ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА О СЕМИНАРИИ В КАНТОНЕ ВО
Сделанное правительством Вашего кантона в отношении обследования моего учреждения, а также учел, что мои нужды, задачи и желания известны, я решил, что обременять Вас, милостивые государи, дальнейшим изложением этого предмета было бы излишне и граничило с навязчивостью.
Большая беда народных школ заключается, несомненно, в том, что принятые в них поверхностные и неудовлетворительные .методы обучения, так же как и весь объем имеющихся в их распоряжении скудных средств обучения, никак не связаны с правильными и деятельно
живыми принципами и взглядами на воспитание. Поэтому не удивительно, что все школьные учителя, а в особенности низших сельских и городских школ, не высказывают ни малейшего понимания существенных нужд как семейного, так и общественного воспитания. До тех пор, пока дело обстоит таким образом, невозможно добиться чего-либо удовлетворительного в общем образовании нашего народа путем какой бы то ни было внешней формы школы или воспитательного учреждения.
Поэтому первоочередной потребностью страны в этом направлении является подготовка достаточного числа молодых людей к деятельности школьных учителей, удовлетворяющих 'необходимым для своей профессии требованиям. Первым требованием, предъявляемым к какому-либо учреждению, пригодному для этой цели, является его общая установка в этом направлении, а также тщательность, с которой оно сумеет приобщить будущих учителей к этим необходимым основам воспитания в целом— нравственного, умственного и физического. Первым требованием к подобному учреждению является такая его организация, которая обязательно ведет к тому, что каждая школа в отношении нравственного восстания становится мощным орудием развития нравственных задатков учащихся; каждая из школ становится учреждением, в котором в полном соответствии с духом и сущностью семейной жизни воспитываются любовь, доброжелательность, дух товарищества, детская невинность и благодарная и доверчивая привязанность. В отношении же интеллектуального воспитания такая школа также становится мощным средством развития всех умственных задатков, учреждением, где проводится психологически обоснованная система упражнений, способствующая развитию пытливости и всех мыслительных способностей 'человека в полном их объеме. Школа должна прививать своим воспитанникам такие навыки логического мышления, которые гармонировали бы с самой природой человека. При этом школа безусловно должна доводить эти навыки до такого уровня, чтобы воспитанники умели точно примечать всё находящееся в их непосредственном окружении и могли точно выразить, что они наблюдают. Наконец, в отношении 'физического воспитания школа должна обладать психологически обоснованным средством пробуждать и оживлять все физи
ческие задатки и силы ребенка. В частности, в отношении общетрудовой и профессиональной подготовки школа должна обладать мощным средством развития всех задатков к трудовой деятельности, 'заложенных в человеческой природе, и проводить психологически классифи- цирован-ные упражнения для развитии всего объема трудовых навыков.
При этом необходимо, чтобы достигнутые результаты неукоснительно исходили 'из применяемых средств. В каждом таком учреждении деятельность и напряжение, необходимые для достижения целей в полном их объеме, должны исходить -как в моральном, так и в интеллектуальном и физическом отношениях из возбужденного iK жизни ощущения собственных сил; они должны основываться :на моральных, интеллектуальных :и трудовых задатках нашей природы при соблюдении полной свободы и самостоятельности нашей внутренней жизни. Бели бы обучение в школе базировалось на таком фундаменте, то это положило бы конец всем источникам порчи школы, сухой безжизненности, мертвой скуке, пустому удивлению перед непонятным и непонятым. В особенности это помогло бы прекратить ослепляющее и ведущее к преувеличениям снимание пустой пены с поверхности тысяч вещей, которые природа расположила далеко о!т нас и которые убогая современная педагогика насильно и вопреки природе пытается приблизить к нашим детям. Это уничтожило бы, таким образом, ряд трудностей, которые повсюду мешают прогрессу человеческой культуры!
Требования, которые я, таким образом, предъявляю даже к самому скромному учебному заведению, велики, но они совершенно необходимы. Либо придется повсеместно отказаться от общих задач, которые ставит разум и христианство, от задач гуманизации и облагораживания человеческого рода, либо придется настаивать на применении средств, без которых эти цели недостижимы. Совершенно бесспорно, что если люди не будут на этом настаивать, если для образования широких масс людей они не захотят применять именно данные средства и предпочтут употреблять меньше сил и меньше искусства, чем это абсолютно необходимо для правильного и достаточного воспитания хотя бы одного-единственного человека,— тогда в самом своем существе подрывается основа
даже самой идеи возможности осуществления подлинного, способного удовлетворить требованиям человеческой природы школьного образования. Всюду, где в отношении народного образования существуют столь вредные принципы, и даже там, где эти противоестественные принципы хотя и не высказываются, но где не делается решительно ничего, что нужно делать и обязательно делалось бы, если бы разделялись противоположные принципы,— там на деле проводится противоестественная система взглядов. На этом пути неизбежно приходят к признанию и одобрению таюой организации школы и таких школьных мероприятий, результаты 'которых прямо противоположны всему, что существенно и необходимо для хорошего воспитательного учреждения.
Во всех случаях, когда принципы школьного дела и его организация не исходят просто, прямо и непосредственно из существа человеческой природы, а насильственно, искусственно выводятся из случайных состояний и положений людей, результаты всегда иные, чем oiHH должны быть. Они никогда не соответствуют стремлениям человеческой природы, а средства, при помощи которых достигаются эти .мнимые результаты, никогда не являются педагогическими, ведущими к облагораживанию человека, они всегда лишь шортят и губят его.
Самым грустным во всем этом является то, что порча школы, а именно возникающие благодаря этому отсутствие человеколюбия, слабое развитие ума и беспомощность, обычно прикрывается нимбом 'всезнайства, словесной шелухи и поверхностного, никогда не оказывающего подлинного благодетельного влияния на человеческую натуру мнимого педагогического мастерства. Все это весьма часто настолько ослепляет глаза даже невинных и честных людей в стране, что они не только предполагают, но безусловно уверены в том, что эти мнимые педагогические средства являются действительными средствами развития ума, просвещения и облагооаживания человеческого рода. Будучи введены в заблуждение такими взглядами, эти люди проявляют большое усердие и развивают энергичнейшую деятельность по их поддержанию и всеобщему распространению. В стране же существует слепое доверие народа к школам, каковы бы они ни были. Отцы и матери все еще в свитой невинности полагают, что если дети посещают школу и нахо
дятся в ней, то, значит, они .развиваются как в физическом, так и в моральном отношениях. В течение всей своей жизни я пытался бороться как с этим тщеславным заблуждением, так «и оо всем тем, что есть плохого в ч а родных школах. Полагаю, что педагогические средства, которые выдвигает мой метод, пригодны для достижения моей конечной задачи.
Свюбодное, самостоятельное стремление «к полному ,ia?,витию своих сил, которое повсеместно считается под- л И'н,н ой основ о й с a mocoib е рш е н ств ов ан и я, также несом - иенро является основой моего метода. Моему методу, тесно связанному с семейной жизнью и применяемому нег'lt; ередственно в условиях семьи, присущи те качества, коте vbix, по общему мнению, не хватает народным школам. При каждой проверке он проявляет себя во всех отношениях сообразным природе и поэтому могучим действенным средством возбуждения и развития в .полном их объеме моральных, интеллектуальных и физических задатков и способностей человеческого рода. Так же как несложная естественная деятельность в простом семейном доме, мой метод охватывает человека со всеми его задатками; но главным образом он воздействует на средоточие их всех, на то, в чем соединяется все высокое, благородное и человеческое, что в них есть,—на его нравственность. Родители наших воспитанников, умеющие ценить нравственную самостоятельность, прекрасно чувствуют влияние нашего метода в этом отношении. Они обычно гораздо раньше убеждаются в благотворном влиянии нашего руководства на нравственное и религиозное сознание детей, чем это влияние сказывается на их интеллектуальном образовании и их подготовке к мастерству.
Это не случайно. В согласии с существом метода организация его применения в нашем учреждении обладает «незаметной, но большой нравственной силой. Я не говорю уже о нравственном воздействии умственного образования, которое дается ребенку нашим методом, хотя совершенно верно и природосообразно, что благодаря внутреннему единству нашей природы подлинное развитие какого-либо одного из наших задатков одновременно вызывает раскрытие и развитие всех остальных. Один из существенных выводов из накопленного нами опыта заключается в том, что сознание своих сил, возникающее
у ребенка в результате умственных упражнений, превращается обычно в самосознание своей природы в целом, стремящейся к внутреннему одновременному 'и совместному развитию и усовершенствованию всех своих задатков, и таким образом само по себе является нравственным самосознанием. Тем не менее это самосознание лишь потому оказывает ib свою очередь подлинное и надежное воздействие на интеллектуальные силы, которые являются его источником, что оно нравственно и остается нравственным.
Как бы ни была важна эта сторона дела сама по себе и в связи с рядом возражений против метода, я не буду сейчас больше останавливаться на ней. Скажу лишь несколько слов об организации нашего учреждения, поскольку оно имеет непосредственную задачу нравственного воспитания. Положительное влияние на нравственность наших (воспитанников в значительной степени исходит -как из формы организации учреждения, так и из побудительных мотивов друзей, совместно руководящих им. Дело в том, что мы объединились ради высокой и нравственной цели — для решения задачи, как можно и следует организовать воспитание человека вообще и преимущественно в моральном отношении. Я думаю, не ошибусь, если скажу, что самой глубокой и горячей заинтересованностью в решении этой задачи проникнута вся масса лиц, принимающих участие в работе учреждения. Разумеется, подавляющему большинству их органически присуща любовь к детям, привязанность к ним, умение радоваться глядя на них и вместе с ними. Уже это одно создает между учителями и детьми такие отношения, которые благоприятствуют пробуждению и оживлению всех нравственных чувств и упражнению всех моральных сил. Уже одно это связано с такой свободой и таким образом жизни, которые немыслимы без подобных взаимоотношений между учителями и детьми.
В нашем учреждении между ними существует такая близость, как между различными членами одной хорошо организованной семьи. Так и сказал один крестьянин, который некоторое время тому назад осматривал наше учреждение: «Это не учреждение — это семья». В противоположность мнению этого крестьянина, один учитель из другого воспитательного учреждения заявил: «Мне непонятно, как Вы решаетесь создавать такие фамильяр
ные 'Отношения с Вашими воспитанниками. Мне кажется невозможным допускать их до такой близости с Вами и давать им такую степень свободы, не рискуя подорвать подобающее с их сторо,ны уважение ik Вам и (необходимое послушание». Этот человек не .представляет себе, какой властью над людьми обладает любовь. Он не зна-ет власти тысячи вещей, которые сами по себе ничего не значат, а в слабых руках даже сами являются слабыми, но в руках любви, если это подлинная любовь, с могучей силой влияют на детскую душу. Он не знает 'воздействия сердечности, пожатия руки, кивка, улыбки; он не понимает значения забавы -и шутки, важности совместного переживания радости и делящего воздействия веселого расположения духа, царящего в сердце отца и ребенка. Он не представляет себе ни того, насколько велика потребность человеческой натуры во внутреннем успокоении, ни 'источников и результатов этого успокоения. Он знает лишь убогие потребности своего воспитательного учреждения в показном порядке, приличии, почтении и подобострастии; он знает лишь жалкую нужду своего учреждения во всякой регламентации и всяческом насилии, (которые должны обеспечить эту показную сторону.
Крестьянин знал больше и глубже понял существо нашей деятельности и силу ее воздействия. Я почитаю его слова за самую высокую похвалу, когда-либо высказанную нашему учреждению, и считаю их самым правильным и полным выражением тех основ, на которых оно построено. Несомненно, дух хорошо организованного семейного быта и является духом нашего воспитательного учреждения. Успех нашего учреждения зависел от того, удастся ли действительно провести это в жизнь. И это удалось... Как и в хорошей семье, каждое слово у нас, сказанное с целью воспитания, заключает в себе обучение, а обучение является в то же время и воспитанием. Одно непосредственно переходит в другое, одно перекрещивается с другим. Даже учение и обучение переходят одно в другое. Дети и учителя во время первых часов своего учения и обучения «как бы смешиваются друг с другом, выполняя то роль учителя, то роль ученика. Точно так же учителя и ученики смешиваются и во время игр. Учителя участвуют в этих играх не только как надзиратели, они сами играют наравне с детьми.
Благодаря тому что учителя в состоянии поддерживать веселое, радостное и 'непринужденное настроение, знаменующее 'невинность и святое счастье детей, и полностью подавлять противоположное настроение, они, безусловно, с удвоенной -силой .могут выполнять свои функции надзирателей: не только замечать и пресекать действительно дурное, но одновременно удалять из окружения детей возможности, соблазны и примеры дурного поведения, изгонять все злое из их сознания.
Вся организация повседневного поведения детей рассчитана на то, чтобы заложить, оживить и закрепить в них такое настроение, -которое предупреждает проникновение зла в душу ребенка и само возникновение влечения к злу... Я главным образом стараюсь отвлечь детей от того переменчивого и единичного, с чем они вынуждены сталкиваться в повседневной сутолоке жизни, поднять их до осознания самих себя как целого со всеми своими задатками и во всех условиях своего существования, накрепко .внедрить в них основы такого подхода к себе. Напоминая детям таким образом о .важности каждого отдельного успеха в их повседневных упражнениях и побуждая к всяческому напряжению усилий для достижения этих успехов, я одновременно стараюсь дать им почувствовать, насколько неверными и .неудовлетворительными являются и не могут такими не являться результаты единичных усилий, если они не коренятся, не развиваются и не кончаются в сфере полностью развитых сил их личности как целого,— в нравственности. Я стараюсь, чтобы они, с одной стороны, почувствовали, насколько убогим является самое высокое умственное развитие и совершенное владение мастерством без любви и, с другой стороны, насколько бессильными являются даже самые нежные чувства любви, привязанности, сочувствия и веры без интеллектуального развития и производственных умений, если они только в такой своей бесплодной изолированности прозябают в человеке, а не живут в нем. Я стараюсь ввести детей в гущу жизни и объяснить им, как любая отдельная хорошая черта человека, если она остается изолированной и не находит себе опоры во всем том хорошем, что имеется в природе человека, каждый раз рискует вновь затеряться в человеке или получить такое направление, которое одинаково легко может привести как к его падению, так и к его со
вершенствованию. В эти часы я м,ного и часто говорю с ними о великих опасностях, таящихся в нашей чувственности, и о силе самообладания, без чего соблазны чувственности не могут быть успешно преодолены. Я ставлю себе при этом задачу заставить их почувствовать необходимость больших усилий, разнообразных упражнений, нужных для поддержания этих сил, приучить их души к усилиям, требуемым для бдения и молитвы, и таким образом разбудить, оживить и поддержать в «их наряду с умственной деятельностью повседневную общую чистую деятельность сердца...
День проходит в ,мире и радости, в .послушании и любви, в- напряжении сил и наслаждении жизнью, в прилежании и покое. Мы знаем, чего мы хотим. Мы работаем в согласии, но наша деятельность отнюдь не единообразна. Каждый из нас совершенно свободен. И только в качестве свободных людей мы живем, любим деятельной любовью и жертвуем собой ради выполнения своей цели. И благодаря тому что мы осуществляем эту цель .по отношению ко столь многим и столь различным детям, благодаря тому 'что в осуществлении ее вместе с нами участвует так много столь различных учителей,— наша задача изо дня в день приобретает все больше жизни, все растет и расширяется. Такое положение требует большого и серьезного пристального внимания, что, опять-таки, облегчается и обеспечивается тем духом, которым проникнута организация работы в нашем доме.
Во время .каждого учебного часа и каждого часа свободного времени дети находятся не только под надзором того учителя, которому поручено наблюдение за ними в данное время; каждый из детей, кроме того, находится под особым наблюдением одного из старших учителей дома. И если учителя, ведущие непосредственное наблюдение в течение дня, отмечают поведение ребенка в его единичных проявлениях, в которых он показывает себя с хорошей или дурной стороны, то лицо, специально наблюдающее за данным ребенком, должно следить за поведением ребенка вообще, как оно проявляется у всех учителей и во все часы занятий. Это лицо должно установить особую связь как с самим ребенком, так и со всеми учителями, под руководством которых ребенок работает. Это должно дать ему возможность при помощи обоих указанных способов обязательно выявить харак-

Знамя Ивердонского института И. Г. Песталоцци В центре — изображение борца за национальную независимость Швейцарии Арнольда Винкельрида (XIV в). Внизу надпись на латинском языке: «В любви — добродетель»
тер ребенка, знать все его поведение и помочь мне построить мое специальное воздействие на него на прочном фундаменте.
Кроме того, все старшие и младшие учителя собираются раз в неделю после ужина исключительно для того, чтобы откровенно поделиться друг с другом своими точньгми 'наблюдениями ,над детьми. На основании этих наблюдений .вырабатываются определенные мероприятия по отношению к отдельным детям, причем обеспечивается согласованное их проведение .в жизнь. Тихая нравственная сила, о существовании которой в нашем учреждении я говорил выше, является результатом этих мероприятий. Поверхностный наблюдатель и посетитель редко замечает ее присутствие, часто даже не подозревает о ней. Но матери, которые ближе и глубже всматриваются, всегда замечают ее. И если внешний успех нашего учреждения и громкие похвалы по этому поводу часто сопровождаются разного рода язвительными замечаниями, а еще чаще мнениями о наличии многообразных ошибок и слабостей, которые постоянно переплетаются с похвалами, то вот что нередко заявляют отец и мать: «У моего ребенка значительно улучшился характер, он стал лучше, чем был раньше». Это наполняет мое сердце радостью, которую ничто, ничто в глубине моей души не может омрачить. Настолько нравственные результаты моей работы важнее для меня, чем все остальные.
И все же многие люди выражали опасение, что если мой метод будет введен ,во всех школах, то при этом должна по,гибнуть религия. Этот упрек базировался в основном на том, что мой метод предполагает значительное развитие интеллектуальных задатков детей путем изучения ими соотношений чисел и мер *. Другой источник обвинений подобного рода заключается в следующем. Из-за однобокости, а иногда даже по недомыслию и глупости, образование и преподавание религии в ш,колах ограничивается тем, что бедных детей заставляют учить наизусть высказывания церкви относительно религии, подобно тому как солдат готовят к парадам. Каждый год, когда благополучно заканчивается мучительное натаскивание этих рекрутов церкви, наступает приятное чувство удовлетворения. Это, несомненно, и является главной причиной lt;крика, поднятого стражами Сиона *
6б опасностях для религии; в этом заключаются побудительные мотивы и опора их обвинений...
Внешние формы моих интеллектуальных средств обучения внушили этим людям убеждение, что я проникся безнравственным и безбожным духом времени и что я хочу при помощи односторонней силы применяемых м'ною приемов развития интеллектуальных задатков детей 'погасить последнюю искру того .нравственного и религиозного духа, который еще сохранился в школах от наших отцов. Нет, я не хочу этого делать. И выработанные мною .приемы образования не имеют этой задачи...
Столь же несправедливо меня обвиняли в том, что я односторонней сухостью и перевесом интеллектуальных средств обучения якобы убиваю в детях все тонкие чувства, всякий свободный полет фантазии и всякое эстетическое чувство. В этом обвинении зашли столь далеко, что всю мою деятельность в этом направлении расценили как чисто экономическое мероприятие Она якобы хотя и может дать -некоторые преимущества детям голодных и 'нищих людей, но в результате создаст больше хитрых, эгоистичных хозяйственных проныр и черствых людей, в погоне за заработком все пересчитывающих на крейцеры и пфенниги, чем благородных, свободных и достаточно образованных людей со всесторонне развитыми задатками и способностями.
В опровержение этого обвинения мне мало что остается добавить к тому, что уже сказано выше. Природа моих средств интеллектуального образования gt;ни в коей мере не произвольна, она необходима. Так как эти средства лишь постольку хороши, поскольку определяются самой сущностью человеческой природы, то они «в основном также неизменны. Если в их формах и происходят изменения, существо их вечно одно и то же. Они либо ничего из себя .не представляют, либо являются единственно (возможными; и они хороши потому, что они таковыми являются. Однако их результаты являются совершенно иными, чем результаты всех тех интеллектуальных средств обучения, которые базируются на другой основе. Правда, я наблюдаю эти результаты пока лишь в течение недолгого времени и имел еще меньше возможности наблюдать их в широком масштабе. И все же я имею право с уверенностью утверждать относительно них следующее: этим методам я обязан всем образова- 13* 195
нием моих учителей. Многие из них начинали со мной вместе поиски этих средств и помогали мне в то время, когда я сам их еще не знал и только чувствовал потребность в таких средствах, предвидел. возможность найти их, построить в ряды, систематизировать. Выполняя эту работу, мои учителя при неукоснительном сохранении своей индивидуальности приобретают полную самостоятельность и свободу действий, какая редко встречается на свете у людей, тем более у тех, кто посвящает себя педагогической деятельности.
Это приобретение оригинальности, свобода и самостоятельность воззрений и деятельности .повсюду характерны также и для воспитанников -моего метода. Они характерны при этом не только для тех из них, /кто воспитывался вблизи от меня или, моего воспитательного учреждения, но и для живущих в других, в некоторых случаях даже отдаленных от меня местах, если и там воспитанниками руководили в духе моего метода и согласно разработанным его формам. Кажущаяся негибкость этих форм вызвала, правда, значительные сомнения в степени устойчивости мыслительных способностей, которой можно добиться путем их применения, а также предположение, что они могут вызвать односторонность и ограниченность самого мышления. Однако это предположение оказалось совершенно ошибочным.
Если воздух и вода находятся без движения, как неподвижные скалы, то рыбы и птицы все же в них движутся. Важно только, чтобы рыбы и птицы имели доста-' точно простора в своих стихиях, чтобы у них было достаточно воздуха и воды. При избытке же воды и воздуха никак немыслимы эти неизменные формы плавания и полета. Только недостаток простора для развития умственных задатков вызывает такие формы мышления, которые действительно являются застывшими, а не просто кажутся таковыми. Мир полон таких форм. В особенности страдает от этого железного ярма педагогика. Однако метод элементарного образования готовит смерть подлинным ущемлениям всего живого в формах преподавания. И все же общество так долго придерживалось противоположного мнения, хотя оно и было неправильным. То, что называли негибкостью, односторонностью и ограниченностью метода, на самом деле слу-- жило плотиной, удерживавшей и заставлявшей накап
ливаться стихию, в которой, подобно рыбам в воде или птицам в воздухе, должны жить дети. А то, что общество, в противовес этой плотине, называло свободой, являлось, по существу, свободой удаления затычки в запруде, что на самом деле предоставляет лишь воде возможность вырваться из пруда и литься туда, куда ее влечет стихийная сила падения, причем выльется она из пруда столь же быстро или еще быстрее, чем она его наполнила.
Что бы подумали в повседневной жизни о человеке, который в подобном случае заявил бы то же самое? Заявил бы, что плотина у пруда является слишком грубой мерой против стихии, в которой должны жить рыбы? Что таскание воды в пруд, из плотины которого вынута затычка и где населявшие его рыбы лежат на суше, — мудрое мероприятие, обеспечивающее самостоятельность рыб и свободу стихии, в которой они должны жить? И все же формы элементарного образования, то внимание, которое обращается на результаты их применения, в особенности веселое настроение, мужество и живость детей, обучавшихся по этому методу, называли негибкими. Людям даже в голову не приходило, что формы обучения, которые при их применении на деле придают воспитанникам полную силу и жизнь, доказывают своим действием, что они не являются негибкими. Если они кажутся кому-нибудь такими, то виноваты в этом не формы обучения, а глаза того, кто их разглядывает.
Все, что было оказано в этом отношении о влиянии метода -на интеллектуальное развитие рода человеческого, верно также в отношении его влияния на развитие всяких технических -способностей и умений. Однако эффективность воздействия -моего .метода и ib этом отношении не только подвергалась сомнению, но даже повсюду громко и решительно заявлялось, что хваленые линейные формы, которые в данном случае кладутся в основу обучения, ограничивают якобы художественные склонности к мастерству, убивают всякую свободу и дают воспитанникам, не подлинную силу мастерства, а лишь на-вьики. Верно и то, что требуемое методом совершенное овладение этими формами, а также требование уметь легки представить себе эти формы являются существенными условиями метода обучения. Однако в этих условиях не имеется никаких моментов, тормозящих, а тем более парализующих художественные склонности воспитанников.
Верно и противоположное—эти условия сами по себе не гарантируют еще свободы и развития этих склонностей. Несомненно одно: ни внутренняя, ни внешняя завершенность какого-нибудь одного, ведущего к развитию подлинной человеческой способности учебного средства не гведет в качестве естественного и непосредственного результата -своего воздействия к ограничению развиваемой им силы. Между тем если любую 'человеческую способность развивают путем применения средств, которые сами по себе противодействуют запросам человеческой природы и, следовательно, 'Внутренней основе всех истинных средств образования, то это мешает ее подлинному развитию и завершению и тем самым ограничивает и калечит ее.
Мы, однако, далеки от того, чтобы утверждать, что средства метода уже сейчас настолько совершенны, что могут претендовать на безусловное доверие в качестве средств полноценного общего образования. Меньше в-се- го мы можем утверждать это относительно опубликованных нами упражнений на соотношения мер. Тем замечательнее, что сила метода оказалась подлинной и глубоко действующей даже тогда, когда он применялся на практике в его самой слабой части — в качестве средства обучения искусству, причем в ограниченности и неполноте своего первого варианта. Мы имеем теперь право провозгласить непререкаемым фактом следующее: упражнения, рекомендуемые наглядным учением о соотношении мер, даже в том ограниченном виде, в котором они существовали, подняли развитие наших воспитанников в соответствии с имеющимися у каждого из них задатками до такой степени, что они с успехом овладевали любой отраслью мастерства, даже если оно выходило за рамки системы выполнявшихся ими упражнений.
Поскольку эти упражнения были хорошими по существу и находились в согласии с задатками и способностями человеческой натуры, постольку зародыш их совершенства был заложен внутри них самих. В их существе заложена сила, которая должна вызвать развитие этого зародыша и достижение им совершенства как в душе ребенка, так и в душе учителя, который так же проделывал все те упражнения, что и ребенок. Человеческая душа, которая воспринимала то совершенное, что было
заложено в существе этих упражнений даже в ограниченных их формах, с присущей ей внутренней полнотой неизбежно сама собой противодействовала внешней ограниченности этих форм. Дело заключается в следующем: при помощи тех средств, которые мы разработали в первую очередь, элементарное образование сделало, собственно, лишь первый шаг к тому, чем оно должно было стать. Но этот шаг был правильным. Он возбуждал в ребенке склонность сделать второй шаг; он придавал ему силу сделать этот .шаг, заставлял чувствовать в себе эту силу. Он -подготавливал ребенка ко второму шагу и не оставлял никаких разрывов между этим шагом и предыдущим. Он облегчал ребенку этот шаг •и заставлял его чувствовать его необходимость. При этом он одинаково воздействовал как на воспитанника, так и на учителя. Последний так же руководится этим методом, является его воспитанником, как и ребенок, которым он сам руководит. Он находится вместе и рядом с ребенком, при нем и под тем же самым руководством; метод стирает разницу, которая в других -отношениях имеется между учителем и воспитанником. С точки зрения метода общечеловеческое сходство между учителем и воспитанником больше, чем их возрастное различие. Оба они полностью и в этом отношении в равной степени являются его воспитанниками. Как в ученике, так и в учителе он развивает ту же самую силу. И поскольку упражнения на соотношения мер оказали на воспитанников более глубокое влияние, чем можно было предполагать ввиду явной ограниченности этих упражнений, значит, они таким же образом влияли и на учителей; они вызывали в них активное стремление не оставаться в рамках этой ограниченности, а подойти к предмету с большей разносторонностью и большей свободой. Так же как и воспитанникам, эти упражнения придали проводящим их в жизнь учителям чувство уверенности в себе.и силу делать то, к чему они возбуждали склонность. Влияние упражнений в этом отношении оказалось настолько глубоким, что последовательные ряды приемов, которые по своему существу касались начальных пунктов преподаваемого предмета, в сознании учителей сами собой развились и пополнились. Благодаря этому осуществилось дальнейшее постепенное развитие учебных средств метода вообще и полная перестройка
наглядного учения о соотношениях мер в частности. При этом осуществили это люди, не имевшие никаких вспомогательных средств для перестройки, кроме влия-ния на них самих и .на их воспитанников указанных ограниченных упражнений на соотношения мер.
Этот факт, или, вернее, определенное состояние той силы, которая развивается при данных обстоятельствах как в учителях, так и в учениках, пользующихся методом, позволяет нам считать полностью опровергнутым обвинение, будто бы метод в 'каком-либо отношении ограничивает усвоение воспитанником художественного мастерства. Больше того, в ответ на заявление, что из нашей школы не выйдет ни Рафаэлей, ни Ньютонов *, мы с ульгбкой задаем встречный вопрос: из какой школы выходили подобные люди и где в нашей части света в наше время существует народная школа, педагогические принципы и организационные средства которой обязательно вели бы к повышению силы мышления и чувства, к успехам в математике и искусстве? В Греции были подобные школы *. Народные же школы Европы, за редкими исключениями, более или менее отдают духом монастырей, из которых они вышли, и в настоящее время не претендуют на повышенный уровень народного образования, к которому мы стремимся. Кроме того, все гении, в области ли математики, поэзии или живописи, рождаются таковыми. И если дети, рожденные гениями, попадут в мою школу и будут воспитываться в ее духе, таком, каков он есть в действительности, а не каким он кажется с беглого взгляда, то свобода и самостоятельность, которые им необходимы для развития, не встретят здесь препятствий в своем полете; они встретят лишь мощную защиту против возможных заблуждений, в которые они могут впасть на своем пути.
Фо-рмы метода придают силы; это не узы, ослабляю-, щие человеческую натуру. Неужели же гений будет пользоваться ими дольше, чем полагается, будет носить их дольше, чем они ему действительно полезны? Гений, который сбрасывает своей силой ослабляющие его узы, — неужели же он даст сковать себя, если не убежден, что эти узы придают ему силу? Человеческая природа заранее говорит: «Нет!» И мой опыт подтверждает это «нет». Результаты моего опыта настолько убедительны, что заставят; замолчать даже человека, который,
будучи незнаком с человеческой природой и с той силой, с которой она проявляет себя в гении, все еще в этом сомневается.
Интересно, кстати, заметить следующее: когда бездарные люди заботятся о судьбе гениев, они обычно делают это п,ри обстоятельствах, представляющих опасность не гениям, а им самим. Правда, и метод .не может превратить в гениев людей, 'которых природа не наградила 'соответствующими задатками. Но метод, несомненно, делает следующее: каждого ребенка, в котором природой заложены выдающиеся силы, он точно и уверенно доведет до такого уровня, чтобы он мог сам свободно и уверенно осознать, что в нем заложено. Никакая школа, никакие педагогические средства не сделают для гения больше этого, ни одно из них не в состоянии сделать больше. Между тем .метод меньше, чем .какое-либо другое педагогическое средство на свете, рассчитан давать образование гениям; он .рассчитан давать образование роду человеческому и как таковой принесет бесконечно больше пользы, чем если бы он являлся средством образования для гениев, даже если бы он во сто раз увеличивал число этих феноменов природы.
Человек, который, будучи искусным садоводом, сумел бы добиться такого положения, при котором ананас стал бы привычным блюдом даже для простых людей, несомненно, имел бы большую заслугу в области плодоводства. Но человек, который усовершенствовал бы полеводство и луговодство настолько, что крестьянин при этом мог больше .выручить, а горожанин, несмотря на это, мог покупать хлеб дешевле,— такой человек имел бы неоспоримую заслугу перед человечеством, благополучие которого отнюдь не базируется на изысканном, на .непривычном и -редком. Благополучие человечества основывается главным образом на совершенствовании, завершении того, что является общераспространенным и привычным. Кроме того, природа подготавливает тысячи вспомогательных средств для достижения этого обычного, против одного, рассчитанного на достижение редкого. Но люди так редко придерживаются высокого, священного пути, указываемого природой! Там, где полная жизни природа с тысячекратной силой непрерывно взывает ко всем нашим органам чувств, наше внимание по привычке проходит мимо, как будто ее и не суще
ствует. Там же, где, напротив, природа в виде редкого и преходящего явления лишь .мелькнет -с намерением сейчас же скрыться с ’наших глаз, там мы ее ловим и стараемся заковать, как будто только исключения из ее деятельности, а не привычные действия предлагаются нам в качестве нормы для подражания. А между тем совершенно очевидно обратное.
Предназначая только одного на миллион стать Ньютоном или Рафаэлем, природа вложила в миллионы людей, .которые 'не являются гениями и не могут стать ими, большие, важные и нужные для всего человечества технические задатки. Их развитие, несомненно, является целью нашего, существования; существование их само по себе является важным и всеобщим 'культурным средством, которым обладает род человеческий. Самое существо нашего .метода обусловливает признание им этой великой деятельности природы в 'качестве нормы и правила. В особенности это 'касается учения о соотношениях мер, основное назначение которого заключается в том, чтобы путем упражнения развивать общераспространенные и общенеобходимые технические способности людей. Задача этого учения состоит также и в том, чтобы придать линейному рисунку, этому фундаменту всех обычных технических умений, такие диапазон, самостоятельность, законченность и свободу, которые настолько приблизили бы работу художника и ремесленника к творениям великих гениев, насколько вообще возможно путем трудолюбия и хорошего- руководства приблизить результаты труда людей с меньшими природными задатками к гениальным произведениям.
Необходимо заботиться о воспитании людей; если делать это правильно и энергично, то воспитание исключительных людей пойдет само собой. Однако далеко не столь же истинно обратноеположение. Если мы будем проявлять лишь особую заботу о воспитании людей выдающихся — тех, кому следует быть ими, и тех, кто желает ими быть,— то воспитание человечества вообще отнюдь не пойдет от этого само собой. Сами собой получаются при такой постановке дела обычно иные, очень плохие результаты, а именно — люди, обладающие лишь умом в его половинной или даже чет.вертйой долях. Таким людям в данном случае ничего не стоит казаться выдающимися; своим существованием и бле-
cikiom, лишенным какой бы то -ни было высокой идеи, о'ни .настолько подрывают доверие к этому пути специального образования для людей исключительных, что подлинный гений уже не захочет им идти.
Для подлинного прогресса культуры человечества необходимо поставить преграды самодовольным притязаниям этих половинных и четвертных умов, чтобы развить сознание собственной силы у людей, обладающих действительно высокими дарованиями. И метод делает это; он всюду, где правильно проводится в жизнь, решительно противостоит эгоистическому блеску всякой лжекультуры, так как не только теоретически излагает основы подлинной культуры, но и практически проводит их в жизнь. Поскольку они повсеместно применимы и общедоступны, метод не только показывает их людям, но дает их им в руки и доводит до сердца. Так же как в отношении художественного .мастерства, метод выполняет эту задачу и в отношении науки. Он должен делать это; он должен и в этом отношении быть повсюду применимым; он и в этом отношении должен быть доступным всем, если хочет, как и в первом случае, оставаться согласованным с ходом природы. Ведь и в этом отношении природа среди тысяч индивидуумов вряд ли находит одного, кого бы она сама выбрала для научного поприща. С другой стороны, она громким ясным голосом объявляет, что все эти тысячи людей крайне нуждаются в полноценном развитии здорового человеческого разума и в приобретении знаний, необходимых для облегчения обыкновенного существования, деятельности и страданий, которые готовит нам жизнь.
Если же этот единственный из многих тысяч прирожденный ученый имеет полное право обратиться к государству и человечеству с просьбой оказать ему помощь в приобретении всего необходимого для подготовки к научной деятельности, то в тысячи раз большее право имеют тысячи рядовых людей обратиться к государству и человечеству с просьбой о помощи во всем необходимом как для своего общего образования, так и для образования, необходимого для материального обеспечения семьи. Задача моего метода заключается в том, чтобы удовлетворить эту потребность в образовании — великую и всеобщую потребность человечества. Выполняя же эту задачу, он идет навстречу и первой, более
узкой -потребности человечества — потребности в научном образовании людей выдающихся, тех, кто должен или хочет ими быть. Но он делает это так, что не унижает и не забрасывает основную массу людей, не бросает ее под ноги избранных, не превращает ее в орудие их слабостей, претензий и капризов. Нет, метод ищет не внешнего блеска дарования; он ищет его сущности, он ищет его -силы. Он стремится не к внешнему блеску наук, а к их сущности; он старается поднять силу науки. Влияние метода, предлагаемый им способ действия удовлетворяют, однако, и первоочередные нужды человека. Выдающиеся задатки и способности ребенка, проживающего в самой жалкой хижине, он развивает с той же тщательностью, как он это делает в отношении ребенка, рожденного на свет с претензией на получение высоких чинов и званий. Таким образом, метод заботится как об исключительных детях, так и о тысячах обыкновенных, не унижая .массы человечества. Он дает, закрепляет и приумножает все то, что нужно в равной степени как богатым, так и бедным, заброшенным детям в стране в соответствии с их внутренними исключительными данными, то, что по божьей милости является их собственностью и на что они имеют право. Он дает, закрепляет и приумножает также все то, что необходимо детям с выдающимися данными, а также и тем, кому нужно или кто хочет приобрести их, что, по мнению людей, им принадлежит и на что они имеют право. Тем самым -метод удовлетворяет .справедливые требования как исключительных, так и обыкновенных детей.
Правда, тем самым метод действует вопреки воле светского общества, как и тот из людей, кто вооружен высшей силой и противостоит недостаткам света. Метод делает то же. Он не только противостоит им: многие из этих недостатков и претензий благодаря ему выступают с удручающей ясностью. И все же метод вынужден делать это. Либо он не будет иметь никакого, абсолютно никакого значения, либо он должен обеспечить всему существенному и вечному в человеческой природе надлежащий перевес над случайным и преходящим, зависящим от положения и обстоятельств, в которых находятся люди. Он должен обеспечить это даже в тех случаях, когда это существенное и вечное проявляется в оболочке человека самого низкого положения, а слу
чайное и преходящее — в -блестящих притязаниях самых привилегированных и счастливых людей. Если он этого не будет делать, это значит, что он отрекается от святая святых сущности человеческой природы... Но он делает это; там, где его действительно признают, он делает это, не обращая внимания на мнение светского общества, и таким способом, который прямопротивоположен соответствующим действиям света.
Люди из светского общества, не знающие внутреннего святилища 'человеческой природы, чуждые духу Христову и смыслу его учения, полные эгоизма и изощренной хитрости, при организации учебных заведений, предназначенных для изучения наук и искусств, делают все для того, чтобы :ни один оборванец, .ни один сын внешне ,не выдающихся родителей не мог туда попасть. Метод же -чувствует свою благородную силу и в своем высоком бескорыстии не нуждается ни в какой хитрости и ни в каких обходных путях. Определяя, кто должен получить научное образование, он обращает внимание лишь на то, имеет ли ребенок способности к повышенному образованию, а не на то, в каком ранге его отец. Божье солнце с одинаковой силой светит над злыми и добрыми; оно слабо освещает лишь теневые места, которые сама природа лишает света; на каждое же открытое утром и в полдень место оно с полной силой льет свет своих лучей, делает все, что зависит от его небесной сущности. Так же и метод: по мере своей человеческой возможности, повсюду, где он полностью применим, он действует с великолепной силой; он оказывает слабое действие лишь там, где более слабые природные задатки сами собой ограничивают результаты его воздействия. Он никогда не отказывает природе; лишь там, где сама природа ограничивает его, там, естественно, неизбежно ограничена и сила его воздействия. Кто-то сравнивал в этом отношении мой метод с насосом, который не выкачивает ни капли воды, если ее нет внизу; если же вода имеется, то насос выкачает ее всю до капли. Метод использует силы человеческой природы, где -бы он их ни обнаружил; он найдет свечку и под опрокинутой меркой *, независимо от того, кто ее туда спрятал...
Правда заключается в том, что метод исходит изг глубины всего самого лучшего и самого чистого-, что заложено в природе человека. Он примыкает ко всему, что
питается этой глубиной или что питает ее, и отдаляется от всего, что не делает этого. Он враг обмана, разоблачает лицемерие; льстец неважно чувствует себя в его близости; .мало привлекательного-он представляет собой и для людей с большими претензиями, ,в каком бы обличье они ни выступали. Но метод ласков со смиренными, -внушает мужество скромным, возбуждает силы, таящиеся в униженных и страждущих. Поэтому и только поэтому кажется, что метод стоит ближе к ребенку бедняка, чем к ребенку богатых родителей, хотя он с равной любовью относится к ним обоим.
Так и должно казаться: среди всей массы возможностей, имеющихся в распоряжении богача, влияние метода менее заметно, между тем как при отсутствии всего показного в среде людей обездоленных это влияние, естественно, кажется сильнее. Кроме того, бедный человек во всех отношениях 'ближе стоит к природе, чем богатый. А чем ближе человек к природе, чем больше на него воздействуют ее необходимые и существенные отношения, тем более он восприимчив ко -всему, что непосредственно вытекает из нее, а следовательно и к нашему .методу. И напротив, чем больше человек отдаляется от природы, чем больше скован рамками повседневного светского тона, чем более образцово подготовлен он к суетной игре света, его ничтожеству и испорченности и в той мере, как этого свет желает и требует,— тем больше разрушается в человеке восприимчивость ко всему тому чистому и глубокому, что исходит из человеческой природы.
Мужчины и женщины из высшего общества не могут желать введения моего метода, но бедняк должен быть рад его появлению; не может быть, чтобы он его отверг. Но будет ли метод доведен до бедняка? Доведет ли государство, доведут ли государства мой метод до бедноты? Или же государство отвергнет его, оттолкнет от бедноты? Государству не может быть безразлично то, что метод решает столь же трудный, сколько и важный вопрос,— как можно с уверенностью распознать внутренние основы исключительных дарований даже там, где в результате внешних неблагоприятных условий они больше всего затенены и недостойно затоптаны в грязь; как их можно использовать, не нарушая даже простоты и ограниченности, присущих всей постановке народного
образования. Для государства не может быть безразличен тот факт, что дети, которые воспитываются по моему методу, уже в семи- или восьмилетием возрасте «с уверенностью могут судить о характере и степени своих дарований и что выполняемые ими упражнения не только отчетливо доводят до их -сознания имеющиеся у них задатки, но одновременно приводят в движение всю природу ребенка с целью -самостоятельно развить их в себе.
Для государства не может быть безразличным, что введение метода ни в коем случае не может вовлечь его» в большие расходы, так как метод в целом стремится удовлетворить лишь необходимые и существенные требования человеческой природы. Его природосообразность позволяет с уверенностью рассчитывать на то, что поставленные им задачи найдут поддержку со стороны природы как в самих детях, так и в необходимой и существенной окружающей их обстановке и условиях жизни. Расходы не .могут 'быть велики также и потому, что применение метода в более расширенном его виде и на его повышенных ступенях ограничивается лишь немногими детьми. Оно ограничивается на этих ступенях лишь обучением детей, которые открыто и безусловно носят в себе гарантию успеха получаемого ими -повышенного -образования. Массу же народа можно оставить на той пр-остой и ограниченной, но для нее все же достаточной ступени образования, которой так повелительно требуют условия ее существования. Однако как бы важно все это ни было для государства, все же остается открытым «вопрос: не будет ли метод отвергнут им? Мне кажется ясным, что там, где государство будет выражать .мелкое себялюбие мужчины или женщины высшего общества, там оно, несомненно, отвергнет метод. Там же, где оно будет выражать аилу и любовь человеческой натуры, метод не будет отвергнут. Но и там, где метод будет отвергнут, он все же не вечно останется недоступным для бедных и несчастных в стране.
Так же как благородный человек не оттолкнет от себя бедных и обездоленных, не оттолкнет он и мой метод. Все святое в природе неизмеримо ближе каждому отдельному человеку, чем государству, и согласно естеству этой святыни она рано становится достоянием человека. Исключительные индивидуумы должны освоить мой метод и достигнуть полного расцвета своих способ
ностей, прежде чем государство только осмелится испытать его, не говоря уже о том, чтобы ввести его повсеместно. Это и произойдет: так же как благородный человек не оттолкнет от себя бедного и обездоленного, так он не отвергнет и мой метод. Он должен или перестать быть самим -собой, или же oih должен ухватиться за метод, как только с ним познакомится. Взгляды, выражаемые методом, и свойственные ему средства слишком тесно связаны со всем, что больше всего трогает сердце благородного человека. Они слишком тесно связаны со всеми потребностями, страданиями и нуждой, имеющейся в мире, чтобы благородный человек смог все это оттолкнуть от себя. Он должен ухватиться за мой метод, он должен сдела!ь это сейчас скорее, чем когда бы то ни было.
Многие благородные люди уже давно сознают характерные для нашего века противоречия: с одной стороны, наделенное односторонностью и глупостью меньшинство, кичащееся тем, что оно направляет свои способности лишь на удовлетворение прихотей; с другой — отличающееся также односторонностью и глупостью большинство, стыдящееся того, что оно занято изготовлением полезных вещей. Иными словами, между полуобразованием и неправильным - образованием немногих и отсталостью и заброшенностью масс. Благородный человек не может наблюдать эффективное воздействие метода, не понимая, что он представляет собой систематизированное с учетом требований психологии целебное средство против полуобразования и неправильного образования людей, против всех страданий и всей нужды человечества, являющихся последствиями этого. Так же как он не оттолкнет от себя бедняка, он не оттолкнет от себя и метод. Он не может его оттолкнуть. Нет, он ухватится за него, как только его узнает; и через него метод дойдет до бедных и обездоленных. Но он не знает еще метода, свет не знает его. Каждый день приносит новые удручающие свидетельства того, насколько это соответствует действительности.
Отказавшись от полнейшего отрицания метода, но оставаясь столь же далеко от правильного его понимания, многие лица, занимающие высокое положение и пользующиеся -заслуженным влиянием, и сейчас еще говорят, что метод будто бы хорош лишь для начального
развития ребенка; правильно-де будет направлять в мое воспитательное учреждение только маленьких детей-- они здесь разовьют .внимание и приобретут благодаря этому силу, которая им действительно послужит для усвоения того лучшего и более важного, чему их необходимо учить в дальнейшем. Но долго, по их мнению, не следует оставлять детей в этом учреждении: его следует рассматривать лишь как механическую школу, подготовительную к научному образованию; используемые ею средства якобы не находятся ни в какой связи с потребностями 'научного образования. В результате слишком большой продолжительности упражнений дети будто бы запаздывают в приобретении реальных знаний и упускают многое из того, что им необходимо знать. Те способности, которые развиваются упражнениями, по мнению критиков, никак не связаны с методами, при помощи которых дети в дальнейшем должны приобретать научные знания. Метод, говорят они, слишком напрягает силы детей; после того как дети уходят из воспитательного учреждения и начинают учиться вместе со школьниками, получившими обычную подготовку, им будто бы приходится терять большую часть приобретенных навыков. Самое важное из этих возражений заключается в том, что и начальные упражнения метода дают воспитанникам такое умственное развитие, которое якобы не соответствует умственному развитию учащихся народных школ и потому должно быть приостановлено.
Не принято обычно вводить в хорошее общество таких людей, как дряхлый, почти впавший в детство возчик спиртных напитков, но мне приходится кое-что рассказать здесь и о нем. У него в упряжке ходило две лошади: старая порченая кляча и молодая горячая лошадь. Старик приказал своему батраку сократить для молодой ежедневный рацион корма и заставить ее почти голодать, чтобы своей живостью и силой она не угробила старую, отжившую свой век пристяжную, а приобрела бы такой шаг, который всегда соответствовал шагу старой клячи.
Лучшим доказательством ценности метода является, несомненно, то, что он уже при помощи своих начальных упражнений развивает маленьких детей до уровня, превышающего слабое развитие более старших, испорчен
ных уже .практикой обычной шкалы. Сила метода и составляет его ценность; существование этой силы является свидетельством против многих и против многого. Поэтому наиболее ловкие противники метода отрицают самое существование этой силы и извиваются подобно червяку, если на «его наступишь, когда им приходится признавать ее реальное .наличие. Чтобы ослабить впечатление от ее фактического наличия, один из критиков назвал глубокое и обобщающее понимание числовых соотношений и способность быстро, с величайшей точностью и уверенностью выражать эти соотношения — затверженным их повторением. Другие лица в своей неправильной критике метода зашли ‘настолько далеко, что предложили в целях его беспристрастной оценки не наблюдать за применением метода -на практике. Они утверждают, что для того, чтобы нелицеприятно взвесить и оценить его результаты, необходимо якобы держаться на достаточном расстоянии от самого факта. Кроме того, они -нашли мое требование «.придите и убедитесь» навязчивым и неподобающим. Тем 'не менее они выразили свое мнение о методе словами: «я вижу, я вижу»,— присоединив к нйм оговорку, что и смотреть-то, собственно говоря, незачем, можно и не считаясь с требованием «приходите посмотреть», иметь полное суждение о нем. Эти и многие другие ухищрения доказывают, насколько важно этим людям подорвать веру в наличие силы метода. Так как, однако, они не были в состоянии путем проверки фактов, в которых сила метода проявляется, доказать ее неправильность или нереальность, то они стараются ослабить впечатление от нее путем подобных ухищрений и искаженных толкований. Но она все же существует, эта сила.
Все эти ухищрения напрасны. Речь идет не о мнении, а о факте. Многие ошибочные взгляды в отношении метода без труда опровергаются простым наблюдением за проведением его в жизнь. Невозможно наблюдать метод в действии со всей ему присущей силой и после этого утверждать, что это победоносное разрушительное средство против всего пустого школьного механизма будто бы является лишь механической подготовкой к научным знаниям.
действии и не понять, что он ведет к запозданию лишь в отношении видимости знаний, а «не самих знаний. Но то, что он приводит :К такому результату, не только хорошо, но и необходимо; это потребность времени, экстренная необходимость нашего '.времени. Все знания, которыми обладает человечество, пригодны толыко 'постольку, поскольку они созрели; а они созревают, могут созревать только тогда, «когда построены на фундаменте развитых сил человеческой природы. Единственной задачей метода является развитие этих сил, а упражнения, применяемые методом, являются не чем иным, как систематизированным на психологической основе рядом средств .возбудить эти силы в их исходном состоянии, руководить их ростом, укреплять их и, .в конце концов, довести до зрелости.
Отмена этих упражнений привела бы -к перерыву в простом ходе действия метода, сделала бы невозможным прогрессирующее развитие сил, которое должно быть обеспечено при их помощи, созревание этих сил и те результаты, к .которым -необходимо и обязательно должно привести продолжение упражнений. Все эти способности, все без исключения, созревают и совершенствуются только при непрерывном продолжении упражнения, при помощи 'Которого они вызваны к жизни и продолжают жить. Прекратите доступ к цветку соков, поднимающихся из корня,— и он наверняка увянет; плод, который лежал в нем в виде зародыша, никогда не появится в своем завершении. Но что стоит беспардонному садовнику сделать из дерева придворного калеку, срезав все его плодоносящие побеги,— только бы получить ту шарообразную форму, придавать которую деревьям научил его дед!
Метод ни в какой мере не признает противоестественных претензий всякого рода специалистов по шарообразной подстрижке. Его ведет рука природы, он повсюду твердо и уверенно идет путями, противоположными тем, которые выбирают его губители. В своем смертном поту от изнурительного ночного показного труда они смешивают все вместе и превращают все в непреодолимый хаос. Метод же спокойно проводит свою работу днем, добиваясь реальных результатов; разделяет и вычленяет все то, -что в своем великом труде вычленила и разделила сама природа. Он коренным образом отде- 14* 211
ляет элементарное обучение от всякого обучения узкопрофессиональным приемам, ибо последние в той же мере можно отождествить с элементарным обучением, как можно отождествить работу крестьянина в поле с работой мельника и пекаря.
Таким образом, упражнения, используемые при элементарном обучении, будучи радикально отделены от всех применяемых при узкопрофессиональном обучении упражнений, сами по себе имеют твердую последовательность ступеней. В каждом случае, на каждой ступени gt;все .предусмотренное ими действие и поведение является свободным, живым движением естественных сил, заложенных ,в ребенке, так же как все бытие и no-ведение молодого зверька на полянке является живым проявлением его природных сил. Всякому сообщению научных знаний недостает, безусловно, свободного движения этих природных сил, так же как не хватает быку, впряженному в плуг или телегу, свободы действий его детеныша на лужайке. Итак, обучение наукам, по существу, является произвольным .регламентированным применением тех сил, которые возбудило, усилило и усовершенствовало свободное, живое движение элементарного обучения.
Обучение научным дисциплинам предполагает, следовательно, предварительное наслаждение свободой, которую оно ограничивает, точно так же как впряжение взрослого животного в плуг или телегу является произвольно направленным применением тех сил, которые молодое животное приобрело и развило в период, когда оно живо и свободно гуляло на пастбище.
Если же эти силы начать применять раньше, чем они созреют, то это калечит душу человека, делает ее неспособной выполнять ту роль, которая ей предназначена в жизни, так же как это происходит и с телом животного, если оно попадает в подобное положение. Такому калечению и лишению одухотворенности человеческой природы обычно предшествует раннее и мнимое ее созревание, подобное раннему и мнимому созреванию плода, надкушенного на дереве червем.
Между тем метод также обвиняли и в том, что он приводит к раннему и мнимо-му созреванию, несомненно, забывая при этом, что его обвиняли также и в том, что он слишком старается предупредить это мнимое раннее
созревание, что этим он задерживает развитие детей, что они в результате отстают и т. д. и т. п. Оба эти упрека исходили из одних уст, -но оба они отпадают так же, как все те вздорные возражения против метода, которые делаются без знания его принципов и результатов. Они опровергаются фактами, если даже они заранее не были опровергнуты в результате своей противоречивости.
Кто из наблюдавших силу метода в процессе его применения присоединяется еще к этим обвинениям? Кто из них придерживается мнения, будто детей нужно оставлять в моем учреждении только на .короткое время и будто наблюдательность и силу, которую дает детям метод, следует рассматривать лишь как простую подготовку к тому лучшему и более важному, что им следует давать позднее? Нет, на самом деле гораздо лучше совсем не посылать детей в мое учреждение, чем посылать их с этим ограничением. И что же представляет из себя то лучшее и более важное, что в дальнейшем следует давать детям, которых вели согласно моему методу, как не применение его самого? Разве это не представляет собой использование их развитой при помощи метода силы на более высоких ее ступенях и не является научным образованием, основа которого заложена методом?
Допустим, что метод и применяемые им средства не стоят ни в какой связи с науками и их существенными требованиями. Но если рассматривать вопрос: «Что настоятельно необходимо для того, чтобы научить ребенка какой-либо, безразлично какой, науке?»,— то ответ на него ясен. Во-первых, требуется, чтобы в -ребенке была достаточно развита способность к пониманию, которая требуется данной наукой. Далее требуется, «чтобы материал данной науки в его основных разделах был в достаточном объеме и с достаточной силой доведен до сознания ребенка и вызывал разносторонние образы и представления в его воображении. Требуется, наконец, чтобы различные разделы науки распределялись в соответствии с силой восприятия ребенка и сообщались ему в последовательном порядке, начало которого должно быть простым и глубоким, продолжение — легким, обширным и лишенным пробелов, а конец имел бы целью завершение целого во всех его частях, обеспечивал завершенность всего этого материала как целого.
Все эти требования являются сами по себе требованиями элементарного учения. Невозможно удовлетворить их ,в отношении -научного образования и для него иначе, как при помощи элементарного образования и его .влияния, предшествующего научному *. А это значит, что связь между преподаванием научных предметов и элементарным образованием заключается в самом элементарном учении и в значительной степени обусловлена им.
Так же как учение в школе предполагает предварительное домашнее воспитание, а профессиональная подготовка— общее развитие человека, так и преподавание научных дисциплин требует предварительного элементарного образования. Но, так же как учение в школе часто бывает и не может не быть безуспешным, если ему не предшествует достаточное семейное воспитание, а профессиональная подготовка оказывается безрезультатной, если ей не предшествует воспитание общечеловеческих качеств,— точно так же и научное образование часто бывает и не может не быть безрезультатным, потому что ему не предшествует элементарное образование.
Дело совсем не в том, что элементарному методу не хватает внутренней организации, которая помогала бы его согласованию со всеми колебаниями ежедневно меняющейся методики преподавания научных предметов. Правильнее сказать, что у научных дисциплин отсутствует внутренняя организация, которая позволила бь: им согласовываться с вечными и неизменными законами элементарного учения. Нет, не элементарное учение должно быть изменено — должно быть изменено преподавание научных предметов, чтобы возможен стал естественный переход от первого ко вторым и чтобы фактически воплотить в жизнь и использовать во благо научных предметов ту связь, которая, несомненно, существует между ними в природе.
Между тем многие разделы научных предметов в том виде, в каком их в действительности преподают, имеют в себе простоту, внутреннюю связь и завершенность, которые очень облегчают работу по установлению полной связи между научными предметами и элементарным учением. Правда, такая связь еще полностью не выработана ни для одного из научных предметов; это и не
могло быть сделано ввиду того, что само элементарное учение еще не до конца разработано. Тем более замечателен тот факт, что, даже не дожидаясь его окончательной доработки, авторитетные лица в области различных научных предметов чувствуют необходимость переработки их для установления такой связи и видят в установлении ее единственно возможное средство положить конец той порче рода человеческого, которая происходит от односторонности и заблуждений в преподавании научных предметов. И уже сейчас предпринимаются реальные шаги к использованию для этой цели элементарного учения с его отдельными предметами даже в то,м недоработанном виде, в котором оно пока существует.
Связь между научными предметами и элементарным учением несомненна, так же как и тот факт, что их согласие признается людьми, которые в первую очередь имеют возможность судить об его присутствии или отсутствии. Я имею право определенно поставить вопрос и смело заявить, что элементарное учение должно стоять в теснейшей, неразрывной и вечно прочной связи с тем неизменным, вечным, единственно доступным детскому уму и поэтому единственным методом обучения, при котором все научные предметы вместе и каждый в отдельности должны быть доведены до сознания человека. Более того, элементарное обучение не состоит ни в каком согласии и ни в малейшей связи ни с каким поверхностным, не подходящим для детского ума и противным природе ребенка и его точке зрения методом, при помощи которого не следует преподавать и пытаться довести до сознания человека ни все научные предметы вместе, ни каждый из них в отдельности. Элементарное учение действует в совершенно противоположном направлении, живет совершенно им противостоящей и противодействующей жизнью. Поэтому совершенно нельзя оспаривать, да и не следует оспаривать утверждения, что сила, которую метод дает своим воспитанникам, никак надлежащим образом не увязана с такого рода преподаванием научных дисциплин. Детям же, особенно тем, которых забирают из моего воспитательного учреждения до того, как силы, которые придает им элементарное образование, окончательно созреют, и которым без учета их природных особенностей и образования часто предлагается разбираться в хаосе различных наук, на этом пути боль
шей частью действительно грозит опасность снова потерять силы, развитые в них элементарным образованием. Против всего этого мы не возражаем. Мы об этом только сожалеем.
Но тому, что так много людей, в особенности так много педагогов, не в состоянии понять связь метода с тем неизменным, вечным, единственно соответствующим детскому уму способом, которым все научные предметы вместе и каждый в отдельности должны доводиться до человеческого сознания, — этому удивляться не приходится. Жизнь многих тысяч людей, в особенности многих тысяч учителей, делает их невосприимчивыми ко всему, что просто и безыскусственно, что находится перед ними в открытом и естественном виде, и, наоборот, приучает их оказывать предпочтение всему, что запутанно искусственно и недоступно их чувствам. *Всем им приходится сначала потушить ослепляющий фонарь этого предпочтения, так ярко горящий, а это немногие из них делают охотно. И все же им придется это сделать, как это сделал однажды другой человек. Отправляясь как-то ночью в путь через горы, он захватил с собой фонарь на случай, если собьется с дороги. И вот действительно с ним это произошло. Стараясь выбраться из трудного положения, он, полный веры в свой фонарь, зажег его. Направляя яркий свет то вправо, то влево, то вверх, то вниз, человек каждый раз напрасно следовал за ним. Он лишь все больше сбивался с пути, пока, наконец, не понял, что свет фонаря слепит глаза. Потушив его, человек нашел дорогу. Тогда только он понял, что для сбившегося с пути темнота ночи все же лучше, чем... обивающий с толку свет.
Конечная цель любого научного предмета заключается в основном в том, чтобы совершенствовать человеческую природу, развивая ее в максимально высокой степени. Не развитие науки, а развитие человеческой природы через науку является их священной задачей. Поэтому не человеческая природа должна быть приведена в соответствие с научными предметами, а научные предметы с человеческой природой.
Первым шагом в этом направлении является забота о том, чтобы принятый метод обучения уже заранее не портил человеческую природу. Первый шаг, который для этого необходим, — это забота о том, чтобы метод, кото
рым -преподаются научные дисциплины, -непосредственно выводил их из человеческой природы и чтобы для их усвоения детьми не применялось ничего, абсолютно ничего, что чуждо ей. Кто же 'возьмет на себя эту заботу? Кто будет править к этой цели? Так как элементарное учение вообще развивает те силы, которые для этого требуются, то первые люди, подготовленные элементарным учением, будут также первыми, кто захочет сделать и сделает это. Ведь до какой бы степени совершенства ни поднялся человек в области науки, не обладая элементарным образованием, он все-таки не имеет того, что для этого в основном требуется и что подготовленный элементарным методом человек носит в себе,—способности извлечь знания из самого ребенка.
Чувствую, однако, что, учитывая задачу своего письма, я слишком многословен. Собравшись с мыслями, еще скажу лишь несколько слов о преимуществах метода, в первую очередь ответив на вопрос: что делает метод в отношении специальных навыков, которые развиваются преимущественно при помощи привычных школьных оредств?
На этот вопрос я отвечаю определенно: метод дает воспитаннику все, что он получил бы в одной из наших лучших школ; при этом он делает это в более широком объеме, о большей радостью и свободой и по крайней мере за столь -же короткий срок. Метод дает воспитаннику одновременно бесконечно большее, а именно то, без чего все навыки не имеют фундамента и не могут его иметь. Когда ребенок этого фундамента не имеет, то навыки, полученные в обыкновенной школе, теряют для него основную силу, которую они должны иметь. Они оказываются для него тем же, чем в другом отношении является познание бога без любви, — медью звенящей и кимвалом звучащим *. Конечно, пустое умение читать для ребенка, не научившегося правильно наблюдать и не умеющего правильно выразить свои мысли, является не чем иным, как таким металлом и таким кимвалом. И в письме нет для людей, не научившихся думать и говорить, ни мысли, ни истины. Учиться писать, как и читать, для них напрасно потраченный труд, в особенности для бедняка, которого заставляют делать это без толку и часто ему во вред. Можно было бы, правда, полагать, что для богатого письмо и чтение всегда представляют жиз
ненный 'Интерес. Но как это ни верно, верно также и другое: жизненный интерес в результате мертвечины косных методов и форм преподавания в обычных школах ущемляется и удушается.
Мой метод 'Специально -предназначен, чтобы помочь исправить эти действительно крупные недостатки в работе наших народных школ, покончить с бесполезной, напоминающей молотьбу пустой поломы работой школ, являющейся источником наших необоснованных претензий и бессилия. Он выполняет это, предваряя обучение чтению и письму выполнением систематических рядов упражнений в речи и мышлении. Таким образом, метод возвращает обучение к тем основам, из которых оно по существу должно исходить, чтобы действительно стать таким, каково есть и только может быть то своей природе, а именно продолжением, подъемом на более высо- кий уровень и совершенствованием самого замечательного внешнего признака нашей высшей природы — способности речи. Обучение письму метод связывает еще и с основами линейного рисунка, всеобщее владение которым имеет столь широкое и решающее значение для всей жизни бюргерства.
Что касается арифметики, то метод безусловно способен сохранить свойственный ей живой дух также и в учебной форме этого предмета. Используя эту форму, он безусловно способен еще и укрепить этот живой дух. Метод в OiChobhom возвращается к тому виду арифметики, которым люди пользовались до изобретения тех искусственных приемов, при помощи которых мы ее теперь с одной стороны сокращаем, а ю другой расширяем. Арифметика представляет «собой лишь опознание системы числовых 'Соотношений, вытекающее из простого их наблюдения. Основной ее целью является развитие ума путем логических операций, требующих соединения, расчленения и 'сравнения этих соотношений.
Во всех своих разделах метод способен уничтожить косность форм, убивших живой дух во всех средствах обучения. Он способен вновь вернуть все средства обучения к тому исконному положению, в котором они существовали в какой-либо форме еще до того, как их стали применять в качестве искусственных. Однако все это неосуществимо, даже нельзя себе представить без внесения в средства обучения, на которые возложена эта задача,
того духа интуиции gt;и живого опыта в их полной мере, в какой они, несомненно, присутствовали ib них первоначально. Поэтому метод обязательно должен освободить все применяемые им средства обучения от мертвящих устарелых форм и в чистом виде восстановить в них дух истины и первоначальной силы. Он это и делает. Центральным пунктом, из которого должны исходить все наши .средства обучения, несомненно, является наша прирожденная способность воспринимать соотношения в полном их объеме—чувство соотношения. И дух метода заключается в повсеместном пробуждении и оживлении этого ‘чувства там, где оно еще теплится, в его растущем стремлении ко всему, в чем выражается гармония нашей природы и в чем раскрываются ее силы.
Это пробужденное чувство соотношения, это живое стремление к гармонии и силе проявляются всюду, где имеет место непосредственное обращение к подлинным началам человеческой деятельности и где она систематически развивается lt;как в своем объеме, так и в своей силе. И где бы ни охватило человека это стремление к гармонии и силе, оно всегда охватывает как гармоническое целое; оно охватывает в равной степени все стороны его личности, затрагивает все его задатки. В этом и заключаются мощные и единственно правильные основы всякого человеческого образования. Это совершенно неоспоримо. Это полностью вытекает из существа данной- точки зрения. И все же эти взгляды совершенно чужды обыкновенному школьному учителю. Ему чужда даже самая мысль о необходимости закрепления пробужденного чувства соотношения и сознания внутренней гармонии и силы. И вместе с этим ему поистине не хватает здравого ума своего сословия и чутья ко всему и для всего, чему должен он учить своего воспитанника. При таком полном внутреннем несоответствии существенным требованиям своей профессии он совершенно не понимает и той задачи, которая на него возложена. Он и не может ее понять, поскольку в нем самом отсутствует фундамент, необходимый для ее выполнения. В нем имеются лишь разрозненные части его в виде обломков, не имеющих в его смятенном и перегруженном мозгу ни начала, ни середины, ни конца. Все, чему такой учитель должен обучать своих воспитанников, он преподносит им только в том виде, а никак не иначе, чем это понимается им са
мим. То, чего не понимает, он (не может объяснить и своим воспитанникам. То, что в его сознании находится в виде н,и «с чем :не связанных клочков, он не сможет вложить ib «своего воспитанника в той связи, которой он сам не сознает. То, что обременяет его ум .и вносит в него путаницу, никогда не сможет прояснить и осветить ум его учеников. И тому, что в нем не имеет ни начала, ни середины, ни конца, такой учитель не сможет положить ни начала, ни конца в душе своих воспитанников.
Не-следует, однако, полагать, что эта характеристика правильна лишь ib отношении немногих школьных учителей и не 'касается тех, .кто каким-либо образом ухватил несколько упавших со стола крох научного образования. Нет, она ib .полной мере касается и этих учителей. Кgt;лочкообразное, половинное или четвертное научное образование ни в коей мере не приспособлено к тому, чтобы поднять человека до истинного знания и понимания сущности воспитания. Наоборот, подобное образование бросает такого учителя в убийственный для необходимого знания и понимания водоворот представлений, мнений и понятий, которые в нем самом не находят ни фундамента, ни очищенного от посторонних примесей (содержания. И чем глубже он погружается в эту пропасть — пусть даже дно ее освещается для него веро.й или неверием, безразлично,— чем глубже он в нее погружается, тем больше каждый раз утрачивает .способность к чуткому вниманию, распознаванию и 'схватыванию у детей признаков стремления gt;к развитию и образованию. Между тем необходимость обеспечить у учителя наличие такого понимания и чуткости бросается ib глаза. Метод делает это, давая в руки воспитанника, из которого он готовит учителя, путеводную нить элементов человеческого образования. Благодаря наличию применяемых 'методом систематических, организованных в ряды упражнений то, что воспитаннику самостоятельно необходимо в .себе переработать, с полной ясностью «стоит у него перед глазами. И как только он твердо и уверенно ухватится за нить этих элементов, к ней обязательно подключается (все расширяющееся понимание природы и объема ее деятельности на основе ее последовательного закономерного развития.
Это также является большим преимуществом метода в отношении его влияния на школьное образование. Он нает. воспитаннику образование, не вкладывая в него ни
чего извне. Даваемое при его помощи образование заключается в том, что он раскрывает учащемуся его самого и то, что в нем самом заложено, и, пробуждая и оживляя gt;все заложенные в глубине его силы, открывает ему путь ко всем необходимым знаниям 1и умениям и заставляет приобретать их самому при помощи своей внутренней самостоятельности. Это действие метода универсально. Так же, как ;на воспитанника, метод действует и на учителя. Он делает это также при помощи его самого: только пробуждает и возбуждает заложенные в самом учителе силы и таким образом наставляет его на путь. Иначе говоря, метод благодаря вызванной им деятельности придает учителю -внутреннюю способность развевать мыслительные и творческие способности воспитанников. Учитель способен добиваться также того, чтобы воспитанники, пользуясь этим методом, все более успешно сами развивались и совершенствовались.
Важнейшей чертой метода является общее побуждение к деятельности жаждого из существенных наших задатков. Безусловное влияние такого побуждения на развитие этих задатков; творческая аила личности; чувство свободы, гарантирующее ребенку (возможность осуществления своих способностей; душевное состояние, порождающее любовь, благодарность и привязанность; чувство силы и свободы, ростки которого при стечении iBcex этих благоприятных обстоятельств распускаются и тянутся вверх; в особенности же стремление к самоусовершенствованию, на каждой ступени в полной и сильной мере развиваемое методом путем завершения всего, что можно достичь на ней, — таковы следствия метода, которые при его правильном применении /не случайно, а закономерно вытекают из его существа.
И если сущность метода обеспечивает надежную силу, то применение его не представляет трудностей. Его легко применять, потому что ему легко научиться; ему легко научиться потому, что он имеет границы, в пределах .которых он представляется вполне законченным даже и для тех людей, которые совершенно неопытны во всем, что выходит за эти пределы. Поскольку существо метода является подлинным выражением всего, что есть благородного и высокого в природе человека, постольку он безусловно гармонически связан со всем тем истинным, прекрасным и хорошим, что вообще сущест
вует в этой природе. Нет ничего истинного, хорошего й прекрасного, что не .согласовалось бы с ним, было бы чуждо его близкому детям духу, к чему бы этот метод ни применялся. Все, что ни есть хорошего, как бы незначительно оно ни было /в том, чему учат в .самой захудалой школе,—(все это метод с глубокой .любовью принимает в свое лоно и дает ему лучшее обоснование. При этом метод ни в коей (мере не пятнает себя присущей школе величайшей испорченностью и не смущается той ограниченностью, с которой это хорошее в ней проявляется. Если это обычно применяемое хорошее .попадает в руки метода в своем ограниченном и испорченном виде—а нам кажется, что мы только и можем воспользоваться им в этой оболочке, — то метод дает возможность человеческой природе усвоить это хорошее в свободном и облагороженном им .виде. И если традиционная школа часто беопомощно носится с внешней оболочкой и пустой скорлупой нравственности и религии, мудрит над ними, то метод пробуждает .в глубине нашей природы их существо — высокую силу любви.
Метод не только в общих чертах находится ib гармонии с самыми благородными требованиями нравственности; предлагаемые им средства умственного образования превосходно и громко выражают эту гармонию. Хотя и верно, что законы нравственности не определяются числовыми отношениями и что для того, чтобы сделать наглядными утешительные доводы религии, нельзя использовать квадрат, но все же внутреннее сходство подлинно интеллектуального и подлинно нравственного образования явно и неоспоримо.
Исходные положения и того и другого одинаково просты и плодотворны, стремятся к обязательному завершению нас самих в целом и как целого. И то и другое требует последовательного восхождения по ступеням от более легкого к более трудному, от близкого к далекому, от настоящего к будущему. И в том и в другом трудное обосновывается и становится возможным при помощи легкого, далекое при помощи близкого, будущее при помощи настоящего. Оба они требуют завершения единичного и подготавливают тем самым силу для такого завершения целого, или, вернее, завершения самих себя как целого. И то и другое исходит из общего живого созерцания: одно — из общего живого внешнего созерца-
ни я, а другое — из общего живого внутреннего созерцания. Следствием этого в первом случае является пол-ное осознание себя самого как интеллектуального существа, а в другом случае — столь же полное осознание себя самого как нравственного существа; завершением же являются, с одной стороны, развитые интеллектуальные силы, а с другой — развитые нравственные силы.
Последовательность ступеней в применении средств обучения в обоих случаях одна и та же. Подобно тому как при интеллектуальном образовании всякому разговору о соотношении чисел и мер предшествует и должно предшествовать созревшее в результате внешнего созерцания осознание этих соотношений, точно так же и даже в еще большей степени при нравственном воспитании каждому суждению и каждому разговору о нравственных отношениях должно предшествовать созревшее благодаря внутреннему созерцанию понимание этих отношений. И наконец, так же .как высшая ступень завершенности интеллектуального образования и наивысшие результаты созревшего осознания числовых соотношений и соотношений мер теряются в благоговейном удивлении перед лицом неизмеримого и бесконечного, точно так же и высшая ступень завершенности нравственного воспитания, наивысшие результаты созревшего сознания моральных ценностей теряются в благоговейном преклонении перед бесконечным, неизмеримым и вечным.
Всякий, кто признает человека как высшее, способное на подлинное совершенствование существо, тот не может не признать наличия этого взаимного соответствия. Правда, те, кого затянули жестокие, звериные воззрения света, кто глух ко всему чистому, благородному и высокому в нашей природе и ничего в них не понимает, тот не воспринимает и этого соответствия. Он считает это глупостью, и каждый бесполезный разговор с ним на эту тему вызывает только досаду.
Я задержусь еще лишь одно мгновение на этом вопросе. Как представления о мире, выраженные в свойственных человеческому разуму категориях числа и формы, составляют его сущность, так же любовь, благодарность и доверие, свойственные человеческому сердцу, составляют его содержание. К чистому истоку любви присоединяется весь ряд развивающегося чувства любви — любви к богу и людям; любовь в ребенке также является сов ер-
шейной в своем истоке — в любви к матери. «Бели бы я прожил сто лет, я не мог бы любить тебя сильнее; моя любовь к тебе — это совершенная любовь», — сказал один знакомый мне ребенок своей матери и выразил этими словами с большой тонкостью закон природы о завершенности исходного пункта всякой нравственности.
От любви к матери ребенок переходит к любви к не- посредственно окружающим его людям, к любви к отцу, к братьям, к обслуживающей его прислуге, к соседу, который его забавляет, и т. д. Ступени нравственного развития .ребенка полностью совпадают со ступенями интеллектуального образования.
Любовь к матери более чем легка. Все близкое и настоящее наполняет душу и вдвойне привлекательно. Природа и невинность боятся незнакомого, мало ценят будущее и незнакомое. Приближение ко всему, что далеко и незнакомо, происходит в природе столь же медленно (в области нравственной, как и в интеллектуальной. Долго, долго пребывает любовь в чистоте тихой семейной обстановки, ib полной удовлетворенности от растущего сознания своей скрытой силы. Долго, очень долго любовь •не осознаёт всего объема внутренней активности своих пробудившихся живых чувств. Сознание любви долго -является безмолвным сознанием.
По законам д-р ироды слова любви не произносятся прежде, чем не созреют чувства. Когда же они, наконец, придут, когда они, наконец, созреют, когда человек в таком случае заговорит о любви, то, значит, он любит; когда он заговорит о благодарности, то, значит, он благодарен; когда он заговорит о доверии, значит, он доверяет.
По законам природы человек не тогда действительно нравствен, когда произносит добродетельные слова. По законам природы он потому произносит эти слова, что сила нравственности заставляет его уста произносить их. Так, ведя подлинно нравственную жизнь, а не прикрываясь мнимыми ее выражениями, нравственно воспитанный человек проходит согласно установленному природой порядку по ступеням нравственной силы—от исходного пункта любви к матери до подлинного и чистого подражания пожертвовавшему собой ради нас богочеловеку.
Метод ведет своего воспитанника точно по этому пути природы. Он считает круг жизни в семье первым и самым
чистым средством развития нашей .нравственной силы и рождающейся из нее свободы и 'Совершенствования человека. Со всей силой своего воздействия он привязывает своего воспитанника к правдивости семейных отношений, к отцу и матери, к дому и усадьбе, к своему сословию и собратьям по сословию. Метод учит его на каждой ступени, на которой он стоит, в любых обстоятельствах, в которых ему приходится жить, при помощи осознания внутреннего развития всех своих задатков находить и использовать наличные и в его окружении достаточные средства для своего внешнего совершенствования».
Таким способом метод со всей силой удаляет от своего воспитанника противоестественные, но ожившие повсюду в результате испорченности светского общества соблазны искать себе сферу деятельности за пределами, указанными воспитаннику его положением и соответствующими этому положению реальными условиями. Он кладет конец всяким заблуждениям и претензиям, исходящим из легкомысленного стремления ко всяким неподобающим изменениям. При этом метод использует единственно верную преграду, которая может быть положена заблуждениям, — развитие способностей и стимулов «к мудрому использованию всего надежного, длительного и приличествующего положению воспитанника, или по крайней мере он ставит такую цель. Уничтожая гибельный для основ человеческого совершенствования отрыв человека с живыми интересами его бытия и его деятельности от него самого и близких ему условий, мой метод одновременно ликвидирует столь же опасный разрыв между воспитанием в семье и в школе. Так же как в общем плане своего действия он повсюду подчиняет меньшее большему и несущественное существенному, так же и в этом отношении он твердо и настойчиво подчиняет школьное образованней воспитание семейному, придавая школьному образованию менее важное значение. И если педагогические мудрецы нашей части света отступают от пути природы также и в том отношении, что расширяют круг знаний детей, не обеспечивая полного осознания ими того, что должно лежать в основе этих знаний, — то мой метод не допускает этой ошибки, он твердой рукой ограничивает круг знаний детей тем, что полностью созрело для их сознательного усвоения.
Использование этого принципа как своей твердокаменной основы :и непосредственная увязка с потребностями семейного вое/питания и являются тем, что придает моему методу способность полностью удовлетворять также запросам школьного образования. Кто бы ни проникся духам моего метода, кто бы ни овладел им, будь то отец, мать, сын, дочь, батрак или батрачка, — он в пределах этого .метода может быть удовлетворительным домашним учителем, а если ему будет поручено, то, опять- таки в этих же границах, -и удовлетворительным школьным учителем. Даже маленький ребенок, полностью и свободно овладев какой-либо ступенью моего метода, в состоянии в качестве учителя сообщить и привить своим старшим братьям и сестрам, даже своим отцу и матери, каждому человеку все то, что он усвоил и носит в себе.
Тесная связь метода и его результатов с требованиями домашнего воспитания включает даже возможность одновременного выполнения домашних трудовых упражнений с упражнениями интеллектуального характера. Поскольку большинство последних требует лишь слухового восприятия, они оставляют для глаз и рук достаточную свободу, чтобы во время их выполнения дети могли также выполнять еще и какую-нибудь домашнюю или иную ручную работу. Не подлежит никакому сомнению, что при изучении большинства учебных предметов по моему методу ребенок может, выполняя какую-либо более или менее знакомую ему ручную работу, свободно воспринимать последовательные ряды предлагаемых ему упражнений, повторять их, понимать и, в полном смысле этого слова, заучивать.
Правда, при всем моем желании, я до сих пор не в состоянии был в достаточной степени осветить преимущества моего метода также и в этом отношении. Между тем самый факт возможности соединения обучения с трудом давно уже проверен на практике в условиях семейной жизни. Школьная же педагогика во всех отношениях так же далеко отстает от семейной, как далека любовь к детям со стороны любого школьного учителя от материнской любви; чрезвычайно редко он понимает в своем деле так много, как мать в своем.
Мой метод не только делает возможным совмещение образования и труда. Он дает человечеству в этом отношении гораздо больше преимуществ. Он обосновывает,
расширяет и облагораживает ,и то и другое — как учение, так и труд. Ведь самому существу .моего метода свойственно развитие умственных и технических способностей, при его помощи достигается более тонкое развитие всех органов чувств, стимулируется напряжение, проникнутое сознанием своей силы, неразрывно связанное с рассуждением, требующее выдержки и стремящееся к завершению и совершенству. Все это, составляя сущность моего метода, не только обеспечивает соединение основных домашних упражнений с основными школьными, но и придает им обоим внутреннее содержание, внутреннюю добавочную ценность и внешне расширяет их. Он представляет в новом, важном свете то существенное и великое, что залажено в обучении мастерству. И я могу с уверенностью утверждать, что так же как без интеллектуального элементарного образования не может существовать действительно удовлетворяющая человеческой природе школа умственного образования, точно так же и без элементарного образования, готовящего к работе в индустрии, нельзя себе представить удовлетворяющую человеческой природе подготовку к индустрии. А без должного образования, готовящего к работе в индустрии, которое осуществляется одновременно с умственным и нравственным образованием, по существу невозможно дать подавляющему большинству народа действительно соответствующее его положению просвещение.
Значительное число людей получает образование не путем усвоения абстрактных понятий, а путем интуиции, не через блеск обманчивых словесных истин, а через устойчивую истину, присущую действующим силам. Без образования, (которое придает людям подобного рода силу и заложенную в ней истину, без основанного на этой силе и истине образования, готовящего к работе в индустрии, расчет на какую-либо повышенную культуру народа даже в самом отдаленном будущем является химерой. Более того, при этих обстоятельствах невозможно поднять большинство народа даже до разумного сознания того, чем должно являться школьное и народное образование. Невозможно заставить даже бедняка в нашей стране не рассматривать больше школу как лишнюю тяготу, добавок к горестям и несправедливости, которые ему приходится переносить. При этих условиях его невозможно заставить поверить, будто такая школа действи- 15* 227
тельно соответствует потребностям его семьи и является средством, способным оказать ему помощь.
Поскольку метод проявляет внимание к бедным, постольку при обсуждении любого его аспекта встает вопрос: а заслуживают ли бедняки в наше время такого внимания?.. Тот, в ком присутствует дух Христа, несомненно, вместе со мной надеется, что бедняку, обделенному во всех отношениях и даже в отношении посещения школы, не придется вечно испытывать печальную необходимость в течение восьми, десяти, а то и более суровых зим своего голодного, раздетого, несчастного ребенка ради маленького кусочка хлеба, который он мог бы заработать и у себя в доме, посылать в школу, находящуюся на расстоянии четверти или получаса ходьбы. В этой школе ребенок ни на грош не получает ни умственного образования, ни нравственного воспитания, ни подготовки к трудовой деятельности. Однако в ней его постоянно удерживают от всего и соблазняют всем тем, от чего обычно воздерживаются и чем обычно соблазняются люди, будь они молоды или стары, когда их без толку и порядка сшняют вместе в толпы и в таком положении предоставляют бездумью, скуке, дурному настроению и страху.
Главная заслуга метода состоит в том, что он с силой сопротивляется этому безобразию, где оно еще имеет место. Он достигает при этом превосходных результатов также благодаря тому, что его вспомогательные средства повсюду в высшей степени дешевы. Они все требуют лишь минимума внешнего, в их существе нет ничего внешнего; ’их существо и есть внутренняя сущность нашей природы. Метод является только средством, и притом максимально простым, помочь природе самой высказаться о том, что в ней заложено. И чем больше применяемые методом средства обладают этими свойствами, тем они лучше; чем оки лучше, тем больше сливаются с деятельностью самой природы, тем меньше существуют сами по себе. Наоборот, чем большим блеском они сами по себе отличаются, чем в большей степени вместе со своим педагогическим искусством кажутся стоящими вне природы и над ней и поэтому являются чрезвычайно дорогими, тем в меньшей степени они пригодны.
Самое дорогостоящее заблуждение этого искусства в зтом отношении заключается в блуждании со своими воспитанниками по пустующим полям всезнайства, которые
для большинства человечества никогда не засевались и никогда не будут засеяны. Мой метод не блуждает со своими питомцами по этим полям. Он по самому своему существу направлен против дурмана всякого поверхностного, ненужного, необоснованного, неплодотворного и неподходящего знания. Все его средства базируются на твердо обоснованной законченности единичного, на глубоком проникновении одного в другое, на целенаправленном совершенстве целого. Они являются подлинным противоядием против всех ухищрений духа времени, который возбуждает и поддерживает дурман ,пустого, чисто словесного обучения и всех связанных с ним негодных ¦приемов. Они совсем не связаны с причинами этого словесного обучения, и результаты их другие. Средства моего метода должны действовать таким образом, так как его применение расчищает навоз, на котором растут эти поганки, взращенные духом времени.
Средства метода — это средства человеческой природы; они не являются отражением человеческих мнений и в еще меньшей степени отражают положение людей и признаваемых ими приличий. В основных своих требованиях они не зависят от удачи и даже от тех знаний и навыков, обладание которыми предполагает благоприятное стечение обстоятельств.
Пусть бедняк прожил двадцать лет, не обучаясь никакому мастерству и не получая извне никаких знаний. Но если он внутренне окреп под давлением нужды и если в нем заложены ростки сил, тогда для него еще не поздно подвергнуться воздействию моего метода и он сможет получить все те преимущества, которые являются результатами его воздействия. А вот баловень судьбы опоздает воспользоваться моим методом и его результатами, если он достиг того же возраста и из-за суеты своей жизни, поверхностности своих знаний и растрачиваемого на мелочи внимания потерял то внутреннее равновесие покоя, достоинства, силы и невинности, без которых душа человеческая не может быть открыта духу моего метода.
Нужда сохраняет в бедняке многие из этих качеств и независимо от его заслуг. У природы имеются собственные способы компенсации, хотя мы их редко замечаем. А все-таки они существуют. Если она в одном случае ведет себя по отношению к человеку как мачеха, то в дру
гом она часто с избытком отдает ему то, чего лишила его в.первом случае.
Природа не покидает бедняка. Метод его также не покинет, если людская любовь подвела его к методу. Но метод должен быть применен к нему полностью, во всей своей чистоте и силе. Если этого не сделать, то это будет значить, что бедняк не воспользуется им, он получит дишь видимость метода. А от этого еще меньше толку, чем от пустой видимости всезнайства богачей и от показных знаний, навязываемых в народных школах.
Во всяком случае требование, чтобы мой метод изучался полностью или уж совсем не изучался, является категорическим. Во всех случаях, когда'его изучали поверхностно, когда применяющие его учителя смешивали несозревшие еще внутри них приемы моего метода с несозревшими приемами других методов, это фактически сводило мой метод на нет. Соединение его с чуждыми ему приемами обучения невозможно. Он является замкнутым в себе целым. Каждое полупризнание этого целого, если оно сопровождается зазнайством, равнозначно отказу признать его, а каждое его половинчатое проведение в жизнь равноценно отказу от его осуществления.
Но его полное признание и полное проведение в жизнь предполагает людей, которые одарены внутренней способностью понимать его и содействовать его осуществлению, которые внешне в совершенстве подготовлены этим методом и владеют им. Если этого нет, то каждое вмешательство, требующее введения моего метода, является особенно вредным для него. Ведь введение его в качестве основы для народного образования — дело совершенно новое, и поэтому установленный порядок вещей, весь окружающий ми|р будет повсюду направлен против него. С этой стороны требуется самая крайняя осторожность. Пусть он будет признан, хотя бы частично или даже приобретет ослепляющий блеск; но во всех тех случаях, когда на самом деле налицо лишь его видимость, а не сам метод, он, распространяя зловоние, исчезает, как привидение. Это самое большое несчастье, которое могло бы произойти с методом. С его внешним введением можно и подождать. Важно скорее закончить его внутреннее совершенствование. Пусть сотня людей наденет на себя внешние атрибуты его силы, как осел львиную шкуру, и
будет повсюду демонстрировать их; все равно при этом на каждом шагу из-под львиной шкуры будут выглядывать ослиные уши этого прежнего традиционного бессилья и прежних традиционных претензий. Так же и метод от этого меньшего выиграет, чем если один-едиствен- ный человек, вполне освоивший его, укроется с ним в какой-нибудь самой безвестной деревушке и в полной тиши будет применять его в полностью развитом виде, осуществляя все, что метод может дать в своей завершенности.
Люди, без глубокого знакомства с методом самонадеянно вмешивающиеся в его осуществление, сами играют на руку тем, кто тайно или открыто враждебны его духу и силе и торжествуют при его поражении, вызванном неправильно примененным оружием. Они лишь содействуют при этом насмешкам черни над методом. К этим насмешкам, однако, отнюдь нельзя относиться как к чему-то незначительному, *чем можно пренебречь. В .нашем мире, таком, каков он есть, для какого-нибудь доброго начинания, которое -не совпадает точно оо вкусами черни, они играют роль инея, выпавшего на слабые молодые всходы. Поэтому мы правильно сделаем, если по возможности не будет допускать этих насмешек над нашим делом. И в этом отношении нам нужно в первую очередь сосредоточить наше внимание на персонале, от которого в большей или меньшей степени зависит введение нашего метода.
Наш путь в этом отношении новый, совершенно новый, и, следовательно, его приходится прокладывать совершенно заново. То, что у нас до сих пор делалось в области подготовки школьных учителей, ни в коей мере не может явиться масштабом того, что в этом отношении должно быть сделано для проведения нашего метода. Но и то, что делается для этого за границей, не может служить для нас масштабом, так как за границей мой метод столь же мало применялся для подготовки учителей, как и у нас. Между тем несомненно, что нужно либо забросить метод, когда он раскрывает свои первые прекрасные ростки, либо для его осуществления проложить путь, безусловно соответствующий существу его духа и свойственных ему средств. Если бы мы даже сомневались, в чем должен состоять этот новый путь, нам следовало бы оставить все сомнения.
Поскольку я имел возможность сделать это в своем частном кругу, я сделал все, чтобы найти новые меха для нового вина. Начиная с того момента, когда успех моих первых опытов окрылил меня новыми надеждами, я не прекращал собирать вокруг себя юношей и подготавливать их для введения и разработки метода. Однако деятельность одного человека никогда не дает таких результатов для осуществления поставленной задачи, которые окупали бы затраченные усилия.
Мое решение не выходит за границы четырех стен моего дома. Я слишком беден, стар и ограничен в действиях. Мои самые высокие стремления сейчас больше исходят из тени моих сил, чем из моих действительных сил. И все же в моей груди все кипит и бурлит. Я не брошу своего дела до последнего своего вздоха.
Если это дело хорошее, если мое дело настолько хорошее, насколько я его таким считаю, тогда не только я, но и мир, но и отечество обязаны заботиться о нем так же, как и я. Число людей, которых необходимо подготовить для того, чтобы они с гарантированным успехом могли применять метод, должно увеличиваться не только при моей помощи; оно должно расти при содействии отечества и человечества, и притом .в действительном соответствии с их потребностями.
Я считал овоим особым долгом сделать все от меня зависящее, чтобы заинтересовать человечество и отечество в этом деле. Я буду продолжать делать это, поскольку это возможно, избегая опасности недоразумений, так, чтобы это не казалось бестактностью и навязчивостью. Я лично, господа, слышал из Ваших уст о согласии здешнего кантонального правительства оказать мне содействие в подготовке нескольких учителей для осуществления моей цели. И так как Ваше положение дает Вам возможность дать ход соответствующему решению правительства и довести его до осуществления, я обращаюсь к Вам с просьбой, господа, передать правительству мою покорнейшую благодарность за те надежды, которые оно пробудило во мне в этом отношении. Одновременно я прошу Вас передать правительству прилагаемую записку с просьбой удостоить вниманием изложенные в ней взгляды и подвергнуть их проверке в свете тех предложений, которые Вы в этом отношении намерены сделать правительству.
Моя деятельность совсем не.., *
Вы им тоже не обладаете. Масса неблагоприятных мнений имеет еще своих приверженцев и распространителей.
Что же, однако, делать правительству, если в этом деле нет еще достаточной ясности, в особенности в отношении того, что из сообщаемого правда и что ложь, и как отвести в мО'ем деле надлежащее место тому, что правильно и что неправильно? Поэтому я вынужден настоятельно просить Вас, господа, в случае если и в Вашем кантоне имеются сомнения относительно правдивости изображения моей деятельности, имеются возражения или опасения в отношении ее, сообщить мне об этих возражениях, сомнениях или опасениях. Возможно даже, что подвергнутся искажению или вызовут оомнения сами факты, которые я считаю решающими для опровержения некоторых известных мне возражений против моего метода. В таком случае, естественно, мои высказывания и ответные разъяснения могли бы быть сочтены пристрастными, а следовательно, неудовлетворительными или даже совсем не соответствующими действительности. А так как все же необходимо и в этом случае выявить истину, то важность дела, о котором идет речь, как мне кажется, позволяет мне и обязывает просить Вас, милостивые государи, как бы я ни был далек от того, чтобы претендовать на новое обследование моего дела, все же поручить кому-либо из Вашей среды нелицеприятно проверить на месте такие сомнительные или объявленные мною извращенными факты. При этом, господа, я прошу Вас не успокаиваться, прежде чем в дело не будет внесена полная ясность и Вы не будете в состоянии доложить правительству Ваше заключение по моему делу без колебаний, умолчаний и примешанного чувства сомнения.
Я бы постыдился, милостивые государи, предпринять хотя бы отдаленные шаги к тому, чтобы заинтересовать Вас в предмете, в справедливости, нужности и важности которого я не считал бы Вас убежденными. И, несомненно, только в таком случае я прошу Вас замолвить перед правительством слово о помощи для организации в маленьких масштабах первой семинарии для подготовки учителей народных школ на основе моего метода.
Но как бы счастлив я ни был, если Вы исполните мою просьбу, я все же обязан откровенно и ясно высказаться
относительно тех условий, при которых любой шаг по введению моего метода в народные школы только и может иметь желаемый успех. Прежде всего я обязан настаивать на том, чтобы в качестве таких учителей-экспе- риментаторов цринималй толь-ко юношей, еще не огрубевших под влиянием применения других методов обучения, далеких от простых и незапутанных взглядов, что лежат в основе моего метода. Эти юноши не будут оказывать поэтому внутреннего сопротивления его усвоению. Необходимо выбирать лишь таких юношей, природные задатки которых в области развития ума, сердца и руки гарантируют их внутреннюю восприимчивость к любому естественному средству раскрытия их сил и задатков.
Это требование, правда, находится в чрезвычайно резком контрасте с высказывавшимися утверждениями, будто бы для лучшего доказательства надежности метода его следует проверить на идиотах. Но этот fiat experi- entia in anima vili * столь же мало применим к моему методу, как и ко всем другим методам и неметодам на свете. И если мы не хотим допустить подобного эксперимента, то мы все же можем с определенностью ответить на вопрос, который, собственно, и ставится: у множества детей, для подлинного полноценного умственного образования которых обычные словесные методы и заучивание наизусть оказываются абсолютно непригодными, наш метод дает удовлетворительные результаты. Мы можем также с уверенностью оказать следующее: во всех тех случаях, когда подлинные средства метода, примененные с умом и нужной силой для развития нравственных, умственных и технических способностей ребенка, оказываются недействительными, тогда не могут окончиться удачей никакие другие попытки, ставящие себе эту же задачу. Что касается воспитанников, которых мне, возможно, поручат для подготовки из них школьных учителей, то для них абсолютно необходимо продолжать посещать наше учреждение до тех пор, пока они не только поймут основы метода, но смогут отдать себе отчет во всем объеме его содержания. Руководствуясь тем, что эти юноши полностью усвоят в нем, они должны суметь двигаться дальше самостоятельно, без посторонней помощи. По этой причине столь же важно, чтобы институт был в состоянии обеспечить их в соответствии с их назначением и дать им столько учебных часов и столько учителей, сколь
ко потребуется, чтобы с уверенностью добиться назначенной цели. Если правительство, убедившись в полезности моего дела, сделает хотя бы отдаленные шаги к его рекомендации, то многие общины, совершенно несомненно, охотно протянут руку помощи.
Понимая, как много нужно, чтобы в духе моего метода подготовить из отдельных воспитанников школьных учителей и обеспечить их полное развитие, мы потребо- р.али от четырех мальчиков, которые проявили желание получить -в нашем го,роде соответствующее образование, пробыть у нас по крайней мере пять лет. И мы примем их для этой цели только ,п/ри указанных условиях. Я, правда, хорошо знаю, что правительство ни за что не разрешит воспитанникам, которых оно мне .поручило, столь длительного пребывания в институте. Я привожу этот пример только для того, чтобы показать, какое значение придаю завершению образования людей, которые, согласно их назначению, будут иметь влияние на введение и общее распространение метода.
Однако самый короткий срок, необходимый для надежной подготовки к этому воспитанников, которых поручит мне правительство, составит все же никак не менее двух лет. Следует, по возможности, в»сех их назначить в школы поблизости от Ифертена, чтобы, когда они кончат институт и приступят на практике к работе по своей профессии, они все же могли и далее пользоваться помощью и руководством института.
Я надеюсь, милостивые государи, что разъяснение мною условий, необходимых для подготовки даже из небольшого числа воспитаннико/в учителей народных школ, которые будут работать в согласии с основными принципами моего метода, так же как и мои высказывания по этому вопросу за все то время, что я живу поблизости от Вас, и даже раньше, с того момента, когда я в Станце и Бургдорфе впервые приступил к осуществлению своего предприятия, — убедят Вас, что намерения мои чисты, что за моей деятельностью не скрывается никаких эгоистических целей и что, передавая Вам свою просьбу заинтересовать в моих конечных целях кантональное правительство, я не имею в виду ничего иного, кроме блага страны.
Для меня это дело важно и свято. Я чувствую, что необходимо для населения Вашего кантона в области об
разования и что возможно дать ему в этом отношении, если подойти к делу не поверхностно и легкомысленно, а проявить при этом силу, решимость и любовь к народу.
Я считал бы себя счастливым и возблагодарил бы бога, если бы при жизни смог оказать в этом отношении посильную помощь моему отечеству. Эту помощь я в состоянии оказать благодаря опыту своей жизни и исключительным связям, созданным на основе моего большого опыта и высокой целеустремленности. Иностранные государства признают важность моих взглядов и преимущества моего окружения. Они охотно предоставили бы мне возможность деятельности, которая отвечает моим задачам, если бы возможно было погасить в моем сердце надежду на то, что мое отечество с радостью и одобрением примет от меня первые -плоды моей принесенной в жертву этому делу жизни. Я надеюсь, что мне не придется пережить оскорбительного отказа. Бели же до самой моей смерти мне не пожелают оказать и капли доверия, предоставив мне возможность официального влияния на состояние народного образования в моем отечестве, то я, следовательно, хотя и чистосердечно, но напрасно отклонил .подобные предложения из-за границы *.
Примите, милостивые государи, выражение высокого к Вам уважения, с которым имею честь подписаться.
[Песталоцци.]
Еще по теме ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА О СЕМИНАРИИ В КАНТОНЕ ВО:
- ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА ВАСИЛИЯ И ГЕОРГИЯ И ИХ ПРИВЕРЖЕНЦЕВ
- Памятная записка парижским друзьям о сущности и цели метода
- ПРОЕКТ ПАМЯТНОЙ ЗАПИСКИ ГРАФУ КАРЛУ ИОГАННУХРИСТИАНУ ФОН ЦИНЦЕНДОРФУ О СВЯЗИ ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ С НАРОДНЫМИ ШКОЛАМИ
- ПРАЗДНИКИ И ПАМЯТНЫЕ ДНИ
- ПАМЯТНЫЕ ДНИ ИСЛАМСКОГО КАЛЕНДАРЯ
- Семинары
- Семинар-практикум
- ШКОЛЬНЫЙ СЕМИНАР
- Поступление в Семинарию
- Московский методологический семинар по проблемам массовой деятельности
- ФИГУРЫ УЧЕНЫХ, БЛИЗКИХ К ПРОБЛЕМАТИКЕ СЕМИНАРА «ЗРАНОС»
- МИНСКАЯ ДУХОВНАЯ СЕМИНАРИЯ
- Проект учительской семинарии
- В ВЫСШИХ УЧЕБНЫХ ЗАВЕДЕНИЯХ (АКАДЕМИЯХ, СЕМИНАРИЯХ, КОЛЛЕДЖАХ)
- СЕМИНАР «ERANOS». ВОЗНИКНОВЕНИЕ СОЦИОЛОГИИ ВООБРАЖЕНИЯ (ПРЕДПОСЫЛКИ)
- Занятие 11. Концепции современного исторического образования (семинар)
-
Воспитание ребенка -
Дидактика -
Дошкольное образование -
Избранные педагогические труды -
Инновационная педагогика -
История педагогики -
Книги по педагогике -
Коррекционна педагогика -
Логопедия -
Педагогика и воспитание -
Педагогическая методика преподавания -
Социальная педагогика -
Физическая культура и спорт -
-
Педагогика -
Cоциология -
БЖД -
Биология -
Горно-геологическая отрасль -
Гуманитарные науки -
Искусство и искусствоведение -
История -
Культурология -
Медицина -
Наноматериалы и нанотехнологии -
Науки о Земле -
Политология -
Право -
Психология -
Публицистика -
Религиоведение -
Учебный процесс -
Физика -
Философия -
Эзотерика -
Экология -
Экономика -
Языки и языкознание -