5.6. Трудовая причинность

Как известно, в эпоху религиозного мышления господствовала авторитарная схема причинной связи, образцом которой служит отношение организаторского властного и исполнительского подчинения: причина вызывает следствие. Причем причина господствует над следствием. В эпоху менового, индивидуалистического общества в мышлении людей господствовала экономическая необходимость. Поэтому философское мировоззрение придерживалось причинной связи, основанной на логической или естественной необходимости. Эта же форма причинности продолжает преобладать и в современном мышлении. В будущем социалистическом обществе с «образованием трудовых коллективов» и «организаций товарищеского сотрудничества», с «преодолением экономических отношений» и с «неограниченным возрастанием господства над природою при помощи методов машинного производства» в основе мировоззрения рабочего класса должна восторжествовать трудовая причинность.

В настоящее время дело идет к тому, чтобы сознательно и неуклонно, пользуясь идеей трудовой причинности, посредством ее построить целостное, ясное, научное мировоззрение. Диамат же еще не пришел к этой высшей схеме причинности, но он уже стоял на пути к ней, ибо в основу миропонимания он положил производство, социально-трудовую деятельность людей и в побежденных, покоренных силах природы видел производительные силы общества [там же, с. 267-273].

Кое-что из изложенного здесь покажется для нас спорным. Но не в этом главное. Главная здесь идея трудовой причинности, или трудовой причинной связи, ставшая обоснованием ряда философских положений эмпириомонизма. Первое, это — положение о «трудовом» происхождении речи, как и всех элементов идеологии, включая философию. Второе — это возможность распространения понятия «элементов опыта», предложенного эмпириокритиками, на всю историю коллективного труда человечества. В связи с чем действительность или «мир опыта» рассматривается как «человеческая коллективная практика», и задача познания состоит в том, чтобы целесообразно организовать опыт. А «каждый элемент опыта есть продукт общественной работы», воплощенной в познании; он создается на основе общественной потребности в разграничении разнообразных условий и частей этой работы, в чем и состоит, как сказал бы Маркс, его «потребительская ценность»; выделяется же он и оформляется путем затраты социально-трудовой энергии, в этом его «трудовая стоимость».

Само собой разумеется, что возможен и более правильный, то есть более целесообразный выбор элементов опыта, и менее правильный., Но трудовое понимание элементов опыта гарантирует от возможных ошдо бок [там же, с. 275].

Третье — это возможность обоснования «объективности», или объективной истины. И Богданов на ряде примеров, пользуясь опять-таки методом эмпириокритиков, приводит это обоснование. Вот один из его примеров, приведенных вкратце.

Исследуем теперь те способы, по которым происходит группировка элементов в систему опыта, то есть как решается вопрос об определения связи и отличия «физического» от «психического». К примеру, посмотрим, чем практически отличается топор, как физическое тело, от «топора» как психического комплекса. Первый служит, как орудие не только для Вас: им может работать и всякий другой человек, с кем вы имеете общение А один и тот же момент времени, в одном и том же пункте пространства» Кроме того это тело состоит из тех же частей, обладает теми же свойства4 ми, вообще представляет тс же элементы в одинаковой связи: относящийся к нему опыт людей социально согласован или, что тоже самое, социально организован. При этом в опытах каждого лица к данному топору существует соответствие и нет противоречий; налицо достаточная ясность, чтобы считать, что для всех топор — тело «один и тот же».

Что касается «топора», как психического комплекса, то есть восприятия, то он не объективен. Это восприятие личное, возникает независимо от опыта других людей. Поэтому оно субъективно. Но и психический или субъективный опыт не лишен также организованности, которая, являясь индивидуальной, возникает также на основе социального опыта или социальной организованности, то есть на основе приобретенных знаний в ходе учебы и обмена опытом с другими людьми. С этой точки зрения «легко понять, каким образом в истории мысли объективность иногда была на стороне одного человека», и, казалось бы, «вопреки всему человечеству», как это было в случае открытия Коперника.

В то же время Богданов делает предупреждение, что вопрос об объективности решается не «по большинству голосов». Дело в том, что большинство и организованность не только не одно и то же, но до сих пор всего чаще оказывались даже на противоположных сторонах. И он ссылается на Маркса, который первый понял, что «объективность имеет не абсолютное, а социально-практическое значение». Указание тому он находит в «примечаниях к Фейербаху», а также в «Капитале», откуда приводит следующее выражение: «Это — общественпо-значимые, следовательно — объективные формы мышления для данного, исторически-определенного способа производства, именно — товарного» [там же, с. 286].

Каким же образом вырабатывается объективная закономерность, или, что то же, социальная организация опыта? Первым шагом в развитии зародышей мышления к их систематизации была основная метафора, которая представляла явления внешней природы по образцу человеческих действий. Это был привычный социоморфизм, открывший дорогу к бесконечному расширению поля мысли, организующий опыт.

Причинная связь есть самый общий метод такой организации. Она имеет своей основой практическую связь обществешю-трудового процесса. На этом универсальном социоморфизме построены все мировоззрения, от наивно-религиозных до научно-социалистических.

На целом ряде научных и философских схем можно отметить, как мышление берет свои приемы из той же общественной практики. Например, многократно и в разных видах выступала схема индивидуализма, характеризующая отношения менового хозяйства; ее можно найти в монадологии, в атомистике, в сенсуализме, солипсизме, панпсихизме, в учении Фихте и т. д.

Насколько общим является этот «закон социоморфизма», всегда ли и повсюду подчинена ему организация опыта? — Вопрос этот решается легко, если вспомнить о происхождении человеческого мышления. Первоначальные слова-понятия, его зародышевые элементы обособились от трудовых действий, непроизвольную часть которых они прежде составляли — трудовые крики, вырывающиеся при физических усилиях. Затем все время мышление развивалось, как продукт растущей социально-трудовой практики, соответственно ее потребностям.

Следовательно, раньше имеются действия людей, в определенной связи и зависимости, порождаемой самым ходом их жизненной борьбы с природою, а затем возникают мысли, сокращенные образы этих действий, то есть практическая организация трудовых усилий предшествует мыслительной организации элементов опыта и производит ее. Если так, то откуда могут взяться способы организации опыта, как пе из наличных уже способов организации действий?

Очевидно больше неоткуда, иначе это было бы выдумывание само из себя, то есть творчество из пичего. Таким образом, методы социально- практические дают основу для познавательных. Эту роль одинаково играют и методы техники, и экономические отношения.

Итак, социоморфизм (по Богданову) есть необходимый и всеобщий закон организации опыта. Его можно сформулировать следующим образом: мышление берет свои формы, в конечном счете, из социальной практики; или иначе: связь элементов опыта в познании своей основою имеет соотношения элементов общественной активности в трудовом процессе [там же, с. 290-293].