человека (а не свои побуждения), его, а не свои цели, и т. п. При рефлексии человек открывает в себе как бы два смысловых и вместе с тем силовых центра, другой образует во внутреннем мире человека отраженную
183
субъектность. Строение внутреннего мира человека может быть представлено в виде эллипса с его двумя центрами: "Я" и "Другой во мне". Такое психологическое строение внутреннего мира сохраняется, когда другой значимый для нас человек физически отсутствует. Замечательно точное описание интересующего нас явления мы находим опять-таки у Л. Н. Толстого в его запрещенном царской цензурой трактате "О жизни":
"Мой брат умер, кокон его, правда, остался пустой, я не вижу его в той форме, в которой я до этого видел его, но исчезновение его из моих глаз не уничтожило моего отношения к нему. У меня осталось, как мы говорим, воспоминание о нем... Осталось воспоминание, — не воспоминание его рук, лица, глаз, а воспоминание его духовного образа. ...Воспоминание это не есть только представление, но воспоминание это есть что- то такое, что действует на меня и действует точно так же, как действовала на меня жизнь моего брата во время его земного, существования. Это воспоминание есть та самая его невидимая, невещественная атмосфера, которая окружала его жизнь и действовала на меня и на других при его плотском существовании, точно так же, как она на меня действует и после его смерти. Это воспоминание требует от меня после его смерти теперь того же самого, чего оно требовало от меня при его жизни. Мало того, воспоминание это становится для меня более обязательным после его смерти, чем оно было при его жизни. Та сила жизни, которая была в моем брате, не только не уменьшилась, но даже не осталась той же, а увеличилась, и сильнее, чем прежде, воздействует на меня... На каком же основании, чувствуя на себе эту силу жизни точно такою же, какою она была при плотском существовании моего брата, то есть как его отношение к миру, уяснявшее мне мое отношение к миру, я могу утверждать, что мой умерший брат не имеет более жизни?.. Я смотрел в отражающую поверхность на то, как держал меня человек; отражающая поверхность потускнела. Я не вижу больше, как он меня держит, но чувствую всем существом, что он все так же держит меня и следовательно существует" 1.
Перед нами не обычный образ-воспоминание, а "что-то такое, что действует на меня", оно "не есть только представление". Воспоминание это описывается как "невидимая, невещественная атмосфера", которая наделена признаками действенности, динамичности, силы: она "действовала на меня и на других" и "требует от меня" чего-то. Брат, запечатленный в памяти повествователя, становится такой частью его собственной жизни, которая, не сливаясь
184
с авторским Я, остается силой, действующей в нем и на него. Ни образ брата, ни объединение себя с братом, в котором оба стали бы неразличимы, не составляют, следовательно, сути того образования, которое столь подробно описывает Л. Н. Толстой. Перед нами та ступень отраженной субъектности, которая может быть обозначена как
продолженность его (другого человека) отношения к миру, уяснявшее Толстому его собственное отношение к бытию.
Духовный образ другого человека, вызывая у носителей интроецированных содержаний переживания, отличные от переживаний собственного Я, рефлектирован как бы со стороны. В художественной литературе можно найти замечательные описания действенной идеальной представленности одного человека в другом. Но продолженность представляет собой лишь одну из важнейших форм отраженной субъектности.
Следующей формой отраженной субъектности является "претворенное Я". Это означает, что отраженный индивид настолько глубоко проникает в духовный мир субъекта, осуществившего отражение, что Я последнего оказывается радикальным образом опосредствовано взаимодействием с первым, выступает как существенно определенное (или претворенное) им. В случае "претворенного Я" фактически стирается противопоставленность двух субъектов, а значит, нивелируются диалогические формы связи между ними: ведь Я одного неотделимо в этом случае от субъективированного Я другого. Диалогическая противопоставленность другому при этом может выступать как самоконфронтация, как проявление борьбы с самим собой. Теоретически можно выделить три разновидности "претворенного Я": идентификацию (чеховская "Душенька"),
конфронтацию (ее, в частности, можно соотнести с формулой И. С. Кона: "Негативизм — это конформизм наизнанку"), конвергенцию (в частности, становление "Мы").
Три названные формы соответствуют как ступеням вхождения индивида в стабильную социальную общность1, так и стадиям развития индивида как личности (см. выше). Следует в этой связи сказать, что "присутствие" одного индивида в Я другого так же непосредственно непереживаемо, как непереживаемы непосредственно факты изменения и в развитии собственного бытия.
Понятие "отраженной субъектности" выражает особое, внутреннее движение сознания и деятельности человека, осуществляющего
185
отражение. Это движение может совсем не осознаваться, а если задача осознания и возникает, то далеко не всегда осознание опирается на образы и заключенные в них значения. Перед нами смысловая форма репрезентированности одного человека в другом, выступающая для этого другого как преобразование его жизненных отношений к миру. В этом преобразовании первый по отношению ко второму выступает причиной.
Итак, отраженная субъектность, не будучи только образом, выступает как продолженность одного человека в другом, как смысл первого для второго в динамике определений бытия последнего. По существу, речь идет об инобытии одного человека в другом.
Сказанное вплотную подводит нас к мысли, что отраженная субъектность осмысливается как субъектность самого отражения, что идеальной представленности одного человека в другом присущ активный, незеркальный характер. Да и может ли быть иначе, ведь речь идет о социальной по своей сущности форме отражения. Такое отражение "предполагает не только воздействие на субъект извне, но и активное действие самого субъекта, его творческую активность, которая проявляется в избирательности и целенаправленности восприятия, в отвлечении от одних предметов, свойств и отношений и фиксировании других..." 1

Иными словами, отраженная субъектность немыслима вне актов и продуктов межличностного восприятия, к ним несводима и должна быть выделена в особую категорию психологического анализа.
Всем сказанным определяется общий принцип экспериментального исследования личности в аспекте отраженной субъектности (принцип отраженной субъектности). Исследование должно охватывать как минимум двух участников: назовем одного из них Исследуемым (будем писать это слово с заглавной буквы), другого (других) — испытуемым (испытуемыми). Исследуемый выступает в качестве объекта психологического анализа; именно его личность интересует экспериментатора в первую очередь, о его отраженной субъектности идет речь. Испытуемый — это носитель отраженной субъектности Исследуемого, именно его непосредственно изучает экспериментатор, собирая эмпирический материал, хотя и небезынтересный для характеристики испытуемых, но при данном типе исследований нужный для совсем иных целей.
Форма участия Исследуемого и испытуемого в экспериментальной ситуации различна. В задаваемую экспериментатором
186
деятельность по выполнению того или иного задания, результативность которой оценивается экспериментатором, вовлечен только испытуемый. Включение Исследуемого в деятельность испытуемого лишь обусловливает проявление той или иной динамики осуществления им экспериментального задания. Динамика, которую удается зафиксировать экспериментатору, служит отправным показателем характеристики личности Исследуемого. Отметим в этой связи своеобразие проектируемой экспериментальной ситуации по сравнению с общепринятыми приемами изучения и диагностики личности. В отличие от весьма распространенной схемы исследования в нашем случае "батарея" методик и тестов обращена не к тому индивиду, чья личность фактически интересует психолога, а к другим людям (испытуемым) — носителям отраженной субъектности исследуемого индивида.
Подобная стратегия эксперимента не выводит нас за пределы личности исследуемого индивида, но как раз выявляет именно личностные характеристики его бытия. В частности (и это может показаться не совсем обычным), Исследуемый может находиться и вне экспериментальной ситуации: информацию о его личности экспериментатор извлекает из анализа динамики выполнения другими людьми предъявленного экспериментального задания.
Итак, идея предлагаемого метода состоит в следующем. Экспериментатор с помощью соответствующих методик (проективных, психосемантических, "деятельностных" и т. д.) оценивает или измеряет психологические особенности какого-либо индивида, выступающего в роли испытуемого. Устойчивые характеристики этого индивида принимаются в качестве точки отсчета. Затем к эксперименту подключается Исследуемый. Изменения в устойчивых характеристиках испытуемого выступают в качестве характеристики личности Исследуемого. Предполагается, что мерой его личностности служит фиксируемая экспериментатором степень значимого изменения поведения и сознания других людей. Таким образом, явления отраженности, запечатленности Исследуемого в системе индуцируемых (вызываемых, наводимых, детерминируемых, обусловливаемых) им изменений жизненных проявлений испытуемых
позволяют выявить личностный модус индивидуальности Исследуемого как источника новых смыслов для испытуемого 1.
187
При разработке комплекса экспериментальных методик мы учитываем два множества факторов: во-первых, формы и способы репрезентации Исследуемого испытуемым и, во- вторых, возможные параметры изменения психических проявлений испытуемых. Два выделенных множества задают матрицу экспериментальных ситуаций, строки которой отвечают различным способам репрезентации Исследуемого испытуемому, а столбцы — видам регистрируемых параметров проявлений индивидуальности испытуемого. Отметим, что в действительности мы должны иметь дело с трехмерной матрицей данных, в которой третье измерение задается множеством испытуемых, являющихся носителями личностности Исследуемого.

Среди форм и способов репрезентации Исследуемого можно выделить следующие: а) реальное взаимодействие Исследуемого и испытуемого в пределах экспериментальной ситуации; б) простое присутствие Исследуемого без его вмешательства в осуществление испытуемым той или иной деятельности; в) "материализованные репрезентации" Исследуемого испытуемому:              предъявление фотографий, голоса, записанного на
магнитофон, предметов, символизирующих Исследуемого; г) включение Исследуемого или его символических замещений в структуру экспериментального материала, например включение в картинку проективного теста (рис.              3.1);              д) квазиприсутствие —
гипнотическая актуализация образа Исследуемого ("мысленное" присутствие и т. п.); е) субсенсорное предъявление стимулов, связанных с исследуемым субъектом (его имени, фотографий и т. п.).
Множество параметров регистрируемых изменений испытуемого (субъекта — перципиента) составляют различные проявления активности последнего, характеристики его психики:              социальные установки, интересы, ценности, мотивы, особенности
когнитивного стиля, категориальные структуры индивидуального сознания, особенности разрешения конфликтов и т. д.
Отметим в порядке иллюстрации несколько исследований, проведенных на основе предложенного автором метода. Так, в работах Ю. В. Янотовской (1985 а, б) и в диссертации И. Г. Дубова (1985) изучается мера идеальной представленности (персонализации) творческих учителей в учениках: в исследовании ученики включаются в словесный ассоциативный эксперимент, затем по частотному словарю выявляется уровень оригинальности ассоциаций. Показано, что в присутствии учителей, которые по экспертным оценкам описываются как творческие, оригинальность ассоциаций учеников возрастает (см.: Ю. В. Янотовская, 1989).
188
В исследовании А. В. Воробьева и И. Г. Дубова (1985) школьникам предъявлялась игровая задача, которую требовалось решить самостоятельно в соответствии с определенными правилами. В одной из экспериментальных серий перед испытуемыми- шестиклассниками ставился портрет их учителя. Выяснилось, что предъявление портретов одних учителей не вызывало изменений в добросовестности учащихся, в то время как предъявление портретов других учителей стимулировало более добросовестную работу. Примечательно, что портреты некоторых учителей оказывали неблагоприятное воздействие, вызывая снижение добросовестности учащихся, начинавших исподтишка
нарушать заданные правила. В этом же исследовании было установлено, что одно только звучание голоса учителя при полной невнятности произносимых им слов вызывало изменение в интерпретации учениками сюжетных ситуаций проблемного типа; если голоса одних учителей повышали доброжелательность интерпретаций во взаимоотношениях между героями специально отснятого фильма, то голоса других усиливали негативные интерпретации взаимоотношений между героями. Та же техника репрезентации приводила к стимуляции познавательной активности учащихся при решении ими интеллектуальных учебных задач.

Рис. 3.1. Пример проективного (фрустрационного теста Розенцвейга) в обычном (а) и модифицированном
(б) вариантах

С использованием предложенной А. Л. Крупениным (1985) техники значимых для испытуемых "псевдовоздействий" других удается
189
выявить факт изменения уровня "непрагматического риска"1. Участникам эксперимента сообщали, что будет проверяться гипотеза о существовании "биополей". Субъектом- индуктором становился Исследуемый, субъектом-перципиентом — испытуемый. Исследуемый должен был "воздействовать" на испытуемого, сидящего за прибором "рискометром", находясь за спиной испытуемого или оказывая на него "воздействие" из другой комнаты. Обоим было известно, что вследствие "воздействия" должна быть повышена точность работы испытуемого, состоявшей в экстраполяции движения сигнала- объекта в "тоннеле".
Оба участника опыта не знали, что в эксперименте в действительности выявляется уровень стремления человека к риску, а также зависимость именно этой тенденции (а не точности остановки сигнала-объекта в "тоннеле") от специфического взаимодействия между испытуемым и "ассистентом" (в данном случае Исследуемым). В контрольной серии экспериментов было показано, что одного только внушения экспериментатора, повышающего уверенность испытуемого в точности его собственных действий, оказывается недостаточно для стимуляции тенденции к риску. Испытуемому вручали металлический стержень, соединенный проводом с корпусом прибора, на котором проводилось исследование, и сообщали, что по этому проводу будет "передаваться" определенное воздействие от особого устройства — "суггестометра", якобы
повышающего точность выполнения задания. Большинство испытуемых в этом случае
оценивали свою работу как более точную, чем в сериях без суггестирующего воздействия, но уровень стремления к риску сохранялся.
Таким образом, на значительной экспериментальной выборке (более 900 испытуемых) А. Л. Крупенин показал, что колебания уровня стремления к риску у испытуемых не объяснимы естественными флуктуациями проявлений активности в экспериментальной ситуации, располагающей к риску (коэффициент корреляции между повторными сериями с интервалами: 2 нед., 3 мес, полгода — не менее 0,82). Если эксперимент проводился с незнакомыми прежде участниками, наблюдалось приблизительно симметричное отклонение в сторону повышения и понижения уровня стремления к риску. Причем у трети испытуемых риск сохраняет свое исходное значение. Однако в тех случаях, когда испытуемые знакомы между собой, в условиях "воздействия" выявляется значимая тенденция к повышению показателей прагматически
190
немотивированного риска по сравнению с данными индивидуальной серии. Соответствующие сдвиги независимы от социометрического и референтометрического статуса Исследуемых и испытуемых в группах, из которых формировались экспериментальные диады. Таким образом, основным фактором сдвига к риску является наличие уже сложившегося межиндивидуального контакта между испытуемыми и Исследуемыми, который можно интерпретировать как достигнутую опытом общения запечатленность Исследуемого в системе (если использовать термин, введенный А. Г. Асмоловым1) "смысловых установок" испытуемого.
Для описания еще одной группы фактов, полученных в том же исследовании и не имеющих пока вполне убедительного истолкования, мы используем заимствованный в математической логике термин "отношение эквивалентности". Последний, как известно, удовлетворяет трем формальным условиям: "симметричности" (ARB ~ BRA),
"транзитивности" (ARBamp;BRC => ARC) и "рефлексивности" (ARA). В нашем случае это означает, что если индивид A в определенном направлении изменяет проявление стремления к риску у индивида B, то последний (B) вызывает аналогичное изменение у первого (A) (условие "симметричности"); если индивид A индуцирует повышение или снижение уровня стремления к риску у индивида B, а тот, в свою очередь, — аналогичное изменение у индивида C, то с высокой вероятностью обнаруживается соответствующее влияние A на C (условие "транзитивности"). Именно эти факты наблюдались в исследовании. Для проверки условия "рефлексивности" мы предприняли дополнительную серию, которая, возможно, могла бы вызвать возмущение рьяных приверженцев представлений о магической силе "биополей"2. Экспериментатор делал вид, что он "записывает" "биополя" испытуемого, которые затем ему же "ретранслирует" (в действительности, конечно, ничего подобного не происходило).
Оказалось, что участники исследования, не вызывавшие изменения уровня стремления к риску у других лиц, в серии "самовоздействия" собственный уровень риска также не меняли; вместе с тем участники эксперимента, варьировавшие уровень риска у других, вызывали аналогичные изменения у самих себя. Следовательно,
191
"рефлексивность" производимых воздействий подтвердилась, и в целом можно было говорить об отношении эквивалентности, разбивающем множество испытуемых на два непересекающихся подмножества: на подверженных и вместе с тем подвергающих
воздействию и на "независимых". Приведенные данные нуждаются в дополнительном исследовании и интерпретации.
Трудно интерпретируемые факты были получены также при исследовании динамики ряда феноменов восприятия, обусловленной присутствием значимого для испытуемого другого. Б. М. Величковский в личной беседе с автором этой главы обратил внимание на возможную взаимосвязь персонализации и перцепции. В частности, на возможную обусловленность некоторых перцептивных иллюзий ориентацией испытуемых на значимое другое лицо. Одна из таких иллюзий, приведенных в работе Б. М. Величковского1, — фигуры Г. Каниззы с иллюзорным контуром — в несколько модифицированном варианте была использована в эксперименте.
В поле зрения испытуемого находятся четыре фигуры черного цвета, представляющие собой круги с вырезанными в них секторами. Эти фигуры размещены на одинаковом расстоянии друг от друга так, что вырезанные сектора образуют вершины некоторого условного квадрата. Иллюзия состоит в том, что условный квадрат наблюдатель воспринимает как реальный белый квадрат, т. е. этот квадрат "становится видимым".
Данные, полученные Е. И. Кузьминой2, подтвердили, что "присутствие" значимого другого лица отражается на характере переживания этой иллюзии.
На основе принципа отраженной субъектности выявлялась также динамика образа Я. Испытуемым предлагалось оценить себя по некоторому набору (типа "звездочки" А. Ф. Лазурского) неградуированных шкал, расположенных перед ними в виде веерообразно расходящихся из центра лучей (подобное расположение оправдано необходимостью проведения последующих серий, см.: В. А. Петровский, Е. Ю. Уварина, 1982). Предъявлявшийся набор качеств отражал весьма значимые для человека аспекты его личности (ум, сила воли, знание себя, оригинальность мышления, чувство себя как личности и т. п.).
Во второй серии испытуемым под видом самооценок другого человека предъявляли их же самооценки (круговое расположение
192
лучей "сбивало" испытуемых, не позволяя идентифицировать предшествующие ответы; кроме того, было изменено взаимное расположение шкал, что также затрудняло узнавание) и предлагали вновь себя оценить. Нас интересовало, не проявится ли у испытуемых тенденция к изменению самоописания при предъявлении им первоначальных оценок как оценок, данных другими людьми самим себе. Подобное изменение действительно наблюдалось. Учащиеся при предъявлении им "самооценок", равных по рангу успеваемости одноклассников, воспроизводили свои предшествующие оценки, но в гетерогенных парах (условно "двоечники — отличники"; "отличники — двоечники") наблюдалась существенная перестройка ответов. Испытуемые, стремясь как бы "отмежеваться" от образа в чем-то существенно отличного от них человека, фактически отказывались от первоначального видения себя, причем эта динамика прежде всего затрагивала качества, значимые для успеха в учебной деятельности (ум, неординарность мышления и т. д.); в целом сдвиг наблюдался по 10 из 16 параметров самоописания. Этот результат был особенно поразителен, если принять во внимание, что повторное тестирование (без актуализации образа значимого для испытуемого другого человека) выявило высокую устойчивость даваемых себе оценок.

Один из путей фиксации влияний, оказываемых Исследуемым на испытуемых, — использование традиционных проективных тестов. Единицей анализа личности Исследуемого здесь выступают производимые под его воздействием изменения проективной продукции испытуемого. Эти изменения показательны для оценки личности Исследуемого в случае выхода за рамки ситуативных индивидуальных вариаций продукции испытуемого. В совместном исследовании В. А. Петровского и И. П. Гуренковой (1985) динамика проективной продукции под влиянием другого лица прослеживалась на материале фрустрационного теста Розенцвейга (рис. 3.1). К примеру, удалось выявить изменение направленности агрессии в ситуации фрустрации по характеру доминирования, вплоть до смены на противоположный тип доминирования (экстрапунитивное доминирование замещается интрапунитивным и т. п.).
При построении конкретных экспериментальных методик, реализующих принцип отраженной субъектности, необходимо учитывать два обстоятельства.
Первое из них, назовем его правилом "индивидуальной специфичности", требует, чтобы Исследуемый проявлялся в активности испытуемого именно своими субъектными чертами. Иначе говоря,
193
его действие на испытуемого должно нести на себе печать индивидуального своеобразия, "авторствования", должно быть максимально свободно от проявления внеиндивидуального, безличного влияния, которое один человек в ситуации социального взаимодействия может оказать на другого.
Один из случаев подобного безличного влияния может быть обозначен как эффект присутствия "человека вообще", или, лучше, как "эффект свидетеля". Знакомые и посторонние люди способны вызывать едва заметные или весьма существенные сдвиги в проявлениях активности кого-либо одним только своим присутствием, т. е. тем, что деятельность этого человека протекает у них на глазах и, следовательно, потенциально оцениваема ими, хотя межличностные отношения между действующим индивидом и наблюдателем могут быть и ни при чем. Отсюда — риск ошибочного суждения о личностной значимости Исследуемого для испытуемого, если соответствующие сдвиги были обусловлены ориентацией испытуемого на присутствие человека "вообще".
Примером экспериментального разведения "эффекта свидетеля" и эффектов собственно отраженной субъектности может послужить исследование динамики фрустрационных реакций в присутствии значимого для испытуемого другого. В экспериментальной работе И. П. Гуренковой была предпринята попытка "перенормировки" первичных тестовых показателей, характеризующих тип и направленность протекания фрустрационных реакций в связи с введением в материалы теста третьего лица (см. рис. 3.1) как наблюдателя "вообще" (изображенного на каждой из 24 картинок теста Розенцвейга пунктиром). Первоначально испытуемым сообщалось, что это просто человек, находящийся в данной ситуации, который видит все происходящее, но сам в разговор между действующими лицами не вступает. Далее безличная фигура "третьего" конкретизировалась: испытуемым сообщалось, кто этот третий. Оценка изменений проективной продукции проводилась через сравнение серий с персонифицированным другим и с "другим вообще", групповые нормы реагирования в которой оказались иными, чем в ситуациях без свидетеля.

Еще один случай безличного влияния, который также должен быть по возможности учтен и изолирован в исследовании, мы обозначим как "статусно-ролевой эффект". Этот тип межиндивидуального влияния может быть, например, детерминирован профессиональной принадлежностью Исследуемого, его положением в социальной организации ("авторитет власти" — см.:
194
А. В. Петровский, 1980) или мнением, которое сложилось о нем (феномен Хлестакова), социальными стереотипами реагирования на него, связанными с его половой или возрастной ролью, национальностью и т. д. Речь идет именно о тех факторах влияния, в которых объединены и тесно переплетены между собой статусные и ролевые характеристики, толкуемые в самом широком смысле, а точнее — о действенности тех статусных характеристик индивида, которые обусловлены отведенной ему социальной ролью, и тех ролевых компонентов влияния, которые обусловлены его социальным статусом.
В исследовании А. Н. Смирновой (дипломная работа) была предпринята попытка специально проследить роль индивидуальной и статусно-ролевой обусловленности проявлений самовосприятия студентов в присутствии преподавателей. Метод отраженной субъектности реализован здесь с помощью методики "Личностный дифференциал" (в варианте, разработанном А. М. Эткиндом). Испытуемые несколько раз оценивали себя по шкалам соответствующего опросника (включавшего названия 21 личностного качества, которые были объединены в три категории: "Сила", "Активность" и "Оценка"). В первый раз испытуемых просили ответить, какими они представляют себя ("Я в своем представлении"); во второй — каковы они в момент подготовки к экзамену; в третий — описать себя на вечеринке при встрече с приятелями. Кроме того, по тем же шкалам испытуемые должны были оценить двух названных экспериментатором преподавателей. Эти преподаватели поочередно вели с обследуемыми студентами семинарские занятия по одному и тому же учебному курсу. Наконец, испытуемых просили оценить себя, представив, что они готовятся к сдаче экзамена каждому из двух преподавателей, а также оценить себя в маловероятной, но все же возможной ситуации, представив, что преподаватель является одним из их приятелей.
В эксперименте выявились существенные отличия в самовосприятии студентов в тех случаях, когда они мысленно проигрывали ситуацию подготовки к экзамену вообще (перед абстрактным экзаменатором) и к сдаче экзамена конкретному лицу. Этот результат можно бы объяснить актуализацией представлений, связанных со спецификой учебного материала (который может предъявлять различные требования к способностям учащихся, быть по-разному интересным и т. п.), и подобное влияние безусловно имело место. Однако в данном случае схема проведения эксперимента позволяла выявить сравнительный вклад разных людей, реализующих одну и ту же роль, в самовосприятие других.
195
И действительно, наблюдались достоверно различные (pна Исследуемого, либо на основе сотрудничества с последним, однако в тех пределах, в которых не обязательны какие-либо проявления индивидуальности Исследуемого, а достаточна лишь его способность справиться с требованиями чисто делового общения в рамках выполняемой роли. Второй "ярус" активности — это собственно личностное идеальное взаимодействие испытуемого с Исследуемым. Переход испытуемого на этот "ярус", выход его в слой идеального взаимодействия с другим объектом как носителем индивидуально своеобразных черт в определенном смысле "надситуативен", т. е. осуществляется вне требований ситуации. Существенно важной чертой
197
экспериментальной ситуации является также и тот факт, что "надситуативно" здесь не только идеальное движение испытуемого к Исследуемому, но и "исходящее" от Исследуемого воздействие на испытуемого, поскольку оно, как уже отмечалось, выходит за рамки социально предписанных или стереотипных форм взаимодействия между ними.
Надситуативный характер идеального взаимодействия между Исследуемым и испытуемым открывает нам особую феноменологию активности личности, характеризующую уровень его отраженной субъектности в жизни других людей.
Принцип отраженной субъектности предполагает тщательный отбор как Исследуемого, так и испытуемых. Изучая личность в системе коллективных отношений, психологу следует так соотнести Исследуемого и испытуемых, чтобы при этом наиболее полно выявлялась отраженная субъектность первого. Один из путей решения этой проблемы связан с разработкой общего принципа диагностики межличностных отношений, который получил название "решетка поляризации позиций в группе".

<< | >>

↑

Источник: Артур Владимирович ПЕТРОВСКИЙ. Психология в России XX век. 2000

Еще по теме Принцип отраженной субъектности в исследовании личности: